***
Юнги идёт за Сокджином, который на все его вопросы лишь загадочно улыбается, но не отвечает. Единственным его ответом было “тебе понравится”. Уже за поворотом Мин видит припаркованный отремонтированный фургон — следов от пуль не видно совершенно. Ким открывает дверь, и хакер кидает дорожную сумку, которую держал до этого в руках, на землю, чтобы вцепиться в жилистую руку Хосока, дёрнуть его на себя и прижаться к его губам своими. Они виделись в больнице, но здесь, где нет въедливого тошнотворного запаха и писка от аппаратов, поддерживающих жизнедеятельность, всё ощущается совсем по-другому. Хосок в его объятиях смеётся в поцелуй и пропускает внутрь фургона, где Юнги встречается взглядом с Чимином. Мин невольно возвращается в тот день, когда он, только пришедший в сознание после первой операции, спросил, задыхаясь, как там Чимин. Хосок лишь успокаивающе погладил его по волосам и поцеловал в лоб. На вопрос так и не ответил. И в тот момент Юнги осознал в полной мере, что значит почувствовать боль. Настоящую, живую. Он помнит, что заплакал в голос и то ли отталкивал Чона от себя, то ли наоборот цеплялся за него. Ему было так страшно. Хосок не ответил тогда, потому что сам не знал, выживет ли Чимин, а обманывать Юнги он не собирался в любом случае. Пуля не прошла насквозь, и хакер потерял много крови. Ему сделали экстренную операцию, после которой он впал в кому. И Чон готов поклясться: это был самый ужасный день в его жизни. Когда люди, которых он любит безумно, могли умереть почти у него на руках. Чимин протягивает ему руки и обнимает крепко, но осторожно, потому что Юнги всё ещё не до конца восстановился. Он улыбается и отстраняется первый, двигаясь, чтобы Мин смог сесть рядом с Хосоком. Пак не задаёт никаких вопросов, просто сжимая его ладонь в своей. Его кожа прохладная и чуть влажная, и это единственный намёк на то, как он волновался. Сокджин садится рядом с Намджуном спереди, и Юнги улавливает тот момент, когда старший целует его в нос, а Джин жмурится и смеётся. Старший Ким улыбается тоже и заводит мотор. — Куда мы едем? Домой? — Юнги, если честно, плевать куда. Главное, что рядом его парни, по которым он соскучился слишком сильно. Хосок на его вопрос неопределённо мычит и переводит взгляд на Чимина. — Нет, — качает головой тот. Он перехватывает взгляд Хосока, и это не укрывается от чересчур внимательного Юнги, который решает промолчать по этому поводу. — Вас ждёт сюрприз, — продолжает Чимин, при этом довольно улыбаясь. — Обещаю, вам понравится. — О, — брови Чона поднимаются в лёгком удивлении. — Вот оно что? А я думал, куда это ты ходил утром. — Так ты всё же проснулся? — Да я и не спал уже! — Не обманывай меня, хён. Айщ… Юнги улыбается, слушая уже привычную шутливую ссору. Чимин возвращается к печатанию на ноутбуке, и Мин кладёт голову ему на плечо. У Пака одна рука в гипсе, а сквозь тонкую футболку можно почувствовать толстый слой бинтов. Никто из них до сих пор не отошёл до конца. Мин не раз просыпался в больнице от того, что его снова душили руки Чонхёна, который не оставлял его во снах и наяву в приступах галлюцинаций. Бред преследования вернулся, но хакеру, когда Хосок целует его в висок, а Чимин крепче сжимает его холодную ладонь в своей, становится намного спокойнее. Тревога уходит на дальний план, и он может расслабиться. Юнги даже представить себе не мог, насколько сильно он нуждался в этом, поэтому он позволяет себе отключить мозг и поддаться чувствам, когда целует Хосока с нарастающей жёсткостью, даже кусает пару раз губы и язык, отчего тот мычит и улыбается в поцелуй. Он неохотно отстраняется, предпочитая