Тихо из дворов

      Раз, два, три — точка. Пять, шесть, семь — точка.       Дэн как мантру повторяет этот счет, перекатываясь с пятки на носок. Это всего седьмой круг по двору из девяти, а он уже выдохся. Целый месяц не бегал, вот стоит один только раз дать слабину, и между булок трещина как поползет, потянув за собой в пропасть, где на самом днище обитают ленивые жопы. Дэн так-то ленивой жопой никогда особо не был, а теперь тем более, у него вроде как появился смысл жизни. Ну, как смысл, просто желание. На первой тренировке при виде разогретого Женёчка оно оформилось в простое слово из четырех букв — «хочу».       Позарез, хоть расшибись, уметь выкатывать вот эти вот движения, ногами там тудым-сюдым, чтобы прям все вокруг в шоке были. Чтобы матери потом в деревне показать, а она, как в детстве, руки у рта сложит в восхищении. Жаль только, грамоту за достижения в области юношеского спорта Дэну больше не дадут, но, возможно, дадут чё поинтересней, научись он «делать акценты спереди», как это мастерски фигачит Женёк.       Сначала, вообще-то, Дэн слегка напрягался. Яркие пятна мелькают у него перед глазами буквально каждый день: сосед то розовое напялит, то желтое. В натуре, лучше бы радужным флагом сразу обмотался, и дело с концом. Дэн даже не знает, что его конкретно цепляет, вроде парень как парень. Болт вон носит ярко-красные спортивные костюмчики с белой надписью «Russia», и никто ему за это не предъявляет. Красиво, четко. Но на Болта глаз у Дэна так не чешется, как на танцора этого гребаного, с самого первого дня. Он и самокрутку его целую неделю в пачке хранил только потому, что нельзя вот так просто взять и скурить то, на чем буквально побывал Женёчкин язык.       Потом, когда Дэн уже поспокойнее вроде бы стал, Женёк его просто охренеть как удивил. Когда вскрылось, что он девчонок под слащавую романтичную музычку вертит. Думал, пидрила, а хрен там — секс-машина, по ходу. Там любая сто раз трусы поменяет, пока из колонок на испанском о несчастной любви поется. А то, что Дэна его собственные трусы стали напрягать, пока он делал эти странные движения бедрами, думал о девчонках, пока глазел на крепкую жилистую спину и задницу впереди, — это просто что-то не то сработало. Дэн списывает свои штанные позывные на долгое воздержание и пытается теперь компенсировать недостаток выработки гормонов траха выработкой гормонов бега. Убегает от своих непонятных реакций, типа.       Раз, два, три — точка. Пять, шесть, семь — точка.       — Привет!       О, чешет из подъезда с утра пораньше в неизменно вырвиглазной оранжевой футболке. В руке полиэстеровый мешок с цветочками, по-любому бабуля в наследство оставила. Снова за своими огурцами, поди. Дэн начинает наматывать узкие круги вокруг соседа: резко стопориться нельзя, надо замедляться постепенно. Тот как попугай вертит головой:       — Эй, Дэн! Ну стой уже, чего ты?       Наконец Дэн останавливается, делая глубокие вдохи, и молча протягивает руку.       — Все в порядке? — спрашивает сосед, сжимая его ладонь как-то особенно бережно.       — Не. Ща.       Поднимает палец кверху, а другой рукой упирается в колено. Женька тоже молча стоит и улыбается, ждет, пока Дэн отдышится и родит.       — Фух. Здорово, добрас утрас, амиго! — теперь аккумулятор у него в груди хотя бы подает в рот немного энергии, правда, в мозг еще не очень.       — Не видел раньше, чтобы ты бегал.       — Ну так-то я тоже не сразу узнал о твоих талантах, — лыбится Дэн. — Да я раньше вообще в парк с утра мотался, че, зря в центре живу, что ли. Там и турники есть нормальные, и брусья, и какие-то новые приблуды поставили, типа тренажеры для бедных, прикрученные к асфальту.       — А не курил бы — мог бы еще пару кругов пробежать.       — Слышь, самокруточный, не борзей мне тут! Думаешь, раз танцуешь нихуёво, тебе теперь все можно? А сам-то?       Женек вскидывает голову, отбрасывая пряди со лба, и как-то странно смотрит на Дэна, что даже неловко от затянувшейся паузы, будто его сейчас оценивают на какую-то пригодность, и Дэн выпрямляется, подбоченившись, че он, не на спорте, что ли. Уже хочет полюбопытствовать, хули Женек уставился своими томными глазищами, а у него рожа вдруг хитреет, прям видно, как уголки глаз в прищуре гусиными лапками делаются. И Женёк резко — вжух — щелкает пальцами прямо ему по носу — и срывается, шлепая модными кроссами по асфальту так, что в утреннем свете только белые пятки сверкают.       