Ход жизни

      Еще пару минут я помялась, обдумывая, но затем, как молния, пронзило осознание чего-то неправильного. Появилось странное чувство, будто меня что-то сдерживало, словно то был невидимый узел, сковывавший внутри. Снова обратилась к себе, размышляя, и тут я все поняла.       «Вот оно что. Ну конечно. Каждый раз, когда что-то случается, о чем я думаю в первую очередь? Об учебе или работе, а еще о других людях. И только об этом. Сходить с друзьями? Нет, я не могу, нужно идти на работу. Посвятить день себе? Ну как так можно, ведь подготовка к зачету не ждет. Сделать что-то для себя? Может, сначала помочь другим?»       Я задавала себе вопросы и сама же на них отвечала. С каждым таким вопросом злилась все больше, и я знала причину. Все пошло еще с детства. Нужно быть дружелюбной с другими детьми, иначе нянечки пожалуются маме и она расстроится. Нужно получить пять, иначе отец снова ударит. Нужно не сдаваться, учиться, иначе сопьюсь, как родители. Нужно уехать из города, а для этого поступить в универ и желательно подальше от этого Зажопинска. Нужно много работать, иначе придется вернуться обратно. Нужно копить все больше и больше денег, иначе в Питере не выжить. Нужно, нужно, нужно. Всегда делаю только то, что от меня ждут, что мне нужно. Как тот дурацкий свитер. Уже тысячу раз могла купить новый, но не купила — отложила деньги. И так всегда. А как же жизнь? Когда я буду просто жить? Может быть, я хочу заскочить после пар в Макдак, как все, просто поболтать ни о чем. Или сходить в клуб. Я же там не была никогда. Хоть посмотреть, как и что. Хочу пойти в торговый центр и купить платье, а не урвать удобные джинсы в секонде. Да и парни… Честно говоря, уже и забыла, каково это. Встречалась, когда училась в школе, но быстро поняла, что нам не по пути — жизнь скромной домохозяйки, на которой орава детей и алкоголик муж, не для меня. А другого в моем городе и не предлагали. А когда переехала сюда: все было не до этого. Если пойдет так, как сейчас, то вспомню про себя лет в тридцать пять, когда молодость будет позади. Нет! На такое я не согласна. К тому же это ведь не первый встречный-поперечный. Это Паша. Он симпатичный, заботливый. И всегда готов поддержать. Такой простой и милый. Чего еще нужно? Отношений у меня не было давно, но, думаю, с ним можно попробовать. Возможно, что-то действительно и получится. В любом случае нельзя упускать такую возможность. Это время, чтобы жить!       Я резко дернула головой, из-за чего на глаза попали редкие, выбившиеся из заколки пряди. Паша, все еще нервно теребивший лямки портфеля, отвлекся и, заметя мое решительное лицо, замер, ожидая приговора. От этого я тоже напряглась, стараясь как можно медленнее и более обстоятельно объяснить.       — Я все обдумала.       Паша сосредоточился, ловя каждое слово. Казалось, он совсем забыл, как дышать.       — Как я и говорила, мы не так давно знаем друг друга и у меня нет к тебе тех же чувств. Появятся ли они, я обещать не могу. Но, несмотря на это, я бы хотела попробовать.       Паша дослушал до конца, но остался неподвижен: смысл моих слов до него дошел не сразу. Его словно оглушили. И только спустя какое-то время он шумно выдохнул, но затем снова напрягся, проверяя, не шучу ли я. Но я оставалась серьезной. Поэтому он расслабился и легко рассмеялся, от чего группа девушек, шедших мимо, испуганно отшатнулась, словно стая вспугнутых птиц.       — Это… Ты ведь серьезно сейчас? Нет, не говори, а то я умру, — Паша все еще не мог совладать со взволнованным голосом, который звучал выше, чем обычно.       Я усмехнулась. В любви я никогда никому так открыто не признавалась и не знаю, каково это, но я была уверена, что далось это нелегко, а потому то, как Паша не мог унять свой восторг, казалось чем-то невероятным и очаровательным.       — Знаю, это все так неожиданно. Просто я не могу поверить. Нет, я, конечно, надеялся, но, ты понимаешь… — Паша пытался выразить свои мысли, и получалось все слишком сумбурно. — И то, что я хочу тебе сказать, тоже неожиданно, но пока есть шанс… Завтра. Ты не хочешь сходить со мной завтра в парк?       Закончив и практически выкрикнув вопрос, он снова посмотрел этим своим просящим взглядом, которого раньше на его лице я не видела.       «Ну, раз я уже согласилась, то пути назад нет. И к черту эту контрольную. Свет на ней клином не сошелся».       — Да, давай.       Я облегченно улыбнулась. Словно камень упал с души. Это так неожиданно: осознавать, что можно просто наслаждаться жизнью и не думать обо всем остальном. Можно пойти в выходной в парк, прогуляться по берегу озера, приютившегося среди террас и велосипедных дорожек, съесть мороженое да и вообще поболтать. К моему удивлению, я поняла, что не так много общалась с людьми. Прохаживаясь с Пашей на следующий день, я все никак не могла наговориться. Уже успели обсудить, кажется, все: еще фильмы, прошлые выходные, пары по рисунку и даже многое из личного. С Пашей было так легко и комфортно, что, сама того не понимая, рассказывала много действительно личного, того, что не знал никто: о родителях и том, как мы жили, как они постоянно уходили к знакомым, оставляя меня одну, а потом возвращались к вечеру следующего дня все еще до ужаса пьяными. Паша не смеялся, но и не сочувствовал — понимал, как бы глупо это звучало. Взамен рассказывал о себе.       — Не могу сказать, что жилось мне так уж плохо, но, сама понимаешь, с такой матерью особо не разгуляешься. Лет до шестнадцати я вообще ходил по стеночке. Дома быть в девять, учиться хорошо. Никаких тебе чипсов и телека допоздна.       — Честно говоря, даже не представляю такого. Мои-то обычно пропадали или были, ну, знаешь, не в том состоянии.       — Но и такая тотальная слежка тоже такое. Стоило договориться с друзьями погулять, а мать уже тут как тут: куда, зачем, почему?       — Да, наверное, не жизнь, а сказка.       — Та еще. Так вплоть до конца школы было.       — А что случилось потом?       — Та, я ж всегда рисовал. Мать, конечно, говорила, что фигня это все. Да и в великие художники я не метил. Скорее, просто хотелось что-то создавать. Вот архитектурой и увлекся. Хотел сразу на архитектурный поступить, но, как оказалось, у моей матери на все это было другое мнение.       — Что она тебе сказала?       — Да что обычно в таких ситуациях говорят? «Художники денег не получают. Архитектура — это тот еще бред. Кому, вообще, архитекторы нужны? Другое дело — экономисты». Это-то незаменимые члены общества, — Паша невесело усмехнулся.       — А почему именно в архитектурный, а не художественный, например?       — Хороший вопрос. Не то чтобы я такая творческая личность. Просто всегда хотелось создавать что-то своими руками.       — Почему тогда не строительный?       — Об этом я тоже думал, но в строительном как дело обстоит: тебе сказали, ты и делаешь. А в архитектурном ты можешь не просто сделать так и сяк, а сделать что-то лучше.       — Понимаю. Но мне, наоборот, нравится, скорее, творческая часть. Это столько возможностей! — я влюблённой вздохнула.       — Да, архитектурный — это, прямо, мечта.       Хоть он и говорил легко и словно не о себе, а улыбка не сходила с лица, я точно знала, что эта тема ему неприятна — задевает. Для него все началось еще тогда, когда никто не поддержал его мечту. Я, как никто, понимала, каково это, и со временем ничего не прошло, только стало ощущаться не так остро. Не зря говорят: время лечит. Ну как лечит? Просто заставляет забыть детали.       — Но ты ведь все равно поступил.       — Поступил. Но не сразу. Скандалов было… Ты себе не представляешь. Мама еще и отца подключила, так что это было, скорее, похоже на неравный бой. Короче, долго они меня доставали, а я все бесился. Я им про Фому, а они мне про Ерему. В конечном счете мама стала настаивать, чтобы я поступил хотя бы для диплома. А потом, как доучусь, смогу делать, что хочу. Я сначала против был, но потом сдался — это проще, чем выслушивать постоянные нравоучения.       — Так ты учился на экономиста? Не знала.       — Ага. Пришлось. Поступил, ходил на пары, сдавал сессии.       — И что же случилось?       — А достало все, веришь? Экономика — ну не мое это. Терпеть этого не мог. Все злился, злился, а потом в какой-то момент так все осточертело. Пришел домой и все высказал. Видела бы ты лица родителей.       — И они так просто тебя отпустили?       — Ну, сначала они, конечно, в шоке были, потом уж пытались что-то сделать, повлиять, но не вышло. Я до этого с ними жил. У нас квартира тут, в Питере. А потом переехал, стал готовиться. А как поступил, они вроде и успокоились.       — И больше не достают?       — Спрашивают иногда: не надумал ли и этот универ бросить, но так, вроде, норм. Хорошо, хоть про наследников не достают, — в ответ на свою шутку Паша рассмеялся, но потом, поняв, что она прозвучала слегка нелепо на свидании, запустил руку в короткие волосы и смущенно отвернулся.       Уже не первый раз я замечала за сегодня, как он нервничает. Резкие движения, сбивчивая речь, шутки невпопад выдавали его беспокойство. С первого взгляда было видно, что к такому он не привык. От этого осознания мне, у которой свиданий уже не было пару лет как минимум, стало намного спокойнее — нервничала не я одна.       Пытаясь перевести тему, Паша вдруг резко сказал:       — Может быть, пойдем туда? — и указал рукой на ухоженную часть парка, состоящую из рядов насаждений и уютных деревянных скамеек, контрастно выделяющихся на фоне все еще зеленых растений.       Мы сошли с мощенной камнем пешеходной дорожки в сторону, подальше от потока людей, огибающего нас со всех сторон, и углубилась в более спокойную часть парка. Здесь было немноголюдно. Наверное, летом многие предпочитают отдыхать здесь, в тени могучих деревьев, но сейчас, осенью, никто не хотел тут подолгу задерживаться — все спешили поскорее нырнуть в одно из многочисленных кафе, чтобы согреть горло горячим кофе или чаем на травах. Паша тоже предлагал, но мне не хотелось. Там наверняка играет музыка, и из-за обилия посетителей вряд ли можно нормально поговорить. К тому же Паша явно из тех людей, которые предпочитают платить за девушку на свидании, а мне совсем не хотелось его утруждать, поэтому мы уже несколько часов гуляли по парку, благо, оделась я тепло.       — Неплохо все здесь устроено, — Паша, который почему-то примолк, наконец проговорил.       — М? Ты о чем?       — Да я про этот лабиринт. Всё так гармонично. И растения хорошо подобрали, и статуи под старину, и скамейки такие винтажные. Хорошо продумано.       Я невольно зашлась хохотом.       — Что, смеёшься надо мной, да? — Паша демонстративно надул губы и скрестил руки на груди, от чего я прыснула ещё сильнее.       — Нет, ты не подумай, — я пыталась сказать через смех хоть что-то мало-мальски связное. — Просто это так… Сразу видно, что ты студент архитектурного. Сначала планировку рассматриваешь.       — А, это да, хотел бы я сказать, профессиональное. А хотя, может, это просто уже клиника.       — Да нет, это…       Но не успела закончить мысль, как внезапно поднялся, тихий до этого, ветер. Я невольно поморщилась и закрыла глаза. От ветра идеально лежащие до этого волосы сдуло на лицо. Я хотела было смахнуть их обратно, как услышала:       — Постой, не шевелись.       Паша, не раздумывая, потянулся ко мне рукой, убирая с лица светлые пряди, но, заметив мой удивлённый взгляд, застыл. Стало очевидно, что сделал он это не специально, рука потянулась быстрее, чем он мог сообразить. Но он её не убрал, наоборот, поняв, в каком положении оказался, Паша, нежно и едва касаясь, провел ладонью по моей щеке. Его зелёные глаза следили за этим движением, обжигая мою кожу. А я не сводила глаз с его лица: на нем отображался весь спектр эмоций. Сначала брови напряжённо сошлись, ресницы взволнованно задрожали, на скулах заиграли желваки, словно он до боли хотел пить, жаждал. Не отрывая руки от моего лица, он заглянул мне в глаза. Наши взгляды встретились. В зелёных всполохах было только одно. В мозгу сразу начали всплывать просто миллионы глупых мыслей:       «Я ведь почистила зубы? А я ела до этого или после? Может, не стоит. О, нет… Его лицо все ближе. Нужно тогда отказать. Или. Да нет, он ведь расстроится, если я так вдруг…»       Но не успела я разобраться, что же мне делать, как ощутила его губы на своих. Его поцелуй едва чувствовался и был почти невесомым. Паша осторожничал, словно спрашивая, можно ли ему или нет. Не прошло и пары секунд, как он отстранился, давая мне последнюю возможность на отступление. Я ею не воспользовалась. Приняв это за согласие, он снова накрыл мои губы в этот раз более настойчиво, но все так же нежно. Я закрыла глаза. Сколько времени прошло, не могу сказать, но мы оторвались друг от друга, когда окончательно замёрзли на этом чёртово осеннем ветру. ________________________________________________________________ Перейдите к Главе 19