Кусочек бессмертия

Your cruel device, Your blood like ice, One look could kill, My pain - your thrill Alice Cooper - "Poison" — Эй, каракатица, потерял что? Слышь меня? Я хотел договориться с тобой, слизняк! Смотри, что у меня есть — баночка у меня! Угадай, что там внутри? Капитан Воробей вдруг оступился, и банка, совершив в воздухе несколько кульбитов, грохнулась о палубу, засыпав все вокруг осколками и песчаной пылью. Джек, приземлившись на секунду раньше, но без разрушительных последствий, рванулся к земляному холмику, образовавшемуся в центре нежданного падения своего сокровища. Команда «Жемчужины» и команда «Голландца» во главе с Дейви Джонсом являли собой немую сцену на протяжении этого короткого спектакля с Воробьем и банкой в главных ролях. Джек рухнул на колени, спешно разворошил песок и издал радостный возглас, выхватив из него что-то. Усмешка, появившаяся было на подобии лица Джонса, наблюдавшего за этой клоунадой, стерлась в один миг. Джек вскочил на ноги, победно подняв руку с трепещущим куском темной плоти. В его ладони мерно билось сердце. — Ну что, каракатица, теперь побеседуем? — он сверкнул глазами в сторону «Голландца», выражая всем своим видом полное и безоговорочное превосходство. — Прикончить всеееех! — Дейви, почти не соображая от ярости, только рычал, плевался и потрясал кулаками, что, впрочем, было весьма условно. — Прикончить? Верно сказано! — Джек выхватил из-за пояса кинжал и занес его над сердцем. — Подождиии! — Джонс как-то разом сдулся. — Давай поговорим? — злобно, но обречено прошипел он. — О, переговоры? Люблю переговоры! — Воробей выдал искрометную улыбку. — А впрочем… Разве нам есть, о чем поговорить, а, Дейви? Одно движение — и нет больше проблем! Ни у кого! — помахивая кинжалом в опасной близости от сердца, Джек забавлялся как кошка с мышью. — Джек, подожди! — Уилл подбежал к Джеку, ухватив за руку. — Не делай этого! — Уильям, ну ты как всегда не вовремя со своим выходом! Мог бы хоть раз помолчать и мешать мне! — Воробей с укоризной посмотрел на Тернера. — Джек, на «Голландце» мой отец! Я должен спасти его! — Ну и спасем, чего ж ты так разволновался? Вот прикончим этого… и вперед, на абордаж. Что-то не так? — он вопросительно уставился в побелевшее лицо Уилла. — Ты кое-чего не знаешь, Джек. Отец рассказал, что тот, кто пронзит это сердце, сам навлечет на себя проклятье бессмертия. И будет скитаться по морям, не имея возможности сойти на берег — вечность! У «Голландца» всегда должен быть капитан. — О-па! Дааа, дружок, на сей раз ты чуть не опоздал с разоблачением очередной тайны, — рука с кинжалом заметно дрогнула, слегка отодвинувшись от темного комка, зажатого в ладони. Капитан «Голландца» не мог слышать их разговор, но успел заметить тень нерешительности, пробежавшую по лицу Воробья. И догадался, что у него появился неожиданный защитник. — Капитан Джек Воробей, — Джонс специально польстил Джеку, назвав его полным титулом, — прошу на борт моего корабля! И даю слово, что ты будешь тут в полной неприкосновенности. У меня есть к тебе деловое предложение. Выгодное предложение, Джек! Джек нерешительно повернулся к команде, но внезапно приняв решение, скомандовал: — Перекинуть сходни! Когда корабли сблизились на необходимое расстояние, Воробей уверенно шагнул на шаткие доски. — Джек, я с тобой! — в глазах Уилла светилась твердая решимость — идти с ним, идти до конца. — Отлично, Уильям, компания мне не помешает! — пират и не думал спорить с юношей. Запаршивевшая гвардия Джонса