***
От мыслей его отвлек телефонный звонок. Достав мобильник, Майкл увидел на треснувшем экране (у Морган как раз был период активного интереса к изучению окружающего мира, и телефон стал неудачным подопытным) фотографию брата. Щелкнув на «принять», он прижал телефон к уху: — Не ожидал тебя услышать. Что-то случилось? — Смерть как скучаю по тебе, братец. — Ага, взаимно. Так чего хотел-то? — Если коротко, мартышка решила устроить Хэллоуин, и у нас у всех просто нет выбора, кроме как в этом поучаствовать. Так что у нас намечается вечеринка на завтра. — Снова позовешь половину ЛА? Люцифер рассмеялся. — Боюсь, после моей свадьбы с детективом, все наши посиделки напоминают праздник в старшей группе детского сада. Так что только тесный родственный круг. Да, Трикси сказала, что возражения вообще не принимаются. По поводу мелкой не волнуйся — она обещала лично с Морган посидеть. Трикси от Морган в восторге. Майкл остановился, задумчиво потирая виски. — Ну, не знаю, честно. Она все-таки еще очень маленькая. — Даже Аменодиэль согласился, а ты знаешь его отношение к этому празднику. Я не привык умолять, но я почти готов это сделать. Как бы не было сложно это признать, ты наименее занудный из всех наших родственников. Чарли пошел в отца, так что только представь, каково находиться с этими двумя рядом. Это занудство, возведенное в квадрат! Майкл коротко рассмеялся: — А еще я хорошо лажу с детьми, да, Люцифер? — Признаю, не без этого. Ну так что? — Если обещаешь не нагружать так Мейз, то мы согласны. — Идет. Положив трубку, Майкл расправил плечи. Проверив наличку и отдернув сбившееся пальто, он забежал по ступенькам вверх и толкнул потрескавшуюся дверь, заходя в здание. Внутри пахло рыбой, хлебом и старыми овощами. Мимо суетливо пробегали женщины, кто-то ругался с продавцом в попытке получить скидку. Широкими шагами Майк прошел мимо, направляясь в самую глубь рынка — к стендам, посвященным Хэллоуину, где продавались самые крупные тыквы в городе. Признаться, Михаил совершенно ничего не смыслил в выборе тыкв — прелесть этого овоща он так и не смог познать, как ни пытался. И пусть сколь угодно восхваляют чудодейственное витаминное свойство тыквенного супа, для него он так и оставался непонятной жижей без определенного вкуса, цветом напоминающее то, что он периодически видел в горшке у собственной дочери. Но это был символ праздника, и это было определяющим фактором. Так что, подойдя к продавцу, он постарался как можно приветливее улыбнуться. Тот улыбнулся в ответ. Майкл отметил (к своему великому удивлению), что, после встречи с Мейзикин, люди перестали от него шарахаться. Они будто не видели его изъянов. Будто он обычный человек. Более того, будто он приятный человек. Это оставалось необъяснимой загадкой. Хотя и не было таковой для его жены, Мейзикин. Она всегда подозревала, что отношение людей к Майклу — всего лишь отражение его отношения к себе самому. Когда он не думал, что он урод и горбун, его позвоночник медленно, но верно распрямлялся, а руки переставали дрожать. Шрам на лице от времени побледнел и почти пропал. Зато появился открытый незатравленный взгляд и искренняя улыбка. Живя с ней, Майкл приоделся, сменил прическу и хотел даже сменить очки, но Мейзикин не дала — на ее взгляд, они ему очень шли. Демиургос не шел, бежал домой, и это было видно. От него буквально веяло счастьем и удовлетворением. — Говорят, если не купить у вас тыкву, то весь год будут преследовать неудачи и разочарования. — Лгут, мистер, нагло лгут! Какой там год, все пять лет. Можно сказать, вы своим поступком лично плюнете в лицо Сатане, — Майкл едва сдержал смешок. — Хуже будет, только если вы купите тыквы у этого проходимца. — он ткнул мясистым пальцем в щупленького паренька напротив и громко крикнул: — Эй, Энди! Не стыдно продавать людям компост по цене добротных тыкв? В этом году вместо «сладость или гадость», дети будут кричать «сладость или тыквы Энди». — Да пошел ты, Сью! — Вон оно что, мистер, Вы сами все видели. Так, о чем это мы? А! Вы, думаю, не грешник и ругаться с нечестью не привыкли, так что давайте выбирать. Сколько Вам? — моргнув пару раз, он еще раз зачем-то крикнул: — Лучшие в этом районе, лучшие! — и в подтверждение своих слов звонко хлопнул себя по толстому животу. — Две. А лучше три. — Я положу четыре. Мистер, поверьте, Вы не пожалеете. У Вас дети есть? А, шельма, вижу по синякам под глазами, что есть. Сколько их? — Дочка. Четыре года. — Слабовато, слабовато, но ничего, еще нагоните. У Сью своих пять, и будь я проклят, если остановлюсь на этом. А, черт с вами, забирайте последнюю в подарок. Глядите-ка, как раз четыре килограмма. Считайте подарок маленькому ужастику. Майкл засмеялся и пожал протянутую руку, пожимая ладонью Сью. Забрав пакеты, он едва не крякнул. Те оказались увесистее, чем выглядели. Перехватив их поудобнее, Майкл заметно медленне пошел в сторону выхода. Вслед ему прокричали: — Скажите малышке, что это подарок Сью! — Непременно! — крикнул он в ответ, не оборачиваясь.***
Когда он зашел домой, его встретили звуки рок-музыки. Не замечая прихода Майкла, Мейз пела во весь голос, танцуя с дочкой на руках. Та смеялась и пыталась подпевать. Михаил ненадолго остановился, залюбовавшись открывшейся картиной. Но очень скоро его заметила дочка и радостно замахала рукой. Мейз повернулась и тоже улыбнулась, включая музыку. — Папа пришел, смотри-ка. Он тебе что-то принес. Пойди посмотри, — спустив дочку с рук, она шагнула к Михаилу, заключая его в объятия. — Ты быстро сегодня. Рада тебя видеть. — Короткий день перед праздником, — просто ответил Михаил. Опустившись на колени, он открыл перед дочкой пакет. — Принцесса, смотри, что я купил. — Тыквы! — Не просто тыквы, а самые лучшие тыквы. А вот эту, — он подкинул одну из них, навскидку взвешивая. — Сью сказал передать именно тебе. Так что мы сейчас попросим у мамы ее ножи, и все вместе вырежем самые лучшие, самые страшные тыквы. Вместо ответа Морган захлопала в ладоши и закружилась на месте. Повернувшись к Мейз, она с надеждой спросила: — Мам, правда? — Разве отец хоть раз тебя обманывал? Раз у нас есть распоряжение, будем исполнять. Несу ножи. Проходя мимо мужа, она ему шепнула: — Самое странное использование адских клинков. Но я не против. — А после, толкнув его локтем в бок, добавила: — Спорим, у меня выйдет лучше? — Спорим. Проигравший зовет победителя на ужин. — Идет. — О, кстати, Люцифер звонил. — Если ты о вечеринке, то я в курсе. Трикси лично звонила. Я не против. Ты что думаешь? — Я тоже. Но сначала — тыквы. Мейз улыбнулась и пошла за клинками. В это время Майкл и Морган унесли тыквы на кухню, где как следует вымыли и выпотрошили. Когда пришла Мейз, все было готово. Она положила на стол кожаные ножны и медленно и любовно один за одним достала ножи. Погладив каждый по холодной стали, она выдала один Майклу, а второй взяла сама. Морган протянула руку, но Мейз со смехом покачала головой: — Красавица, еще пару лет подожди, и мама всему тебя научит. Обещаю, я подарю тебе их все. — А я-то думал, что у нас будет образцовый ангелочек. — Нет! — хором ответили его девчонки и рассмеялись. Майкл засмеялся вместе с ними. — Так, а теперь не отлыниваем и принимаемся за дело. На кону большие ставки, дамочки. Морган, тебе доверяем самую сложную роль — ты будешь судьей. — Идет! — крикнула Морган, уперев руки в боки. — Вам придется очень постараться. Они оба подняли руки, притворно испугавшись, а после принялись за дело.***