оставить это до лучших времён. Обычно они не позволяют себе подобного, но, в то же время, здесь нет чужих. Все свои, и всех всё устраивает. — Вы очень красивые, — неожиданно подаёт голос Чимин, который наблюдал за парнями боковым зрением. Юнги фыркает, а Хосок улыбается младшему так ярко, словно он собрал в себе весь солнечный свет и тепло. Мин не может не засмотреться на него. И что он сделал в прошлой жизни, раз ему достались самые лучшие парни? Пока они едут, Хосок всё же засыпает, и Юнги перебирает его мягкие волосы длинными пальцами, массирует кожу головы, дарит ощущение комфорта. Чимин рядом с ним убирает ноутбук и просто наблюдает какое-то время за этими двумя с нежностью и теплотой, так непривычно смотрящимися на его лице, но в то же время так ему идущими. Он выглядит таким мягким и уютным в огромной толстовке, с растрёпанными волосами и в массивных ботинках, что Мину хочется обнять его прямо сейчас, защитить, уберечь от любых напастей, которые, он уверен, ещё свалятся тяжёлыми последствиями. И он решает не отказывать себе в этом. Что-то в Чимине существенно поменялось в лучшую сторону, позволяя Паку наконец нормально проявлять эмоции, говорить открыто с ними о своих чувствах. И это так ценно, будто хрупкая материя, которая может вот-вот сломаться от малейшего ветерка. Юнги много размышлял, находясь в больнице, насколько же ему повезло, что Чимин нашёл его. Что познакомил его с Хосоком, Намджуном и Сокджином, которые стали неотъемлемой частью его жизни. Он думал, смотря в потолок, смог бы вообще найти хоть какой-то смысл, чтобы жить дальше? Он никогда не был нытиком и не склонен жалеть себя, но когда жизнь напоминает огромную воронку из боли и ненависти, которая нещадно затягивает в самый центр, невольно руки всё же опускаются. Если бы Юнги нужно было выбрать, что стало самым сложным для них после переворота и уничтожения J.I., то он бы без колебаний сказал, что это были первые недели. Когда он не мог уснуть, зная от Хосока, что у Чимина очередной приступ, и что Чон вымотан настолько, что отрубался прямо в его палате, находя покой. Когда Намджун приходил к нему, разбитый и совершенно измотанный, но всё равно находивший силы, чтобы поддерживать их всех. Пак винит себя, Мин знает. Видит это на дне тёмных глаз, считывает каждый жест. Им ещё предстоит обсудить это как следует. И теперь у них для этого полно времени. — Мы почти приехали, — тихо говорит Чимин, когда небо начинает темнеть. Он как-то нерешительно протягивает руку в гипсе, опираясь на здоровую, к Юнги, хочет погладить того по щеке, но почему-то отстраняется. Мин хмурится и сам несильно тянет ладонь обратно, жмётся к ней, словно ласковый кот. Но вместо привычного тепла он чувствует только жёсткость гипса. Он не может уловить эмоции Пака, поэтому спрашивает спокойно: — Что такое, Чимин? Юнги смотрит пронзительно, будто в самую душу. Пак оглаживает бледное худое лицо, но на вопрос так и не отвечает. Скользит взглядом по чертам, останавливаясь на искусанных губах, и немного склоняет голову. Юнги понимает его нерешительность и опаску, поэтому берёт инициативу в свои руки и прижимается к пухлым губам первый, осторожно сминая их. Это просто прикосновения, без языков и зубов, и ощущается по-другому, нежели с Хосоком, но от этого ничуть не хуже. Мин гладит шею Чимина, чувствует сильные мышцы под пальцами и тонкие, почти незаметные полоски от старых шрамов. Впитывает в себя каждое его прикосновение, отпечатывает под кожей, чтобы сохранить эти ощущения подольше. Они ничего не говорят, когда отстраняются. Смотрят друг другу в глаза, и в этом интимности