расползлась по углам, а сам капитан встретил гостей, гордо стоя посреди опустевшей палубы. — Капитан! — Джек отвесил поклон. — Нет-нет, руки можно не подавать, мои, видите ли, заняты, — сердце и кинжал так и остались в прежнем раскладе. — Так о чем мы хотели побеседовать? — Не паясничай, Воробей! — Джонс даже под угрозой собственной гибели не мог стерпеть вульгарных манер пирата. — Разговор будет о жизни и смерти. — О! Я догадался! — Джек «взвесил» гулко отдающее толчками в ладонь сердце. — А догадался ли ты, что есть что-то еще, между жизнью и смертью? — Ром?! — не успев даже произнести это слово, Джек уже машинально облизал губы. — Ты хочешь предложить мне РОМ, в обмен на свою жизнь? Право же, Джонс, ты хоть представляешь себе, сколько карибских заначников, разбросанных по всем островам Мейна, тебе придется опустошить? Но твоя жизнь того стоит, верно? — очи Воробья подернулись мечтательной поволокой, полной вишневого, янтарного и прочих оттенков рома. — Заткнись! — Джонс так топнул своей деревяшкой по палубе, что с нее посыпались мелкие рачки. А пират даже бровью не повел, не то, чтоб обидеться. — Молчу, Джонси, извини — не удержался… Я и не рассчитывал на такую щедрость с твоей стороны. Так что ты хотел мне предложить? — он состроил взгляд, полный бесконечного внимания. — Вечность, Джек! Вот что находится между жизнью и смертью. Ты хочешь познать, что такое — вечность? Джек враскачку прошелся вдоль борта, оглянулся через плечо, окинув Джонса с головы до ног оценивающим взглядом и, наконец, кисло усмехнулся: — Если вечность похожа на тебя, то у меня нет желания иметь дела с этой дамой! У тебя все, капитан? А то мне начинает казаться, что мы теряем время. По-моему, мне проще убить тебя, не находишь? И моей обещанной столетней кабалы как ни бывало, — не понятно, серьезен был Воробей или снова шутил, однако, Уилл успел поймать его предостерегающий взгляд. — Ну, давай, Джек, воткни нож! — Джонс яростно развернулся к нему. — Раз уж ты решил — не медли! Только что тебе с того, кроме избавления от долга? — Но ведь и это не мало, а? — и снова насмешка, изводящая, выматывающая нервы, если таковые у Дейви еще оставались. — Мой отец, Джек, — одними губами прошептал Уилл, но пират понял. — Поговорим наедине! — Джонс бросил это так весомо, что Джек даже опешил. Но тут же снова натянул свою разудалую маску. — Ты надеешься очаровать меня в приватной обстановке, Джонси? Я бы на твоем месте не обольщался, — Джек сделал брезгливый жест рукой, словно стряхивал с лица какую-то мерзость. — Но я тут вот что подумал. Зачем лишать океан такого красавца? (Джонс злобно фыркнул) Может, я отдам тебе это — он чуть приподнял сердце, — а ты отпустишь с миром одного из своих… ммм… моряков? Мой долг тоже алуир… анилу… в общем — прощается, это само собой! Хотя я обычно не склонен к благородным порывам, но… сегодня такой чудесный денек, что даже ты мне симпатичен! — он закончил свой маленький спич и обворожительно осклабился блеснувшими на солнце золотыми зубами. — Тернер, иди сюда! — рявкнул Джонс. Уилл вздрогнул, но проследив за направлением его взгляда, застыл. Бесформенная куча ракушек возле лестницы в трюм зашевелился и, поднявшись на ноги, заковыляла на зов. Билл Прихлоп выглядел значительно хуже, чем запечатлелось в его памяти, хотя с момента их расставания на борту «Голландца» прошло не так много времени. — Ты свободен, матрос! Прочь отсюда! Оба! — Джонс словно снова стал хозяином положения, не давая никому времени на размышление, сбивая с