haikyuu!! «волейбол» имейджины с /т.и/

Совместные ночевки давно стали тем, к чему ты привыкла. Если твои или его родители куда-то уезжают — одеяла сразу хватает на двоих. За три года отношений это начало приравниваться к обыденности, и вы оба с нетерпением каждый раз ждёте новой возможности заснуть, прижавшись друг к другу. Ты хорошо высыпаешься, только когда на ухо сопит Ойкава, и даже если он встаёт попить воды — ворочаешься, пока не вернётся. С Тоору, в принципе, приятно засыпать. Он, конечно, ерзает первые полчаса, ища удобную позу, но это, пожалуй, маленький недостаток, меркнущий на фоне всех плюсов. Волейболист всегда желает спокойной ночи и доброго утра, всегда перед тем, как заснуть, оставляет мягкий поцелуй на лбу. В его объятьях тепло и уютно, а тихое сонное бормотание ещё больше убаюкивает тебя. Но в этот раз ты просыпаешься из-за неожиданного звука бьющегося стекла. Просыпаешься быстро, словно от кошмара, и тут же вскакиваешь с постели, потому что Ойкавы рядом нет, и кроме вас двоих в доме больше никого. После резкого пробуждения голова немного идёт кругом, ты смотришь на загоревшийся экран телефона — три утра. Из-под двери в ванную расползается тонкая полоска света, и ты подходишь ближе, не зная, как поступить. Вроде вечером все было хорошо, что могли случиться? — Тоору? — хриплым ото сна голоса зовёшь ты, пару раз стукнув по двери согнутыми пальцами. — Все хорошо? — Д-да, — в своей обычной наигранной манере через несколько секунд отзывается волейболист. — Да, нормально. Ложь. — Открой дверь, — безапелляционный тон не терпит отказы. Глубоким, мерным дыханием пытаешься отогнать возникшее напряжение. Ты знаешь, что происходит с Ойкавой прямо сейчас. Это тянется ещё со средней школы. Все его стрессы, чрезмерные нагрузки, только чтобы быть лучшим, сильно подрывают ментальное состояние. На пару с Хаджиме ты не раз и не два вытаскивала собственного парня из спортивного зала, угрожая отдать ключи тренеру, но и этого хватало на пару недель. С возвращением в его жизнь Кагеямы все стало только хуже. Последний год школы с самого первого тренировочного матча обещал быть тяжелым. Тяжелее предыдущих, и ты не представляешь, как дожить до его конца. Больше всего в состоянии Ойкавы пугают внезапно накатывающие панические атаки. Ты каждый раз вспоминаешь, как он рассказывал о первой из них — она случилась на замене во время матча. Поменяться местами с Тобио и оказаться на скамейке до конца игры, пожалуй, самое страшное, что у Тоору было в жизни. И настолько шокирующего момента хватило, чтобы окончательно зациклить парня на Кагеяме. Он вечно срывается, стоит только представить довольное лицо Тобио после победы. Каждая неудачная победа, незавершенная атака, каждое упущенное очко накапливаются, давя на него морально. — Иди спать, /Т.и/, пожалуйста, — приставки «чан» не наблюдается, и ты от беспомощности сжимаешь кулаки, стараясь успокоиться и не злиться. — Прости, что разбудил, — голос волейболиста за дверью надламывается, и ты отчетливо слышишь тихий всхлип. Ты не хочешь прощать. Не за это. Почему он сразу не сказал, что ему снова плохо, почему предпочёл оставить тебя в неведении? Это бесит больше всего — желание Тоору самостоятельно справиться со всем. Его этого «я достаточно сильный» — не хватает только удара кулаком в грудь, чтобы для полноты картины — порядком бесит. Соглашаясь встречаться, ты соглашалась принимать его совсем плюсами и минусами. Ты ни разу слова против не сказала. Что бы парень ни делал, ты всегда на его стороне. — Солнышко, — смягчаешь голос, сжимая ладонь на ручке двери, чтобы не пропустить момент, — пожалуйста, впусти меня. Ты же знаешь, я помогу. На какое-то время между вами воцаряется тишина. Тоору с той стороны чем-то шуршит, шмыгает носом, и, всё-таки, открывает дверь. Точнее, просто поворачивает замок, а дверь ты открываешь сама. Вид у волейболиста действительно не самый лучший, но разве это сейчас важно? У него подрагивают руки, и слезы текут по щекам. Он смотрит в пол, старательно избегая столкновения взглядов. Бледная голубая футболка, мятая ото сна, тоже успела промокнуть. — Пойдем, — ты осторожно берёшь его за руку, забирая из ванной комнаты. Уборкой ты займёшься позже. Видимо, он случайно разбил какой-то флакончик, стоящий на одной полке с лекарствами. Таблетки, что прописал доктор для восстановления вконец подпорченной нервной системы, так и остаются нетронутыми этой ночью. Ты приносишь с кухни стакан воды и аккуратно вкладываешь в дрожащие пальцы волейболиста, не забывая заботливо касаться мягких волос. Тоору больше половины не осиливает, и стакан отдаёт обратно. Отставив его подальше, ты опускаешься рядом с ним на колени. — Хочешь поговорить об этом? — осторожные, ненавязчивые поглаживания напряжённой спины и плеч постепенно расслабляют парня. — Можешь все мне рассказать, — Ойкава, наконец, поворачивается, удостаивая тебя такого взгляда, что сердце невольно сжимается. — Я всегда буду здесь для тебя, Тоору. За прошедшие