и понимания во много раз больше, чем если бы они начали обсуждать произошедшее. У Юнги было достаточно времени и опыта, чтобы разобраться в своих чувствах. И то, что он влюблён в Чимина, он смог понять без особых проблем. Знает прекрасно, что Пак отвечает ему и Хосоку взаимностью, что теперь легче рассмотреть, когда он начал открываться им и позволять себе больше. Чимин напротив него улыбается и выглядит совершенно довольным, заметно более лёгким внутри. Юнги невольно любуется им, засматривается, скользит взглядом по до сих пор не сошедшим гематомам чуть выше выглядывающей из-под ворота футболки ключицы. Хочет стереть все следы того дня, а вместе с ними и жуткие воспоминания, которые плотным куполом снова накрыли его разум. — Мне нужно убедиться, что всё готово. Разбуди пока Хоби, хорошо? Юнги кивает и провожает Чимина взглядом. На улице уже вечер. Холодный ветер неприятно забирается под одежду, и хакер ёжится. Он ждёт, когда к нему подойдёт Намджун, который треплет его по волосам и надевает капюшон с низким “простудишься ведь”. Сам прячет руки в карманы и немного горбится от холода, но смотрит с теплом, льющимся изнутри, совершенно иным, не физическим. Но от него хорошо больше, чем от тёплого свитера. Они идут к плохо освещённой заправке, и Чимин остаётся снаружи, чтобы покурить. Он облокачивается лопатками о шершавую стену, смотрит в небо, наблюдая, как дым растворяется в воздухе причудливыми полупрозрачными узорами. Думает, а понравится ли его парням то, что он подготовил? — Всё сделано, — доходит до него голос Джуна через какое-то время. — Подожди здесь, я позову остальных. Чимин стряхивает пепел и чувствует, как волны предвкушения разливаются по венам. Костяшки уже привычно зудят, и хакеру жаль, что одна из его рук сломана. Юнги и Хосок оглядываются по сторонам с лёгким недоумением на лицах. Ни один из них не задаёт вопросов, не пытается разузнать, в чём дело, и что вообще происходит. Пак, затягиваясь в последний раз, кидает бычок на землю, чтобы кивнуть им в сторону входа. У них осталось одно незаконченное дельце, с которым следовало бы разобраться поскорее, прежде чем они покинут эту страну. Он заходит первый. По заправке тут же разносятся эхом невнятное мычание и бряканье оков. Пак встаёт перед парнем с мешком на голове, прикованному к стулу по ногам и рукам. Смотрит на него сверху вниз и присматривает, с чего начнёт расправу. Вариантов в голове огромное разнообразие, но он тут не один: Юнги и Хосоку тоже должно достаться. Чимин ждёт, когда остальные подойдут ближе, и снимает плотный чёрный мешок. Чужое лицо измазано в крови, под глазом темнеет синяк, нижняя губа разбита и поджата. Пленник вскрикивает и резко дёргается, когда, проморгавшись, понимает, кто стоит перед ним. — Только не ты! — кричит он надрывно, и Чимин не церемонится, крепко сжимая его волосы на затылке. Заставляет смотреть себе в глаза и цедит сквозь зубы: — Заткнись. Он отпускает парня и слышит тихое, еле слышимое “Чонхён” со стороны Юнги. В его глазах есть страх, идущий из самых глубин, вшитый в рефлекс. Он знает, научен уже, что от этого человека ждать хорошего бесполезно — в нём ни души, ни сердца. Но Чимин видит, как на дне чёрных зрачков разжигается огонь ненависти и презрения, что полностью весь этот страх перекрывает. Взгляд Хосока темнеет, и он не нуждается в том, чтобы ему давали какие-то указания. Бьёт он сильно, наученный Намджуном, стоящим позади Чона, и Сокджином, которого оставили немного отдохнуть в фургоне. Чонхён вскрикивает от очередного удара, и пытается хоть как-то защититься, но это никак не облегчает его положение. Чимин