Недоразумение

      — Тише, — раздраженно бросает Корбан и отворачивается от заплаканного лица Флер. Внутри у него клокочет злость, перемешанная с растерянностью. Каждый раз, он словно впервые сталкивается с ее слезами, понятия не имея, как успокоить.       Она кусает собственные пальцы и не смотрит на него. Не отбивается, подпуская к себе. Только рыдает который день и просит ее выпустить, уверяя, что задыхается в его огромном и пустом доме.       Корбан ей не верит. Он лучше нее знает, что нужно его дочери.       Ласково перебирает светлые локоны и заплетает их в косы перед сном, проводя расческой по мягким прядям, целует ее в пухлые губы и обнимает за талию. Флер приносят самые лучшие блюда, и в прислужниках у нее все его домовые эльфы. Только из комнаты она почему-то не выходит, целыми днями проводя время у окна или дверей балкона, запертого для нее, рассматривая сад за окном.       Флер постоянно просит отпустить ее. А Корбан слишком устает на собраниях и работе, зашиваясь с бумагами и многочисленными планами, что нервов на ее молчаливые истерики не хватает.       Дочь смотрит на него так ласково и жалостливо, будто не она заперта и украдена из внешнего мира и ото всех, существующих там — друзей, родителей, сестры — а он теряет себя в огромных коридорах незнакомого поместья и молит отпустить. Флер смотрит с привычным превосходством и холодностью в глазах.       Брать ее больше не приходится силой.       — Тише, милая. Сегодня я выведу тебя в Косой переулок, — поднимаясь, произносит он и дарит ей слабую улыбку, протягивая руку. Флер сидит на помятых изумрудных простынях и сжимает их пальцами до того крепко, что подушечки белеют. Длинные волосы скрывают обнаженное тело. Руку она ему не дает. — Я подумал, стоит подобрать тебе новые мантии.       — Зачем? — хриплым шепотом отзывается она.       — Тебе будет приятно.       Ладонь у Флер маленькая и теплая, Корбан сжимает ее в своей и ведет по небольшим улочкам, заполненным народом. Волшебники суетятся, некоторые здороваются с ним, а в кармане он сжимает палочку, на языке держа несколько проклятий. И постоянно оглядывается на собственную дочь, размышляя, как и когда она станет просить о помощи.       Корбан заводит ее в одну лавку за другой, оценивающе пробегаясь взглядом по представленным нарядам, и если что-то не нравится, тут же утаскивает девушку в следующий магазинчик. На ее слишком бледном лице нет и следа от слез. Даже огромные глаза сухи.       А Флер не пытается вырваться, смотрит на свои кремовые туфли, те самые, в которых она была в свой последний день в банке, и вцепляется ногтями в его грубую кожу. Корбан изредка поворачивается и улыбается ей, никак не показывая, что ему неприятно. А девушке от досады хочется упасть прямо тут, цепляясь за асфальт, прокричать всем людям, не замечающим ничего, кроме красоты идущей пары, что ей срочно нужна помощь.       Только в голове всплывают его редкие рассказы о жестоких убийствах. И крики Билла в их последнюю встречу.       Но вот Корбан останавливается в одной из самых дорогих лавок, приветливо улыбается хозяйке и бросает ей несколько беглых приветственных слов на английском. Мягкие ткани нежных цветов тут же устремляются к похудевшей фигурке Флер, обхватывают кожу с тихим шелестом, струятся, принимая по одному только мановению палочки женщины нужные формы.       — Вам что-то нравится? — спрашивает она и поправляет очки в тонкой золотистой оправе на переносице.       Ответить Флер не успевает. Корбан дарит очаровательную улыбку хозяйке и с видом богача величаво оглядывает товары, задерживая цепкий взгляд на дочери. И она непроизвольно дергается от нескрываемых больше огоньков внутри его глаз.       — Мы берем все.       Женщина в ответ довольно усмехается и подзывает своего помощника, веля упаковать наряды. Молодой мальчишка кивает ей и принимается за работу, пока волшебница идет в другую комнату рассчитываться с Корбаном. Она все щебечет от того, какая красивая у него дочь, говорит, что они очень похожи, особенно сейчас, когда на девушке одна из новых дорогих мантий, подходящая по цвету его костюму.       Корбан дергает желваками, продолжая мягко улыбаться.       — Это моя невеста.       Сжимает палочку в кармане крепче, больше не вслушиваясь в извиняющуюся речь ведьмы, и выходит за несколько шагов в холл. Флер внимательно вчитывается в лист с покупками, крутя в пальцах перо и не замечая его молчаливого присутствия. С острого кончика падает капелька черных чернил, расплывающаяся уродливым пятном на белоснежной поверхности.       Корбан замирает, разглядывая ее очертания. Любуясь. Он позволяет себе эту секундную слабость, пока девушка, не замечая его, протягивает лист обратно парнишке и кладет перо рядом с чернильницей.       Лицо того вытягивается, и испуганный взгляд поднимается на нее, после чего заостряется на лице Корбана.       — Авада Кедавра.       Флер взвизгивает и испуганно отскакивает, наблюдая за резкой зеленой вспышкой, уголки ее глаз дрожат, а рот открывается в немом вскрике. Корбан устало на нее смотрит и оборачивается к женщине позади него, открывающей дверь. Тяжелый вздох срывается с его губ.       — Отвернись, — угрожающе-тихо велит он дрожащей Флер.       Корбану Яксли сорок четыре, и он похитил собственную дочь. Корбану Яксли сорок четыре, и сегодня он заказал свадебное платье у этой женщины. Корбану Яксли сорок четыре, и он не предпринимает ни одной попытки объясниться с испуганной пленницей.

