О вопросах интимного характера у джедаев

            Энакин собирался для этого долго. Это было для него такое испытание, похлеще рыцарских.       С каждым днём он всё явственнее чувствовал, что погибнет не от меча или бластера. Его погибель в лучистых глазах, сдержанной улыбке, мягком голосе, который произносит его имя, словно Энакин что-то галактически важное. Она в защите его перед Советом и всем миром, она в Узах Силы.       Она — в Кеноби.       Сколько раз за четыре года он порывался признаться, прикоснуться, прижать к себе и не отпускать?       Уже и не сосчитать. Но каждый раз всё ограничивалось лишь порывом, моментом, ведь он считал, что постоянно находиться рядом — это лучшее для него. Все эти чувства сидели и крепли внутри него, пульсировали с каждым днём всё сильнее и сильнее, и в один момент он понял: дальше терпеть некуда. Он больше не мог держать дистанцию, он хотел его всего без остатка, не делить ни с кем. За это время в его жизни не появилось никого, кто занял бы его мысли и сердце так, как бывший учитель. За время войны их связь и отношения стали крепче — общее горе сближает людей. Они сражались плечом к плечу, прикрывали друг друга, спасали даже в мирное время, ведь война могла сломить кого угодно, и джедаев отчаяние не обходило стороной. В эти моменты они были рядом друг с другом. Только вместе они могли справиться с чем угодно. Оба невероятно дорожили этими отношениями, о чём без слов знали.       Когда Оби-Ван никому не сказав инсценировал свою смерть, Энакин понял, насколько сильны его чувства. Это дало ему понять, что он не переживёт, если не успеет сказать всё, что чувствует, и провести время рядом с любимым человеком, пока эта возможность есть. Смерть следует за ними по пятам, иногда бесшумно подкрадывается совсем близко. Завтра может не стать кого-то из них, оставив после лишь сожаления. Что-то скрывать, притворяться было просто глупо. Он должен был быть смелым и честным с самим собой и Оби-Ваном, нельзя больше терять драгоценное время. Молодой человек решительно шагал в только ему известную сторону. Восхищённые взгляды — новые и старые –продолжали сопровождать его, но он дарил свой восхищённый взгляд только одному человеку.       Дверь в комнату с характерным звуком открывается и закрывается уже за спиной, Энакин заботится о том, чтобы снаружи её никто открыть не смог. Он видит заветный силуэт прямо тут, на диване их общей гостиной и невольно улыбается. Солнечный свет панорамных окон укрывает сидящего своим теплом, подчеркивает его опущенные глаза с длинными ресницами и лицо. Выражение задумчивое, но мягкое. Эта атмосфера прибавляет немного уверенности, хотя Энакин всё равно чувствует, как неистово стучит сердце и холодеют пальцы. Он вдыхает и направляется к дивану. Конечно, он уже не тот шестнадцатилетний мальчик, который из-за эмоций забывает спрятать своё состояние за щитами разума, поэтому Оби-Ван никак не реагирует на приход ученика, а продолжает изучающим взглядом смотреть в свой датапад.       — Оби-Ван, — обращает на себя внимание Скайуокер.       — Да, Энакин? — как всегда спокойный голос и добродушный взгляд серебряных глаз. Как всегда, когда дело касается Энакина. Даже после крупных неудач и нарушений, Оби-Ван не мог долго на него злиться, так велико было очарование младшего. Он смотрит за тем, как бывший падаван садится напротив него на журнальный столик. Они соприкасаются коленями. В этом нет ничего такого, но, честно, для Энакина это уже немного слишком. Вот и возвращается шестнадцатилетка.       — Хоть ты уже и не мой учитель, но у меня есть проблема интимного характера. Я могу обратиться с этим только к тебе.       