— Ты изменился, — сказала между делом Мейз, вырезая глаза. — Это плохо? — Наоборот. Знаешь, я не думала, что она нас так изменит, — Мейз кивнула на играющую на ковре дочь. Та, казалось, не замечает никого и ничего вокруг. Вырезать тыквы на деле оказалось долго и скучно. Посидев первые полчаса для приличия, она потом соскочила и пошла на ковер, сходу погружаясь в мир кукол, коих у нее было с избытком. Отец смотрел на нее, отложив в сторону нож. — Если честно, я до сих пор не могу поверить, что все это — не плод моей фантазии. Одно только примеряет с реальностью — у меня бы не хватило фантазии такое придумать. Я никогда не думал… что будет так. Мне казалось, что для меня семья и счастливая жизнь — это что-то далекое. Не запретное, но недостижимое. Я ведь создан для другого — нести радость и делать счастливыми всех вокруг. Про меня никто ничего не говорил. Я столько лет завидовал Люциферу, что у него хватило смелости все бросить и начать жить, как человек. Но оказавшись здесь, мне стало только хуже. Чувство одиночества усилилось в разы. Я никогда тебе не говорил этого, но я дважды пытался покончить с собой. — Я догадывалась, — ответила она, не отвлекаясь от тыквы. — А сейчас как? — Сейчас я другой человек. И это твоя заслуга. Ты вытащила меня с самого дна. Ты подарила мне то, о чем я только мог мечтать. А потом родилась она, и жизнь поменялась на 180 градусов. То, что было до кажется каким-то другим, эфемерным. Я уже не представляю свою жизнь без тебя и Морган. Как будто так всегда и было. Знаешь, я думал, что умею любить, а потом я взял ее на руки. И это ощущение не спутать ни с чем. Я понял, что готов не просто умереть ради нее, я готов на большее — я готов жить ради нее. И ради тебя. Мейз тоже отложила почти готовую тыкву и внимательно посмотрела на него. Протянув руку, она сжала его пальцы. — Она изменила нас обоих. Хотя, надо признаться, ты понравился мне еще в первую нашу встречу. Такая крепкая годная задница! — она толкнула его в бок и присвистнула. — Пока все решали ангельско-демонские вопросы, я смотрела на тебя и думала, что с тобой бы я согрешила. И не раз… — Богохульница, — беззлобно отозвался Майкл. — А то. Первый демон ада, между прочим. Лучшая из лучших. — Тыкву давай делай, твоя дочь вон возмущается, что мы медленные. На какое-то время воцарилось молчание. Но в этот раз его прервала Мейзикин: — Я думала, я буду дерьмовой матерью. Прямо как моя мамаша. Я боялась момента, когда Морган появится на свет. А если я ее не приму? Если я буду смотреть на нее и видеть скрюченное маленькое тело? А если я ей не понравлюсь? Что тогда? — Мейз развела руками. — Хотя я поняла, что я люблю ее еще когда рожала. Боль была в лучших традициях ада. Мне казалось, меня ломает пополам и выворачивает наизнанку. А потом я родила и взяла ее на руки. Увидела твои глаза, услышала ее крик — и все встало на свои места. Майкл вздрогнул, вспомнив, как Мейз побледнела и упала, сжав зубы так, что проступили желваки. — Но ты не кричала. Вообще. Почему? — Не хотела ее напугать. Не хотела, чтобы наш ребенок впервые увидел этот мир со страхом. Она не должна бояться, пока мама рядом. Мне хотелось спрятать ее от всего мира, укрыть и защитить всеми доступными способами, — она улыбнулась, качая головой. — Она так похожа на тебя, что мне даже обидно — моего, кажется, в ней вообще нет. — Ты на характер ее посмотри, — вставил Михаил. — Уж куда больше она ты, чем я. Я никогда не был таким боевым и смелым. Она такая красивая. Такая… превосходная. — У меня остался неразрешимым только один вопрос: как Лилит бросила нас? Что же она была за женщина? Неужели за столько лет ничего не шевельнулось в ее душе? Я смотрю на свою дочь, и люблю ее с каждой секундой все больше. Но в то же время я простила свою мать. Это был ее выбор. Мой будет другой. Майкл повернулся к жене и заключил в объятия. Уткнувшись губами в висок, он закрыл глаза. — Ты отличная мама.***
— Побеждает… мама! — громко объявила Морган, хватая тыкву со стола. В то время, как у Майкла была максимально классическая тыква с оскаленным ртом, у Мейз на тыкве красовался чертенок с полагающимися рогами и хвостом. Морган восхищенно оглядывала его со всех сторон, ковыряя пальцем. Родители наблюдали за ней, сдерживая улыбку. А потом Мейз посмотрела на Майкла, демонстративно показывая язык и поправляя волосы. — Ад — рай 1:0. Майкл закатил глаза. — Нечестно было делать автопортрет. Ничего, в следующем году отыграюсь. А пока выбирай ресторан. Их разговор прервала Морган, рассыпавшая свечи. Ойкнув, девочка начала неловко собирать их, снова роняя. К ней подошли родители. Майкл присел с одной стороны, Мейз — с другой. Когда все было собрано, они поставили парочку свечей внутрь каждой тыквы. Демон хитро прищурилась и одним движением зажгла все свечи. — И кто еще здесь показушник, — пробормотал Михаил. — А что с оставшимися двумя? — спросила девочка. — А это уже удел победительницы. Пусть покажет мастер-класс. А мы пока с тобой выставим эти. Не слушая возмущения жены, Майк подхватил под одну руку ребенка, в другую взял тыкву, уходя на крыльцо. Морган заливалась смехом. Мейзикин мысленно пожелала всех небесных и адских кар, а после принялась за оставшиеся тыквы. И раз уж завтра намечается вечеринка, то там непременно будет соревнование. И проигрывать она не собиралась. И в какой момент ее жизнь изменилась так кардинально?***
Остаток вечера они наряжали дом, превращая его в обитель страха и ужаса. Бутафорская паутина, скелеты, летучие мыши и светящиеся тыквы — все атрибуты настоящего праздника. Однако особенно впечатлил Морган звонок, верещавший почти на ультразвуке при каждом нажатии. Она слезно просила родителей оставить его навсегда, на что ей ответили, что в таком случае соседи откроют охоту на ведьм, и им всем придется переезжать. — Свожу тебя в ад, и там наслушаешься криков куда лучше, ягодка. Майкл на все это пожимал плечами и закатывал глаза. Но то, что ему все нравилось, он не мог отрицать. А что будет с определением Морган, они подумают позже. Пусть сама выберет. В Аду для нее двери всегда открыты, а вот с Серебряным городом было сложнее. На Майкла нахлынули неприятные воспоминания.***
Вопрос, когда в Серебряном городе узнают, был всего лишь вопросом времени. Как и ожидалось, они узнали быстро. Может быть, даже слишком. Его дочь еще даже не пиналась, когда они решили явиться среди ночи. Михаил почувствовал приближение еще вечером. Провидение, шестое чувство, интуиция ли — какое это имеет значение? Он собрал Мейз (вероятность, что ее тронут, была минимальной, но исключить это нельзя, а рисковать ей и ребенком он не собирался) и сам отвез к Линде. Встретившись с Аменодиэлем, он, презрев собственную гордость и прошлые разногласия, попросил помощи и защиты. Не для себя — для них. Аменодиэль хмуро кивнул и сжал плечо Михаила. Не будь последний так взволнован, он бы удивился. Наскоро попрощавшись, Михаил вернулся домой. Уснуть сегодня не стоило даже пытаться, так что он просто бездумно включил телевизор и уставился в него, не вникая в происходящее. Холодный ужин был так же съеден без аппетита. Все это время он снова и снова думал, не показалось ли ему? И каждый раз внутренний голос упрямо отвечал: нет. Они прибудут. Разговор состоится. Главная проблема была в том, что, что б он им не сказал, они не послушают. У них уже есть решение, у них уже есть вердикт. И оставалось только надеяться, что попадет под раздачу он один. И все-таки не время было сдаваться. Закрыв лицо руками, Майкл расхаживал по комнате, в голове прикидывая речь. Если он может сделать хоть что-нибудь, он