***

      — Оставь меня одну, — хрипло шепчет она. И больше не плачет.       Корбан наблюдает, замерев позади, как Флер методично делает макияж и подкрашивает ресницы, добавляет румянец побледневшим и впалым щекам. Произносит несколько заклятий, заставляя золотистые мягкие волосы виться, после чего позволяет эльфу, присланному в помощь, аккуратно их заколоть.       По ее фарфоровому телу мягким белым шелком струится платье, сшитое у женщины, оставленной Корбаном под Империусом. Она ушла совсем недавно, отдав заказ. Стояла и нахваливала его дочь настолько долго и до скрежета зубов фальшиво радостно, что он уже хотел пустить в нее что-то посильнее.       Но сдержался.       Корбану Яксли сорок четыре, и он безумно влюблен в Флер. Она смотрит на него снизу вверх, прячет взгляд за длинными ресницами и не говорит ему ничего. Больше не пытается сбежать, только испуганно вздрагивает, слыша его гневную ругань с кем-то из забредающих Пожирателей смерти. Флер — маленькая фея, его чудо, которое Корбан оберегает всеми силами.       Она знает, посмотри на нее кто-то косо, он бы перерезал глотку на том же месте. Потому что его Флер заслуживает только восхищения. Потому что его Флер — самое лучшее, что только видел этот мир. Нежный цветок с бархатными лепестками, который Корбан прячет от злых порывов ветра, готовых разрушить ее великолепие.       — Ты конченный извращенец, — смеялся ему в лицо Долохов, держа голову любовницы в раковине, наполненной водой. Та дрыгалась и пыталась вырваться, что-то ему сказать, крикнуть, хрипела и тяжело хватала воздух в мучительные секунды на кислороде, но Антонин ее не слушал. А Корбан в ответ ему тогда улыбался, даже не понимая, насколько странно звучат его слова.       Корбан думал об огромных и печальных глазах дочери. Как она смотрела на него с обидой и слезами, стоя перед осколками разбитого пузырька. В нем было зелье для аборта, растекшееся вязкой лужей по плитке, ранее купленное ее подружкой-француженкой в Лютном переулке.       — Ты хотела убить моего ребенка?       — Я не хотела дать ему такую ужасную жизнь!       Корбан игрался с ней, подстраивал ловушки и величественно позволял думать, что она получает свободу. И он не знает ничего о каждом ее действии, не следит за каждым словом. Словно он не в курсе ее мыслей. Бедная маленькая Флер вновь и вновь надеется на то, что сможет обмануть его, оставить что-то при себе.       Но Корбан ее любит. Так удушающе сильно, что не может позволить упасть. Держит рядом с собой, будто маленького ребенка. И контролирует каждый вздох.       А Флер уже даже не плачет, не кричит, не молит отпустить. Она молчаливо принимает его подарки и без усилий ложится с ним в одну постель. Позволяет оставлять на своей белоснежной коже розы синяков, которые Корбан зацеловывает и заживляет с утра. Ночью он вбивается в нее, пьет сладкий сок ее тела, стекающий по его губам вязким сиропом, вдыхает ее с каждым толчком и считает родинки на теле.       Корбану Яксли сорок четыре года, и он вместе с племянницей Гестией смотрит за тем, как Флер готовится к свадьбе. Как скрывает макияжем остатки своей безумной глупости, прячет за тканями отпечатки его злости.       И давит рыдания где-то глубоко внутри, пока зрачки расширены Империусом.       — Я не выпущу ее из-под контроля, — щебечет Гестия, заискивающе глядя ему в глаза. — Твоя невеста не сможет даже шаг в сторону сделать, дядюшка, — и улыбается так ослепительно ярко, что Корбан не сдерживается, смеясь в ответ.       А Флер даже не вздрагивает, вглядываясь в свое отражение. Из него ее глазами смотрит подвластная Корбану кукла.