толку своим повелительным тоном. С надеждой глянув на Воробья — не передумает ли? не остановит? — Уилл схватил отца за поросшую полипами руку и решительно шагнул на сходни. Джек только пожал плечами им вслед, обратив лицо к капитану Голландца: — Ох уж, эта молодежь! Все за меня уже и решили. Что ж, Джонс, видимо мне ничего не остается, как выслушать твою клятву о том, что ты ныне и присно и во веки веков оставишь меня в покое, и передать тебе твое сокровище, не так ли? — Погоди, Джек, мы еще не закончили нашу беседу. — Что такое? Ты снова не доволен? — Думаю, ты уже знаешь, что этот туз в твоей руке — он кивнул на сердце — на самом деле всего лишь шестерка. И весь этот блеф с кинжалом меня весьма позабавил. Джонс подошел к нему почти вплотную, а Воробей невольно попятился, допустив на секунду растерянную досаду в свой взор. Но секунды хватило, чтобы цепкий взгляд Дейви поймал его на нерешительности. Но Воробей умел и проигрывать красиво. — И что с того? — полная беспечность и обезоруживающая улыбка. — Я предлагаю честный обмен, выгодный нам обоим (на слове «честный» пират невольно хмыкнул). Мое сердце — в обмен на твою неуязвимость от смерти сроком на десять лет. — Тю-ю, десять лет безвылазно в море? В придачу со всем… этим, — Воробей «скинул» с себя несуществующие ракушки. — Нет, Джек, ты останешься таким, как сейчас. И спокойно сможешь сходить на берег в любом порту. Но в море ли, на суше — ты станешь свободным, свободным от самой смерти! Джонс еле сдержал усмешку, заметив, какое действие произвело на Воробья сладкое слово свобода. Но пират так легко не сдался: — А что ж ты сам-то такой… страаашный? И из моря ни ногой? И что через десять лет-то будет, а? — Снова станешь обычным смертным пиратом. Хочешь послушать мою историю? Мы ведь не торопимся? Тем более, юнец больше не отвлекает нас по пустякам, заполучив своего ненаглядного папашку. — Да пожалуй, давай уж поподробней, а то я что-то не уразумею ничего. Дейви не спеша облокотился о фальшборт и, задумавшись на мгновение, заговорил: — Всю жизнь я бредил морем, не мыслил себя без него. Но, как и любой человек хоть однажды в жизни, я мечтал и о любви. Женщины… Да разве женщины были способны подарить мне такую любовь, которая мне грезилась! Огромную и безбрежную, прекрасную в своей неистовости, сродни свободному морскому ветру. Нет, не среди них надо было искать мой идеал. И я обратил свое желание к стихии, к морским богам. — Да ты поэт, Джонси! — восхищенно протянул пират. Не обращая внимания на колкость, Дейви продолжал: — И однажды, посреди жесточайшего шторма, в коридоре, образовавшемся от слияния разверзшихся небес и бушующих волн, возникла Она. Сама богиня Калипсо сошла ко мне на корабль в обличье прекрасной женщины. Она подарила мне безумную ночь любви и бессмертие сроком на десять лет, чтобы я мог быть с ней. Я оставался человеком, и раз в год она приходила ко мне. Так прошло семь лет, и вот… она не пришла. Ее не было целый год, я ждал и страдал. Не пришла она и на следующий год. Я только зря терзал свой корабль, гоняясь за штормами. Ее не было. Объявилась она лишь на третий год — и то лишь затем, чтобы сказать, что нашла другого. И не просто сказать, а начать рассказывать мне в омерзительно-красочных подробностях, какие ночи дарил ей тот другой. Я обозвал ее шлюхой. Она разгневалась и, вырвав сердце из моей груди, наложила на меня заклятье: десять лет в море — один день на берегу — на вечность. И чтобы даже этот единственный день сделать адом, она