просто обязан это сделать. Чего бы это не стоило. Чем позже становилось, тем быстрее он наматывал круги по комнате. Снова задрожали руки и завибрировали пальцы. Вещи, попадающиеся под ноги, он отпинывал, не до конца понимая, что делает. Когда, во время очередного круга, Майкл запнулся о диван, он механически выставил вперед руки и зацепился за комод, рукой снося с него все, что на нем было. В воздух поднялся запах духов. Очнувшись, он посмотрел вниз и увидел, что разбился любимый флакон Мейз. Михаил мысленно сделал отметку в ближайшее время купить новые. Но это отрезвило. Остановившись посреди комнаты, он сжал кулаки в руки и досчитал до десяти. Сердце защемило тоской. Ему вдруг так захотелось, чтобы Мейз оказалось рядом. На секунду он даже подумал, что зря ее отправил. Но тут же отдернул себя — их безопасность была превыше всего. Сейчас уж точно не ее сражение. Облизнув пересохшие губы и взъерошив волосы, Майк сел на диван и выудил из кармана телефон. Практически тут же на его лице появилась улыбка — от жены пришло сообщение минуту назад. Значит, не только он сейчас думал о ней. И это было приятно. Это можно было легко объяснить общим напряжением, сложившейся ситуацией, при которой о другом думать просто не получалось, но Майкл все-таки предпочел мысль, что они чувствуют друг друга. «Гребанные соулмейты», — как однажды выразилась сама Мейзикин. Как обстановка? Нервно. Поел. Или я не чувствую вкуса, или лазанья отстой. И то, и то. Переживаешь? Странно было бы, если бы я был спокоен. Я тоже. Хотя Линда и Аменодиэль вокруг кудахчут как курицы. Даже смешно. Их ребенок… странный. Он пускает пузыри, кричит и смотрит на меня. В этом суть детей. Странные они. Я соскучилась. Я по тебе тоже. Чуть помедлив, Майкл дописал: Разбил твои духи. Прости. Ответ также пришел почти мгновенно: Ничего. Купишь двое новых:) А если серьезно, то мне все равно запах надоел. Может мне приехать? Нет. Ложись спать. Спокойной ночи. Вздохнув полной грудью, Майкл написал: Я люблю тебя. И почему-то эти слова болью отдались где-то в сердце. Как будто он прощался. Прикусив губу почти до крови, он поднялся, откидывая телефон, не давая себе сделать то, о чем он пожалеет. Все внутри трусливо вопило о том, что надо было схватить Мейз и бежать так долго, пока их не перестанут искать, скрываться в самых отдаленных местах, где никто и никогда не найдет. Вот только от Серебряного города нельзя было ни скрыться, не сбежать. Одновременно с шорохом крыльев послышался звук приходящего сообщения. Я тебя тоже люблю. *** Обернувшись, Майкл, наткнулся взглядом на Гавриила. Его посылали на самые тяжелые политические миссии, когда нужно было максимально применить искусство ведения переговоров или… силу, если что-то пойдет не так. Лучше него с этим справлялся только один архангел. Какая ирония, что он стоял сейчас прямо перед ним по другую сторону баррикад. Некоторое время они стояли молча, осматривая друг друга. Несмотря на разрывающую его боль, Михаил стоял прямо, гордо выпрямив спину и подняв голову. Гавриил смотрел с усмешкой и презрением. Пьеса двух актеров и двух зрителей. Все знали, что будет в следующем акте, но упорно продолжали свою роль, делая вид, что все это в новинку. Парад лицемерия. Майкл едва подавил смешок. Облизнув пересохшие губы, он протянул руку и улыбнулся. — Брат мой, рад тебя видеть. Гавриил изогнул бровь и хмыкнул, но протянутую руку пожал. — Хотел сказать, что приятно удивлен, ведь твоя радость не может быть не искренней. Ты ведь никогда не врешь, — гадко изогнув губы в ухмылке, он едко продолжил: — А после вспомнил, что это качество твоего брата. Ты прославлен другим. Абсолютно противоположным. Михаил закусил изнутри губу и досчитал до пяти. Сейчас совсем не время выходить из себя. Ну само собой, Гавриил не мог не упомянуть Люцифера. Сколько Михаил помнил его, он всегда был завистливой крысой, не упускающей возможности подгадить другому. И, если хорошо подумать, так поступали почти все в Серебряном городе. Люди бы очень удивились, узнай, чего на самом деле стоят их ангелы. — Что ж, ты прав. Не будем размениваться на никому не нужные экивоки и любезности. Так что привело тебя в мою скромную обитель? — Говоришь, что не будем размениваться, а сам делаешь противоположное. Ты знаешь, зачем я здесь. Но, — он огляделся и прищурился. — Я не ощущаю присутствие дитя и его… — он поморщился, выплевывая последнее слово, — матери. — Верно. Их здесь нет. Ты пришел говорить со мной, так говори. Они тут не причем. Ответ буду держать я. Гавриил засмеялся, запрокинув голову. — Это не тебе решать, Михаил. Но не беспокойся, ты свое получишь сполна. Но ты же не настолько глуп полагать, что Серебряный город отдаст все в твои руки и позволит самому принимать решения? Тебя ждет суд и заточение, и лишь долгие молитвы может быть чуть смягчат твою участь. — Наклонившись к нему, Гавриил доверительным шепотом добавил: — И я бы начинал возносить их прямо сейчас. — Я не преклоняю колени и не раскаиваюсь в том, в чем не считаю себя виноватым. Скажи мне, ты передаешь слова Отца? Архангел поморщился как от зубной боли. — Тебе ведь известно, что Отец давно отошел от дел и более не принимает решения. Тебя будет судить небесное братство. — Вот как… — протянул Михаил. Отойдя к столу, он налил себе холодный кофе и отпил пол чашки. Поставив ее с глухим стуком на стол, он снова обернулся к брату. — Ты ошибаешься, думая, что не я буду это решать. Как раз-таки совсем наоборот. Я буду отвечать за содеянное и предстану перед судом, как и полагается. Но ребенка и Мейзикин ты не тронешь. И никто не тронет. — И кто же мне помешает? — ангел залился лающим смехом, прижимая руку к груди. — Ты, что ли? Михаил, ты с ума сошел, верно. Прости, брат, не хотел тебе напоминать, но, видно, ты забылся. В доброе время ты был могущественным, сильнейшим, это правда. Хотя даже так сомневаюсь, что ты бы выстоял против всего небесного воинства. А сейчас… — он обвел его рукой. — Ты лишь слабый, жалкий калека. Что ты можешь? Боги, не позорься и не усугубляй ситуацию. Отойди и не мешайся. — Я повторю еще раз: ты их не тронешь. Калека, да на тебя хватит. Давай, сразись со мной и узнаешь, чего я стою. — Ты идиот. У тебя нет шансов. — Ну, я бы не был так категоричен, — неожиданно прозвучало сзади. Переведя взгляд, Гавриил наткнулся на стоящих в проходе Люцифера и Аменодиэля. И оба выглядели весьма недружелюбно. Отсалютовав ему приветствие от виска, оба прошли дальше, вставая по обе стороны от Михаила. Люцифер облокотился на стол, скрещивая ноги. Скучающе рассматривая свою ладонь, он произнес: — Это как-то подло нападать толпой на слабого. А уж тем более на беременную. Хреновый же я работодатель, если мои работники никак не защищены. Что обо мне только подумают? Так, видишь ли, этот работник еще и моя родственница. Кто она там нам, Амен? Я не слишком в этом силен. Мне достаточно звания «жена моего брата». Поправочка, — выставив вверх палец, сказал он, — беременная жена моего брата. Гавриил похлопал в ладоши и поморщился. — Прелестная же компания у вас собирается, мальчики. Михаил, ты и тут решил подражать своему брату — связался… со швалью. Смотреть противно. Знаешь, ты и правда его бледная копия. Жалкий неудачник. Мне… Закончить он не успел. Его руку перехватил Аменодиэль и с силой сжал. Послышался хруст костей. Не отрывая прищуренного взгляда, он проговорил: — Если здесь и есть пародия на кого-либо еще, то это ты. Жалкий, никчемный таракан. И если ты думаешь, что тебе здесь будет позволено оскорблять кого бы то