годы ты научилась контролировать голос во время этих неожиданных приступов. Уверенность, открытость, забота так и сквозят между словами. Ойкава невольно заслушивается, потому что хочет верить, что хоть у кого-то есть контроль над ситуацией. Он всегда и для всех сильный, всегда опора и поддержка. Капитан, лучший друг, идол девчонок, твой парень. И в такие моменты тебе хочется быть сильной за двоих, потому что иначе Тоору просто потеряется в своих мыслях без надежды вернуться обратно. — Мы не выиграем, — тихо произносит он одними губами, и снова опускает глаза в пол, ты даже добавить ничего не успеваешь. — Победа над Карасуно была для нас последней. Мы можем снова дойти до полуфинала, но дальше не п-пройдём. Неважно, кто там будет — команда коротышки или Шираторизава, мы их не обойдём, — Тоору хрипло выдыхает, стирая вновь появляющиеся мокрые дорожки на щеках. Ты, не теряя времени, заботливо обвиваешь руками волейболиста, опустившего голову на твоё плечо. Прижимаешься губами к мокрому лбу и невесомо играешь пальцами с волосами, зная, что его это всегда успокаивает: — Продолжай. — Тобио, — Ойкава смотрит бездумно куда-то вперёд, но перед глазами только лицо кохая. — Он ведь лучше меня, всегда был. Я признавал это с самого начала, когда только увидел его в игре, — связующий тихо всхлипывает, поднимает руку, чтобы быстро стереть слезы со щек, но это бесполезно. — Я ненавижу жалеть себя, /Т.и/, но это действительно нечестно, — от такой несправедливости со стороны судьбы в груди Тоору нещадно ноет, он прерывисто вздыхает. — Почему он, а не я? У меня нет таланта к тому, что я действительно люблю… Ойкава чуть ерзает в объятьях, разворачивается, прижимаясь лбом к твоей шее, выдыхая куда-то в район ключиц. От соленных слез неприятно щиплет и тянет кожу, но сбитое дыхание и еле слышные всхлипы задевают что-то в глубине твоей души, о чем говорить даже не хочется. Ты мягко прижимаешься губами к виску волейболиста, пока легкая дрожь сковывает его тело. Тоору стискивает ткань твоей футболки на спине до треска, жмется ближе, и ты хочешь оградить его от всего. Хочешь, чтобы он улыбался не потому, что так надо, а потому, что, правда, счастлив. Хочешь видеть, как ярко горят его глаза во время игры на площадке. — Я знаю, ты говорила с Тобио недавно, — внезапно начинает Ойкава. — Что он хотел? Ты переводишь одну ладонь на его спину, медленно ведешь вдоль позвоночника, и Тоору едва заметно подается вперед, прогибается, но под касания подставляется. — Посоветоваться, — ответ звучит холоднее, чем должен. — Я сказала, что у тебя нет времени. — Спасибо. Ты знаешь, что за этой благодарностью нет никакого сарказма и злости. Ойкава, правда, рад, что лишний раз не видится со связующим Карасуно, что постоянно действует ему на нервы. Лицо кохая всколыхивает неприятные воспоминания и напоминает, кто здесь на самом деле гений. Кто будущий лидер этой площадки. Может еще год или два Тоору будет хорошим игроком, но Кагеяма сместит его с вероятностью в сто десять процентов — делайте ставки. И именно поэтому ты не допускаешь их встречи, по крайней мере, пока Ойкаве не станет лучше. Он отстраняется и трет глаза руками, пытаясь избавиться от надоедливо появляющихся в уголках слез. Ты перехватываешь их за запястья, отстраняешь от лица и пару секунд просто заворожено смотришь, растворяясь в карих океанах. Если бы не выключенный свет, то румянец на щеках волейболиста был бы заметен, но он только тихо выдыхает и неловко приподнимает уголки губ. — Что? — Ничего, — опускаешь одну ладошку на его щеку, большим пальцем поглаживая скулу, чувствуя, как Тоору сам прижимается к руке. — Думаю, как мне с тобой повезло. Ойкава пропускает вдох и едва ли не закашливается, все еще находясь в прострации после услышанного. Нет, комплиментами и признаниями вы оба обмениваетесь довольно часто. Просто сейчас фраза эта звучит настолько прямо и откровенно, что сердце начинает биться до неприличия быстро. — /Т.и/-чан, — Тоору тяжело сглатывает, — поцелуй меня? Ты усмехаешься и подаешься вперед, притягивая волейболиста к себе. Пальцы зарываются в мягкие волосы, сжимают до легкой боли. Прижимаешься к приоткрытым губам, чувствуя его теплое дыхание на своих. Руки Ойкавы обнимают тебя за талию, и он полностью отдает тебе ведущую позицию, сдаваясь под напором. В этом поцелуе он не против быть ведомым, ведь тебе доверяет безоговорочно. Ты знаешь, как лучше, как правильно. Ты целуешь жарко и чувственно, касаешься его языка своим. Он плавится от ощущения безграничной власти с твоей стороны, не сопротивляется, когда кусаешь его за губу, провоцируя парня на тихий стон. У Тоору сбивается дыхание, в этих ощущениях, таких сладких и вязких, хочется тонуть бесконечно. — Обещай, что никогда не уйдешь, — на секунду прервавшись, просит он, ты улыбаешься в ответ. — Обещаю, солнышко, — после легкого толчка в грудь Ойкава опускается на лопатки, и ты устраиваешься сверху, переходя поцелуями на шею. — Я никогда не оставлю тебя одного.