Летние каникулы

Был май месяц, погода стояла просто прекрасная, солнечная. Повсюду уже были зелёные деревья и трава; вода играла золотистыми отблесками. Ещё немного, и наступит лето. Яркие краски покроют поля. Ослепительно красиво. Ямагучи выглядывал из открытого окна. Ещё не жарко, температура идеальная. Тадаши готовился к ночёвке. В целом, ночь у Цукишимы не была чем-то новым; они ходили друг к другу в гости ещё с начальной школы. Собрав вещи он понял, что несколько поторопился: оставалось ещё несколько часов. Занять себя не было сложно. Уроки они собирались делать у Цукишимы, но можно прочитать книгу или мангу за это время. Посмотреть фильм, в конце концов. Хотя... Всем этим можно заняться и позже. Тадаши выглянул в окно и смотрел, как солнце готовилось садиться, горизонт немного сменил краски. Совсем скоро будет темно, но до этого времени он уже перестанет быть одиноким. Ненадолго, но перестанет. *** — Извините за вторжение! — Ямагучи поклонился. — О, Тадаши! Здравствуй. — Здравствуй, Акитеру-кун! А Цукки дома? — Он в комнате. Не слышал твоего прихода, наверное. С кухни послышалось «Акитеру, милый, Тадаши пришёл?» и оттуда вышла светловолосая женщина. — Ох, Тадаши, здравствуй! — Здравствуйте! — он поклонился ещё раз. — Акитеру, помоги мне немного. — Женщина мило улыбнулась. Удивительно, как дети бывают не похожи на родителей. — Хорошо, мам. — Тадаши, ты поднимешься или мне стоит позвать Кея? Ямагучи поразмышлял немного и ответил: — Я поднимусь к нему. Женщина снова озарила прихожую одной из своих прекрасных улыбок и, сказав о примерном времени до готовности ужина, вернулась в кухню. Ямагучи поднялся на второй этаж и заглянул в комнату. Кей сидел за столом в наушниках. Читал. Не удивительно, что он не слышал прихода и своих приветливых родственников. В светлой комнате не было ничего лишнего. В окне можно было рассмотреть тонкую розовую полоску, резко констатирующую с очень тёмным синим небом. Луну с окна было очень хорошо видно, но сейчас её не получалось обнаружить, равно как и звёзды. Ямагучи шагнул в глубь комнаты, прикрывая за собой дверь, и Цукишима мгновенно повернулся. — Ты чего крадёшься? — Ох, прости, Цукки. Просто ты не вышел встретить меня... — Мог бы и постучать. — Прости, Цукки! Цукишима закатил глаза, снял наушники и подошёл к своей сумке. Достал учебники и похлопал по кровати рядом с собой. Ямагучи, поставив собственную сумку около кровати, сел рядом. Достал тетради, и с абсолютной готовностью они принялись за домашнее задание. *** Цукишима всегда уступал место на кровати, если они не ложились спать. Прочитав книгу, они активно обсуждали её. Теперь требовалось лишь написать сочинение о взаимосвязи главных героев. Тетрадки Тадаши аккуратно лежали в сумке. Тетради же Кея были стопкой сложены в углу стола. Вроде им весело, вроде Цукишима травит шутки, но что-то не так. Тадаши думает, что его слегка подташнивает, но в то же время... В то же время всё в порядке. Не в силах определить своё состояние, он просто слушает Кея и смеётся. За окном луна. Большая, белая, яркая. Чрезвычайна красивая. И светит своим голубоватым цветом, но это только на улице можно увидеть. И в добавок к своему ангельскому свету её, словно короной, окружили звёзды. Красиво. Кажется, Цукишима заметил тоскливый взгляд в окно и тоже посмотрел на луну. Его улыбка, слегка гаденькая, смягчилась, а глаза словно бы стали больше. Хотелось выключить свет и взглянуть в его глаза без преграды очков. — Тебе нравится луна, Цукки? — Да. Больше ничего и не требовалось. Дальше — только окно и луна на темно-синем полотне. *** Среди ночи Тадаши проснулся от ощущения, что вот-вот задохнётся. Широко