Энакин Скайуокер имел свойство пугать и восхищать одновременно. В течение своего обучения он так и не подал никаких признаков заинтересованности в таких вопросах, а с началом войны и посвящения ученика в рыцари Оби-Ван уж и вовсе перестал думать о таких разговорах с ним. Тем более что такие попытки постоянно прерывались младшим. Это было довольно сложно, но он смирился с тем, что теперь это была не его компетенция, хотя они стали хорошими друзьями и даже…больше. Очень много событий произошло за два военных года. Долгие совместные и редкие одиночные миссии. Ранения, плен, потери, встречи. Всё это заставило Кеноби понять, как он остро нуждается в Энакине. В какой-то момент он понял, что чувствует сильное влечение к ученику. Но старший просто-напросто не позволял этому овладевать им. Он пытался сохранять трезвость рассудка и верность джедайскому Кодексу, следовал своим принципам, но Энакин…просто с лёгкостью их ломал. Было искренне трудно, но он продолжал сохранять верность Ордену, оставаясь рядом со Скайуокером и не переступая эту роковую черту. Он был счастлив просто находиться рядом с ним, видеть, что тот в порядке. И сейчас ему было приятно, что он пришёл именно к нему.       — Я всегда к твоим услугам, Энакин, ты же знаешь. Продолжай, — кивнул Кеноби, откладывая датапад и внимательно глядя в голубые глаза напротив.       Прядь рыжих волос упала на лоб при кивке, и Оби-Вану пришлось сделать жест рукой, чтобы вернуть непослушную прядь на место. Энакину остро захотелось сделать это за бывшего учителя.       — Мне уже давно нравится один человек, — начал он, глубоко вдохнув. Лицо Оби-Вана немного изменилось, изображая изумление. — Очень нравится. И не смотри на меня так, разумеется, я понимаю, что это против правил Ордена, ты не один раз говорил мне об этом, но, — он вздыхает и прикрывает глаза. Ненадолго, после чего поднимает взгляд обратно на мужчину и продолжает: — Понимаешь, я просто не могу перестать думать о нём. Я пытался, но так ничего и не вышло, этот человек очень много для меня значит. Он лучшее, что случалось со мной. Каждый раз… когда я смотрю на него, мне кажется, что Сила сыграла очень злую шутку, сделав нас обоих джедаями, потому что я никак не могу избавиться от этих чувств к нему. Я хочу быть рядом с ним, делить…       Энакин говорил размеренно, решительно, и Оби-Ван не мог оторвать взгляд от него.       Вот Энакин и влюбился. И сейчас он здесь и говорит об этом именно с ним, со своим бывшим учителем, близким другом и тем, кто влюблён в него. То, с какими теплом и лаской тот говорил о возлюбленном просто поражало. Никогда Кеноби не видел Энакина таким воодушевлённым и…влюблённым. В Силе хоть и чувствовалось некое беспокойство, но много было в ней искренности и по-настоящему нежной любви. Внутри всё так сжалось, стало даже смешно, что он выслушивает любовные муки именно своего двадцатилетнего бывшего падавана. Эти чувства знакомы ему не понаслышке.       — …хочу быть с ним.       Оби-Ван понял, что перестал слушать Энакина где-то на середине и уловил только последние слова. Сейчас, когда комнату заполнила требовательная тишина, он не мог и слова вымолвить, в горле стоял ком. Что вообще он должен говорить? По-хорошему — то, что это неприемлемо, поскольку тот рыцарь. Но Кеноби просто не может быть объективным по отношению к младшему. Он не хочет осуждать, запрещать, злиться. Энакин заслужил это, заслужил быть счастливым, потому что он замечательный. Несколько минут стояло молчание, пока Оби-Ван не поднял взгляд и улыбнулся. Ему потребовалась вся сила и выдержка, чтобы начать говорить правильные вещи.       — Извини, я немного задумался. Это для меня неожиданно. Я понял, что ты влюбился в джедая, — голос дрогнул на слове «влюбился». И какой из него джедай, если не может совладать со своими эмоциями? Он отвёл глаза, выдыхая. Сердцебиение участилось. «Нет эмоций — есть покой» — на повторе, словно мантра. Он должен поддержать его. — И…я тебя не обвиняю, — он всё-таки горько усмехнулся, потому что себя он ещё как обвиняет. — Этому человеку очень повезло, Энакин, я рад за тебя. Так в чём же твой вопрос?       