придвигает ещё один старый стул на колёсиках и садится, кладя ногу на ногу. — Юнги, хочешь что-нибудь ему сказать? — спрашивает Намджун, когда Хосок, запыхавшийся немного, слегка раскрасневшийся от злости и жара, отходит от Чона. Его глаза блестят, дыхание сбито, а мышцы ходят ходуном под одеждой. Прекрасный. Мин лишь качает головой в ответ. Сказать Чонхёну нечего, ни одного даже самого колкого слова на языке у себя не находит. Он не спешит причинять парню вред, стоит на месте и смотрит, и в этом есть обещание, что он не вмешается, если даже его тут будут заживо вскрывать. Никакой жалости. Пак не может понять, что тот испытывает сейчас, находясь в том месте, где его чуть не убили в ту роковую ночь больше полугода назад. Когда стоит напротив того самого человека, который его и заказал, чтобы расчистить себе путь и избавиться от сильнейшего конкурента. Ошибся ли Чимин, когда подумал, что Юнги вообще одобрит эту идею? Юнги выглядит так, будто не здесь вообще. Он как божество, спустившее диких псов с цепи, лишь бы не марать руки. Они у него белые, красивые, совсем не для крови. Но Чимин, немного сам поломанный, не может отделаться от образа алых мазков на этой светлой коже. Да только все сомнения и опасения уходят на второй план, стоит Юнги повернуться к нему. В глазах у него сплошное пламя, что не приручишь. Пламя, разгоревшееся, чтобы убивать. — У тебя есть оружие с собой? Чимин кивает и достаёт пистолет, до этого привычно давивший на голень. Юнги хмыкает в знак благодарности и поворачивается к Чонхёну. Его спина прямая и сильная, в руках нет ни капли дрожи. Он ничего не говорит, прежде чем прицелиться. Намджун поощрительно улыбается и говорит: “Немного повыше, если хочешь в колено”. Мин стреляет с ухмылкой на лице. Видно, насколько ему нравится слышать мучения человека, сидящего перед ними. Он без лишних слов передаёт пистолет Хосоку, который стреляет так же уверенно и без колебаний в другое колено. А Чимин вдруг ловит себя на том, что это страшно. Страшно, что двое самых безобидных и невинных человек среди них взрастили внутри себя настоящих животных. Он понимает, что иначе быть не может, что есть моменты, которым не получится найти внутри себя прощение. И вместо того, чтобы пытаться и лицемерить, они предельно честно избавляются от того, что приносит им боль. Вряд ли такие терапии одобрены обществом здравоохранения. — Как же быстро вы учитесь. Горжусь, — Намджун отходит от Чона, чтобы похлопать парней по плечам. — Дайте ему небольшую передышку, а то отключится. Ещё ждать придётся, а нам нужно до утра управиться. Чонхён тяжело и громко дышит, пытаясь перетерпеть боль, и иногда вскрикивает, когда его раны задевают, но скоро стихает. — Ты... — он затравленно смотрит на Чимина, когда немного приходит в себя. — Какое же ты чудовище… С лица Пака сползает ухмылка, с которой он наблюдал за всем происходящим. Он плавно поднимается со стула, чтобы подойти к парню, который весь сжимается и, не переставая, бормочет, чтобы тот отошёл от него. — Я чудовище? В самом деле? — он склоняется к испачканному в крови лицу, чтобы посмотреть тому прямо в глаза, расширенные от страха. — А кто же тогда вы с Иланом? Как вас назвать? — Илан же ничего Юнги не сделал… — Пак не даёт ему договорить, вырывая очередной вскрик, когда сжимает чужое колено и вонзает пальцы в открытую рану. Целая серия болезненных и панических вскриков разбивается под потолком стеклянными птицами, а затем их сметает ветром истеричного смеха. — И ты думаешь, что избавишься от него таким способом? Он же тебя не оставит… — Чонхён говорит с одышкой, но всё равно не