распахнув глаза, он попытался сделать судорожный вдох, не разбудив при этом Кея. Смотреть на спящего Цукишиму не представлялось возможным: в глазах медленно темнело. Отпустило быстро. Чувство, словно бы лианы обвивали его грудную клетку и шею, а потом их разом кто-то срезал, и они ослабли. Луна теперь смотрела с неба не торжественно, а грустно, как королева при смерти. *** Утром Ямагучи об этом даже как-то не вспомнил. Дыхание ощущалось как обычно. Цукишима не выглядел недовольным, так что, Тадаши был уверен, он его не разбудил. — Мальчики, завтракать будете? — Акитеру с приветливой улыбкой всунулся головой в проём. После завтрака они решили посмотреть фильм, выбранный старшим братом. *** Как бы увлекательно не было в гостях, домой всё-таки надо. Особо долгое прощание обычно получается с матерью семейства. Она улыбается, обнимает и чуть не плачет, а в её молчаливом добром взгляде, направленном на сыновей, так и читается: «Тадаши мне как сын, я вас так всех люблю!». Ямагучи обнимает её в ответ. У него, конечно, тоже хорошая мама, но она почти весь день на работе и приходит уставшей, а иногда он и вовсе её не видит. Как тепло в объятиях любящей женщины! Жаль, что он не ценил этого в детстве так же сильно, как сейчас. Час прощаний всё же проходит, и Цукишима смотрит ему вслед. Ямагучи махает на прощание рукой, в ответ Кей лишь поднимает свою, но и этого достаточно, чтобы понять друг друга. Он идёт по дороге к дому. На улице всё ещё не жарко, лишь тепло. Солнце светит, и птицы поют где-то в верхушках деревьев, наполняя воздух звуком, своей особой мелодией. Трава блестит от местами не высохшей росы, вода всё служит зеркалом солнца. *** Ямагучи проснулся за несколько минут до будильника. Внизу хлопнула входная дверь — мама ушла. Снова странное чувство, словно бы кто-то душит его. Как сильные руки или крепкие лозы обвивают шею и давят, давят, давят... Он попытался отвлечься, но хватка невидимой силы не уменьшалась. Вдруг в глазах потемнело и стало совсем плохо. Ямагучи свалился с кровати и невидящим взглядом шарил по комнате. В глазах плыло и темнело, лозы как будто ритмично сокращались. Руки, на которые он опирался, слабели и он упал грудью вниз. Накатывала тошнота и он, из последних сил, закрыл рот ладошками. Не помогло. Теперь ритмично сокращалось уже горло, неистовый кашель и нечто в горле ужасно мешало дышать. Кажется, он на грани потери сознания. Лозы отступают. Зрение становится чётче. Ямагучи чувствует, как саднит глотка и горят лёгкие. Больно. Взглянув на руку, он обнаруживает небольшой бутон со стеблем в лужице крови. Он перепугался. Как так? Почему сейчас? Неужели его пятилетний срок прошёл?.. *** Собрался Тадаши быстро. По бутону цветок не определить. Его состояние заметно улучшилось. Про ханахаки он знал не так много, как хотелось бы. Какая-то девочка однажды рассказывала ему про это. Но это было давно и всё, что он помнит — это то, что у человека, после того, как он безответно влюбился, есть всего два варианта: признаться или разлюбить. В обоих случаях есть всего пять лет. Потом цветы прорастают и убивают влюблённого. Трагичный конец любви. Кажется, это девочка умерла от ханахаки два года назад. Говорят, что когда её вскрыли, то между цветов едва ли можно было что-то найти. Ему хотелось жить. Слишком рано для смерти. Он хочет узнать об этой болезни больше. *** Цукки подойдёт к его дому совсем скоро, но он выяснил достаточно. И это конец. Во-первых, у него около полугода, но по факту меньше. Потому что каждый раз, когда ты находишься рядом со своим предметом воздыхания, то тебе не больно, но при этом цветы растут быстрее. Во-вторых, цветы могут быть