haikyuu!! «волейбол» имейджины с /т.и/

Ты просто обожаешь целоваться с Акааши и вспыхиваешь ревностью от одной только мысли, что до тебя он на ком-то тренировался. Однако все же получить то, чему его научили другие девушки, очень приятно. Особенно когда от одних умелых движений языка ты заводишься до чертиков и тихо стонешь. Все поцелуи Кейджи чувственные и живые. Он вкладывает в них эмоции, что переживает на данный момент. От настроения волейболиста зависит будут твои губы искусаны или нет. — Кейджи, — ты выдыхаешь в поцелуй, зарываясь пальцами в его волосы. Когда ты только пришла к нему вечером, то совершенно ни на что не рассчитывала. Вы собирались подготовиться к тесту, поужинать и посмотреть фильм. Но то ли сопливая драма не смогла урвать ваше внимание, то ли тоска по прикосновениям друг друга сыграли свою роль — через полчаса ты уселась на колени Акааши, притягивая его ближе. Героиня фильма тогда ещё что-то болтала на заднем плане, но ничего, кроме жаркого дыхания Кейджи ты не слышала. Как не слышишь и сейчас, отдаваясь внезапно подступившему желанию. Ты забираешься пальцами под домашнюю футболку парня, гладишь линию пресса, проступающие ребра, в предвкушении закусывая губу. Тебе очень нравится его тело — мощное и рельефное, одно удовольствие быть прижатой таким к стене или постели. Ты тянешь мешающую ткань вверх и снова придвигаешься ближе для очередного поцелуя. Ладони Акааши сжимают твои ягодицы через единственную преграду в виде белья. Ты всегда одалживаешь его футболки, оставаясь на ночевку. Не в уличных штанах же все это время сидеть, да и спать в чём-то надо. — Хочу снизу, — оторвавшись от манящих губ, просишь ты. И как Кейджи может не согласиться? Он любую твою просьбу готов выполнить — законная она или нет. Волейболист в последний раз сжимает твои сочные бедра и чуть приподнимается, чтобы сменить позу. Ты, вообще-то, любишь по-всякому: сверху, снизу, сбоку. Можешь стоя, лёжа и сидя. На кровати, на столе, в душе и на полу, на стуле, на стиральной машинке и на тумбочке. Можешь в раздевалке, в пустом классе, в спальне родителей, в бассейне. Это совершенно неважно. Главное, чтобы Акааши держал крепко и двигался в своём крышесносном темпе, пока ты извиваешься от удовольствия. Но спиной вместо мягкого дивана ты не чувствуешь ничего, а потом резкая боль локализуется чуть ниже лопаток. Даже не поняв, что произошло, ты хмуришься и тихо мычишь, потому что, блять, приложиться о край кофейного столика спиной — совершенно не прикольно. Трешь ушибленное место, будто в прострации. И только потом замечаешь испуганное лицо Акааши, соскочившего с дивана. — /Т.и/, ты в порядке?! — он опускается на колени рядом с тобой. Ты усмехаешься, понимая, как же, наверное, смешно выглядела со стороны, пока падала. Невозможно это не представить. Но Кейджи не смеётся — он протягивает свои чуткие руки, чтобы осторожно коснуться больного места, надавить слегка и спросить, как и где болит. Акааши чувствует себя виноватым, ты понимаешь это по его взгляду и сведённым бровям. Волейболист сразу становится слегка отстранённым, но все равно неожиданно подхватывает тебя на руки, только чтобы усадить на диван. — Я сейчас приду, — сообщает Кейджи и куда-то уходит. Его резкая перемена в настроении тебя напрягает. Ничего такого ведь не произошло. Уронил случайно, да. Ты ударилась, да. Ну, и с кем не бывает? Удержал бы он сейчас — ты бы в следующий раз скатилась сама. Никто не застрахован от случайностей. Ты не злишься, тем более, не обижаешься и не винишь Кейджи. А за повышенное чувство отвественности парня иногда прибить хочется. Акааши возвращается с тюбиком в руках, весь сосредоточенный и очень тихий. Ты терпеть не можешь, когда он ведёт себя так, будто бы не здесь и сейчас. Кейджи молча поднимает твою футболку, а потом приятное чувство прохлады оседает на месте ушиба. Тонкие пальцы приятно массируют кожу, втирая мазь. Ты прикрываешь глаза и думаешь, что отдала бы многое за один массаж от Акааши. Надо будет попросить его об этом. — Прости меня, пожалуйста, — тихо говорят из-за спины, вынуждая повернуться. На Кейджи лица нет. Глазами он рассматривает собственные коленки; обычная, почти незаметная, улыбка и вовсе пропала. Пульсирующая боль в спине отходит на задний план. Ты разворачиваешься полностью и подсаживаешься ближе. Берёшь лицо волейболиста в ладони и сталкиваешься с его взглядом. В глубоких глазах столько сожаления и вины, что тебе хочется дважды утопиться в них самой. Почему он такой милый? — Все нормально, — ты улыбаешься добродушно, чтобы волейболист видел — ты не врешь. Он очень переживает, что мог тебе навредить. — Но в следующий раз, если вдруг пропадёт настроение — просто скажи, не роняй меня, — ты совершенно не можешь удержаться от язвительных комментариев. Акааши распахивает глаза удивленно и качает головой не в силах сдержать улыбку, когда ты так на него смотришь. Он снова тянет тебя ближе, стараясь не касаться руками ушибленного места. Ты переводишь ладони на его плечи, прижимаясь к его приоткрытым губам. Кейджи не торопится. Поочередно прихватывает то верхнюю, то нижнюю, дразнясь и не давая большего. На самом деле, ему просто хочется окружить тебя заботой и лаской. — Я не могу, /Т.и/, — едва ли отстранившись, с легким смущением говорит Кейджи. — Все хорошо? — на этот раз твоя очередь беспокоиться. — Мы можем досмотреть фильм, — предлагаешь, легко поглаживая его плечи. Не то чтобы тебе правда хочется или ты хоть как-то следишь за сюжетом, но подбодрить волейболиста — лучшее, что ты можешь сделать. Он очень чуткий и внимательный ко всему, что делает в отношении тебя. И теперь, пока Акааши не примет случившееся, он будет виться вокруг, как заботливая мамочка. Безусловно, тебе это нравится. Приятно, когда уделяют так много внимания. Но видеть Кейджи расстроенным нет желания совершенно. — Или, — ты коротко и отрывисто целуешь его, ведёшь носом по щеке и прижимаешься губами к уху, — я могу все сделать сама, — в предложении нет никакого упрёка, ты сама только рада будешь увидеть, как ему хорошо. Акааши из-под опущенных ресниц наблюдает, как ты соскальзываешь с его коленей и располагаешься между ними. Аккуратная ладонь накрывает его пах через домашние штаны, массирует плавно. Он закусывает губу, выдыхая резко и шумно; глаза затягивает дымка желания. — Я так тебя люблю, /Т.и/, — хрипло говорит волейболист. Ты поднимаешь взгляд, не отрываясь от своего занятия. Его пальцы приятно вплетаются в волосы, но ничего лишнего себе не позволяют. От такого чистого и искреннего признания, пока ты тут собираешься ему отсосать, у тебя нервная дрожь по телу проходит и приносит с собой тёплое ощущение тех самых «бабочек в животе». Умеет же Кейджи выбрать момент. — Я тебя тоже, — облизываешься в предвкушении, не отводя глаз, — когда не скидываешь меня на пол, — не подколоть Акааши невозможно.