A R C O B A L E N O

      Скалл никогда не был искренним. Сколько он себя помнит, искусственная улыбка всегда была приклеена к лицу. Не отодрать. Если быть честным (хотя бы с собой), то он и не пытался.       «Скалл! Скалл! Скалл!» — скандирует толпа, рукоплещет, обожает.       Скалл рядом со всеми и одновременно вдалеке. Он сам себе напоминает фокус. Артист показывает трюк, заставляет всех смотреть туда, куда нужно, поэтому никто не видит того, что он прячет за магией всего лишь ловкость рук и обман. Скалл скрывает за улыбкой только себя.       Чтобы быть вдалеке от всех, понимает Скалл, нужно быть на виду. Поэтому он становится знаменитым каскадёром. Всем каскадёрам каскадёр. Если бы у него были родные, то они точно им бы гордились. Но у него никого нет, он не позволяет никому с собой сблизиться.       — Не то, — кривит фиолетовые губы Скалл, смотря в зеркало, когда уходит незамеченным с очередной вечеринки зазвездившихся коллег.       «Не те», — бьётся в голове назойливая мысль, когда толпа фанаток вылавливает его у трейлера после выступления.       — Не вы, — бросает Скалл, когда разрывает контракт со своим агентом и всей прошлой тусовкой.       Скалл собирает вещи, чтобы раз и навсегда исчезнуть из мира, чтобы выжечь адреналином пустоту из груди. Тогда он видит перед собой письмо. Что-то внутри него знает, оно приведёт его туда, куда нужно, к тем, к кому нужно.       Только грим впитался в кожу, улыбка пришита к лицу, а фальшь с годами только ещё больше разрослась. Он уже и не знает, кто он, настоящий человек или имитация.       — Они, — выдыхает своему отражению Скалл, после встречи с сильнейшими.       Скалл понятия не имеет, что за пламя, миссии, звания, но понимает, что ввязался в не самую хорошую компанию. Была бы жива мать, прокляла бы его за то, что не ушёл сразу, как увидел всех тут. Был бы жив отец, то подкинул бы деньжат на коллективные похороны. С такими-то связями они могут понадобиться довольно скоро.       Скалл сам с себя посмеялся. Если бы его новые коллеги узнали о его мыслях, то собственноручно прикопали бы где-нибудь за оскорбление их сил (сильнейшие же). Те ещё гордецы, если быть честным.       Он считается сильнейшим облаком, но совершенно не понимает, что из этого следует. Скалл не стал ощущать себя как-то иначе, не обрёл никаких суперских способностей, которые возникают у героев комиксов, когда они попадают в новые обстоятельства или компанию. Он был самым обычным балластом на миссиях. Единственное, что радовало, так это то, что лучше него никто не управлялся с транспортом.       Когда они удирали с вражеской базы, которая должна была взорваться с минуты на минуту, он разобрался как управлять вертолётом минут за пять. К слову, это бы не понадобилось, если бы Реборн не захотел уйти с помпой. Отдельную благодарность солнцу всыпали Лар и Верде, которые знатно перетрусили в условиях угрозы взрыва. Реборну бы не досталось, если бы он заранее сказал, что детонатор у него и взрывчатка полностью контролируема. Сэмпай был тем ещё садистом.       Скалл внимательно смотрит сквозь маску с нарисованной слезой. Скалл дурачится в общей гостиной, хохочет во весь голос и позволяет давать себе подзатыльники. Скалл правильно падает, чтобы, не дай бог, не подвести команду на очередной миссии. Скалл кричит о своём бессмертии с громким смехом, не подозревая, что сценический образ, так хорошо продававшийся в обычной гражданской жизни, является правдой.       На той миссии у него была простая, уже привычная задача: ждать Вайпера, Фонга, Лар и Реборна. Ему просто нужно было сидеть на месте, чтобы успеть увезти их от планируемого взрыва как можно дальше. Всё так и было бы, если бы он не услышал детский плач из ноутбука Верде.       — Что это? — удивляется Скалл.       — Камера из подвала, — пожимает плечами Верде, его не волнуют сторонние жертвы.       — Мы же должны взорвать здание! Ребёнок же погибнет! — восклицает Скалл. Всё ещё больше гражданский, чем мафиози.       — Это не моя проблема, — безразлично отмахивается Верде, с головой погружаясь в какие-то расчёты. — Если тебе нужно, занимайся сам.       