затыкается. Его глаза лихорадочно сияют, когда он смотрит прямо Чимину в лицо. — Я знаю, как он мучил тебя, он поведал мне. Жаль, что мы не смогли подольше этим насладиться, ведь да? Чимин презрительно хмыкает и выпрямляется, вытирает кровь о лицо Чонхёна и отстраняется. И, когда тот немного расслабляется, выдыхает прямо в затянутые тканью лопатки, с размаху бьёт прямо в челюсть кулаком. Тот снова вскрикивает и мычит что-то невнятное. Кровь струится по его подбородку, пузырится грязной слюной сквозь зубы. Паку мало. — Не переживай, — почти урчит он, смотря на жалкого червя Чонов сверху, расслабленно прикрыв глаза. — Совсем скоро ты встретишься с Иланом. На том Свете. Хакер возвращается на своё место, не удосуживаясь больше окинуть этого мерзкого выродка и крошечным взглядом. Жёсткая линия его рта пропитана ненавистью и отвращением, но он чувствует себя свободнее. На плечи ложится груз иного рода — за чужую жизнь, которую они отнимут. За боль, которой пропитался воздух. За слёзы, которые лил Юнги вдали от них, по вине этого морального урода. Тяжесть вины, что будет с ним всегда. Он игнорирует осторожные вопросы Хосока, закрывается в себе на какое-то время, чтобы успокоиться. Чтобы запомнить навсегда пылающее за окном оранжево-красное, опасное, дикое, разгорающееся тем сильнее, чем больше он злился. Нависшего над ним Илана, вбивающего в стол, что больно упирался в поясницу краем, пока бывший папочка запоминал, каково это, быть со своим деткой, в последний раз. Это был прощальный подарок Чимина ему — чтобы было, что вспомнить, пока будет гореть в аду. В нём не было страха, когда он смотрел в его глаза. Не было больше, только пустота, которая сделала его внезапно лёгким, выключила боль, поставила между ним и Иланом, им и реальностью, допустившей это, заслонку. Они были по разные стороны прочного прозрачного стекла, и тут Илан не мог до него добраться. Чимина любили, а этого человека, никому ненужного, никто не ждал. Ему нечего было терять, а Чимин не собирался сдаваться. Он улыбнулся с нежностью, легко и свободно, и мужчина, к щеке которого он прижал ладонь, замер. Это была его ошибка. Всаженный в глазницу карандаш вырвал крик из его горла, но Чимин больше не дал ему времени. Только получив свободу, ударил в нос лбом со всей силы, до звёзд перед глазами, и завалил на пол, усевшись сверху и прижав руку бывшего хозяина — он содрогнулся от этого, содрогнулся и безумно разозлился, и злость эта дала ему сил — коленом к полу. Под ногти забились частицы глаза, когда он выскребал его из глазницы, а потом вдавил глубже, сильнее, рыча сквозь зубы. Карандаш легко проткнул тонкую косточку между глазом и мозгом, и с мокрым звуком провалился внутрь. Чимин резко выдохнул, неожиданно лёгкий, как ветер, как дым, пробирающийся в бронхи и душащий, и использовал карандаш как рычаг, вспарывая мякоть лабиринтов памяти и сложных соединений нейронов под корой. После нескольких мгновений судорог и попыток вырваться Илан затих. Под головой у него растекалась лужа крови, а застывший взгляд остался навечно прикован к Чимину, возвышающимся над ним кровавым богом мщения, прекрасным и освободившимся от его оков. — Доброй дороги, — выдохнул Чимин томно, с жаром, сгустившимся в низу живота от больного, ненормального возбуждения. Склонившись, он обнял лицо мужчины ладонями и улыбнулся, трепетно шепча: — Вот ты и дома. От того, как резко он крутанул его голову, влажно и громко хрустнули позвонки. Тело под ним обмякло. Чимин чувствовал себя диким и неистовым, как пламя за окном. Сейчас, смотря на Юнги и Хосока, держащихся друг за друга и за него тоже, он хочет только знать, чувствуют ли они себя так же.***