превратила меня в это чудовище — с клешнями и щупальцами. Чтобы ни одна женщина на суше не смела приблизиться ко мне, подарить мне свою ласку. Да что там подарить, ни одна самая грязная портовая шлюха ни за какие деньги не соглашалась даже дотронуться до меня. С тех пор я скитаюсь по морям в поисках Калипсо. — Правильно, дружище — найти и убить вероломную гадину! — Нет, Джек, я хочу жить в нормальном облике и… любить ее. — Черт, как ты сентиментален, похоже, такая жизнь ничему тебя не научила! — Воробей сочувственно хохотнул. — Не смей смеяться над моими чувствами! — маленькие глазки Дейви налились кровью, щупальца вздыбились пучком змей. — Ну, хорошо, хорошо, — Джек примирительно поднял руки, — ну, а я-то тут причем? И причем тут наш обмен? Третий, как известно — лишний. Ты же не хочешь предложить мне роль примиряющей длани? — Ты ничего не понял! — Джонс медленно приходил в себя. — Теперь я сродни Калипсо, я — бессмертен. То есть, пока цело мое сердце. Ты можешь убить меня, но не сделаешь этого. Я же могу поделиться этим даром с тобой. Джек, как насчет небольшого кусочка бессмертия? — гримаса Дейви сложилась в подобие улыбки. — Звучит заманчиво, — протянул пират. — Только вот зачем это тебе? Откуда такая щедрость в разбазаривании времени? И каким, собственно, образом это возможно? Предлагаешь мне найти Калипсо и … — Джек, не будь идиотом! Ты не слушал меня? Попробуй на миг втемяшить в свою беспринципную голову — я люблю ее! А потому не хочу умирать, как бы погана моя нынешняя жиз… мое нынешнее состояние ни было. Надежда умирает последней, а моя ее теплится. А что до способа — он не изменился. Бессмертие может подарить только любовь. — Ооо, ночь любви — с тобой?! — Воробей закатил глаза, всем своим видом выражая неописуемый восторг от этой идеи. — Какая честь для меня! — и тут же скривился в ужимке, которой бы позавидовала мартышка Барбоссы. — Но что-то не тянет! — Десять лет удачливой пиратской — неуязвимой пиратской, Джек! — жизни в обмен на сердце. Ты же не настолько доверчив, чтобы поверить мне на слово и отдать сердце в обмен на мое обещание простить долг? А тут у тебя будет шанс проверить мои слова, — он кивнул на кинжал, — сам сможешь проверить, полоснешь себя легонько — и увидишь. Иначе — твой столетний долг и моя смерть. И в придачу — твое вечное проклятие на этом корабле, — он обвел рукой рваные паруса и облепленные ракушками мачты. — Тебе решать, Джек! — А может, на меня проклятие и не подействует — прокляли-то тебя! — Рискнешь проверить? — слова прозвучали медовой угрозой. Джек замолчал, кинул быстрый взгляд на несуразно-гротескую фигуру, поросшую разнокалиберной морской живностью. «С этим? Нееет, невозможно! Ладно бы уж с… да хоть с занудой Командором! Но — десять лет самых дерзких набегов — без риска для моей драгоценной шкуры? И слава самого неуязвимого пирата во всем мире! Один раз, как говорится — не пидарас! Джек, может оно того стоит? А потом, по окончании срока, можно будет собирать плоды успеха и почивать на лаврах, зная, что ни одна собака не рискнет приблизиться к легендарному капитану Джеку Воробью! А, Джек?». — Я весь ваш, капитан Джонс! — Джек, качнув бедрами, шагнул к Дейви и развязно ухмыльнулся. — Возьмите ваше сокровище! — он протянул ему сердце. — Так прямо сейчас и начнем… обессмерчиваться? Или повременим до ночи — чтоб уж наверняка? Мрачные дела вершатся во мраке? — Солнце садится, Джек. Прошу! — Дейви пригласительно махнул клешней на приоткрытую дверь капитанской каюты. И тихо, почти