Скалл не глупый, понимает, что лучше не соваться, но ничего не может с собой поделать. Он помнит, как плакал в детстве, в полном одиночестве. Никого не было. Если он уже заклеймил себя плохим человеком, то пусть тогда это будет его последний хороший поступок.       Он выскальзывает из машины, Верде весь в работе, поэтому не обращает внимания на побег главного водителя их семёрки. Скалл добирается до особняка за минут десять. Время ещё есть. Операция должна длиться ещё минут сорок.       Везде разруха, огонь, кровь. Реборн и Фонг сегодня что-то разошлись. Скалл не знает, куда идти, поэтому просто исследует первый этаж.       У центральной лестницы по бокам было несколько дверей. Скалл прислушался услышал крики боли с верхних этажей и справа на первом и решительно отправился налево. Через кухню в огромный холодильник, где под тушей чего-то огромного был люк его вёл голос интуиции. Той же самой, что однажды радостно оповестила, что встреча семёрки — то, чего он ждал всю жизнь.       Скалл забрался внутрь, прошёл через хитросплетения двух коридоров, что пытались его запутать, и добрался до камеры, где сидел маленький мальчик лет семи. Он посмотрел на него широко распахнутыми чёрными испуганными глазами и, казалось, боялся даже дышать. Что-то в груди облегчённо затрепетало. Успел.       — Великий Скалл-сама пришёл забрать тебя! — паясничая, воскликнул каскадёр, ребёнок неуверенно улыбнулся, и Скалл решил, что действует правильно. — Сейчас я тебя вытащу! А кто ты, кстати?       — Я… я тут пленник, — тихо отвечает ребёнок и смотрит с такой надеждой, что сердце замирает.       Скалл достаёт пистолет и, кажется, пугает этим мальчика. Каскадёр улыбается ему так, будто только что выполнил шесть смертельных трюков подряд.       — У меня нет ключа, поэтому попробуем действовать, как в фильмах. Ты смотрел «Терминатора»? — буквально вчера Лар раскритиковала его вкусы на фильмы и заставила смотреть с собой индийское кино. Такая жестокая женщина.       — Вы уверены, что это сработает, Скалл-сама? — мальчик отодвигается к стене, подальше от решётки, будто знает, что ничего хорошего из этого не выйдет.       — Конечно! — шире улыбнулся каскадёр и важно заявил. — Голливуд, неразумный мой кохай, плохого не посоветует.       Отдача от пистолета чуть не оторвала руку, а срикошетившая пуля едва не лишила глаза. При плохой игре, главное не подавать вида, что всё идёт не по плану. На громкий смех Скалла пленник хихикнул, поверив, что всё было сделано ради того, чтобы развеселить его.       Среди многих талантов Скалла оказался и навык взломщика. К пистолету он ещё не скоро прикоснётся вновь.       — Ну вот ты и свободен, — театральной кланяется Скалл, когда открывает решётку. — Вас нанял мой отец, Скалл-сама? — спрашивает мальчик, осторожно выглядывая из своей темницы. — Неа, — смеётся Скалл, чем пугает ребёнка. — Мы с коллегами на задании. Я услышал твой голос и решил, что обязан спасти тебя! Правда великий Скалл-сама рассчитывал на принцессу, но и ты тоже подойдёшь. Как выберемся, найдём твоего папу.       — Спасибо вам, — вежливо склоняет голову мальчик, словно аристократ. — Редко наёмники проявляют милосердие.       То, что мальчишка необычный, видно сразу. То, что он знает о немного необычном виде деятельности Скалла, доказывает, что ребёнок очень непростой. Интересно, что он здесь забыл?       «Может мафиозные разборки были», — отвечает сам себе Скалл и воодушевлённо ведёт ребёнка к люку.       Чем ближе они подбираются к конечной цели, тем больше шипит рация. Под землёй она совсем не ловила. А Верде всё хвастался, что и на луне сигнал достанет. Брехун.       — Скалл, мать твою, где ты?! — взрывается криками Реборна напополам с помехами рация.       — Я уже возвращаюсь из подвала, сэмпай, — глупо улыбается Скалл, чувствуя, что за такую выходку его заставят несколько дней кряду проходить садистскую полосу препятствия Реборна. Как жестоко. — Я тут нашёл…       — Скалл, здание скоро взлетит на воздух! — прерывает его строгий голос Лар.       — О, — удивляется Скалл, — тогда мне стоит поторопиться?       — Верде, сколько до взрыва? — голос Фонга практически неразличим в шипении помех.       — Две с половиной минуты.       В эфире повисает тишина, поэтому обречённое, отчаянное «о, святая дева Мария» от Лар, звучит приговором. Скалл вовсе не дурак. Дурак бы не смог стать без преувеличения величайшим каскадёром. До машины добраться можно за четыре минуты, если очень сильно поспешить, но это только от центрального входа. Чтобы пересечь холл потребуется две минуты, чтобы открыть люк — полторы. Если бы он был один. Вместе они не успевают в любом случае.       — Хэй, мой милый кохай, — окликает своего подопечного Скалл с широкой улыбкой. Если верить, что ничего страшного нет, то страшного и не будет, знает он с детства, — мы идём назад!       Мальчик безоговорочно верит своему спасителю, поэтому покорно идёт обратно. Он слышал разговор, возможно, уже попрощался с жизнью. Только Скалл не даст ему погибнуть.       — Скалл, сделай хоть что-нибудь. Я не буду оплачивать твои похороны, — фырчит рация голосом Вайпера.       — Да всё будет в порядке, — беспечно посмеивается Скалл, ему не страшно. — Я же бессмертный Скалл-сама! Поклоняйтесь мне!       — Сейчас не время для твоих дурачеств, идиот! — злобно рычит Реборн. Он всегда всё делал идеально. Вряд ли потеря союзника на миссии войдёт в его список достижений.       — Я не могу отключить взрывчатку! — истерически восклицает Верде, Скалл впервые слышит эмоции в его голосе.       — Я пойду за ним, — спокойный голос Фонга вселяет умиротворение в душу. Почему-то Скаллу кажется, что ураган должен вести себя иначе.       — Тогда погибнешь и ты! — кричит Лар.       То, что они сейчас спорят, бессмысленно. Времени не осталось, поэтому разговоры так и останутся разговорами, а Скалл умрёт здесь от взрыва.       — Ой, ш-ш-ш, связь плохая, ш-ш-ш, — неубедительно обманывает Скалл и выкидывает рацию за спину. Он не хочет, чтобы те, кого он так долго искал, слышали, как он умирает.       Они с ребёнком быстро добираются до камеры. Если забраться под металлическую кровать и закрыть голову руками, то может они и спасутся. Надежда же умирает последней. Правда?       Металлическая кровать, привинченная к полу, стоит прямо напротив решётки. Если ударная волна дойдёт сюда, то прутья могут полететь в них. Опасно.       — Слушай мою команду, боец, — веселится Скалл, он знает, что нельзя бояться, поэтому не позволяет страху даже приблизиться к их с парнишкой звёздной пати. — Сейчас мы с тобой будем играть в неправильные прятки.       — Это как, товарищ командир? — принимает правила игры ребёнок. Ему ужасно страшно, но улыбка незнакомого спасителя дарит надежду.       — Мы с тобой вдвоём прячемся от неодушевлённого объекта, то есть хлопушки дурака Верде, сокращённо «MSV», под кроватью. Я не люблю спать у стены, поэтому лезь первым, — воодушевлённо вещает Скалл, прикидывая сколько у них ещё времени. Получалось, что меньше минуты. — Приказ ясен, капрал?       — Так точно! — бойко отдаёт честь улыбающийся мальчишка и лезет под кровать, но замирает на полпути. — Так это же не так звучит!..       — Отставить разговорчики! — шутливо прикрикивает Скалл и подталкивает ребёнка, времени нет.       Он забирается вслед за мальчишкой с широкой пришитой к лицу улыбкой. Его лучшая улыбка для такого же обречённого.       Скалл показывает, как правильно закрывать голову, и прикрывает своим широким, по сравнению с ребёнком, телом от мира мальчишку. Как только он в голове заканчивает отсчёт последних секунд, вдалеке слышится шум.       Ревёт огонь, с грохотом умирает здание. Ударная волна что-то разрушает. Насколько Скалл слышит, взрывы происходят в разных концах дома. Кажется, выбивает люк, что давал мнимую надежду на спасение.       Скалл всеми силами пытается почувствовать то самое пламя, о котором говорил Шахматоголовый, о котором знали остальные, в котором он сам должен быть сильнейшим, но ничего необычного не чувствует. Он успокаивающе улыбается ребёнку, прижимает его к себе, когда взрыв оглушает их обоих.       Наступает темнота.       Скалл ощущает тепло рядом. Ребёнок прижался во сне в поиске защиты. Скалл слышит шум и громкие знакомые голоса. Его ищут. Скалл чувствует ужасную боль в пояснице. Всё же прилетело прутьями от взрыва.       