Скайуокер внимательно смотрит в серые глаза. Сердца у обоих бьются в ненормальном ритме, теперь не выдерживает Кеноби. Прикосновение коленей чувствуется в тысячу раз острее. Старший немного отодвигается, и в этот же момент Энакин подается немного вперёд и решительно кладёт свою руку на бедро Оби-Вана, не давая отстраниться. Рука ощущается очень горячей, от чего мастер вздрагивает, будто его бедро только что прижгли световым мечом. Он смотрит на руку бывшего ученика на своём бедре и не понимает. Его рациональность просто испаряется рядом с Энакином. Он поднимает голову, от взгляда младшего сразу же прошибает. Серьёзный и нетерпеливый.       — Эна…       А в следующий момент он не уверен уже ни в чём.       Энакин делает то, что должно раз и навсегда прояснить их отношения: перемещает руку на загривок и наклоняется к губам напротив. Поцелуй лёгкий, сдержанный, тёплый. Ничто в его жизни не сравнится с этой минутой. Целует аккуратно, немного двигая губами, не увлекается. А потом с громким выдохом отстраняется, снова внимательно смотря в глаза. И говорит, наконец говорит, тихо, но чётко:       — Ты мне нравишься. Очень сильно.       Оби-Ван искренне думает, что у него проблемы со слухом, но потом прокручивает в голове всё вышесказанное Энакином и понимает. Бывший учитель, верный друг и надёжный напарник, возлюбленный Энакина. Это он. И он не может в это поверить. Ему кажется, что он снова в плену ситхов, и ему ввели экспериментальный препарат, который вызывает галлюцинации, раскрывая самые сокровенные и потаённые желания.       В это время Энакин льнёт ближе, утыкается в плечо бывшего учителя и прикрывает глаза, вдыхая родной запах. Ему страшно быть отвергнутым, и он на подсознательном уровне ищет защиты у того, с кем всегда чувствует себя в безопасности. Какая ирония.       Какое-то время Оби-Ван ничего не говорит. Его переполняют чувства, он мечется между тем, что должен сделать, и что хочет. Изо всех сил сейчас контролирует себя, пытается сохранять спокойствие, чтобы сохранить границу, хотя, ситх, она уже давно держалась на честном слове и самообмане. Он пытался поступить правильно. Он должен.       — Может быть ты запутался? Когда долгое время находишься рядом с одним человеком, может возникнуть такое чувство.       — Нет. Я влюблён в тебя с семнадцати лет. Сначала я думал, что это просто сексуальное влечение, но больше ни к кому я не испытывал что-то подобное. Прошу, дай мне ответ.       — И ты примешь любой мой ответ?       Оби-Ван почувствовал, как бывший падаван сжал челюсти. Какой же он ребёнок.       — Нет.       Кеноби издал смешок. Он такой беспомощный рядом с Энакином. Тот запросто рушит стену, которую так старательно выстраивал Кеноби, просто будучи собой. Возможно, он мог бы сопротивляться и дальше, но не хотел. Он искренне любил Энакина и хотел, чтобы тот был счастлив. Руки переместились на широкую спину.       — Так и знал. Такой ты мне и нравишься. Младший отпрянул от плеча и хотел посмотреть в глаза, чтобы убедиться, но Оби-Ван сделал кое-что лучше: взял его за лицо и поцеловал. Сам наклонил голову бывшего ученика и коснулся его губ. Ощущалось это немного странно, но в то же время так потрясающе. Оби-Ван закрывает глаза и позволяет себе расслабиться, позволяет Энакину делать то, о чём тот так давно мечтал. И Энакин охотно делает, отвечает почти сразу, сминает губы, пытается углубить поцелуй. Годы ученичества и дружбы, и вот, наконец, Кеноби узнаёт: целуется Энакин так же, как и ведёт себя — настойчиво и страстно, не давая ему, Оби-Вану, опомниться и удерживая всё внимание на себе. А Скайуокер наконец-то чувствует, как ощущается борода мастера в поцелуе, и само это осознание настолько ошеломляюще, что заставляет его отстраниться.       — Не могу поверить, — произносит тихо и смотрит на бывшего учителя так, как будто впервые видит.       — Тогда попробуй ещё раз, — говорит в самые губы и смотрит на них. Скайуокер, кажется, ловит флэшбэки с того дня, когда впервые увидел мастера таким. Внутри всё сразу встрепенулось, поэтому Энакин встал со столика и упёрся руками о спинку дивана по обе стороны от головы старшего. Тот смотрел уверенно, выжидающе, даже казалось, что вызывающе.       — Я желал тебя с тех самых пор, — он проводит носом от шеи до виска мастера, после отстраняясь и потемневшими глазами смотря в его глаза. Атмосфера сразу как-то изменилась, окутывая собой обоих мужчин.       Они снова соединяют губы в поцелуе и прижимаются ближе друг к другу. Руки уверенно ложатся на части тела, сжимают так интимно и желанно, что хочется стонать от удовольствия. У Энакина пожар в груди, он целует, трогает, чувствует и сгорает от этого. Оби-Ван такой податливый, его рука до боли сжимает бицепс, но не в сопротивлении — Энакин ощущает как в Силе бушуют его эмоции, и это распаляет ещё больше. Ни у кого не появляется ощущения неправильности того, что они делают, для них это чертовски правильно. Поэтому губы перемещаются на линию челюсти и жадными поцелуями спускаются на шею. Протезированная рука сжимает упругое бедро, и младший видит, как мастер прикрывает глаза и приоткрывает рот в удовольствии. От такого внизу живота приятно тянет, руки сжимаются на талии и бедре ещё сильнее, что наконец вырывает тихий стон. И это…блять. Просто блять, если тот настолько чувствительный из-за того, что за очень долгое время Энакин первый, кто так его трогает.       — Энакин, — зовёт Кеноби, но тот, увлечённый тем, что учитель тает в его руках, не слышит. На очередное касание языком старший прикрывает рот рукой, подавляя стон. Как давно он такого не чувствовал. Слишком… Слишком много, он не выдерживает. Он снова зовёт бывшего ученика. — Не так… Эни, давай не здесь, — другая форма имени или здравость мысли заставляют младшего оторваться от своего занятия и, схватив бывшего учителя за руку, пойти в спальню.       Толчком он заставляет мужчину лечь на кровать, а сам сразу устраивается между ног мастера. Тот кладёт руку на гладкую, в отличие от своей, щёку.       — Я никуда не денусь.       Кажется, чтобы убедиться в этом, Скайуокер сжимает руки на голени, а потом ведёт от коленок к бёдрам, проникая под ткань рубахи. Оглаживает кожу пресса и слышит судорожный выдох. Перчатка грубо царапает кожу, поэтому Оби-Ван перехватывает правую руку младшего и пытается стянуть перчатку, но Энакин не даёт это сделать. Он сразу же хмурится и убирает руку, намереваясь продолжить ласки левой рукой. Оби-Ван не перестал любить Энакина, когда он лишился руки в бою с графом. Ничуть. Он любил всего Энакина, каждый его шрам и ожог, и механическую руку в том числе. Ничто и никогда не сделает его хуже для него. И Кеноби показывает это — настойчиво тянется к протезированной руке и под пристальным взглядом снимает перчатку. Энакину не удобно, он видит это, поэтому кладёт его руку к себе на щёку и призывно льнёт к ней, целует. Скайуокер сначала застывает, но потом начинает гладить большим пальцем щёку мастера, медленно перемещая его на губы. Оби-Вану приятно, он разжимает губы, и его язык скользит по пальцу, издавая мокрый звук. Дыхание Энакина сбивается от такого, и он резким движением полностью опрокидывает мужчину на матрас. Рыжие волосы с седыми прядями раскидались по подушке и резко контрастировали на белой ткани.       Энакин ведёт обеими руками по крепкому торсу, и в этот момент Кеноби пытается не задохнуться от таких непривычных, до дрожи приятных прикосновений. А младший наслаждается этой доселе неизведанной стороной мастера, хочет большего. Распахивает полы туники и проводит губами по обнажившейся коже, чувствуя чужие пальцы в своих волосах. Он грубо сжимает сначала талию, а потом и бёдра, явно намереваясь оставить синяки. Оби-Ван под ним выгибается, прикрывает глаза от грубых, таких присущих бывшему ученику ласк и шумно дышит.       