любые. От тысячелистников до подсолнухов. То есть угадать размер по бутону вряд ли удастся. В-третьих, избавиться можно. Признаться, либо сделать операцию. Первый вариант сложный (некоторые заболевшие даже не могут определить человека, в которого влюблены), потому что признаваться в чём угодно сложно. Плюсом, даже после признания цветы не исчезнут сразу, это займёт столько же времени, сколько прошло с начала болезни до признания. Операция не вариант, ибо должна проводиться каждые полгода и это довольно опасно. Спасение в признании, а что будет потом — никто не знает. Цукишима пишет ему смс о том, что уже пришёл. *** Рядом с Цукишимой легко. Дышится лучше и состояние прекрасное. Но Ямагучи знает, что это до тех пор, пока они не разойдутся. А вот потом будет плохо. Цукки активно обсуждает план на день, параллельно, добравшись до части с волейбольным клубом, жалуясь на двух других первогодок. Ямагучи не против. К тому же, клички для них всегда новые, ещё более изощрённые, чем в прошлый раз. Это забавно, хотя с Кагеямой и Хинатой Ямагучи дружен, а Цукишима поддразнивает. Таков его язык общения. Солнцу до верхнего положения ещё далеко, но оно уже греет землю и смотрит в прозрачную воду. Светило всегда весело и дарит всем земным свою радость. Вот бы и Ямагучи мог быть весел, даже если вообще всё идёт под откос. *** Вечерние тренировки были довольно увлекательными. Цукишима недовольно бурчит, потому что он уже устал за день. Кагеяма и Хината излишне полны энергии. Дайчи едва может уследить за ними. Танака и Нишиноя, равно как и волейбольные идиоты, переполнены страстью к игре. Прочие стараются не особо показывать усталость и ведут себя тихо. Отработка подач и приёмов, думает Ямагучи, как больное место их команды. *** Ямагучи с Цукишимой шли домой. Луна, уже успевшая уменьшиться, светила довольно ярко. Всё вокруг словно бы было залито голубым светом. Трава казалась синей, пруд и вовсе выглядел бы чёрным, но он все ещё служит зеркалом. Луна, в отличии от беззаботного солнца, обеспокоена сном всех земных. Она дарует им грёзы и условия, где они могли бы их видеть. Она словно бы многодетная мать: любит своих детей, но устаёт от этого. Почему луна не может дать солнцу свою любовь? Солнце беззаботно, ведь любви не знает. Солнце вечный ребёнок. Дом совсем рядом. Сейчас он зайдёт и уже не будет смотреть ни на луну, ни на солнце, ни на звёзды, серебром устилающие темный холст неба. И вот Ямагучи заходит за калитку, проходит на крыльцо и останавливается, чтобы помахать Цукишиме на прощанье. Рука Кея замывается вверх в прощальном жесте и через несколько секунд опускается вниз. Цукки разворачивается и уходит, а Тадаши влетает в дом, закрывая за собой дверь, и оседает у стены в прихожей. Сейчас ему дурно. Не так плохо, как утром, но вот есть совсем не хочется, хотя сразу после тренировки он был бы не против и лошадь съесть. Тадаши встал, еле держась но ногах. Он дрожал, стоять было тяжело, не то, что ходить. Но он двигался к лестнице, в свою комнату, чтобы скинуть школьное и надеть домашнее. Чтобы оставить явно не подходящую для его сил сумку, пришлось постараться. Уже надевая футболку он заметил, что натурально шатается. Ноги согнулись в коленях и он пал, словно воин, поражённый стрелой. Только хуже. Тадаши взял себя в руки и пошагал в сторону ванной. Ноги заплетались, не держали бренное тело, напрочь отказывались идти. Он ухватился за ручку двери в ванную, когда почувствовал, что задыхается. Лозы снова тянутся к нему, всё никак не хотят оставить и картинка уже поплыла и он снова рухнул. А в доме темно, свет только с комнаты, да и тот от настольной лампы. Не видно ничего и становится