Тихо из дворов

      Солнце палит сквозь жалюзи, с улицы доносится чирик-пиздык-куку, и Дэн раздраженно накрывает голову подушкой. Гребаное утро гребаного лета. Без кондёра в комнате простынь липнет к спине, но окно и балкон и так настежь — ночная прохлада была такой приятной, пока малолетние пиздюки с утра пораньше не высыпали мяч погонять. Еще бы, ночью у них во дворе темно, как у негра в жопе, а днем жара такая, что сланцы к асфальту приплавляются. Поэтому восемь утра, каникулы, утро доброе. Птичьи пиздюки в бутсах гоняют клювами мяч и радостно свистят что-то Дэну буквально прямо в ухо. «Рота, подъём!» — сонный мозг ловит флешбеки из прошлого, а тело уже начинает шевелиться само, все ещё напоминая слабой ломотой в пояснице о недавней, блин, музыкальной паузе.       В пачке болтается последняя сижка. Ну и еще та самокрутка соседская, заботливо закатанная его пианинскими пальцами и вылизанная. Как он в сорок седьмой поселился, правда, ничего особо не поменялось. Слышно только, как он там иногда сам с собой поигрывает, да кот орет, когда самого Женька дома не наблюдается. Дэн усмехается: вот если бы вокализ кота совместить с концертами месье Жопена… Хотя, признаться, иногда Дэнчик даже на балкон выходит послушать какие-то смутно знакомые мелодии, что играет сосед. Только грустные, пипец, обрыдаться можно. На позитиве надо быть, а рыдать — по факту. Дэнчик вон ведь скупую слезу не пускает, что Ева его уже который раз динамит: он ее даже как-то во дворе встретил и тут же сумку спортивную подхватил, в другую руку — пакет с хавчиком, летел через ступеньку до третьего и без лифта, а она только ресничками похлопала по его пацанскому сердечку прохладным ливнем после жаркого дня и уплыла в соседскую дверь, элегантно повиляв на прощание кормой как каравелла.       Курить на пустой желудок стремно, и Дэн, умывшись, достает из холодильника вчерашние макароны, греет пару минут в свч и, теперь горяченькие, щедро посыпает тертым сыром из пакетика. Отрезает несколько ломтей домашней буженинки, которую мать всучила на выходных — вуаля. Завтрак королей, бон аппети!       — Пасуй, слышь! — орут со двора.       — Не, ну пасовать-то я так-то не собираюсь, — бубнит Дэн сквозь макароны, подчищая тарелку.       Затем выходит на балкон. Ну вот, теперь и самокрутку можно, и сытому, словно кот, потянуться на утреннем солнышке под бодрое птичье чириканье и визгливые пацанские голоса.       Какое-то время курит, смакуя ароматный табак и наблюдая за футболом, пока желтым пятном внизу не мелькает Женьковская спина. Куда это он сранья? Через минут десять, когда легендарная соседская самокрутка уже давно потрачена, а Дэн все никак не заставит себя уйти собираться на работу, сосед возвращается с полными пакетами продуктов, видать, с утреца ходил на привоз овощей и молочки за углом. Быстро обжился, типа, все уже знает, как будто не неделя прошла, а полгода. Дэн свешивается через перила и басит вниз:       — Оу! Женё-ок! — свистит даже зачем-то. — Здорово!       Голову одновременно поднимают все, кто в этот момент тусуется во дворе, и команда без футболок забивает зазевавшемуся вратарю гол.       — Бля, ну Анвар! Хули ты дырявый такой! — психует мелкий борзый пацан в кепаре.       А Женек уже скрывается под козырьком подъезда, и Дэн только едва успевает заметить его красные от смущения щёки. Хоть бы в ответ пакеты поднял или кивнул, что ли. Парой минут позже желтая майка выходит на соседний балкон.       — Привет, Денис! — кидает Дэну большое румяное яблоко.       — А самокруточку? Раз ты сегодня щедрая душа.       — Табак кончился… Кури яблоко.       — Тыблоко. Ты мне тут не Ева — запретные плоды предлагать! — бубнит Дэн. — Мытое хоть? — но откусывает тут же, не дожидаясь ответа, уж больно соблазнительным выглядит этот розовый спелый бочок.       Женёк молча смотрит на него, улыбаясь краешками губ, как обычно, откидывая от потной шеи завитки своих темно-каштановых волос. А морда, блин, все равно кислая, Дэну даже кажется на мгновение, что он не яблоко жует, а лимон. Еще и эта желтая футболка напротив…       — Жень, ты че загрузился? Эта твоя цветотерапия, по ходу, не работает. Задолбал уже со своим Бетховеном, хоть на луну вой от него! Веселое чё-нить играй, а то тебя и из радужного флага футболка не спасет!       Лицо Женька тут же меняется с лимонного до высокомерного, обдав Дэна холодным презрением. Он разворачивается так резко, что едва не врезается в москитную сетку в дверном проёме, спотыкаясь о кота, который рвется на балкон, и исчезает за порогом.       — Женёк! Я чё-то не то сказал?       В ответ из соседской квартиры угрожающе хлопает крышка уже знакомого Дэну по звукам инструмента, и на весь двор начинает пиликать бодрящий зубодробильный «танец маленьких утят». Последние ноты перед припевом выдалбываются так, что пианино и правда, кажется, вот-вот пустится в пляс, как неуклюжий бегемот.       — Слышь, Женёк! Ну сорян!       «Кря-кря-кря-кря», — издевательски играет в ответ детская песня.       Обидчивый, как баба, блин, ё-моё. Хотя Дэн тоже виноват, какого хрена он вдруг этот радужный флаг приплел? Пацаны за такой базар и целлофан ему с сидений снять могут, мягко говоря. Ну Женёк-то и по-нормальному мог ответить, мол, че несешь, Дэн. А так — детский сад какой-то.       — У тебя басы проседают, слышишь? Выключай уже свои пищалки, Жень!       — Ма-ау! — недовольно отвечает ему соседский кот, словно зэк за москитной сеткой, которого так и не пустили на балкон.       Вот теперь картина маслом. Ансамбль сложился, и Дэн, попутно доедая хрустящее яблоко, решает, что пора уже убраться из этого дурдома. ***       В мастерской хорошо, потому что прохладненько. Сегодня новый заказчик пригнал четкую черную двенашку на пневме — цвет «космос», и от самой тачки такая энергетика прет уверенная, как от породистой лошади: салон пахнет новьём, потому что перетянут натуральной кожей, сама машинка на порогах, колеса утоплены в арки, диски R16 — на вкус Дэна, самый топовый радиус для автоваза, если брать не заводские. А сегодня надо — закатать полностью все окна «хамелеоном» вместо текущей съемной тонировки. Не самый популярный у них вариант, но, как говорится, кто девушку ужинает, тот ее и танцует. А Дэн только клеить умеет, правда, так, что не придерешься. Склеилось бы еще в его жизни уже хоть что-нибудь, кроме радужных пленок.       Вечерком Болт зовет его в центр, выпить пиваса, размяться, может, и познакомиться с кем-нибудь. Дэн оставляет свою верную четырехколесную подругу во дворе, и они втроем с Андрюхой и Диманом заваливаются в любимую чешскую пивнуху. Народу битком, свободный стол находят не сразу, сделав почетный круг по помещению, они возвращаются на улицу, как раз к освободившемуся месту на летней площадке. После третьей пинты вечерние огни становятся ярче, а шутки Димана — смешнее, и Дэн до слез угорает над тем, как друг пересказывает какой-то скетч из камеди батла. Потом Андрюха снова сползает на тему тачек, листая на смарте фотки своей ушатанной четырки, в которую он уже чего только не напихал. Меж тем на летней веранде кафе напротив начинается какая-то движуха.       — Слышишь, Дэн, хочу чтоб зад у меня еще посильнее был опущен, чтоб прям пачка под днищем не пролезала!       — Ты задолбал уже, Андрюх! Не опущен, а занижен! Нафига только тебе, ты как потом ездить по городу будешь?       — Да пох, главное, морда сразу приподнимется визуально, злее будет!       — Злее и тупее, — хмыкает Диман, допивая остатки своего «Медового эля». — Глянь, че там за тема?       До них доносятся весёленькие ритмы какой-то латиноамериканской музыки, мимо мелькают типичные «мамаситы» в сетчатых колготках, коротких джинсовых шортиках и ярких топах. И вдруг среди них Дэн различает знакомую темноволосую макушку. И яркую майку. А потом еще одну головушку рядом с первой, поменьше. Подрывается с кресла, чтобы подойти поближе:       — Я сейчас, пацаны.       Вокруг импровизированной площадки уже начинает собираться заборчик из зрителей. Несколько девушек выходят вперед, и среди них Дэн теперь уже с полной уверенностью обнаруживает Еву. Женёк стоит сбоку вместе с несколькими другими парнями, пританцовывая и хлопая ладонями в ритм музыке. Девушки вышагивают, вскидывая руки вверх, элегантно поворачиваются, делая широкий круг задницей, затем изящные наклоны в одну, в другую сторону — в воздухе описывают круг распущенные волосы. Дэн даже и не видел никогда, чтобы так быстро можно было переступать ногами, одновременно танцуя плечами некое подобие «цыганочки», но только именно плечами, а не титьками, как мать в его детстве отплясывала в деревне под Кадышеву, доказывая на чьей-то свадьбе, что она «вовсе не колдунья».       Между тем на импровизированный баттл с девушками выходят парни, Женёк в центре, трясет завитками своих непослушных патлов, закусывает губы, кидает острые взгляды в толпу. Парни не так размашисто вихляются, движения у них более компактные, Дэн даже зауважал: ему-то всегда казалось, что танцоры — это что-то типа Игоря Цыганова из их школы, который был весь такой бальник с высокомерным ебальником, и пальцы у него выгибались в обратную сторону сами собой, а на идеально ровных костлявых плечах можно было пиджаки отпаривать.       