В комнате становится действительно жарко, поэтому Энакин отрывается от тела и быстрым движением снимает верхнюю одежду. Оби-Ван восхищённо вздыхает, а дальше и вовсе стонет, когда сильная рука тянет его на себя и прижимает к горячей груди. Они снова целуются, младший целует жадно, будто больше этих поцелуев не будет вовсе. Оба не могут унять бешеного сердцебиения и нарастающего возбуждения. Быстрые действия диктовались вставшим членом из-за сексуального мастера под ним. Он ненасытно целовал податливую шею, оставляя явные следы, помечая собой. «Мой, мой, мой» — та мысль, с которой руки сжимали до синяков, а язык ласкал горячую кожу. Ему до головокружения нравится слышать сдавленные стоны, чувствовать дрожь под пальцами, вызванные своими действиями.       Оби-Ван отпустил себя, поэтому Энакин может слышать в силе всё, что он чувствует. Младший поцелуями и укусами спускается по торсу и поднимает взгляд, чтобы отследить реакцию. Кеноби сдерживается, смотрит смущённо и пытается не ёрзать, но устремляется за горячими прикосновениями. Энакин отчётливо слышит в Силе «ещё», «не останавливайся». И у него крышу сносит от этой стороны мастера.       Ладонь накрывает выпирающую часть на штанах учителя, отмечая, как тот отзывается на прикосновение протяжным стоном. Его пальцы скользят под ткань, стягивая её и оставляя мужчину полностью обнажённым. Энакин скользит поцелуями по внутренней стороне бедра, не поднимаясь выше, втягивает кожу, оставляя яркие засосы. Оби-Ван сжимает пальцами простыню и прикрывает рот рукой, когда младший сильной хваткой шире разводит его ноги и касается губами уже влажной головки.       — Энакин… — с придыханием, и, о господи, его имя так пиздецки хорошо слетает с губ возбуждённого Оби-Вана, что отдаётся тёплой волной в области паха. Он хочет ещё, поэтому обхватывает член губами и берёт его глубже, работая языком. — Эни!..       Энакин приподнимается, чтобы посмотреть на бывшего учителя. Тот смотрит на него затуманенным взглядом, задыхаясь, и волосы его в беспорядке лежат на подушке. Щёки покраснели, шея и грудь покрыты его следами. Оби-Ван сейчас выглядит таким уязвимым, от чего хочется надавить ещё, увидеть, как тот ломается, как распадается на части из-за его действий. Рука медленно ведёт от искусанной груди, по шее, оглаживая щёку. Оби-Ван тает от этих прикосновений, привстаёт, чтобы почувствовать больше, но Энакин хочет не этого. Он сжимает волосы на затылке и резко тянет на себя, упиваясь вскриком мужчины. Поворачивает голову так, чтобы дать себе больший доступ к шее, кусая её. Оби-Ван закрывает рот рукой, и Энакин хмурится.       — Не смей, — одна команда, которую Кеноби понимает и подчиняется, перемещая руку на загорелые плечи. Собственный член от такого болезненно пульсирует, поэтому Скайуокер тянется к тумбочке и достаёт оттуда лубрикант.       — Неужели ты водил сюда кого-то? — Оби-Ван Кеноби даже во время секса способен читать нотации.       — Нет. Я просто надеялся, что это когда-нибудь произойдёт, рано или поздно ты не устоял бы передо мной, — он вылил некоторое количество вязкой жидкости себе на пальцы и наклонился обратно к Кеноби. Тот порывался что-то сказать, но лишь ахает, стоит Энакину ввести в него один палец.       Это не новые ощущения для старшего, но от мысли, чьи пальцы в нём, тело пробивает приятная дрожь. Он быстро расслабляется, поэтому бывший ученик почти сразу добавляет второй палец, что встречается тихим скулежом. Спустя время он заменяется довольным мычанием, а после добавления третьего пальца — подмахиванием бёдер вперёд. Энакин старается растянуть по максимуму, разводя пальцы и нарочито оглаживая стенки, от чего у старшего подпрыгивает грудь. Это было выше его сил — так чувствовать Энакина. Одно нужное движение, и Оби-Ван протяжно застонал, толкаясь бедрами в удерживающие его руки. А это выше сил Скайуокера, поэтому он вытаскивает пальцы, быстро целует коленку и выдавливает немного смазки себе на пальцы, размазывая по члену и пристраивая его ко входу. Он за бёдра притягивает мужчину к себе и наклоняется к самым губам, пока переплетает пальцы, прижимая одну из рук к матрасу.       — Я вхожу.       Оби-Ван коротко кивает и в следующий момент издаёт неописуемый звук — смесь стона и хныканья. Как только член оказывается внутри, у него, кажется, вышибает воздух из лёгких. Энакин даёт ему немного времени привыкнуть, после чего начинает медленно двигаться, чувствуя, как Кеноби сжимает его руку и сдавленно мычит. Он наслаждается. Эти скользкие движения внутри такие горячие, и Энакин над ним чертовски горяч. Его движения размеренные, глубокие, постепенно становятся резче, с лёгкой, приятной долей боли. Мужчина выгибается в пояснице и жмурится каждый раз, когда член попадает по простате, всё тело сотрясается, и он не может сдержать собственных стонов, царапая плечо младшего. Энакин срывается на сильные и глубокие толчки, с каждым выбивая короткий хриплый стон из бывшего учителя. Оба возбуждены до предела, обоим до одури хорошо. Оби-Ван, чувствуя приближающуюся разрядку, тянется к блестящему от естественной смазки члену, но Скайуокер прижимает его руку над головой.       — Энакин… Я-я сейчас… — ломающимся голосом произнёс тот. Энакин издаёт звук, похожий на рык и ловит красные губы в поцелуй. Его правая рука ложится на член мастера, и тот с вскриком кончает от контраста горячей кожи с холодным железом. Энакина хватает ещё на несколько толчков в чувствительное и обмякшее тело, после чего кончает с именем бывшего учителя на губах. Он не выходит, заполняет Кеноби изнутри, чувствуя, как тот от такого сжимается вокруг него и дрожит, и это ощущение выбивает из него вздох наслаждения. Ему никогда не было так хорошо. Им обоим никогда не было так хорошо.       Энакин выходит, зачёсывает волосы назад и ложится рядом с пытающимся отдышаться мужчиной. Ему хочется вкинуть что-то про его возраст и «перестарался», но он просто обвивает руками тело мастера и прижимает к себе, целуя в макушку. Оби-Ван дышит ему в шею и пытается прийти в себя. Энакину очень непривычно видеть бывшего учителя таким, в своих руках, расслабленным, с лёгкой улыбкой. Обоих переполняет удовлетворение.       — Эни? — старший ещё, кажется, пробует на вкус эту форму имени, а младшего это очень греет. — Всё хорошо?       — Лучше некуда, — отвечает и целует в висок.       Оби-Ван усмехается. Они снесли все возможные преграды.       Энакин водит пальцами по проявившимся следам засосов и укусов, совсем не сдерживая восторга от этого. Оби-Ван ощущает это, чувствует всего Энакина в Силе и легко улыбается, пока движения пальцев не прекращаются. В Силе чувствуется непонимание и интерес.       — Подожди, ты… Как давно ты… Нет, тогда ты специально сказал о том, что хочешь помочь?*       — Так тебе хочется узнать про срок моих чувств, — задумчиво тянет Кеноби. — Тогда… Это несвойственно для меня, но после того, как у тебя… произошла эрекция на меня посреди битвы, я предположил, что, может быть, — конец предложения звучал немного вопросительно. — И подумал, что если это так, то ты как-то это покажешь. Но ты ничего…       — Да я молился Силе, чтобы не выдать себя, — перебивает его Скайуокер.       Магистр тихо посмеивается, и Энакин может чувствовать этот беззвучный смех под своими руками.       — Как я уже и сказал — это мне не свойственно, поэтому я думал, что ты мог понять, что я что-то испытываю к тебе, — пожимает плечами мужчина.       — Это было не очевидно. Ты не очевиден. Ты подлый, — возмущённо.       — Ты боялся признаться и обвиняешь в этом меня. Я не подлый, Эни.       — Но мой учитель буквально Оби-Ван Кеноби.       — А мой ученик Энакин Скайуокер.       «В которого невозможно не влюбиться» — на обоих.