ни было, ты глубоко заблуждаешься. Советую еще раз обо всем подумать, и принять правильное решение. Гавриил вырвался с тихим криком. Прижав руку к себе, он почесал запястье, растирая оставшийся след. Люцифер продолжил: — Так вот, брат наш, слушай, что мы тебе скажем. Земля, а если точнее, то ЛА — теперь наш дом. Город падших ангелов, простите за каламбур. И он под нашей протекцией. А, значит, мы будем защищать и всех, кто находится в нем. Особенно нашу семью. Вам нужен суд? Пожалуйста, судите, но без нас. Но не ждите теплого приема. — Придете с мечами — и мы ответим тем же, — добавил Аменодиэль. — Мы не вернемся в Серебряный город. Никто из нас. Никто из наших детей, — сказал Майкл, выходя вперед. — Я уже говорил, что готов ответить за свои поступки. Но, Отец тому свидетель, я не жалею ни о чем. Вернись все вспять — и я бы поступил точно так же. Хотите вырвать мне крылья? Рв… — Ну-ну, — прервал его Люцифер, кладя руку на плечо и с силой сжимая. — Не стоит геройствовать, братец. Думаю, Гавриил и так все понял. Он у нас всегда был умным. И отлично лизал задницы. Тебе пора, брат мой. Передавай привет нашим братьям и сестрам, но не зови в гости. Все это время тот стоял неподвижно, будто статуя. И только бьющаяся на виске жилка выдавала его ярость. Он покраснел до кончиков ушей, а ноздри его раздувались будто у быка на ринге. В любой другой ситуации это выглядело бы крайне комично. Однако его слабость (к чести Гавриила!) продлилась не долее, чем пару мгновений, после чего тот снова надел маску отчужденности и спокойствия. Сложив руки на животе, он едва заметно кивнул. — Я вас услышал. Богоотступники. Богохульцы. Порождения самой тьмы. Ничто вас не спасет больше. Никто вам не поможет. Знайте, это наш не последн… — Да нет, Гавриил, — с усмешкой заметил Люцифер. — Это самый последний наш разговор. Сказать бы тебе, чтобы ты катился в Ад, да только тебе там не рады будут. Ответом их не удостоили. Послышался шорох крыльев, небольшой ветер, хлопок — и они остались одни среди пустой кухни. Прочистив горло, Аменодиэль расстегнул верхнюю пуговицу рубашки и произнес: — Вот сейчас бы мне совсем не помешало выпить. — Это было охренеть, как нелегко, — согласился Люцифер. — Признаться, даже мне было как-то не по себе. Михаил, до этого молча смотрящий на столешницу, перевел на них взгляд. Слова застряли в горле. Их не хватало, чтобы описать, как он удивлен и благодарен. Аменодиэль улыбнулся и толкнул его в плечо. — Слушай, мне физически больно смотреть, как ты думаешь. Представляю, с какой скоростью там крутятся шестеренки. Но пока ты не выдал нам благодарственную тираду, могу я высказать свое мнение? Я не против взять свою часть благодарности алкоголем. Желательно, прямо сейчас, раз уж мы отвоевали твою жену, ребенка и целый город. — Поддерживаю. Я беру так же. Но! Только если это виски высшего качества, которого, судя по всему, здесь не водится. Придется ехать ко мне. Ну что ж… — Спасибо. Братья, я вам так благодарен. — Да брось ты. — Мы же семья. Теперь уж точно. — Люцифер улыбнулся и протянул ему руку. — Начнем все с начала. Даже тебе нужен второй шанс. Вместо ответа Михаил сгреб их в объятия. Уже садясь в машину, каждый из них написал своей женщине: Все хорошо. Будем поздно. Послезавтра. Мы отвоевали город. Люблю тебя. *** Мейзикин получила сообщение и незаметно для всех выдохнула. Положив руку на живот, она почувствовала, как дочка впервые осторожно пнула ее. Кажется, она тоже волновалась. Погладив живот, Мейз сказала: — Не бойся. Теперь все хорошо. Еще пару дней она провела у Линды. Как и в старые времена, они смотрели фильмы, валяясь на диване, ели попкорн и пиццу (Мейз рассудила, что раз уж она носит, вероятно, сильнейшее существо во всех мирах, небольшое количество фастфуда не повредит). А после к ним присоединились Хлои и Трикси. Та, увидев Мейзкин, пришла в полный восторг, а после завалила девушку вопросами о поле, имени ребенка, дате рождения и прочих мелочах. Мейз отбивалась, как могла, а после сдалась под шквалом вопросов. В итоге они порешили на том, что что-то отдаст Линда, а остальное Трикси и Мейзикин на следующей неделе докупят сами. Хлои напросилась с ними. Мейз подозревала, что та чувствует перед ней вину за пренебрежение в прошлом (что зря, Мейзикин давно не держала ни на кого обид) и пытается так искупить ее. Но, как бы там ни было, она была рада компании детектива. Беременность всех так меняет, или Мейз была особенной? А после Линда вдруг вспомнила, что у нее есть буквально идеальное пособие для молодой матери. Притащив Чарли, она долго и методично объясняла, как правильно его купать, пеленать, менять памперс, кормить. Девушка внимательно следила за каждой манипуляцией, иногда задавая вопросы и прося повторить. Хлои, наблюдая за всем этим, едва заметно улыбалась. Мейз так изменилась за это время. Но в одном детектив Деккер была уверена абсолютно: Мейзикин Демиургос будет великолепной матерью, которая даст фору им всем.***
В своих мыслях Майкл не заметил, как прошло время. Когда жена подошла и коснулась его плеча рукой, он вздрогнул и часто заморгал. Переведя на нее уставший взгляд, Михаил потер переносицу и встал с дивана. — Ты в порядке? — Да, все нормально. Просто задумался, — оглядевшись, он просил: — А где Морган? Мейз пожала плечами. — Мы с ней украсили дом, а после я уложила ее спать. Ты думал о чем-то, не хотела тебя беспокоить. Она просила передать, что любит тебя. — И я ее тоже. Красиво вышло, — он обвел пальцем комнату. — Особенно мне нравится паутина и летучие мыши на окнах. — Мне тоже нравится, — просто ответила Мейз. — Идем ужинать. Я соскучилась по тебе. Кухня встретила запахом мяса с травами, лимонов и чего-то сладкого. Переведя взгляд на стол, он понял, что так пахло. Яблоки в карамели. Ну естественно. Сев за диван (их семья сразу решила, что стулья на кухне — бесполезная затея, и диван — куда лучший вариант), Михаил взял нож и начать нарезать мясо. Мейзкин в это время доставала вино и два бокала. Звякнув, они опустились на стол. Штопор вошел в пробку мягко, как по маслу. Мейз хотела было нажать посильнее, но Майкл остановил ее движением руки. — Давай я, — наспех вытерев руки о полотенце, он перехватил бутылку. Пробка вышла с тихим хлопком. Вино заплескалось по бокалам. Мейз села рядом, подпирая рукой голову. Она лениво наблюдала, как ее муж раскладывает мясо по тарелкам. Один из кусков соскользнул с ножа, шлепаясь на подложенную салфетку. Девушка протянула руку, одним движением сминая ее и точным движением посылая в мусорку. Когда мясо было разложено, Михаил перешел к салату. Большие щипцы с хрустящим звуком хватали неровно нарванные куски салата, помидора и жареной курицы. От одного вида у обоих выделилась слюна. — Давай уже начинать, пока я не захлебнулся. — Даже возразить нечего. Улыбнувшись друг другу, они взялись за вилки и ножи. Некоторое время слушался только звон приборов о посуду. Подняв бокал, Майкл спросил: — Когда ты только успела? — С работы пришла пораньше. Если честно, я почти там и не была. Пришла, чтобы сказать, что сегодня у меня выходной. — А Люцифер что? — Да ничего. Махнул рукой и пожелал хорошего вечера. — Хлои там же? — Естественно. Потому он и такой добрый. А я решила устроить нам с тобой вечер. — И у тебя отлично вышло. За тебя. — Он осторожно коснулся ее бокала своим. — За нас, — поправила его Мейз и отпила. Спустя какое-то время алкоголь ударил в голову, и она задумалась. Скажи ей кто-то лет десять назад, что так все будет, она бы подняла его на смех. Она? Мать? Жена? Устраивает ужины? Проспитесь, мистер, и не порите чушь. Но у судьбы забавное чувство юмора. Переведя взгляд на Майкла, она поняла, что он думает о том же. Встретившись взглядом, он отзеркалил ее жест и тоже подпер рукой лицо. Шрам почти сливался с кожей. Мейзикин почему-то подумала, что сейчас он заговорит об этом, но Майк сказал другое: — Я люблю тебя. И в этом было все, о чем они оба думали. Это было начало всему, это было объяснение и это была гарантия. Я люблю тебя. Разве нужно было что-то еще? Она улыбнулась и наклонилась к нему, целуя в колючую щеку. Сняв с него очки, Мейзикин погладила Майкла кончиками пальцев по щеке, прижимаясь лбом ко лбу. Переплетя пальцы, он чуть сильнее сжал ее ладонь. А после повернулся, хитро глядя. — Не хочешь посмотреть на ночной город? — Никогда не откажусь. — Как думаешь, Морган сможет одна побыть около часа? — Ее разум опережает ее возраст. Думаю, да. Тем более, что сейчас она просто спит. — Тогда идем. Смеясь как подросток, он встал и потянул ее на выход. Накинув на себя и на жену куртки и обувь, он тихо открыл дверь, и они выскользнули на улицу.***