В какой-то момент взгляд Женьки утыкается прямо в Дэна, на лице его мелькает легкий шок, да и Дэн сам от неожиданности едва не подскакивает, как раз под отбивочку барабанов, и тут сосед дает осечку, но не тушуется, смеется, снова поймав ритм шагов. Парни с девушками придвигаются в танце все ближе друг к другу, пока две линии не превращаются в одну, парную. Дальше все, что Дэн видит, — это как шикарно виляет Евина попа в маленьких шортиках вокруг довольно высокого для нее Женька, но их разница в росте будто совсем не ощущается: Женёк ведет уверенно, типа, свое дело знает. Дэн это чувствует, потому что это почти то же, что дрифтовать: красуется-то машинка, но все дело в том, кто сидит за рулем.       Песня заканчивается, начинается другой, более медленный трек, и все танцоры расползаются по новым парам. Еву приглашает какой-то смуглый мужичок, и буквально через пару шагов начинает делать с ней такие жесткие волны, что Дэн и сам уже волнуется. А Женёк, игноря заискивающие бабьи взгляды, топает прямо к нему. От утреннего кислого лица не осталось и следа: он не просто чешет, а через весь танцпол, выпендриваясь, делая какие-то немыслимые ебанистически элегантные повороты и шажочки под музыку, пританцовывает к Дэну прямым курсом.       — Ты че, накурился, сосед? — смеется Дэн и хлопает его по мокрому голому плечу. — А я все думал, ты спортом каким занимаешься! — почти кричит он Женьке в ухо.       — Нет, я танцы преподаю.       — С Евой?       — Ева танцует, но у нас она больше по йоге. Мы с ней раньше на соревнованиях вместе выступали. Потом выросли, забросили, перешли на социалку.       — Чё?       — Социальные танцы — так это называется. Для вечеринок.       — А, ну молодец, чё. А ничё, то, что тут все друг на друге почти висят?       — Ну в этом-то и суть, Дэн. Обнимашки в танцах — самое приятное.       — А просто так пообниматься с тобой не получится?       — А ты хочешь?       — В смысле — хочешь? Ты чё какой странный?       — Просто хорошее настроение. Тебя увидел. Ты это, извини за утро, я…       — Замяли вопрос, сосед, я и сам оральным искусством с утра не владею. Иди обними уже кого-нибудь, там к тебе очередь, как у коммунистов в мавзолей, я по глазам их вычислить могу.       Женёк смеется, вертит головой по сторонам, ну точно попугай, и Дэн почему-то тоже улыбается.       — Ну давай, ткни пальцем, Дэн! Да не в меня!       — Сорян, я чёт от пива расслабился малясь. Типа укажи перстом, кому сегодня на Руси жить хорошо?       — Лучше бы ты и правда столько не пил, — укоризненно качает головой Женёк. — Кого приглашаем?       — Чё, прям к любой подойдешь, и она согласится?       — А то! Ты не веришь?       — Ну с твоей внешкой — вполне, но все же. Давай вон ту! — Дэн показывает на самую скромно одетую девушку, стоящую чуть поодаль ото всех с меланхоличным лицом, будто она только что закончила перечитывать «Анну Каренину». — Не западло тебе с папенькиной дочкой станцевать?       Типа делает вид, что здесь вообще проездом, типа, мол, не подскажете, как пройти в библиотеку, а сама косится на Женьку, словно он не танцующий попугай в пидорской майке, а князь Еблонский. Женька радостно подлетает к девушке, и на ее лице живописно расцветает вселенский ужас, шок и стыд: Коля Басков сошел с небес, чтобы отплясать дуэтом с дояркой из Хацапетовки. Спустя пару движений Дэн уже готов забрать свои так и не высказанные смехуёчки назад, потому что стоит только Женьку подхватить скромную девушку за талию, нежно положив ее запястья себе на плечи, как музыка творит с ними какое-то гребаное волшебство: обычная девчонка превращается в элегантную лань, двигаясь так, словно танцы она впитала с материнским молоком. А Женёк веселенькими глазами всю песню стреляет в Дэна, хвастун хренов. Медленно, предательски ощутимо завистно, в голову закрадывается сомнение относительно того, что мужики не танцуют. Еще как танцуют, еще как девчонок вертят!       И ему даже весело и залипательно, местами смешно, когда кто-то кому-то случайно наступает на ногу или задевает соседа локтем. Местами — захватывающе. И где-то в глубине своего пацанского сердечка Дэну сейчас совсем чуть-чуть хочется быть похожим на этих забавных, виляющих попами, танцующих утят.