страшнее, чем до этого. Ямагучи прислоняется к стене, как к единственной надёжной опоре, в глазах темнеет от недостатка кислорода, из горла вырываются хрипы и рот широко открыт в надежде сделать глоток воздуха. Так невыносимо, но лозы и не думают его щадить. Они лишь стискиваются плотнее и плотнее, в потом резко отпускают. И снова. И ещё раз. И со всей силой, что у них есть. Отпускает, но словно не полностью. В темноте виднеется что-то большое и тёмное зерновидной формы с ярким, но расплывчатым, жёлтыми пятном сверху. Пока Ямагучи ещё был в состоянии, он поднялся — шатало уже не так сильно, — и зашёл в ванную, включив свет. Теперь он мог разглядеть бутон. Явно больше, чем прошлый, он позволял узнать хотя бы цвет цветка. От бутона, размером сантиметров шесть, не меньше, отходил короткий стебель. Но почему..? Вопрос застрял в горле вместе с ответом. Лозы сжимали не так сильно, но и поблажек не давали. Через пару секунд бесполезных кряхтений глотку засаднило и изо рта повалились переломанные остатки стебля. Ямагучи всё кашлял и кашлял. Стебель словно не кончался, но проходил куда легче бутонов. Единственный плюс, однако. Мучения, кажется, вообще не кончались. Через горло, судя по всему, проходила особо длинная часть и проломилась так, что он поцарапал нёбо. Когда стебель всё-таки кончился, кровь всё не переставала течь, хоть её было мало и она не особо чувствовалась. Однако нёбо жгло, царапина была глубже, чем хотелось бы. Кровотечение всё же остановилось, но глотать было больно, видимо, место перелома стебля пришлось и на глотку тоже. Было так плохо не столько физически, сколько морально, потому Ямагучи исполнил своё единственное на тот момент желание — лёг на пол и сжался, подобно эмбриону. Холодный кафель несколько отрезвлял после такой нервотрёпки. Ему хотелось выйти, привести себя в порядок, да сделать что угодно, а не валяться на полу ванной в плачевном состоянии. Ямагучи дышал. Не так свободно, как рядом с Цукишимой, но он мог. Это было главной радостью, это заставляло поверить, что не всё ещё потеряно... *** Утро выдалось прекрасным. В семь утра за окном красивая полоска рассветных красок, утолщающаяся к противоположной стороне — к той, где солнце. Розовый, коего было больше, постепенно мешался с оранжевым. Если взглянуть дальше, то ближе к солнцу под оранжевым проявляется жёлтый, тот особый цвет дневного светила. На горизонте ни облачка, весь небосвод залит светом. Чистый, непорочный голубой цвет заставляет чувствовать радость и бодрит. День начинался хорошо. *** Однако продолжился он странно. Цукишима, пока они шли до школы, смотрел на Ямагучи как-то странно, словно подмечал лишь детали, но полностью упускал образ. Но даже не это насторожило. Во время обеда Ямагучи заметил, что сегодня Цукки принёс довольно много еды, хотя обычно он не то, что ел, даже брал лишь половину. — Зачем так много еды, Цукки? — Тебе нужно питаться. Ты ешь вообще? Ямагучи замолчал. С первого приступа прошло немного времени, однако сейчас он мог есть только рядом с Цукишимой, ибо дома ему кусок в горло не лез. По сути, последние несколько дней он только обедал в школе и больше ничего. — Ешь давай. — Спасибо, Цукки! Ямагучи чувствовал, что голоден прямо здесь и сейчас. Его собственного обеда едва ли хватало, чтобы наесться за день, но половина еды Цукишимы вполне компенсировала это. Так легко и прекрасно есть рядом с любимым. Пусть этот самый любимый и вовсе не знает об этом. А солнце за окном смеётся, и птицы поют свои мелодии, и ветер играет в ветвях деревьев, словно на арфе. *** Голод проснулся вечером, когда они направлялись домой. Голод просыпается с воем, засасывая всё