Чонгук стоит на крыше и смотрит на восходящее солнце, наслаждаясь теплом первых утренних лучей. Когда он слышит, как дверь позади открывается с характерным шумом, и видит Чимина, широкая улыбка озаряет его лицо. Они не виделись с тех пор, как Пака положили в палату. Тот был в коме, и Чонгуку совсем не хочется вспоминать глаза Хосока, блестящие далеко не от счастья, а от вставших в них слёз, так и не скатившихся по лицу. В те моменты их Хоби, самый светлый и добрый человек, подобных которому Чон до него не встречал и вряд ли встретит после, мог потерять двоих любимых. И это осознание мешало даже вдохнуть. С Юнги ему разрешили встретиться почти сразу после того, как тот пришёл в сознание после операции. Тот выглядел, мягко говоря, ужасно, и Чонгук первое время даже боялся прикасаться к нему. Весь в бинтах, проводах и с капельницей, Мин всё равно мягко улыбался ему и спрашивал, как там остальные. И это Чона поразило больше всего, что даже тогда хакера больше интересовали его близкие, но не он сам. Чонгук крепко сжимает Чимина в своих объятиях и слегка приподнимает над железным пыльным полом, отпуская, только чтобы обнять Хосока и Юнги. — Ну, как вы, парни? Закончили там с Чонхёном? Юнги кивает ему, щурясь из-за солнца. Он совсем не похож на человека, убившего кого-то. Он выглядит как тот, кто похоронил. Отвечает хрипло: — Весёлая была ночь. Продуктивная. Хосок смеётся, а Чимин фыркает, но лёгкая улыбка так и не пропадает с его губ. Чонгук засматривается на него. Хочется сказать так много, спросить, как тот себя чувствует, оклемался ли после Илана, но поток его мыслей прерывают приглушённые со стороны двери голоса. Намджун, не прекращая о чём-то говорить с Джином, на ходу показывает, что документы у него. Сокджин возмущается чему-то, начиная тараторить, и это совершенно не вяжется с образом бойца и бодигарда, который уже привязался к нему, и воспринимать его по-другому, переключиться, для Чонгука иногда бывает сложно. Джун позволяет себе коротко поцеловать мужа в губы, чтобы перебить, из-за чего Сокджин смущается и — ведь это работает — тут же замолкает. Намджун не отпускает его руку, и Чонгук невольно вспоминает, как старший из Кимов сжимал в своих обожённых пальцах ладонь Сокджина и прижимался к ней, беззвучно о чём-то говоря и совершенно немо рыдая. Их сильный и стойкий Джун, который боялся, что его муж может умереть в любую минуту, ломался с оглушительным треском в тот момент, и это было невыносимо наблюдать. Чонгук, в полной мере ощутивший, что значит терять любимого человека, молча подошёл тогда и обнял его со спины за плечи, забив на все разногласия и обиды. Это всё осталось там, в далёком прошлом. Сейчас же они друзья, пережившие вместе и горе, и радость. Свою верность он доказал делом, до конца придерживаясь их стороны. Так зачем цепляться за негатив, когда они как никогда были нужны друг другу? Смерть Тэхёна Чон пережил странно: как будто и не было его возвращения. Его Тэ никогда бы не стал так жёстко расправляться с его друзьями, зная, как тот дорожит близкими ему людьми. Было больно, но он как-то справился. Рядом были и Хосок, и Намджун, и Юнги. Что бы Чонгук делал, если бы их не было в его жизни, он знать не хочет. Намджун раздаёт каждому по папке с документами и билеты на самолёт. — Ну, что? Погнали в новую жизнь? — спрашивает Хосок, смотря куда-то вдаль. Он крепко сжимает ладонь Юнги в своей и улыбается, пока они стоят очень близко к парапету, практически на краю крыши. Солнце бликами отражается на его чёрных волосах, а в глазах только решимость и скрытая