О неправильной любви, вреде сигарет и уроках музыки

      Это был простой адреналин, густой и тягучий он прорывался сквозь вены, вместе с кровью, превращая и без того ебанутую реальность, в подобие безумного трипа, в котором Луз тонула, даже не пытаясь сопротивляться. Острая жажда захлёстывала опасной волной принося, быстрое, секундное наслаждение, сжимаясь чужими руками на ее шее. Отчаянно, жаждуще ее вжимали в стену, пытаясь дрожащими руками справиться с ремнем. Луз едва слышно скулила, впиваясь пальцами в чужие плечи, ей нужно было отвлечься, нужно было найти точку опоры, пока она ебанулась в кроличью нору окончательно. Она протянула руки вперед, отрывая их от Иды, всего на долю секунды, чтобы вцепится ей в загривок, и прижаться к ней до невыносимого близко. Зубы остро царапают шею, впиваясь в бледную кожу, отчего Ида глухо рычит, шипя что-то неразборчивое, под треск ткани кожу оцарапывают острые когти.       — Блядь, — хрипло стонет девушка, прижимаясь губами к выступившей на месте укуса крови. Язык чертит широкую линию до скулы, отчего под пальцами на загривке пробегают мурашки. Луз ни на секунду не отрывается, от чужой шеи, отчаянно рьяно впиваясь в нее зубами, лишь бы не издавать ни звука, пока Ида берет ее, прямо здесь в коридоре: отчаянно исступлённо, безжалостно. Под зубами кровь и соль, в горле застрявший полукрик полустон, который так тошнотворно близко подбирается к тому что быть выплеснутым в темное пространство их дома, вместо этого заполняя его тяжелым хрипом, вперемешку с матом, потому что иначе они просто сойдут с ума.       Зубы погружаются слишком глубоко, Луз явственно чувствует вкус мяса, и затравлено стонет, не разжимая зубов, кульминация бьет по оголенным нервам, острым удовольствием. И время застывает. Оно останавливается на несколько мучительно долгих мгновений, прежде чем возвращается к обычному течению. Девушка с трудом разжимает челюсть, так словно это невыносимо больно. Ида выпускает ее из грубого плена, отчего Луз тяжело падает на пол, у нее просто нет сил оставаться на ногах. Она пиздецки устала. Ведьма опускается на колени перед ней, едва касаясь ладонью ее колена.       — У тебя кровь. — хрипло вырывается из едва приоткрытых губ. Ида касается пальцами шеи. Темная, практически черная кровь, медленно стекает по бледной коже, Ида пачкает пальцы, непонимающе рассматривая их. Еще пара сантиметров, и Луз прокусила бы ей вену. Это пугает. Настолько чтобы последние капли адреналин испарились из загнанного сознания давая волю эмоциям. И она сдается. Луз рыдает взахлёб, вцепившись в волосы до побелевших пальцев. Ей страшно. Пиздецки страшно, за то что она могла потерять Иду. Столько разных если бы, и ей на плечи упала бы очередная загубленная ею жизнь.       Но Ида здесь. Прижимает ее к себе, уже ласково, нежно, и повторяет что все в порядке. Шепчет, едва слышно, но Луз слышит. Слышит каждое слово, и от этого слез становится еще больше, потому что она блять, слышит Иду. Слышит ее и чувствует, а значит Ида жива. Значит, что она наконец-то не проебалась.