Мальчик шевелится под боком, открывает глаза и удивлённо распахивает рот.       — Привет, боец, — ухмыляется Скалл, посиневшими губами. Ранило, крови потерял достаточно, хорошо, что на тёмной ткани комбинезона ничего не видно. — Как дела?       — Скалл-сама, вы живы! — плачет ребёнок. — Вы не шевелились и дышали слабо-слабо. Было так страшно.       — Неужели ты забыл, мой нерадивый кохай, что твой сэмпай, великий Скалл, бессмертен? — подмигивает Скалл.       — Я больше не забуду, — серьёзно обещает малец.       Скалл смеётся так громко, что болит живот и ноют кости. Их находят через часа три, по ощущениям. Завалы разбирали по большей части вручную, чтобы не вызвать обвала в подвале.       Реборн покрывает его таким количеством итальянского мата, что приходится закрыть своему юному кохаю уши. В воспитательную беседу остальная часть команды не вмешивается, но смотрит весьма многообещающе, явно каждый подготовил речь.       — Фо-о-о-онг! — прерывает ругательства Реборна Скалл и бросается с объятиями на единственного, кто не обещает взглядом расчленить. — Они меня обижают!       Тот, на чью защиту так рассчитывал Скалл, внезапно стиснул его в объятиях так сильно, что наверняка доломал все несломанные кости. С тихим «ой» каскадёр попытался отстраниться, но ему не позволили. Судя по ехидному взгляду Лар, он напоролся на самого разозлённого его выходкой.       — Скалл, — ласково начинает Фонг, и Скалл уже жалеет, что не дослушал ругань Реборна до конца, — если ты ещё раз убежишь, то можешь погибнуть.       Угрозы в голосе Фонга нет, но ощущения от урагана внутри него действительно страшные. Скалл, наконец, выбирается из чужих рук, чувствует обещание устроить ему сладкую жизнь в глазах каждого и поступает действительно мудро. Скалл подхватывает ребёнка на руки и бросается бежать.       Слишком громко сказано, что он бежит на самом деле. Скалл скорее очень быстро хромает. Мальчишка на его руках посмеивается, товарищи идут следом, закатывая глаза. Как минимум, наказание себе он отсрочил.       Ребёнка они довозят до ближайшего городка и прощаются.       — Скалл-сама, вы не хотите пойти со мной? — с горящими янтарной надеждой глазами спрашивает мальчик.       Скалл по-настоящему улыбается ему и качает головой:       — Ещё свидимся, кохай, — обещает он. — Ты точно справишься здесь?       — Недалеко союзники нашей семьи, поэтому всё будет хорошо. Спасибо, что переживаете за меня. Я, — мальчик сглатывает и вытирает рукавом глаза, — я никогда вас не забуду!       На базе Скаллу конечно же прилетает ото всех. Его долг Вайперу поднялся до таких заоблачных высот, что даже его многолетних накоплений не хватит, чтобы сразу расплатиться. Каскадёр даже задумался о подработке. В мафиозной среде она вообще существует?       Верде запирает его в лаборатории и мучает на пару с Реборном, называя это медицинским осмотром, но Скалл-то не дурак, раскусил их садистские планы. Они его не лечат, а наказывают. С такой медициной не долго и в мир иной отойти. Хотя стоит признать, что кости срослись и без гипса на всё тело. Издевательств это не умаляет, но сам факт того, что эти изверги превосходные врачи, вгонял в апатию. Почему не добродушная Луче?       От Фонга пришлось вытерпеть долгую, нудную и бесконечно скучную чайную церемонию. Китаец сказал, что ему дисциплины и терпения не хватает. Скалл бы поспорил, но заснул в самом начале сего действа.       Пленником его держали, пока он не досидел до конца. Скалл схитрил и бахнул три бутылки энергетика, чтобы не заснуть. Потом правда лихорадило, и сердце пошаливало, но зато досидел. Реборн и Верде только обрадовались, когда беспрекословный Фонг доставил его в лабораторию. Каскадёр сопротивлялся как мог.       — Все вы предатели по натуре! — дурачится Скалл, не особо беспокоясь за своё здоровье. Он же бессмертный, что с ним станется?       На тренировках с Лар и Колонелло-семпаем, который, кажется, решил посостязаться с Реборном в издевательствах, он умирает. Это была бы красивая метафора, что заставила бы всех вокруг понять, какой он незаменимый и ценный… не будь это правдой.       