вокруг себя, образуя пустоту. Кажется, плотный обед разыграл аппетит. Цукишима вопросительно смотрит, закатывает глаза на громкое урчание и предлагает зайти в Саканошиту. Ямагучи не может отказать: слишком голоден. Мясные булочки кажутся верхом наслаждения, и его словно бы отрывает от земли, он так счастлив. Он может поесть только рядом с Цукишимой и это заставляет его проводить с ним ещё больше времени, пускай и каждая минута вблизи сокращает жизнь. Ради Цукишимы и полноценной короткой жизни он вовсе не против сокращать её. Ямагучи уверен, даже после смерти не пожалеет об этом. Небо потихоньку заволакивают тучи. Дождя, возможно, не будет, но и лунного света не увидишь. Госпожа Луна хочет отдохнуть. Закрывает шторы. Как бы она не любила земных и малютку Солнце, ей тоже хочется отдохнуть. Жизнь в заботах не лёгкая штука. — Я надеюсь, что ты поешь нормально, когда придёшь домой. — Цукишима неожиданно вырывает его из мыслей. — Конечно, Цукки! Но это ложь, наглая ложь. И он врёт во благо, потому что мало ли что взбредёт Кею в голову, если Тадаши не поест. *** Вечер прошёл как обычно и ему даже удалось поесть. Плохое ощущение не уходило, ведь цветы не торопились выходить с кровью снова. Возможно, там происходит что-то, о чём Ямагучи ещё не знает. Как затишье перед бурей. На небе тучи, и они темнее естественного полотна небосвода. В такой темноте только бы спать, а не делать домашнее задание. Но Тадаши достаёт сумку и тетради из неё. Внизу слышен хлопок входной двери — мама вернулась. *** Ночью Ямагучи снова проснулся. Душащего чувства не было, безумно кашлять не хотелось, но что-то было не так. Он ощущал что-то... Что-то. Думая проверить утром, Тадаши тонет в объятиях сна. *** Но и утром ничего не происходит. Спокойно, тихо, мама гремит на кухне в честь своего выходного. Тадаши спускается, дабы поесть, пока имеется время. — Ох, Тадаши. С добрым утром! — Доброе утро, мам. — Есть будешь? — Конечно. Завтрак в кругу семьи, даже если сейчас этот круг замыкается вокруг Тадаши и его мамы, — это всегда чудесно. Смотреть в лицо улыбающейся женщины, в кои-то веки получившей отпуск, заставляет радоваться. Да, завтракать в одиночку иногда означает вообще не завтракать. Поев, мама принялась расспрашивать Тадаши: «И куда ты всё растёшь?», «Как учишься?», «Как дела?» и многое ещё хотела спросить женщина, но времени уже не было, школа ждать не будет. Одеваться приходилось чуть быстрее обычного, но разве это так важно, если время было потрачено с мамой? Цукишима начинал настойчиво писать уже чёрт-знает-какое-по-счёту гневное сообщение с общим смыслом «Почему ты не вышел сразу?». Наконец, Ямагучи уже обувается на пороге дома, когда мама выходит в прихожую. — Хорошего дня! — Женщина целует Тадаши в лоб, пока тот сидит. — Тебе тоже! Пока! За калиткой стоит Цукишима, листающий что-то в телефоне и, как можно узнать, если подойти ближе, громко слушающий музыку. Несмотря на звук из наушников, Кей всё же замечает лёгкий скрип калитки. Ну, или просто видит, как Ямагучи выходит. — Ты чего так долго? — Прости, Цукки! Я разговаривал с мамой. — Поел вчера? Ямагучи немного помолчал, думая, что в любом случае ответил бы одинаково, и сказал: — Да. — Ну ладно. Вряд ли ты можешь продержаться на одном святом духе целый день. *** Всё шло как обычно, ничего странного не наблюдалось. Подошло время конца вечерней тренировки. Ямагучи пошёл переодеваться и ждать Цукишиму, пока тот говорит с тренером. Состояние немного ухудшилось после тренировки, возможно, он немного перестарался сегодня. Сугавара выглядел несколько обеспокоено, когда смотрел на него. Казалось, даже буйный дуэт вёл себя тихо. — Ямагучи? — А?! — Тадаши