сила, которой, Чонгук убедился сам, в этом небольшом теле хоть отбавляй. Он может не переживать за Мина. Тот точно в надёжных руках. Каждый в этот момент думает о чём-то своём. Они прощаются с тем, что утратили навсегда в этой неравной битве, чтобы смело открыть двери в будущее, которое было закрыто от них всё это время. Они все ещё так молоды, и эта чудовищная несправедливость, с которой им пришлось столкнуться, только закалила их, сделала сильнее и смелее, показала, что они способны на что-то ещё более масштабное. Они все измучены, но, вместе с этим, по-прежнему заряжены на борьбу — иного рода. У них ещё всё впереди. Кто, если не они? Чонгуку резко становится как-то грустно, потому что он слишком сильно привязался к этим безбашенным парням, что своими руками совершили целую революцию, повлияли на ход истории, пронесли на своих плечах неизмеримое ни в каких существующих единицах количество боли и горя. И осознание того, что Чон стал частью всего этого, каждый раз шокирует его. Он никогда даже предположить не мог, что способен на что-то подобное. Что ему может хватить смелости пойти против J.I. и своей семьи. Что он, оказывается, настолько сильный. — Чего приуныл? — пихая его в плечо своим, тихо спрашивает у него Чимин, чтобы сказанное осталось только между ними, и Чонгук качает головой. Он не знает, что ему ответить, а когда прислушивается к себе, внутри у него только спокойствие, похожее на волны океана после шторма. Он уверен — Пак его понимает и так, без лишних слов. — Куда ты сейчас? — спрашивает он так же негромко, и Чимин лишь улыбается и переводит взгляд на Хосока и Юнги, что стоят рядом с Намджуном и Сокджином. Все четверо о чём-то разговаривают и смеются. От Чонгука не ускользает то, какими долгими и открытыми становятся взгляды Чимина на его сокомандников, что всегда держались рядом с ним гораздо чаще остальных. Они словно якорь для мятежного потерянного мальчика, которым Чимин был долгое время после освобождения, и теперь, когда есть руки, готовые его держать, он наконец-то спокоен. Чонгук улыбается, щуря глаза. Яркие лучики рассыпаются в уголках. — А вы стали действительно близки, да? Хакер отвечает ему улыбкой, нежной, тёплой и хитрой, от которой у Чонгука сжимается сердце. Он узнаёт нового, сильного, более здорового и наконец-то так правильно любимого Чимина, которого не видел никогда. Они знакомятся заново на крыше дня, когда всё остаётся позади, готовое если не забыться полностью, хотя бы частично оставить в покое. Он безгранично рад тому, что в чужих глазах теперь нет места пустоте и тоскливой отрешённости. Теперь они наполнены лёгкостью и светом, и глядя в них, Чонгук чувствует, что всё налаживается. Они молчат какое-то время, смотря на плывущие облака и синее небо. — Всё так странно… — говорит Чонгук спустя какое-то время. — Что всё закончилось. Мы же ещё встретимся, да? Он смотрит с надеждой, и пусть Чимин младше, чувствует совсем мелким себя самого. Неизвестность пугает, но он готов шагнуть в неё, закрыв глаза. Довериться рукам, протянутым ему, чтобы помочь. Парни шутливо переругиваются у парапетов, носятся по крыше и обсуждают, куда летят. Он слышит краем уха их новые имена, но не пытается запомнить. Теперь они будут держаться друг друга даже если будут раскиданы по разным уголкам Земли. Чиминова улыбка греет изнутри, свободная и открытая. Улыбка не убийцы, а счастливого человека. — Дурак, — Пак пихает его в плечо здоровой рукой, а после зарывается в его волосы пальцами. — Всё только начинается. Солнце слепит глаза. Чонгук вдыхает полной грудью холодный ноябрьский воздух и выпрямляет спину.