Скалл падает в конце полосы препятствий и чувствует последний удар сердца. В голове шумит, но он так сильно сосредоточен на своём теле, что ощущает, как что-то подбирается к остановившемуся органу и множит его последний удар. Никто не замечает, а Скалл не считает нужным говорить. В конце концов никто не обращает внимания на искусственные крики о бессмертии, так зачем настаивать? Даже если они оказались настоящими, это ничего не меняет.       Его тело довольно быстро заживляет себя. Что-то внутри него просто делает больше последних ударов, больше последних вздохов. Он действительно бессмертный. Теперь не так удивительно, что он мог вставать после любой травмы в начале карьеры, когда бравады было больше, чем мозгов.       Скалл чувствует себя куклой в руках мирозданья. Разве это справедливо, что его заперли в беспомощном детском теле? Разве справедливо, что он снова должен проживать худшие годы своей жизни?       Он понимает злость Реборна, отчаянную надежду на науку Верде, на всесильность денег Вайпера, сдержанную ярость Фонга, слабое смирение Колонелло, безысходность Лар. Ложь Луче.       Возможно, он мог бы принять их небо, да только доверия нет теперь никому. А если и его поиск был навязан кем-то? Если все чувства были не настоящими, а созданы кем-то? Что если у него ничего и не было, а всё это просто чей-то сценарий? Искусственный Скалл. Бессмертная марионетка. Сломанная кукла.       Элементы преданные своими небесам должны сплотиться сильнее, но каждый идёт своей дорогой. Исчезает Вайпер, будто бы умирает, но Скалл знает, что тот скорее со всеми своими сбережениями расстанется, чем умрёт. Прячется Верде в поисках решения их общей проблемы. Вместе уходят Лар и Колонелло, даже не оглядываются. Фонг возвращается в Триаду, не сомневаясь в своём решении. Уверенно идёт возвращать себе репутацию Реборн. Им всем есть куда идти, это их мир. Скаллу здесь не место.       Он хохочет от разрывающей нутро боли и искренне верит, что всё, что он испытывал, всё тепло, что казалось настоящим, — искусная фальшивка.       Скалл снова маленький. Города вокруг такие большие, а успокоение в любимых мотоциклах может найти только взрослый, для детей их ещё не делают. Хочется плакать и рыдать, но он смеётся громче, пугая прохожих. Именно этот смех спасает его на третий год одиночества.       — Скалл-сама? — удивлённо склоняет голову мальчик, окружённый толпой высоких мужчин в чёрных костюмах.       — Кохай? — удивляется в ответ Скалл. — Ух ты, как ты вырос!       Мальчик смущённо улыбается и отвечает:       — А вы почему-то наоборот…       — Да, — отмахивается Скалл, почему-то рядом с мальчишкой грустить получается чуть меньше, — не обращай внимания. Меня просто прокляли.       — Прокляли? Вы что один из семёрки Аркобалено? — округляет глаза мальчик. — Ого, вы оказывается такой сильный!       — Я же великий Скалл-сама! — задирает, смеясь, нос Скалл. Смеяться не хочется. Хочется исчезнуть.       — Я вас тогда так и не отблагодарил, Скалл-сама, — склоняет голову к плечу бывший пленник. — Не хотите вступить в мою семью?       Скаллу кажется, что мальчик всё понимает. Уж больно серьёзные взгляд и вопрос. Ребёнок знает, что он из гражданских. О том же Реборне слышали все, о Лар и Колонелло тоже знали, Верде славится своими изобретениями, а скупость Вайпера вошла в анекдоты. О сильнейшем облаке было известно, что он выходец из гражданских, а значит, слабейший из семёрки. Все об этом знали, и никто не собирался с ним связываться для долгосрочного контракта. А мальчишка предлагает в семью вступить. Очередной обман?       — Великий Скалл-сама согласится, если станет главнокомандующим! — паясничает Скалл, особо ни на что не надеясь. Ему просто хочется, чтобы его оставили в покое.       — Мы готовы вам это предоставить! — сияет, словно заря, мальчишка. — Вы согласны вступить в нашу семью?       — Хорошо, — про себя удивляется Скалл, чувствуя как что-то внутри хочет довериться мальчишке.       Огромные мужчины склоняются перед ним в поклоне, а ребёнок протягивает руки к нему со словами:       — Добро пожаловать в семью Каркасса.