haikyuu!! «волейбол» имейджины с /т.и/

Просторный холл третьего этажа совершенно не похож на те, что тебе доводилось видеть раньше в заведениях этого типа. Он светлый и достаточно уютный, чего нельзя сказать о многих закрытых больницах, располагающихся в префектуре Исикава. Здесь есть телевизор и мягкие диваны, ряд книжных шкафов у дальней стены и много зеленеющих растений на подоконниках. Ведущий в два конца коридор никогда не пустеет, даже в поздние часы. Пост бессменно дежурящих медсестёр располагается прямо в центре, откуда просматриваются все направления, особенно, холл. В этом крыле содержат людей, потенциально склонных к выздоровлению. Они не буйные, вполне себе здравомыслящие. Многие из них осознают своё положение и готовы лечиться, выполнять требования врачей и участвовать в благополучном исходе курса терапии. Впервые увидев новое здание больницы, ты пришла в неописуемый восторг — переводом из древней лечебницы Токио тебя отправили сюда. Просто рай для пациентов и персонала — светлое, недавно отстроенное по всем стандартам здание, красивая, зеленеющая территория и оздоровительный комплекс. С твоего приезда прошла всего неделя, ты только успела распаковать вещи. В блоке для переведённых докторов и медсестёр также проживают повара, уборщицы и охрана — все, кто должен круглосуточно находиться на территории больницы. Ты успела осмотреться, оценить обстановку внутри самого заведения, пообщаться с коллегами. Руководство благосклонно дало тебе семь дней на акклиматизацию, и сейчас она проходит весьма успешно. Запоминая распорядок «Центральной психиатрической больницы Каназавы», ты приглядываешься к пациентам, истории болезни которых скоро окажутся на твоём столе. Одна из медсестёр сегодня предложила провести вечер на главном посту третьего этажа. Ей нужно заполнить электронные таблицы, а для тебя есть неплохая возможность ещё раз изучить местных обитателей. По сравнению с твоим предыдущим местом работы, где людей без жесткого сопровождения в виде здоровенных санитаров не выпускали даже в коридор, это кажется вполне свободным. По крайней мере, никто не ограничивает пациентов в прогулках по этажу, а их занятия в личное время поощряются. И не скажешь, что многих сюда госпитализируют принудительно. Время неумолимо близится к половине девятого, до отбоя остаются всего тридцать минут, но холл почти не пустеет. Ты сразу подмечаешь несколько санитаров в светлой форме по периметру, они обеспечивают безопасность пациентов. Хотя ее никто и никогда не нарушал. Как неофициальный наблюдатель, ты занимаешь место на диване в углу, и, хлопнув силиконовым чехлом, вставляешь наушники в уши. Ничто не укроется от твоего внимательного взгляда, а расслабиться под музыку ты себе позволишь. И пока мелодия звучно льётся, заполняя собой пространство, ты все же удостаиваешь внимания никак не вписывающийся в атмосферу психиатрической больницы предмет в центре холла. Чёрный рояль. В идеальном состоянии, настроенный и «абсолютно точно нужный», как заверяют медсестры. Ты ещё удивилась и спросила, неужели в ЦПБ Каназавы есть музыканты, но девушки лишь усмехнулись в ответ, обещая, что скоро ты все увидишь. Точнее, услышишь. Ждать пришлось почти неделю. — Добрый вечер, — немолодая женщина с длинными, темными волосами присаживается рядом с тобой. Она сжимает в руках взятую с полок книгу и поправляет очки, держащиеся на самом кончике носа больше для виду, чем пользы. — Вы новый доктор? Меня зовут Иоко Наоми, — в ее голосе совершенно нет враждебности, а мягкая улыбка на губах только располагает к разговору. — Пришли послушать, как он играет? Да, многие приходят. Обещаю, Вы не пожалеете. — /Т.ф/ /Т.и/, — ты осторожно пожимаешь морщинистую руку и замечаешь задорный блеск в глазах женщины. — О чем Вы говорите? Женщина удивлённо хлопает глазами, будто и не думала, что может ошибиться. В конце концов, медицинские работники здесь собираются по двум причинам: осуществляют надзор или хотят услышать тоже, что и все. — О юноше из тридцать пятой палаты, — Наоми качает головой, словно ты спросила какую глупость. Все знают про тридцать пятую палату и ее жильца. — Милая, Вы столько упускаете, если это Ваш первый раз. И все же, я Вам завидую, хотела бы отшибить себе память и заново услышать его. На какое-то время воцаряется тишина, ты прислушиваешься к доносящимся из динамиков эирподсов басов и практически забываешь о надвигающейся кульминации этого вечера. А из-за угла выходит стройный, высокий парень лет двадцати пяти, точно не больше. На нем светлая футболка и свободные штаны. Никто не заморачивается насчёт своего внешнего вида, когда двадцать два часа из существующих двадцати четырёх проводит взаперти. Новоявленный пациент привлекает чужое внимание, ты видишь мечтательность во взгляде медсестёр, но парень этого всего не замечает. Он молча садится на невысокую табуретку перед роялем, откидывает клап и делает глубокий вздох. Ты замираешь, как и все присутствующие. Неизвестность пугает, тебя же охватывает ещё и предчувствие чего-то слишком объёмного, но недосягаемого. Ты не сможешь объяснить это, даже если попытаешься. Он сидит к тебе лицом, и, увы, ты не видишь, как легко тонкие пальцы порхают над клавишами, приводя в восторг струны не только инструмента, но и души. Едва парень начинает играть, ты вытаскиваешь наушники. Плейлист может и подождать, а живую музыку в