ласково добавил. — Я рад, что ты принял правильное решение. Воробей прищурился, небрежно вычертил в воздухе вензель «сей момент» и вальяжной походкой направился к борту. Тернер & Тернер уже поднялись на «Жемчужину». Уилл, словно почувствовав взгляд Джека, обернулся в его сторону. — Уилл, дружище! — крикнул Джек. — Я задержусь тут… ненадолго. Видишь ли, я приглашен на званный ужин в честь вашего воссоединения. Ты уж, будь добр, проследи за моей Черной красавицей, чтобы она не бросила меня тут! — Джек, тебе нужна помощь? — Тернер-младший явно волновался, недвусмысленно указывая рукой на закрытые люки, за которыми прятались до поры пушки «Жемчужины». — Все путем! Так, небольшая дружеская вечеринка. Не подведи уж, Уилли! И Джек, резко развернувшись, направился в сторону капитанской каюты. Стоявший на пороге Джонс коротко хохотнул на этот межкорабельный диалог, процедив что-то типа «как трогательно!». Громкий стук закрывшейся за спиной двери отрезал пути к отступлению. Воробей затравлено осмотрелся в полумраке — «вот ты и в клетке, пташка!» А куратор проекта Бессмертие первым делом заботливо опустил сердце в стоящий на столе кованый сундучок, любовно пробежал длинным щупальцем, заменяющим ему указательный палец, по крышке и лишь затем обернулся к застывшему у двери Воробью. Перехватил его взгляд, как зачарованный следивший за этим движением, прищурился: — Не бойся, Джеки, тебе даже понравится! Иди-ка сюда. Джек с несвойственной ему неуверенностью сделал шаг в сторону Дейви. Предстоящее представилось ему во всем ужасе при взгляде на грозную клешню. Ему даже не пришло в голову прокомментировать ситуацию, отпустив очередную шуточку. Джонс резко выбросил вперед руку, цепко ухватил пирата за локоть и буквально подтащил к себе, закрепив положение возложением клешни на свободное плечо пирата. — Ты всегда робок как девица? Монстр зычно расхохотался и, пустив в ход свои щупальца, принялся изучать им лицо Воробья. В одно мгновение они оказались повсюду — оглаживали щеки, касались губ, обводили дуги бровей, вползали в волосы, позванивая монетками. Джек был оплетен ими как паутиной, а паучий взгляд маленьких глазок впился в него с гипнотической силой василиска. Одно из щупалец проскользнуло в рот, Джек вздрогнул от отвращения и выплюнул его в «лицо» ухмыльнувшемуся Дейви. И тут же почувствовал железную хватку рук, буквально вжавших его в себя. Морщинистое отверстие, служившее Дейви ртом, растянулось в щель, и, дохнув рыбным зловонием, накрыло губы Джека. «Матерь божья, у него даже нет языка!» — внезапно не то с ужасом, не то с облегчением подумал он. И понял, что ошибся, когда тонкая змеиная лента заметалась по его нёбу. Когда же к языку присоединились еще пара щупалец, Джек, забыв свое хваленое хладнокровие, забился в объятиях морского чудища, понимая только, что его сейчас или стошнит от омерзения, или он попросту задохнется, задушенный блуждающими во рту скользкими отростками. Или все случится одновременно. Но произошло нечто странное — заполненный змеиными кольцами рот вдруг ощутил совершенно неподобающую случаю истому, словно вступила в права расслабляющая морфином анестезия, сдобренная поверх хорошим глотком рома. Он ощутил на языке незнакомый, но пьянящий вкус, и обмяк, отпустил свой рассудок в свободное плавание. Нет, он не потерял сознания, просто все происходящее с ним перестало выглядеть пугающим, как если бы, отбросив все предрассудки, он отправился в путь за исследованием неведомых земель. Уже не задумываясь, какой