В такое время прохожих уже не было. Дома стояли тускло освещенные перегорающими уличными фонарями, и только кое-где яркими пятнами выделялись горящие гирлянды. Звезды на небосводе поблескивали в ночи, приветствуя редких путников. Мейз поежилась, складывая руки на груди — октябрь нынче выдался холодным. Уткнувшись носом в ворот, она спросила: — Так что ты удумал? Майкл же, казалось, не чувствовал холода, находясь в возбужденном состоянии. Обвив руками талию жены и бегло оглядевшись по сторонам, он закрыл глаза и сосредоточился. Через мгновение за спиной раскрылись большие серые крылья. Мейз восхищенно присвистнула. Она их видела не первый раз, но каждый раз был как первый. Протянув руку, демон коснулась мягких пуховых перьев, пропуская их сквозь пальцы. — А теперь держись сильнее. И не дав ей опомниться, Михаил подхватил Мейзикин на руки и взмыл ввысь. Сначала Мейз вся сжалась, вцепляясь в него мертвой хваткой. Но чем выше они поднимались, тем больше она расслаблялась и успокаивалась. Пришло осознание, что она с Михаилом, и он не причинит ей вреда. А когда она повернулась, чтобы осмотреться, то замерла в восхищении. Демоны не летают. Они не взмывают ввысь, не видят мир с высоты птичьего полета. Они не встречают рассвет. Они не чувствуют свежего воздуха, порыва морозного ветра. Они обреченны всю жизнь вдыхать затхлый запах серы и тлеющих останков. Им не снятся сны, а дом их напоминает скорее руины. Демоны не любят. Демоны не создают семьи. Демоны не могут быть счастливыми. Все. Кроме Мейзикин Десмиургос, в девичестве Смит. Она перевела взгляд на Майкла. Глаза непроизвольно слезились от ветра или от чего-то еще, в чем Мейз никогда бы не призналась. — Ты снова нарушил правила. — Я спустился за тобой в ад, Мейз. Взлети же со мной теперь в небеса. Она хотела что-то сказать, но он мягко покачал головой: — Мы встретились в момент, когда я падал, не в силах остановиться. Я был на самом дне жизни, разбитый, растерзанный, ничтожный. И ты спасла меня. И теперь это самое правильное, что я могу сделать. Если бы я мог, я подарил бы тебе эти крылья. Но я не могу это сделать. Зато я могу ими стать для тебя. Посмотри же, Мейзикин, на этот мир. Мир, который я готов бросить к твоим ногам. Она слушала молча, едва заметно улыбаясь. Но глаза говорили все: и скорбь, и сожаление, и радость, и… счастье? Абсолютное, ничем не омраченное счастье. Мейз повернула голову, осматривая мириады горящих огней. Такие маленькие, будто бусинки, они складывались в неповторимый узор города, переплетающийся в самых причудливых комбинациях. Она вдыхала воздух и не могла надышаться. Время будто замерзло. И только медленные хлопки крыльев ее ангела говорили об обратно. — Я хочу летать. Майкл знал свою жену слишком хорошо, чтобы задавать вопросы. В чем-то она была совсем неисправимой. Расцепив руки, он позволил ей выскользнуть. Она падала вниз, темной точкой удаляясь все дальше и дальше. Длинные волосы трепал ветер, а на смуглом лице играла улыбка. Она летела вниз спиной вперед, поддаваясь порывам ветра, раскинув руки и прикрывая глаза. Михаил замер, наблюдая за ее падением. Где-то в глубине его души билось волнение и желания броситься за ней, но Майкл знал — еще не время. И тогда Мейзикин распахнула глаза и протянула руку. Он кинулся за ней камнем, складывая крылья и разрезая воздух так, что почти невозможно было смотреть. На секунду голову пронзила паническая мысль — он не успеет. Слишком быстро она падала. Но тут же отдернув себя, Майкл прошептал что-то и ускорился, вытягивая вперед руку. Мейз вытянула свою ему навстречу. Когда он коснулся ее пальцев, он потянул девушку на себя, распахивая крылья. Их резко дернуло наверх. До земли оставалось не больше 200 метров. Пытаясь выровнять дыхание, Майкл услышал звонкий смех Мейзикин. Посмотрев на нее, он увидел, как плечи сотрясались в счастливом хохоте, а глаза ярко горели. Опустившись, он осторожно поставил ее на землю. Качнувшись, Мейз встала ровно. — Даже голова закружилась. Спасибо. Это было великолепно. Домой они вернулись только под утро. Морган все это время сладко спала.***
— Ты готов? — Да, почти… — закончить он не успел, увидев Мейзикин. В ярко-красном струящемся платье, на высоких кожаных туфлях и с высоко уложенными волосами и красной помадой, она напоминала графиню Дракулу. — Великолепно выглядишь, — сказал Майкл и неловко улыбнулся. Она подошла к нему и провела рукой по талии, ненадолго приобнимая. — Я пойду соберу Морган. Нанесу последние штрихи. — Она так и не передумала? — Не-а. Эльза и точка. Я скоро прокляну создателей «Холодного сердца». Смотреть его интересно было первые тридцать раз. Но не сто же подряд, — она закатила глаза и страдальчески вздохнула. — Ладно. Я ушла. А ты давай не копайся. Когда она ушла, Михаил сел на диван и задумался. Первоначальный концепт школьного учителя (потому что переодеваться — это бред и глупость) перестал ему казаться таким уж удачным. К тому же — как он ни хотел себе в этом признаваться! — там будет его брат. И он будет выглядеть шикарно. Окинув себя взглядом в зеркале, Михаил выгнул бровь. Горб выпирал, а шрам все равно было видно. Нет, так не пойдет. Раскинув крылья, он закрыл глаза, перенаправляя благодать в спину и на лицо. Он хотел было вылечить еще и глаза, но в последний момент подумал, что это уже лишнее. В следующее мгновение на него смотрел молодой, красивый, ровный мужчина без намека на изъяны. Утянув гель для волос Мейзикин, Майкл сначала подозрительно покосился на него, а потом решил, что если иди, то идти до конца. Кивнув самому себе, он нанес гель на волосы, формируя зачес и пробор. Закончив, Майкл — не позволяя окинуть себя полностью взглядом — решительно открыл двери шкафа. Где-то в его глубине лежали приталенные джинсы и неплохая футболка. Но пока он искал, на глаза неожиданно попались кожаные штаны и черная рубашка. Он и забыл, что они вообще есть. В самом начале их совместной жизни Мейз иногда покупала такие вещи, пока не поняла, что стеснительность Майкла просто не позволит ему их надеть. Да еще пресловутый статус ангела. Но сейчас это было то, что нужно: — Я об этом пожалею. Через минуту на него из зеркала смотрел другой человек. Черные кожаные брюки подчеркнули крепкие стройные ноги, а расстегнутая сверху рубашка придавала образу игривости. Падающая на одну сторону челка выгодна оттеняла потемневшие глаза. И он мог поклясться, что в них плясали