вздрогнул: это было неожиданно. — Что? — Ты хорошо себя чувствуешь? Ты бледный весь. Ямагучи и не против бы соврать, но с него три шкуры сдерут, если догадаются. — Я чувствую себя... — Ну же! Придумай что-нибудь, чтобы не соврать, но при этом не сказать правды! — Неплохо. — Но это не хорошо. Ты уверен, что тебе не нужна помощь? — Эм, нет, не нужна. Я справлюсь, не беспокойтесь. Сугавара смягчил взгляд и улыбнулся. Стало легче. — Если ты уверен, то я не против. Не засиживайся сегодня и поспи подольше. — Хорошо! Цукишима заходит в комнату, мимоходом поддразнивая шумную четвёрку. Кагеяма обозлился, Хината готов лезть с кулаками, Танаку еле сдерживает Дайчи, а Нишиноя, кажется, зацепился, и ему вообще не до разборок. Ямагучи складывает вещи в сумку, а Цукишима лишь готовится переодеваться. Наверное, как Тадаши незаметно наблюдал за Кеем, не заметил бы разве что слепой. Эх, влюблённость. Светлое чувство, вечная эйфория и взгляд сквозь розовые очки. Влюблённость — это когда не готов признавать недостатки любимого, потому что они разобьют тебе сердце. Влюблённость — это пять лет спокойствия и полгода после этого до смерти. Цукишима крайне умело игнорирует, так что знает он про наблюдение или нет, точно не скажешь. Цукишима одевает очки и подхватывает сумку, Ямагучи поспешно подскакивает за ним. Кагеяма смотрит на светловолосого неодобрительно, Хината всеми силами пытается его отвлечь, за что получает подзатыльник и начинает спорить. На полпути к воротам они слышат громкий смех Танаки и шиканье Дайчи, пока тише, но заливисто ему аккомпанирует Суга. Да и ярые протесты шумного дуэта слышны, однако слов не разобрать. *** Дома по-прежнему тихо. Мама ненадолго ушла в магазин, Тадаши делал уроки. После вечерней тренировки он нервничал, думая, что не смог скрыть не то, что от Цукишимы, а от всей команды своего пристального взгляда. То ли от нервов, то ли ещё от чего, но его потряхивало, а потом он свалился на пол. Встал Ямагучи легко, хотя чувствовал слабость во всём теле, и направился в ванную, чтобы охладиться немного. В ванной в принципе довольно холодно. Кафель, словно снег, не даёт ногам спокойно ступать, охота их отдёрнуть от пола и взлететь, не ощущая его. Кран Тадаши вывернул максимально в сторону ледяной воды и, набрав в ладошки, умылся. Стало легче, будто бы до этого он никак не мог остыть. Ямагучи свалился на пол. Сил не было вообще. В глазах поплыло. Единственным разумным сейчас решением было глубоко и размеренно дышать, чтобы обеспечить доступ кислорода к мозгу. И несмотря на это, душащего чувства не... Хотя нет, оно было. Просто лозы сжимали так сильно, что он не ощущал этого какое-то время. Ужасно. Ужасно понимать, что мама может вернуться и никто не знает, как она отреагирует на ханахаки. Ужасно думать, что осталось немного. Ужасно представлять, что сейчас должно пройти через горло. Глаза уже не видят. Перед ними пелена темноты. Пальцы рук и ног, по ощущениям, скоро посинеют. Но больше всего чувствуется горло. Ямагучи лежит на правом боку, не в силах поменять позу. Начинается ад. Внезапно лозы отступают, и он пользуется этим моментом, чтобы сесть на пятки. Из такого положения будет удобно опираться на руки, если что-то пойдёт не так. Лозы сжали со всей своей дури, и, кажется, их задачей было вовсе не протолкнуть цветок, а задушить Ямагучи к чёртовой матери. Лепестки посыпались из горла вместе с кровью. Яркие, жёлтые. Слёзы лились из глаз. Терпеть это было невозможно. И слёзы боли, перемешиваясь с кровью, стекали на кафель. Цветок огромный. Ямагучи чувствует это, пока безудержно плачет и кашляет. Он не может сглотнуть, слюна капает на пол, в соседство