Дэн вдупляет несколько секунд, что это сейчас было, перед глазами все еще маячит это хитровыебанное лицо, он набирает в грудь побольше воздуха и кричит:       — Иди-сюда-стоять!       Бросается следом, лавируя между припаркованными машинами и бабкой, которая кряхтит, подпрыгивая от испуга — в утренней субботней тишине громкий топот двух взрослых детин отражается от стен пятиэтажек и залетает в открытые окна будить соседей.       Дэн бежит за ярким апельсиновым пятном впереди, почти нагоняет, буквально достаточно руку протянуть, но ноги уже сводит от непривычной нагрузки, и Дэн злится: этот попугай мог бы ему и фору дать хотя бы секунд в десять, вообще-то! Но потом думает, что будет еще круче, если он, скачущий тут как горный козлик уже полчаса, еще не уставшего Женька догонит и… Что «и»?.. А, не важно! Главное — догнать, вот он почти…       Женёк внезапно резко останавливается на том же месте, где они были четыре минуты назад, обежав полный круг, и Дэн со всей оставшейся и звенящей в ушах энергией бешеного истребителя влетает прямо в него, кружась словно в танце и оттесняя с дороги.       — Госпаде, ой бягуть куда, смотрите хоть! Нехай убъётесь, курчата! — причитает бабка, щемясь вбок от двух здоровых лбов, тормозящих друг о друга и по инерции летящих в ближайший клён.       — Охренел, бальник! — тяжело дыша, смеется Дэн и шутливо пинает соседа под зад.       — Я тебя уделал, — тот, отпрыгивая, стукается спиной о дерево, больно поди, но улыбается как черт.       — А ты весёленький, Женёчек. Когда не кислый.       Дэн подходит ближе, упираясь рукой в чуть наклоненный ствол дерева, сгибается немного, восстанавливая дыхалку — усталость от бега накатывает, облепляя душной волной. Напротив — снова эти пряди кудрявые во все стороны торчат, вблизи такие блестящие и упругие, как у девчонок почти. Женёк молчит, тяжело дыша с сомкнутыми губами так, что ноздри раздуваются как у коня, а потом все-таки не выдерживает и открывает рот, шумно выдыхая. Глаза тоже блестят в утреннем солнце, на лице — блики вперемешку с мозаикой теней от кленовых листьев, и Дэн даже на мгновение забывает, сколько ему лет, ощущение, будто летние каникулы только-только начались, а они с Женьком зачем-то встали сранья и носились от злобного петуха по огороду… А во дворе снова тихо. Только чирикает все, и бабка вдалеке бубнит что-то о том, как молодёжь нынче из-за компуктера вообще с ума посходила.       — Бля, на работу скоро, — Дэн нарушает молчание первым.       — Да, мне тоже. Вечером приезжай? Или ты передумал?       — Ничё я не передумал. Я «пять, шесть, семь» сегодня с самого утра отплясываю с зубной щеткой за щекой!       Женёк смеется и мотает головой:       — Только на тренировку без щетки, пожалуйста, а то встанет поперек горла.       — Я те встану! — угрожает Дэн и вдруг, сам того не ожидая, вскидывает руку и ерошит Женькины волосы, будто привычным жестом, как ему самому батя в детстве делал.       Женёк замирает, даже, кажись, зажмуривается. Ну, а чё такого? Сам же первый начал! Дэн отталкивается от дерева и легонько шлепает соседа под подбородком:       — Саечку за испуг! ***       Работа у Дэна решила сделать ему подлянку и на полном серьезе вставить палки в колеса. Колеса, которые его клиент умудрился пробить по пути в мастерскую и из-за этого не явиться. И теперь Дэн слоняется по просторному гаражу, не зная, чем себя занять еще пару часов до приезда следующего, как назло, без возможности переиграть график. И Дэн запускает на телефоне трек из плейлиста в «вк», который поскидывал ему пользователь Евгений Крылов, и прислушивается к ритму. Уделать Женёчка вечером — как минимум поймать удивленное выражение его морды лица, когда Дэн без ошибок станцует ему все выученные на предыдущем занятии шаги. Чё там было-то? Три приставных в одну сторону, в конце точка стопой, потом три приставных в другую сторону, точка.       «Следи за переносом веса! — слышит он деловой, но участливый голос у себя в голове. — Представь, что ты на пляже, и стопами проваливаешься в песок, вдавливаешь ноги в пол». Так, ну, уже немного получается.       На прошлом занятии Женёк ставил ему разные, по его словам, направления: то медленную и страдательную, обозвав ее странным словом «сэншл», то веселенькую музыку, почти как танец маленьких утят, и назвал ее «доминиканский» или народный стиль, — барабаны, которые «бонго», отбивали основной ритм в паре с гитарой, и хотелось тут же начать шевелить ногами, вот только ноги Дэна до сих пор особо не слушались.*       «Бачата — танец бедных», — усмехаясь, сказал тогда Женёк.       Дэн кинул шутейку о том, что у богатых, видать, слишком тяжелое пузо, чтобы так отплясывать, но Женя объяснил, что не от тяжелого пуза, а от суровой жизни танец зародился среди бедных, которые, топчась под жизнерадостные мелодии, забывали о тяготах и проблемах. Дэну и правда после трени стало как-то радостнее, эндорфинчики подняли ему настроение, и домой они с Женьком, которого Дэн по-соседски, естественно, взялся подвезти, доехали под все те же «лялябра и лябока». Буэно!       И спал он на удивление хорошо. Но сегодня ноги заплетаются, Дэн бесится, пинает ножку рабочего стола, переключает трек на медленный. Помещение поглощает звук с динамика, и приходится прибавить громкость до максимума. Как там было? Еще шаг по «квадрату»: левой влево, приставить правую, левой вперед, правой сделать точку. И то же самое, только шагать теперь правой вправо, назад, точка. Дэн пыхтит, смотрит под ноги, на свои тканевые кроссы-тапочки. «Не смотри под ноги! — ворчит голос Женька в голове. — Ты на девушку будешь смотреть, в глаза или куда-то… туда, повыше, в общем». Дэн улыбается: забавный этот Женёк, сразу все просекает, но не подкалывает. Раз, два три…       — Эт чё? Фитнес? — слышит удивленный голос Болта сзади.       — Хуитнес. Ноги разминаю, здорово, чё каво?       Дэн жмет руку невесть откуда взявшемуся Андрюхе.       — Да мимо ехал, заскочить решил…       — Ну, показывай, что там?       — В смысле?       — В смысле, с машиной.       Андрюха косится на дверь и тупит взгляд в пол. Из телефона сладкий голосок надрывается о каких-то пиздостраданиях. Как чувствует, что Дэну сегодня Болт привез еще пару палок в колеса подкинуть.       — Да стеклоподъемник накрылся, я его менять поехал в автосервис, мне динамик боковой нахрен снесли…       — Бля. Ну Болт! А ко мне сначала не вариант был поехать? Сняли бы аккуратно динамики с панелью.       Больше всего в своей работе Дэн не любит разбирать двери. Гемор тот еще… Особенно туда-сюда по миллиону раз.       — Да ты тут занят важными делами.       — И чё? Тебе какая разница?       — Да ниче, просто непривычно.       — А мне непривычно в танчиках и контре по десять часов подряд задрачивать.       Дэн скрещивает руки на груди, откровенно не понимая, что за наезд.       — Ладно-ладно! Звиняй, брат. Тачку-то посмотришь?       Дэн кивает и идет наружу, Болт чешет следом с видом побитой собаки. Да… В принципе, работы немного, но ковырять дверь снова жутко неохота.       — Спасибо, Дэн.       — «Спасибо»! — ехидничает он в ответ. — Ключи давай, «спасибо» в карман не положишь.       — Кстати, это… У меня днюха на следующей неделе, родаки мне дачу на «Родничке» оставляют на выходные, ты приезжай давай.       — Ага. А кто будет?       — Да все. Паша, Аня, которая с универа, Юлианна, Ринат и ребята с работы. Своих зови. Может, Лизка?..       — Чё Лизка? — Дэн вспоминает, как на совместный новый год его сестра стреляла глазами Болту прямо на причину его погоняла.       — Ну так, у нее же вроде никого сейчас? Короче, бери кого хочешь и приезжай.       Кого хочешь! Если бы Дэн мог брать кого хочешь — он бы сейчас тазом по-другому работал. ***       В девять уже начинает понемногу темнеть, затянувшийся в гараже день подходит к концу. Дэн приезжает к студии маэстро Крылова в приподнятом настроении, радуясь, что скучные заказы наконец-то доделаны. Нет, свою работу он любит, просто у всех бывает рутина и бытовуха, приедается на «раз-два», и вроде он нашел, чем себя развлекать в промежутках. В груди шевелится странная ебола, чувство новизны, похожее на запах новенького пластика, какое он впервые ощутил еще мелким первоклашкой, придя с мамой в большой зал секции дзюдо. На ресепшене девчонка, Алена, кажется — да, вон же табличка сбоку с именем стоит, наматывает волосы на палец.       — Здра-асьте! — протягивает она без эмоций с пресным лицом.       — Здра-асьте! Забор покрасьте! — передразнивает ее Дэн.       Идет переобуваться, пинает в раздевалке под скамейку к чужим кроссовкам свои, потом, как примерный школьник, садится на пуфе возле двери в зал, любит он опаздывать не торопясь. Чувствует, как эта Алёна его сверлит дальним светом — да понял он, на Женёчка запала, вот только Женёчек — это джи-тишный «Форд Мустанг Шелби» купеха, а админша максимум тянет на «Мини Купер». Сам же Дэн себя ассоциирует исключительно с «Ниссан Скайлайн» — пацанская классика и никак иначе. В прошлый раз Женя свою помощницу отпустил — занятия закончились, мол, танцуй домой. И Дэн знает, что в этот раз она тоже недовольна, что какому-то там Ерёмину вдруг перепало Женёчкиного внимания ни с того ни с сего. А ей — нет. Из-за этого Дэну еще веселее, вон он какой тут особенный гость!       Дверь распахивается, оттуда вываливаются улыбающиеся люди, цепляясь взглядами за новенького, бабы с интересом, парни — с похерфейсом, в конце выглядывает Женёк:       — О, привет, Денис! Я сейчас приду, ты пока заходи, — кивает, приглашая внутрь.       Тихо играет музло в колонках, из коридора раздаются приглушенные голоса прощающихся, Дэн стоит у больших панорамных окон и смотрит на вечерний город. Чувство новизны сегодня острее, чем в первый раз, потому что он пришел снова, и теперь все становится писец как серьезно — хрен отвертишься.       Женёк возвращается минут через пять — вторая песня уже доигрывает.       — Как дела?       — Заебок, сам как?       — Ну так, устал немного. Помнишь что-нибудь?       — А то! Колени мягкие, ходим под себя, — смеется Дэн.       — Ага, супер, давай разминку тогда, — улыбается Женёк и прибавляет громкость.       Разминка Дэну дается легко: она почти такая же, как в любом виде спорта, привычная. Потом они разрабатывают круговыми движениями грудную клетку и таз, что, в общем-то, тоже уже воспринимается не так дико, например, как было в первый раз. И Дэн даже сначала рад, что вращения одним местом происходят без участия его члена, а потом Женёк восторженным «ого!» хвалит его идеальные попадания ногами в ритм, когда дело доходит до шагов. Две песни они танцуют вышагивая до автоматизма, когда Дэн наконец перестает сверлить глазами пол и начинает смотреть в зеркало. Но предательский стояк намечается в самый неподходящий момент — когда Женёк вдруг подходит к нему и берет его руки в свои, прошибая странным и непонятным чувством.       — Эт чё за прикол? — касание, от которого руки покрываются гусиной кожей, не похоже на рукопожатие.       — Во вторник будешь танцевать с партнершей, а пока я за нее.       — Ты нормальный вообще?! — он выдергивает руки и делает шаг назад, а чертова дыхалка сбилась так, что в груди защемило.       — Дэн… — рука Жени на его предплечье уже воспринимается более адекватно. — Тебе неприятно?       — Да не, просто… Два пацана за ручки держатся, блин, как-то это…       — По-пидорски?       — Ну типа.       — Но тут нет никого. Алена домой ушла, я студию закрыл. Никто не увидит.       Что-то от этих слов Дэну становится не легче, а как-то даже наоборот. Женёк смотрит на него отчаянно, часто моргая, и вообще вон губу аж закусил, понятное дело, он же сам в свое личное время предложил с Дэном позаниматься… И Дэн, словно какую-то ответственность, сам берет его пальцы, но взгляд отводит, в глаза как-то стремно смотреть, стоя с пацаном вдвоем вот так, как в детском саду на утреннике…       — Дальше чё? — бубнит в сторону, но краем глаза замечает, как Женёк немного улыбается.       — Сейчас, пять секунд! — резко убирает вдруг руки, срывается к двери, щелкает выключатель, погружая зал во мрак, потом щелкает другим, и по периметру зажигается фоновый свет.       — Это мы для наших клубных вечеринок используем. Еще огоньки есть и светомузыка. Но я не буду включать, чтобы не отвлекало.       Зал в приятном густом темно-оранжевом полумраке действительно успокаивает. Женя снова протягивает Дэну пальцы:       — Просто думай обо мне не как о парне, а как о партнере. Держи только за пальцы, но не слишком крепко — у партнерши должна быть возможность прокрутить ладонь во время поворота. Вот так, — он упирает свою ладонь в ладонь Дэна и прокручивает, слегка надавливая в центре. — Ты свою тоже держи в тонусе, не проваливай. Нужно как бы упираться друг в друга, как будто между вами невидимое стекло, и вы в него давите с обеих сторон.       Женя упирается в ладони Дэна своими двумя, держа их на уровне груди.       — Угол в локтях при повороте — девяносто градусов. И не оттопыривай их вбок, чтобы не задеть никого на вечеринках. Там же вокруг полно людей и очень тесно.       — Ага… — Дэн слушает внимательно и впитывает, охреневая от совершенно новых ощущений.       Еще никогда он не касался людей вот так. С девчонками все как-то больше тискаешься, трогаешь совсем другие места. Ему и раньше нравились рукопожатия Жени, теперь понятно, почему: пальцы крепкие, но не цепкие, вся рука в тонусе, но не держит мертвым хватом, а мягко сдавливает.       — Давай попробуем шаги. Ходить, как ни странно, надо всем корпусом. То есть я должен чувствовать, что ты на меня идешь. Если будешь сначала ноги выставлять, оттопчешь партнерше все пальцы. Вот, — Женя кладет обе ладони на грудь Дэна, слегка надавливает, и ему приходится вернуть немного веса в ответ.       — А теперь делай шаг.       Женя закрывает глаза, намекая, что сейчас он только руками должен почувствовать инерцию партнера. Дэн делает шаг, но не вперед, а влево. Ну нифига себе — этот танцор с закрытыми глазами следует за ним! Прикольно. Дэн начинает шагать ритм бачаты, потом на новом счете переходит на шаг по квадрату — это все, что он пока знает — а Женёчек безошибочно все зеркально повторяет!       — Ну ты вообще, красавчик! — смеется Дэн, спотыкаясь и сбиваясь со счета.       Женёк открывает глаза и берет его за руки:       — Ага. И ты тоже, Денис. ***       На четвертом треке Дэн уже привык к телу перед собой, и время пролетает как-то незаметно, только на Женёчкином лице становится больше блестящих капель у висков, даже в полумраке зала видно, что щеки у него красные. Протанцевав еще полчаса, они единогласно закругляются и выдвигаются в сторону хаты.       В машине Женек почему-то молчит, не болтает, как в прошлый раз, о своих перкуссиях, прогибах, волнах каких-то и прочей лабуде. К подъезду подкатываются под Коржа и его «Пьяный дождь» в магнитоле.       — Ты че, сосед, устал?       — А? Да… — Женёк разглядывает ладони, потом понимает, что они приехали, и тянется за своей спортивной сумкой. — Пока?       — Ага, давай, Женёчек. Спасибо, было… Странно.       — Не понравилось?       — Да не, все огонь, я просто никогда такого не делал. С девчонками так же будет, интересно?       — Ну… со всеми по-разному. Это как в сексе.       — Э? В натуре, что ли?       — Ну да, — сосед поднимает на него серьезный взгляд, — Танец — это вертикальное отображение горизонтальных желаний. Имитация секса.       — Бля, никогда бы не подумал! Ну, если так прикинуть, как телки жопами трясут, то да… Слышь, Женёк! — Дэн пихает его кулаком в плечо и ехидно прищуривается. — Это мы с тобой там в темноте что, типа, того-этого? Ну все, пизда рулю!       — Пизда… — повторяет Женёк слово, будто тарабарщину услышал незнакомую. — Ладно, давай, пока! — жмет его руку, уже так даже привычно, вылезает из тачки и топает к двери, а Дэн проезжает дальше до парковки. ***       Спатечки-баиньки, наконец-то, бля! Хотя день и был насыщенным и странным, но забавным. Догонялки эти еще с утра… Мозг у Дэна отказывается переваривать события, уверяя, что утро вечера мудрее — с утра обычно уже похуй. Тем более завтра выходной. Он вытягивает ноги и откидывается на прохладную подушку, ловя ночной сквознячок с балкона, как вдруг, когда почти уже все овцы посчитаны, с улицы раздается громкое, пронзительно-знакомое, но будто слегонца пьяненькое:       — Игорь! И-и-игорь! Где ты, сволочь, вылезай!