бесята. Облизав губы, он хрипло рассмеялся. — Вот теперь я готов составить конкуренцию своему брату. — И у тебя огромные шансы на победу. Обернувшись, он заметил Мейзикин, стоящую на лестнице. Подойдя к Майклу, она надела на него очки. Окинув взглядом получившийся образ, демон одобрительно покачала головой. — Горячее, чем весь ад вместе взятый. У меня на вечер на тебя планы, молодой человек. Перехватив ее за талию, он низко протянул: — Только на вечер? У меня планы на тебя на всю жизнь, графиня. — И это тоже, — ответила она, целуя его в губы. Майкл с готовностью ответил, прижимая жену к себе. Проведя рукой по ее ребрам, он опустил ее ниже, кладя на бедро и сжимая его, сминая ткань. Выгнув бровь, она хитро взглянула на него и произнесла: — Мы так не доедем, ты знаешь, да? — Знаю. Но я не закончил, — поцеловав ее в губы, Майкл улыбнулся и крикнул дочери: — Принцесса, ты скоро? — Я готова! — Отлично, потому что мы уже опаздываем. Подхватив на руки дочь (на секунду спину прострелило, и его лицо искривилось в гримасе боли), он отмахнулся от помощи Мейз, сгреб ключи от машины и широким шагом направился на выход. Мейзикин промолчала, мысленно делая себе пометку поговорить с Майклом. Лекарство помогало, но слишком медленно. Если он будет и дальше таскать Морган (которая, хоть и не была крупным ребенком, легкой отнюдь не была), то исцеления и вовсе может не наступить.***
Люкс встретил их резанными тыквами и полуголыми ведьмами на входе. Те облизывали пухлые губы, посылали воздушные поцелуи и закидывали ноги на метлу. «Профессиональная деформация» — со смешком подумала Мейз и улыбнулась. Внутри особых изменений не было — только пара свисающих с потолка летучих мышей (подозрительно похожих на настоящих) и молодежь, выряженная во всевозможные нелепые костюмы. Мейзкин насчитала, как минимум, пять Дракул, три Ванхельсинга, четыре Каспера (серьезно, кто-то еще помнит эту историю?), которые беззастенчиво клеились к Монстр Хай и Харли Квин. Последним, скорее всего, было не больше 16 — Люцифер по праздникам лояльно относился к фальшивым документам и украденным водительским. А вот одному Касперу точно было за сорок. И хотя девушки еще активно упирались, Мейзикин знала — еще пару бокалов, и они сами не прочь будут продолжить праздник где-то в более уединенном месте, чтобы на завтрашнее утро ошарашить его новостью о том, что ей пора в 8 класс. И ему останется только надеяться, что он ведет не у ее класса. Она счастливо рассмеялась, прижимаясь к Майклу ближе. Она чертовски скучала по этому месту. Взгляд против ее воли притягивала барная стойка. Сейчас за ней стоял молодой парень, виртуозно подкидывающий шейки, взбалтывающий, но не смешивающий Мартини для выебывающихся снобов. Она цокнула. Сколько воспоминаний было связано с этим местом! Здесь она впервые ступила на Землю, впервые попробовала секс, впервые не пытала людей (в большинстве случаев), а общалась с ними и разливала напитки. Поток воспоминаний наполнял голову, переливаясь цветными картинками. Она вспоминала, как они пили вместе с Линдой, вспомнила, как вместе с Хлои работали под прикрытием. А после не сдержала смешок, вспомнив, как они праздновали здесь девичник. Но все это меркло перед одним воспоминанием. Она повернула голову и увидела, как Майкл смотрит туда же. На то самое место, на тот стул. Туда, где неосторожная фраза открыла тайну трех и изменила их жизни навсегда. Мейзикин взяла его за пальцы, чуть сжимая. Он встретился с ней взглядом. Они оба молчали, но думали об одном и том же. И в этом молчании было все невысказанные мысли, слова, надежды и сожаления. Он привлек ее к себе, целуя в висок. Мейз зажмурилась, сдерживая эмоции. Морган, все это время зажатая между родителями, закрутилась, пытаясь увидеть, на что же так они смотрят. — Что это, пап? — Это, доча, место, где мама сказала мне, что у нас будешь ты. Девочка замерла, удивленно глядя по очереди то на отца, то на мать. — А ты обрадовался? — Не передать как. Но твоя мама славно заставила меня побегать за ней, чтобы сказать об этом. От дальнейшего разговора их отвлекло появление Люцифера. С широкой улыбкой он спустился вниз по лестнице, раскидывая руки для объятий. Заметившая его Морган засуетилась еще до того, как дядя спустился, и Майклу пришлось ее отпустить. Едва ноги девочки коснулись Земли, она побежала навстречу Люциферу. Тот подхватил ее на руки, прижимая к себе и кружа. — А вот и моя любимая племянница! Клянусь, с нашей последней встречи ты выросла ни меньше, чем на целый фунт. Морган, таким путем мне придется скоро пробивать крышу, чтобы ты могла навестить своего дядюшку. Морган довольно смеялась, обнимая пухлыми ручками шею Люцифера. Сзади подошла Хлои, приветливо улыбаясь всем троим. Девочка улыбнулась и ей, махая обеими руками так, что едва не вырвалась из рук Люцифера. — Рада тебя видеть, солнышко. Трикси все уши прожужжала про тебя. — Проведя по волосам девочки, Хлои пошла дальше, к ее родителям. — Привет. Рада, что вы смогли прийти. — Привет, — ответили оба, прежде чем по очереди обнять женщину. Когда она обнимала Майкла, тот успел шепнуть: «Надо поговорить». Хлои коротко кивнула ему, а после отошла. Кивнув в другую комнату, она снова расплылась в улыбке: — Пока Люцифер совершенно вам не избаловал ребенка, пойдемте на нашу частную вечеринку. Линда давно хотела вас увидеть, а Чарли как вырос — не передать. Люц, ну все, пошли уже! Тот не услышал, будучи поглощенным изображением морд вместе с Морган. В руках у последней красовалась огромная шоколадка в золотой обертке. — Принцесса, это тебе из Швейцарии. Советую попробовать, дядя Люцифер выписывал специально для тебя. Девочка кивнула, сосредоточенно пытаясь разорвать обертку. Мейз только закатила глаза — когда он успевает? — Может тебе помочь? — ответом было отрицательное мотание головой. Мейзикин почувствовала, как ее распирает гордость — ее дочь сама справлялась с трудностями. Наконец с оберткой было покончено, и детские зубки вгрызлись в шоколад. Закрыв глаза, она быстро пережевывала, пачкая губы и щеки. Люцифер самодовольно улыбался рядом. — Ну что, может поделишься? — Да! Папа! Иди сюда! — в противовес своих слов, она сама побежала навстречу отцу, протягивая шоколадку. — Мне Люцифер подарил! Попробуй! Все согнулись в хохоте. Лицо Люцифера сначала выражало недоумение, а после он засмеялся со всеми, выставляя вперед руки. — Все, я понял. Ладно, братец, ты здесь самый лучший на свете. — Конечно. Ты мою дочь видел? — подхватив ее на руки, он откусил от предложенной шоколадки. — Ммм, Морган, это шикарно. Ты поблагодарила дядю? — Дядя, я люблю тебя! — И я тебя, тыковка. — Так, все, хватит мериться шоколадками, идем уже! — Мейз развернула Майкла, аккуратно подталкивая его в сторону комнаты. Хлои поступила так же с Люцифером. Дальше вечер проходил замечательно. Были все: Линда, Аменодиэль, Чарли (он, и в правду, совсем вымахал, и с каждым днем все больше напоминал отца), Трикси и, к удивлению, Мейзкин и Майкла, даже Дэн. Последний, правда, первое время чувствовал себя неуютно, но спустя пару шотов стал спокойнее и расслабленнее. Дети ушли в свой угол, и оставшееся время оттуда слышались только смех, возгласы и звуки шуршащей бумаги. К чести Трикси, с работой няньки она справлялась на «ура». Чарли, почувствовав свою значимость перед младшей сестрой, всеми силами пытался научить ее всем хитростям, которые знал сам. А Морган с открытым ртом слушала то одного, то другого, с радостью соглашаясь на любую авантюру. Стоящие у рояля Люцифер и Майкл молча наблюдали за