крови и слезам. Он пытается дышать и еле может. Цветок в глотке. Осталось немного и мучения кончатся. Глаза широко распахнуты, невидящим взглядом он смотрит на смесь на полу. И всё пополняет и пополняет её... Ямагучи уже не может вздохнуть. Цветок застрял, а сразу ним чувствуется стебель. Лёгкие горели от недостатка кислорода, но использовали его для кашля. А цветок всё не мог полностью проскочить и откашляться наконец. В глазах одномоментно потемнело, руки перестали держать, а слёзы всё неконтролируемо текли из глаз. Цветок настолько хорошо прошёлся по всем стенкам горла и немного застрял у корня языка, что Ямагучи начало подташнивать. Хотелось дышать. Глубоко, размеренно, полной грудью. Накатывала тошнота. В конце концов всё съеденное за сегодня отлично ощущалось комом под цветком, выталкивая его. К смеси на полу прибавилась непонятная субстанция из желудка. Стебель, судя по всему, был ещё длиннее, чем в прошлый раз, потому что цветок висел на нём. Как вырвать корень всех проблем? С хрипами стебель всё же вышел, и даже с корнем. Страшно было смотреть на этот кошмар на полу. Так что Ямагучи свернулся эмбрионом на правом боку, и плакал теперь не от боли, а от отчаяния. Нежно-зелёный кафель, давно выцветший, дарил успокоение взору. Но чем больше маленьких трещинок видишь, тем больше понимаешь — ничто не вечно, пускай надежда и умирает последней. Неконтролируемые всхлипы всё же превратились в позорные для парня громкие рыдания, но он ничего не мог с собой поделать. — Тадаши? Обеспокоенная женщина вошла в ванную, остановилась и осела на пол. — Тадаши... Солнце моё, как так? Тадаши! — Женщина утопала в слезах, ведь ближе ребёнка никого у ней не было. «Как ей будет грустно после моей смерти!..» — последнее, о чём он успел подумать. *** Проснулся Ямагучи часов в десять следующего дня. Он был в кровати и прилично отоспался. Но неужели вчерашнее было сном? Ответ нашёлся в желтом цветке на столе. Стоявший в вазе, он словно был вторым солнцем. Кто-то его отмывал, потому что он был почти чистым, за исключением небольших алых разводов. — Тадаши, ты проснулся? — Женщина вошла в комнату. — Ты как? — Хорошо. Лучше, чем раньше. Мама сохраняла выражение спокойствия на лице и улыбалась. Но поднятые уголки губ дрожали и опустились, уступая место слезам. — Мам? Ну ты чего, не плачь! — Тадаши! — Женщина готова захлебнуться слезами. — Тадаши, милый мой! Ну куда я без тебя, Тадаши? Кто это хоть, скажи мне! К кому ж я буду приходить как в свою родную семью? Солнце моё, я тебя так люблю... Ямагучи не мог выдержать этих слёз и обнял маму, плача. — Я признаюсь, мама, признаюсь. Я не уйду так просто, прости меня!.. *** — Эм, здравствуйте. Можно заказать цветы с доставкой на дом? *** Ямагучи делал домашнюю работу. Иностранный язык ему всё никак не давался. Может, это потому, что он не пошёл в школу? Мама сказала учителю, что ему нехорошо, и он не придёт. На телефон пришло уведомление, но ему вовсе не хотелось знать его содержание сейчас. Он мельком глянул на экран и быстро разблокировал. СМС от Цукишимы. «Я жду в парке» Больше ничего не требовалось. Уже в прихожей его остановила мама с вопросом, куда это он собрался в такую темень. — Мам, он ответил, мне нужно бежать! — Он далеко? — В парке. Женщина посмотрела несколько грустно, а затем улыбнулась. Возможно, она всё ещё была ошарашена, когда узнала имя человека, из-за которого страдал её сын. — Береги себя, Тадаши!.. *** — Я... Здесь... Пришёл... Уже... Дыхание всё не хотело восстанавливаться. Бег на короткие дистанции это, конечно, интересно, но не стоит бежать через всю улицу на высокой скорости, даже если ты спортсмен. — Чего торопился? С