гадостью забит его рот, он осторожно кончиком языка дотронулся до — щупальца? языка? Черт знает, что это было на самом деле, но именно оно и источало этот сладкий, одурманивающий яд. И Джек самозабвенно начал слизывать сочащиеся капли, исступленно сплетаясь языком с гибкими отростками. В своем стремлении получить как можно больше этого нектара, Джек сам подался вперед, приникая к Дейви, и обхватив руками его голову, прижал ее к своему лицу. Монстр издал хрипловатый стон, и словно нехотя отстранил, оторвал от себя Воробья, пристально заглядывая в его полные пьяной ночи глаза. — Ишь как тебя быстро повело, детка. «Кто — детка?! Я?! Капитан Воробей?! А впрочем… детка, так детка…» — эти слова мелькнули, но так и не сорвались с уст Джека. — Ну хватит, а то как с твоего рому — напьешься и не почувствуешь самого приятного. А оно у нас, поверь, еще впереди! Обеими руками на удивление ловко и без ущерба вещам, Джонс начал ловко освобождать пирата от одной детали его туалета за другой. Одежда летела в угол каюты, а обмякший Джек с блаженно-похотливой улыбкой так и льнул к Дейви. Наконец бессмертный сладострастец смог свободно любоваться своим смуглым трофеем, его щупальца ласкали гладкую кожу груди, дразнили выпуклости сосков, гуляли по плечам, ощупывая, изучая. А Джек, ни мало не смущаясь, погружал руки в гущу щупалец, тянулся к ним жадным ртом. Не в силах больше сдерживаться, Дейви быстрыми движениями скинул с себя увешанную ракушечником одежду, гремящей кучей упавшую к его ногам, и аккуратно подхватив разомлевшего пирата на руки, уложил его на свою кровать, к счастью для Джека, не облепленную дарами моря. Тяжело опустился рядом с ним, склонился, щекоча кожу кончиками щупалец, и отпустил свою руку в свободное блуждание по упругим мышцам чуть подрагивающего живота. Длинное щупальце-палец прочертило дорожку вниз, обвило, скользнуло взад-вперед по восставшей плоти. Воробей самозабвенно застонал, и гибко извиваясь всем телом на зависть щупальцам Джонса, порывисто вжался в монстра до расстояния диффузии. Но тут же отпрянул, удивленно распахнув полуприкрытые в экстазе очи, и с приглушенным восторженным криком воззрился на чресла Дейви. Причинное место являло собой аналогичное лицу скопище разнокалиберных щупальцев. На дальнейшее детальное изучение этой патологии Джека уже не хватило, потому что Дейви привлек, притянул его к себе, вновь оплел сетью шевелящихся отростков. Пират жадно ловил губами прозрачные капли, источаемые щупальцами, одновременно ощущая невозможную ноющую сладость между ног, где проводные змеи сновали, сжимали, проникали по всем самым потаенным уголкам его тела. Но новое необыкновенное, пронзительное в своем удовольствии ощущение, все же заставило Джека опустить глаза вниз. Два щупальца, обвив его член, самозабвенно… вылизывали его маленькими острыми язычками, с которых изредка срывалась росинки яда. Не в состоянии соображать, что именно из всего пущенного в ход арсенала приводит его тело в такой экстаз, Джек, чьи стоны уже переросли в откровенные вопли восторга, что его нимало не волновало, заметался под Дейви, исторгая из себя струю жемчужной жидкости, тут же пойманную жадными маленькими язычками. В изнеможении откинувшись на постель, Воробей практически сразу погрузился в расслабляющее забытье. Но через несколько минут настойчивые скользящие прикосновения заново пробудили его к жизни. Бессмертие вновь полилось в него прозрачным ядом. А луна еще только начинала свое восхождение на бархатное Карибское небо.