ними, потягивая из бокала виски. Спустя пару минут к ним подошел Аменодиэль. Кивнув друг другу, они налили еще и чокнулись бокалами. Выпив, Аменодиэль хлопнул по роялю и нарушил тишину: — Кто бы мог подумать, да? Мы и все вместе. Более того, мы пьем и смотрим, как наши дети играют словно обычные смертные. — Они ничем нас не хуже, — ответил Люцифер. — А зачастую даже лучше, — добавил Майкл. — Чарли совсем вырос. — Самому не верится. Кажется, что он только вчера пошел, а уже первый класс. Да что уж там, это и у Морган не за горами. Они так быстро растут. — Может быть даже слишком, — протянул Майкл, залпом выпивая остатки виски. — Что, уже думаешь о том, как будешь отбивать настойчивых ухажеров? — Я об этом думаю с момента, как узнал, что у нас будет девочка. Хотя пока можно не беспокоиться — ее главный ухажер и кумир — ее дядя Люцифер. Слушать про тебя 24/7 иногда невыносимо. Люцифер рассмеялся. — У твоей дочери отличный вкус. И я прекрасно понимаю тебя. Вот только моей уже 16, и это кошмар. — Твоей кому? — переспросили оба. — Дочери. Трикси! — Да, пап? — отозвалась вихрастая голова. — Не устала еще? Может пойдешь к маме и к Дэну? — Да нет, я пока с мелкими. — Ну, смотри сама. Оба брата удивленно посмотрели на него. Люцифер пожал плечами. На секунду Михаилу показалось, что на его лице отразилось смущение. — Ну да, дочь. А кто еще? Мне не принципиально, чтобы она была родной. А Трикси я помню с самого детства. Мы поговорили тут не так давно и оба решили, что так будет правильно называть друг друга. Хлои не против, Дэн тоже. — Подожди, а его она как называет? — Тоже папой. Предупреждая вопрос, когда мы вместе, то отзываемся оба. Обычно, кто ближе, тот и подходит. Но эта проблема возникает гораздо реже, чем вы думаете. Так что… — он развел руками. — Принимайте в свои ряды небесных папаш. — Про своего-то думали? — Да думали, конечно. Только вот сильно злить небесное братство не хочется. Не сейчас. Может быть позже. Да, кстати, Майкл, — он посмотрел на брата: — Морган уже определилась, к какой стороне примкнет? Майкл вздохнул и пожал плечами. — Нет. Мы как-то не думали над этим. Точнее решили, что сама выберет, когда подрастет. Мы мешать не станем. Но ты видел ее? — Копия своей матери, — ответил с улыбкой Люцифер. — Один-в-один Мейзикин в детстве. Только ножей не хватает. — Не подавай ей идеи. Люцифер прижал пальцы к губам, закрывая на замок. Майкл налил еще виски, продолжая говорить: — Я знаю, зачем ты спрашиваешь. Не думаю, что Мейз будет против. Я тоже. — Я думал, ты костьми ляжешь. — Люц, я живу на Земле как простой смертный. Я женат на демоне, и моя дочь — самая странная полукровка во всей вселенной. Я пересмотрел свои взгляды очень давно. К тому же¬, — добавил он, — там она будет в безопасности. И она будет сильна. — Она захочет власти. И Ад даст ее ей. — Я знаю, ты хочешь этого, — Майкл провел рукой по роялю, собирая несуществующую пыль. — Но пусть сама все-таки решит. Хорошо? — Твоя правда. Выпьем. Они снова чокнулись.***
Хлои стояла у окна, наблюдая за ночным городом, когда к ней подошел Майкл. Все уже вдоволь наелись, натанцевались и теперь разбрелись по диванчикам, что-то тихо обсуждая. Повернув к нему голову, она кивнула, показывая, что видит его. Майкл кивнул в ответ. — Ты хотел поговорить? — Да, и, если честно, уже очень давно. Подумал, что сейчас хороший момент. — Да я и раньше не занята была. Так что все нормально, — она повернулась к нему, заправляя выбившуюся прядь за ухо. — О чем ты хотел поговорить? Что-то случилось? Вам нужна помощь? Он покачал головой. Потерев переносицу, Майкл смущенно сказал: — Я хотел перед тобой извиниться. — За что? — За то, — он выделил последнее слово так, что сомнений, о чем он не оставалось. Хлои чуть сильнее сжала губы, а после кивнула. — Знаю, мы не говорили об этом, но это не значит, что все всё забыли. Она прикусила губу, глядя на него. И хотя Майкл смотрел ей в глаза, подходить ближе он не стал, понимая, что так ей будет комфортнее. Тем временем он продолжил: — Я должен был сказать это еще очень давно. Я не буду сейчас оправдываться, говорить, что ты все не так поняла, пытаться себя выгородить. Мое первое появление здесь было, без преувеличения, ужасным. Я столько дел натворил, что до сих пор вспомнить стыдно. Я всех вас обидел. Ведомый своими страхами, завистью, обидами, злобой — качествами, не достойными ангела, я совершенно потерял связь с реальностью. Как ребенок, у которого отобрали игрушку и который теперь скандалит в магазине, чтобы ее отдали, так и я скандалил и портил все, к чему прикасался, восклицая «а какого хрена это все не у меня?». Подобно вору в ночи, я пытался украсть то, что мне не принадлежит, жить жизнью другого, а если не выйдет, то разрушить ее до последнего камня. — Он покачал головой, переводя дух: — Я был ослеплен. Я всю жизнь боролся с пороками, а в итоге сам стал их воплощением. Я сам себе был отвратителен. И в момент, когда ты ударила меня в пещере, я вдруг прозрел. Я на секунду выпал из своего кокона зла и зависти и взглянул на мир. Я спросил себя, какого хрена я творю, и не смог найти ответа. Но даже тогда я не успокоился. Гниль так глубоко проникла в меня, что почти выжгла все, что было во мне, заполнив все вязкой злостью и обидой. Каждый день во мне происходила борьба. Я боролся за себя, между тем, чем я должен быть и чем хочу быть. И я сделал выбор. Тогда я увидел всю картину в целом и ужаснулся. Как побитый пес я отполз, надеясь, что у вас всех будет достаточно сил, чтобы все исправить. И на место злобы пришла пустота. Я был потерян. Я был уничтожен. Я не хотел жить. Я искал смерти. И тогда я встретил ее. Знаешь, сейчас, когда я смотрю на свою жену и дочь, я второй раз покрываюсь липким потом от того, что было в моей голове. И как же я благодарен судьбе, Отцу, кому угодно за то, что он послал эту встречу. Замолчав, он посмотрел на свою жену, не сдерживая счастливой улыбки. Хлои, молча слушавшая его, подумала, что никогда еще не видела Майкла таким. А еще ей пришла в голову мысль, что теперь никто из них не мог бы спутать Михаила и Люцифера. Одинаковые внешне, они были такие разные во всем — во взгляде, в мимике. И лишь в одном они были похожи — Майкл смотрел на Мейзкин так же, как Люцифер смотрел на Хлои. Она знала этот взгляд. Михаил кашлянул и продолжил: — А потом все изменилось. Медленным, сложным, ежедневным трудом мы меняли друг друга, избавляя от страхов и комплексов. Еще многое предстоит, но… знаешь, я счастлив. Так, как никогда до этого. А я очень стар. Я прошел много плохого, но ради нее я прошел бы снова. И снова. И снова. — Она смотрела на него и видела, что это не просто слова. — Но все это не оправдывает мои поступки по отношению к вам. Люцифер меня простил, но простишь ли ты? Примешь ли мои искренние извинения? Хлои вздохнула, а после медленно подошла, заключая его в объятия. — Я прощаю тебя, Михаил. Конечно, я прощаю тебя.***