последний раз ты слушала слишком давно. «Как его зовут?» Ты пишешь Ами с поста. Слушая знакомую, спокойную классическую мелодию, ты не можешь противостоять собственному любопытству и желанию узнать, кто он и почему здесь. «Мия Осаму» — Бедный мальчик, — Иоко качает головой, у неё слезы на глазах. — Он так сильно одержим им. — Кем одержим? — вы разговариваете почти шепотом, чтобы не мешать остальным слушателям. — Своим соулмейтом, — женщина промокает уголки глаз бумажным платочком, сложённым вдвое. — Осаму потерял всю семью в ужасной аварии, когда ему было семнадцать, и до сих пор не может это пережить. За то время, что я здесь, его никто не навещал. Думаю, что и в предыдущей больнице было также. — Но Вы сказали про соулмейта. — Кроме него, у Осаму никого нет, — Наоми обращает свой взгляд к ещё ни разу не сбившемуся Мии. — Звучащая мелодия написана на его запястье, — она оживает, восхищаясь этим фактом. — Так романтично! Вы представляете, как мало людей сейчас слушают классику, тем более, рождаются с ней! Жаль, что они до сих пор не встретились. Ты соглашаешься с женщиной, и остаток вечера вы проводите практически в тишине, не считая моментов, когда Иоко снова прерывается на подробности жизни талантливого пианиста, а ты заинтересовано слушаешь. К исходу пятьдесят седьмой минуты любопытство берет верх и ты встаёшь с дивана, обходишь Мию со спины и уставляешься на клавиши. Заворожённые в первые минуты люди вернулись к своим делам, но слушать никто не перестал. Персонал одобряет это, потому что классика помогает пациентам, да и самому Осаму нужна возможность выплеснуть эмоции. Он делает это здесь. На невысокой табуретке у черного рояля. Ты заметила, что как бы люди ни восхищались, Мия не преследует цель быть в центре всеобщего внимания. Он ни разу не поднял глаз, не оглядел собравшихся. Только войдя в холл, Осаму был поглощён лишь музыкальным инструментом, ничто другое его не интересовало. К концу вечера ты приходишь к выводу, что играет пациент, преследуя исключительно собственные цели. Он останавливается, но руки не убирает, а тебя что-то подталкивает вперёд, почти тянет к роялю. И сопротивляться сложно, ты делаешь несколько шагов вперёд, замирая в сантиметрах от Мии. В детстве ты играла, потому что родителям хотелось видеть в дочери талант. Они не пожалели денег на музыкальную школу, на репетиторов и на дорогое фортепиано. Но с поступлением в медицинский все это осталось в прошлом, не было ни сил, ни желания тратить несколько свободных часов на забытый всеми инструмент в зале родительского дома. Однако руки помнят и сами тянутся к клавишам, но жесткая хватка на запястье не позволяет этого сделать. Ты дергаешься и удивлённо смотришь на Осаму. Он, в свою очередь, даже не поднимает глаз. Пальцами приподнимает рукав твоего халата, жадно вчитывается в строчки, каллиграфически начертанные вдоль предплечья. Мия видел слишком много этих надписей. До последней буквы он впитывает текст и отпускает тебя, прежде чем ты успеешь возразить его действиям. Примерно этого стоило ожидать. Выразительная надпись: «Salvation — Gabrielle Aplin». — Присядете? Отказывать кажется неправильным и ты молча садишься, взяв стул у ближайшей стены. Осаму гладит поочерёдно белые и чёрные клавиши, рассматривает их, словно продолжая играть, даже когда остановился. — Вы уже нашли его? — Ещё нет. Мия кивает понимающе, а потом берет твою руку и опускает на клавиатуру. Ты знаешь «Bagatelle No. 25 in A minor», возможно, сможешь сыграть, но сделать это так красиво, как Осаму, не сумеешь. Он настаивает. — Тут никто не умеет, не отказывайте мне, прошу, — а у тебя даже сил нет отклонить его просьбу. — Не переживайте, позвольте сердцу играть за Вас. Наверное, в его словах есть правда. Не сыграешь руками — сыграешь душой. Этого правила придерживались твои учителя, всегда говорили: впусти музыку в себя. А Осаму пропитан ей насквозь. Каждая нота отражается в нем, резонирует и рвётся наружу, вибрирует в струнах. Вы делите клавиатуру негласно, но ни разу не сталкиваетесь и даже не мешаете друг другу. Краем глаза ты замечаешь улыбку Осаму. Он берет все сложности на себя, оставляя тебе мягкие и покладистые звуки. Это не может не радовать — Мия не позволит испортить мелодию, что так много для него значит. Касаясь гладких клавиш, ты все же пытаешься представить себе его родственную душу. Интересно, он или она умеет играть? А если да, то насколько красиво пара музыкантов за одним инструментом может выглядеть. Мир просто не готов к такому шедевру. Ты не сбиваешься только потому, что кое-как вспоминаешь нотные листы, а Мии это совершенно не нужно. Он сыграл бы и с закрытыми глазами, потому что знает «Für Elise» не просто наизусть — Осаму ее проживает. Первое, чему он научился на уроках фортепиано, было это произведение Бетховена. Самая чистая, самая красивая и уточнённая музыка в мире. — Думаете, я ещё смогу найти свою родственную душу? — последнее, что он спрашивает у тебя. — Конечно. Короткая, но искренне радостная улыбка трогает его тонкие губы. Мия разворачивается к роялю, а ты возвращаешься на пост под удивленный взгляд Ами. Вытаскиваешь из кармана халата телефон, чтобы написать подруге, и только сейчас замечаешь, какой трек остановился в тот момент, когда заиграл Осаму. Ты вытащила наушники, даже не обратив внимания.

«Salvation — Gabrielle Aplin» прослушано 0:03 из 4:15