твоими лёгкими лучше не стоит. — Ты... Понял?.. Конечно Цукишима понял. В этом можно и не сомневаться. — Ты придурок, Ямагучи. Мог бы и сказать. — Я... Не мог. Вдруг ты... — Я не вдруг. Я тоже страдаю. — Подожди, подожди, стой. В смысле тоже? — Я думал, ты пялился на меня в раздевалке, потому что знал о ханахаки. — Ты тоже страдаешь от ханахаки? И кто она? — Ты. Тишина даёт немного времени, совсем чуть-чуть, перед тем как Ямагучи начинает судорожно махать руками и краснеть. — К-как это я?! Как это я?! Почему?! — Да не ори же ты. — Прости, Цукки, но как?! Цукишима закатывает глаза и, подходя ближе, берёт руку Ямагучи в свою. — Ты особенный. Ты всегда таким был. С виду можно сказать, что Тадаши сломался. Он покраснел, спрятал лицо в предплечье и беззвучно бубнил. Стыдно? Нет, он скорее смущён. — А цветы?.. — Что? — Ты понял смысл букета? Букет состоял из пяти цинний. Жёлтых цинний. Цветки крупные и яркие. — Разумеется, понял. Жёлтая цинния означает ежедневные воспоминания. Пять цветков — признание в любви. Дословно букет можно перевести как «я вспоминаю, что люблю тебя, каждый день». А твоё простое «от Ямагучи» даёт общей расшифровке букета несколько иной смысл. Ещё мыла не хватало, честное слово. — А что означает мыло? — «Я болен от любви». Но раз ты не сделал этого, то давайте вместе сходим за мылом. — То есть, если мы истратим его, то как бы смоем нашу болезнь? — Возможно. Дыхание ощущалось так легко, словно воздуху больше ничего не мешало. — Ты не хочешь сходить и проверить состояние лёгких? — Только если ты пойдёшь со мной. — Я проверяюсь каждую неделю, Ямагучи, на протяжении уже месяца. — Так долго?.. Прости, Цукки. — Забей. Так мы пойдём проверять тебя или нет? *** В больнице летом не так уж плохо. Стены не кажутся мертвенно бледными; их цвет теплеет из-за солнца. Вчерашним вечером мать засыпала его вопросами, а он расплакался. Не было больно или плохо, просто Ямагучи был счастлив. А вот сейчас он сидел в больничном коридоре и ждал своей очереди. — Волнуешься? Они держались за руки и вообще не стоило забывать о Цукишиме рядом, но его голос прозвучал неожиданно для больничной тишины. — Немного. — Не волнуйся. Врач добрый. — Надеюсь. *** — Цукишима Кей, какими судьбами? — Проверить его. — Взглядом Кей показал на Ямагучи. — Можно? — Да, думаю. Как твоё имя? — Ямагучи Тадаши. — Тадаши? Славно. Ну что ж, Тадаши, раздевайся. *** — Ну что ж, по проведённому медицинскому обследованию могу заключить, что ханахаки бьё у вас обоих не обнаружено. — Но буквально вчера... — Не обнаружено. Вы либо меня разыгрываете, либо вы, ребята, очень везучие. — В каком смысле? — Цукишима встревает в разговор. — У вас обоих было ханахаки бьё, разве что у Ямагучи не диагностированное. — Да, и что дальше? — Вы такие редкие владельцы «взаимной-невзаимной любви», поэтому цветы исчезли сразу. Ну, такое наблюдается у подобных вам. Это не особо изученное явление, к нам такие редко попадают. — Оу. — Ямагучи был смущён и слегка напуган. — Не беспокойтесь, на опыты вас никто не заберёт. Вам очень повезло. Любите друг друга, мальчики. — Благодарю! — Тадаши поклонился. — Вас тоже. Редко ж появляются такие, как вы! *** — То есть, теперь можно сказать, что мы соулмейты? — Теоретически. Ханахаки — это не про соулмейтов, Тадаши. — Эм, ладно. — Хочешь куда-нибудь пойти? — Куда, например? — Давай в парк. Мы давно там не гуляли как следует. — Хорошо, Цукки! — Сколько раз уже говорил, зови меня по имени. Спор бессмысленный, Ямагучи будет долго отучаться. А закатное солнце рисует на полотне небосвода и видит против себя луну. Такую счастливую. Теперь они будут дарить друг другу любовь до самой смерти.