Raven in a Locket (Ворон в медальоне)

Я сжал медальон в руке. Не знаю, почему бы просто не выкинуть его в корзину? Может, потому что там фото мамы и папы? Я открыл его уже третий раз за день. Сегодня я один, никто не трогает меня. Все еще утром поняли, что я не в настроении. Я переводил взгляд с фотографии на слова, написанные на другой стороне. И снова закрыл, изучая его. Палец медленно повторял узор серебряного медальона. Я дернулся от тихого стука в дверь. Кинув медальон на стол, я пошел и открыл ее. Это Какаши. Я присел на кровать, ожидая, что сейчас снова начнут читать лекцию. Закрыв за собой дверь, мой опекун зашел в комнату. - Ну же, Саске, почему бы тебе не провести с ним хотя бы немного времени? Он совсем один, у него нет знакомых, да и город сильно изменился с того раза … - сказал Какаши. - Это не мои проблемы, что этот асоциальный придурок был отрезан от внешнего мира в течение нескольких лет, - резко бросил я. Почему я должен быть с ним? Я и так сидел с ним, когда был ребенком. Я сидел с ним все это время для того, чтобы он не терял веры в завтрашний день. - Хорошо, Саске, я не буду тебя уговаривать. Но если ты не станешь терпимей к своему брату, то никакой пользы от семейной терапии не будет. Я взглянул на Какаши. - Просто посиди с нами. Мы собираемся посмотреть фильм, спускайся и присоединись к нам. И веди себя так, словно мы обычная семья, вот и все. В голосе Какаши слышится отчаянье, он хочет, чтобы Итачи чувствовал себя желанным гостем и равноправным членом семьи. Встав с кровати, я все-таки спускаюсь в гостиную. Какаши улыбнулся и включил фильм. С самого начала я понял, что это Итачи взял диск. Он назывался «Пила». Я много раз слышал о нем, но так ни разу и не посмотрел. Да и сейчас не высидел до конца: я просто не мог видеть это. Почти сразу мне стали мерещиться картины из прошлого и окровавленные тела родителей. Я тут же ушел на кухню и налил себе стакан воды. Что за дурацкая идея играть с моими нервами? Сейчас мне кажется, будто я слишком слаб; я ненавижу себя таким. Глубокими глотками я пью воду, пытаясь утопить свою никчемность. - Что-то не так? – стакан выпадает из рук и разбивается. Тихий голос брата застал меня врасплох, и это злит. - Уходи! – прошипел я, пытаясь собрать осколки. - Что у вас происходит? – Какаши кричит из гостиной. - Ничего, просто Саске разбил стакан, - смеясь надо мной, объясняет Итачи. Или это мне только кажется? Я поранился, собирая стекло, но предпочел просто не обращать на это внимание. Но как только все маленькие осколки отправились в корзину, Итачи хватает меня за руку. - Не прикасайся ко мне. - Туда может попасть инфекция, - Итачи тянет меня к раковине и промывает рану. Наверное, он и правда лучше знает. После того, как он резал себя столь часто, как много раз инфекция попадала в его раны, он действительно должен понимать в этом больше. Я вижу, как его пальцы нажимают на мой порез, стараясь промыть его. Ладони Итачи такие мягкие, почти женственные кисти, я смотрю на них и ничего не могу сделать, чтобы прекратить это ребячество. Я просто заворожен тем, как ловкие пальцы касаются раны. Итачи выключает воду и пытается найти йод. Сейчас он делает все с такой заботой, словно мать. И только теперь я начинаю понимать: Итачи ведет себя со мной как с ребенком. Я и сам могу позаботиться о себе. Вырвав руку, я посылаю Итачи убийственный взгляд и говорю, что не нуждаюсь в помощи. - Это нормально время от времени принимать чью-то помощь, Саске. Если ты не озвучишь проблему, она сама по себе не решится, - Итачи говорил спокойно, доставая большой пакет чипсов из шкафа, и снова направился в гостиную. Что за чепуху он нес? Почему он никогда не может ничего сказать нормально? Когда я возвращаюсь в гостиную, Какаши снимает фильм с паузы. Я сижу все это время в комнате, но меня совершенно не интересует происходящее на экране. Меня гложет вопрос: какого черта Итачи носится вокруг меня? Я ведь не просил его относиться ко мне как к брату, не просил ведь, да? Конечно нет, я вовсе не хочу его видеть! И те непонятные слова, произнесенные не так давно на кухне. Что он хотел сказать мне этим? Объяснить что-то? Мне все равно, я ненавижу его. И он навсегда останется убийцей, несмотря на то, сколько раз он будет извиняться. Фильм подошел к концу, и я отправился в свою комнату, чтобы побыть наедине с самим собой. Какаши был доволен мной – это все, что меня волновало. Наконец, он перестанет донимать меня хоть какое-то время. На этом мое участие в «семейной терапии» окончено. Перед сном мне снова мерещились картины из прошлого. Казалось, что я вижу все со стороны. Это была одна из тех ночей, когда ор и истерики наполняли наш дом. Я стоял наверху и слушал. Мать снова пыталась