Когда они вернулись домой, была глубокая ночь. Дочь мирно посапывала на руках у матери, схватившись пухлой ладошкой за ее платье, сжимая ткань в кулак и сминая ее. Ее ресницы подрагивали, а губы периодически изгибались. — Как думаешь, что ей снится? — Не знаю. Может быть, как дядя Люцифер подарил ей весь шоколад мира. Серьезно, надо с ним поговорить, столько сладкого есть просто ненормально. Он нам ребенка испортит. — Дьявольское искушение. — Я вас обоих прижму к стене, если не перестанете. И мне плевать на ваши статусы, ты знаешь. Майкл коротко рассмеялся, вставляя ключ в скважину. С тихим щелчком она открылась. Придержав дверь, он зашел следом за Мейзикин, на ходу набирая смс. «Хэллоуин удался». Не дожидаясь ответа, он кинул его на тумбу, разуваясь и проходя дальше. Мейз пошла наверх укладывать дочку. Михаил устало упал в кресло, вытягивая ноги. Раздеваться было лень, хотя рубаха врезалась в горло, а ремень давил на живот. Он расстегнул пару верхних пуговиц и снял очки, потирая лицо. Вроде как Мейзикин хотела посмотреть на него еще в таком образе. Почему бы не порадовать ее? «А еще это отличное оправдание твоей лени», — едко заметил внутренний голос. Майкл поморщился и отмахнулся. Закрыв глаза, он и сам не заметил, как задремал. Проснулся от звука приближающихся шагов. Открыв глаза, он наткнулся взглядом на руку Мейз, лежащую у него на плече. Чуть сжав ее, он поцеловал тыльную сторону и притянул девушку к себе на колени. Теплые руки обвили его шею, прижимая к груди. Михаил вдохнул полной грудью аромат духов, кальяна, немного пота и улыбнулся. — Ты такой красивый. — Сегодня-то? — Да вообще-то всегда. Но сегодняшний образ был очень хорош, это правда. Выгнув бровь, он вопросительно посмотрел на нее: — Что, даже познакомилась бы со мной? — Нет, красавчик, я замужем, — щелкнув его по носу, она пересела на соседнее кресло. Место, где она прижималось, неприятно обдало холодом. Майкл подался вперед, складывая руки в замок. — Вы с Люцифером поговорили, о чем собирались? — Да, — не дожидаясь вопроса, она пояснила: — Дело в душе. Он наткнулся на способ, как я могу ее получить. Шанс очень маленький, но он есть. Хотя будет и сложно. Надо будет лететь в Новую Зеландию, проводить ритуалы. Понадобиться вся мощь ангельско-демонского сословия. — Хорошо. Когда вылетаем, и что надо сделать? — Это может лишить тебя крыльев. И тогда ты станешь простым смертным. Майкл нахмурился и почесал задумчиво подбородок. Мейзикин молчала. — Значит, у нас останется где-то лет 60. Не так плохо, Морган успеет вырасти, а мы успеем за это время передать ей большую часть своих знаний. Не думал, что скажу это, но я рад, что Люцифер есть. Она его любит, а он любит ее. А, значит, можно быть спокойными — он будет помогать ей столько, сколько нужно. Ты ведь знаешь, что он собрался передать ей Ад? Мейз удивленно подняла брови. — Я не думала, что он серьезно. — Более чем. Ладно, это уже следующий вопрос. Так, когда мы выезжаем, и что для этого нужно? Она улыбнулась, взяв его за руку. Ее пальцы были тонкими и холодными. Майкл их сжал, стараясь согреть. — Никогда. Теперь было время Майкла удивляться. — Что? — У меня уже есть душа. Я уложила ее спать. А вторая ее часть сидит передо мной, готовая пожертвовать всем ради сомнительного шанса. — Но это ведь твоя мечта. — Да, — она положила ладонь ему на щеку, мягко поглаживая большим пальцем. — И она исполнилась больше, чем я думала в самых смелых фантазиях. У меня есть ты, у меня есть дочь, и мне нечего больше желать. Я нужна вам, я люблю вас, а вы любите меня. А любовь — то, что создает душу. И теперь я хочу только одного — вечности для нас троих. Мы увидим, как растет и развивается этот мир, как рушатся цивилизации, и как на их месте выстраиваются с нуля новые. И мы будем вместе. Он подался вперед, забирая ее ладони в свои: — Хотел спросить, уверена ли ты. Но я тебя знаю, и знаю, что твои решения всегда твердые и окончательные. Она посмотрела на него, улыбаясь кончиками губ. Причудливые тени, отбрасываемые деревьями за окном, создавали причудливые узоры на ее лице, так что Михаил залюбовался. Сократив разделяющее их расстояние, он накрыл ее губы своими, привлекая к себе. Огладив тонкие плечи, он переместил ладонь в гору шоколадных волос, зарываясь в них. Приоткрыв рот, Михаил коснулся языком ее губ, проникая внутрь, сплетаясь с ее языком в одному им известном танце. Она выдохнула, снова перебираясь к нему на колени. Короткие черные ноготки заскользили по шелковой рубашке, расстегивая его пуговицы одну за одной. Когда она коснулась рукой оголенной кожи, Михаил вздрогнул и покрылся мурашками. Он улыбнулся, закидывая ее ногу на себя. Сжав ягодицы, он увлек ее в новый поцелуй, прежде чем подняться. Мейз цепко обхватила его ногами и обвила руками шею. Не прекращая ее целовать, он, прижал ее к стене. Мейз выгнулась, прикусывая его за губу так, что почувствовала вкус крови. Цепкие пальцы сдергивали с него рубашку, едва не разрывая ее. Пришлось все-таки ненадолго опуститься на пол, чтобы совладать с ремнем. Наконец, с ним было покончено. Платье Мейзикин самым варварским образом было смято, местами порвано и отпнуто точным движением ноги. Оставшись в одном нижнем белье, они снова приникли друг к другу, касаясь, целуя, кусая все, до чего только могли дотянуться. Майкл провел языком от ее мочки до ключицы, прикусывая последнюю. Он целовал ложбинку шеи, вырисовывая ее очертания языком. Заведя руку за спину, мужчина расстегнул ее бюстгальтер, скидывая его куда-то в сторону платья. Она не оставалась в стороне. Проведя пальцами вдоль ребер, она поднялась выше, поглаживая лопатки. Слегка нажав ногтями, она оставила череду красных полос, к которым после обязательно присоединяться еще. Оторвавшись от зацелованных губ, Мейзикин, быстро дыша, кивнула в сторону дивана. — Давай хоть там. — Ты достойна большего. Подхватив ее под ягодицы, Михаил понес ее в сторону спальни. Опустив девушку на одеяло, он навис сверху, урывая несколько голодных поцелуев. Сколько бы ни прошло лет, он все также не будет до конца верить, что эта великолепная девушка — его. Она притянула его к себе, скрещивая на пояснице ноги так, чтобы между ними не осталось места. Запустив пальцы в волосы, она сжала их у основания, увлекая его в долгий, неторопливый поцелуй. Ей в бедро очевидно упирался стояк, да и у самой Мейзикин терпение было на исходе. Страсть затапливала все вокруг. Температура поднялась на пару градусов, а воздух вдруг стал каким-то вязким. Не разрывая контакта, он покрыл ее тело поцелуями, прежде чем окончательно избавить их обоих от одежды. Когда он толкнулся в нее, Мейз коротко застонала, раздвигая ноги сильнее. Облизав пересохшие губы, она выгнула спину, впиваясь ему в спину ногтями и оставляя следы. Он двигался в ней быстро, ритмично, размашисто — так, как любили они оба. Их стоны смешивались в ночи, дополняемыми скрипом кровати и шлепками кожи о кожу. Она сжимала его, пока он замедлялся, кусала за мочку, выдыхая на ухо, когда Михаил касался ее груди. По его бицепсу текла капелька пота, губы пересыхали. Она положила ладони ему на лицо, глядя в глаза. Приближение пика почувствовали оба. Движения стали быстрее, рванее, ничем не сдерживаемые стоны разносились по комнате. Накал достиг придела. Выдохнув, она на мгновение сжалась, а после задрожала, кончая. Михаил последовал следом, изливаясь глубоко внутрь. Упав сверху, он пытался перевести дыхание. Некоторое время они молча лежали. Мейз перебирала его волосы, наматывая чуть отросшие прядки на палец. Майкл закрыл глаза, поглаживая ее по плечам. Во всем теле была расслабленность, нега и нечто такое, чему не было объяснения. Перекатившись рядом, мужчина обнял ее, целуя в висок. — Так значит, вечность? — На меньшее я не согласна. Ночь окончательно уступила место утру, когда они провалились в сон. И пускай грядущий день готовил им новые испытания, пускай не все в их жизни складывалось гладко, они были друг у друга, а, значит, они справятся со всем. А для начала — с еще одним пополнением через девять месяцев. Теперь, правда, сыном. А в дилемме «Happyless or happy?» было твердое happy. Теперь уже точно.