достучаться до Итачи. Они с отцом никогда не могли найти общий язык. - Итачи, пожалуйста. Ты же умный мальчик. Просто поставь себя на его место, - она просто хотела вернуть мир в этот дом. Это все, что мать хотела и каждый раз пыталась сделать. - Почему? Почему бы ему не поставить себя на мое место? – Итачи говорил твердо и отрывисто. - Я понимаю, ты расстроен, но… - она даже не успела закончить, когда Итачи развернулся. Он подошел к лестнице, когда шаги матери уже стихли у родительской спальни. Отец ушел туда еще полчаса назад. Итачи смотрел на меня почти минуту. В его глазах промелькнуло беспокойство, но вот лицо по-прежнему ничего не выражало. - Это некрасиво - подслушивать чужие разговоры, - он подошел ко мне и ударил по лбу. Неосознанно я тут же накрыл место удара и одарил его полуобиженным взглядом. Итачи хмыкнул и пошел дальше. Я тут же побежал за ним, хотя он и не просил. После ссор брат всегда впадал в депрессию, а я всегда составлял ему компанию. Воскресенье было довольно спокойным. Какаши не донимал меня, а Итачи не проронил ни слова. Думаю, можно сказать, что оно было хорошим. Весь день я крутил в руках медальон, который Итачи дал мне. Раз за разом я открывал его и возвращался к воспоминаниям. Разозлившись, я бросаю его в стену. Не пойму, откуда взялось это чувство, но сейчас я был очень зол. Может, потому, что я принял эту подачку убийцы? Выключив свет около девяти вечера, я лег в постель. Я провалился в сон. Никаких терзающих меня воспоминаний, от которых я просыпался в холодном поту, просто обычный сон. Спокойный, таких у меня не было уже давно. Будильник разбудил меня в начале следующего дня, и я был готов идти в школу. Мы ехали в полной тишине: никто не проронил ни слова. Сначала вышел Итачи, и уже после я. Какаши попрощался с нами, а я промолчал. Я не был уверен, что сегодня хороший день для учебы. Наруто уже ждал меня в классе. - Как выходные? – весело спросил он. - Фигово, - прямо сказал я. - Оу, видимо, Какаши все-таки заставил вас с Итачи провести их вместе. Видишь, вы были вдвоем и твой брат еще не убил тебя, - Наруто говорил так, словно защищал Итачи. Но почему никто не хочет взглянуть, каково мне в этой ситуации? - Видимо, не было возможности. А так он взял бы нож и зарезал меня, - в моем голосе нельзя было уловить каких-то эмоций. - Не будь такого мнения о нем. - Ты не первый кто мне это говорит, и что? Почему должно быть иначе? Он – убийца, и все знают об этом, - Наруто замолчал, видимо, шокированный этими словами. А потом начался урок, да и весь день пролетел незаметно. Я стоял на остановке, когда машина подъехала ко мне. Итачи, как обычно, сидел спереди. Всю дорогу мы ехали в полнейшей тишине, а, зайдя домой, разбежались по своим комнатам. Меня ждали пара листов домашнего задания, которое предстояло сделать. Незадолго до ужина Итачи вошел ко мне. - Чего тебе? – резко спросил я. Он сел ко мне на кровать, я чувствовал его взгляд спиной. Не выдержав, я развернулся к нему и раздраженного бросил. - Чего?! - Ты так ничего и не понял? – простой вопрос. Я разозлился и вскочил. Я возвышался над своим братом стоя на кровати. Он улыбнулся мне. И это была не добрая улыбка. - Что тебе надо? – прошипел я. Итачи хмыкнул и поднялся с кровати. - Ужин готов, пошли за стол. Я не стал перечить. Конечно, это не правильно, что он так крутится рядом со мной. Через пару минут я спустился и сел за стол. Ужин прошел в напряженной обстановке. Ничего не могу поделать, но мой взгляд словно прикован к брату. Все эти странные слова, что он говорил, действовали мне на нервы. Что за привычка говорить в такой дурацкой манере? Я не хочу знать, не хочу понимать его. Меня не будет волновать, если он вовсе перестанет разговаривать со мной. Если ему так надо выговориться, то почему бы ему не исповедоваться в церкви? Откровенно говоря, была вещь, которую мне хотелось узнать. Почему он убил их? Почему разрушил нашу семью? Почему погрузил всех в свою депрессию? Почему заставил повзрослеть меня так рано? Почему я так сильно беспокоюсь за него, зная, что он склонен к суициду? Почему же он хочет умереть, и зачем ему я? Я не хочу терять своего аники. Но того брата, которого я знал, больше нет. Он исчез в тот момент, как его руки омыла кровь родителей. Я хочу, чтобы мой аники вернулся. Все, чего мне так не хватает, так это он. Все, что я хочу, так это вновь защищать его от него самого. Я хочу видеть его рядом с собой. Его, живущего внутри сидящего передо мной Итачи. Может, мне стоит разглядеть его? А может, я увижу то, что двигало им, когда он шел на убийство. Разве это эгоизм? Просто, когда он в депрессии, я понимаю его хоть немного лучше. Но после той ночи мои чувства спутались, заставив разделить жизнь на «до» и «после».