Довкусие

Оставаться безнаказанным Тому очень нравилось. После его свершившейся мести и удачного побега от шайки Стаббса всё стихло. Мальчишки, перепуганные и смертью кролика, и «чертовщиной» в туалете, и нагоняем от нянечек за порчу казённого имущества, притихли. И пока до Риддла доходили только злые шепотки да взгляды с другого конца обеденного стола, можно было не волноваться, что в ближайшее время они решат снова дорваться. Тем более, что суп из кролика вышел вкуснющим, наверное, в большей части из-за того, что свою руку к этому блюду Том приложил основательно. Что же до Феи? Та, хоть и не была в сущности довольна поступком мальчика, но ничего серьёзного не последовало. Хотя того минутного страха, когда Том осознал, что, разочаровавшись, Фея могла и покинуть его, хватило для сердечного обещания не делать так больше. Он рассудил, что это выполнимо: вряд ли у Билли где-то припрятан ещё один кролик… А ещё Том был очарован. У гостьи для него оказались подарки, да сколько! Игрушки — новые, чистенькие, пахнущие не заводским смогом, а свежестью и чем-то, определённо, незнакомым. Сладости — он таких и не видел никогда. По правде говоря, не сильно много он их и видел. Разве что по праздникам, когда спонсоры приюта раскошеливались, детям готовили сладкие булочки с кремом. На памяти Тома такое случалось редко, но он хорошо помнил, как бежал скорее съесть свою где-нибудь в кладовке, чтобы старшие не отобрали. Кто-то из приютских порой сваливал из их района, чтобы посмотреть на жизнь в центральной части, пооблизываться у витрин кондитерских и завистливо проводить взглядом семью, выходящую из магазина игрушек с подарками для счастливого ребёнка. Старшие сироты, уже вкалывающие на заводах, хоть и мечтали о сладостях, все заработанные тратили на выпивку и жутко вонючие дешёвые сигареты. Детский и подростковый алкоголизм был повсеместным явлением, усугубившимся кризисом. Когда миллионы людей вмиг стали безработными и в стране творилось чёрт знает что, картина не могла выглядеть обнадёживающей. Оттого ребята как могли старались замылить свой взгляд палёным бухлом. А курили они пуще тех заводских труб, дым которых заполонил всю Англию. В приюте на сигареты у воспитанников зачастую закрывали глаза и нянечки, и миссис Коул — те тоже не гнушались выкурить пару-другую. Чистыми оставались только совсем малыши, да и тех постепенно подсаживали ребята постарше. Тому было проще: за неимением общения с другими ребятами, он так и не просвятился в общепринятых зависимостях. Но к невыветрившемуся дыму в туалете или закутках коридоров он вполне привык. Раньше ещё задерживал дыхание в излюбленных местах курильщиков, теперь спокойно мог отличить по запаху табака, кто здесь был. С наступлением декабря погода продолжила бушевать, температура пока не опускалась ниже пары градусов, но промозглые дожди и неискоренимая сырость делали жизнь в приюте неприятной. Плитка на стенах на ощупь была ледяная, деревянное окно пропускало сквозняки, а котельная находилась в противоположном конце здания. Дети мёрзли, нянечки раздали всем пыльные одеяла с чердака и свитера из пожертвованной одежды. Стало немного лучше, но постепенно столовая и зал стали местами, где сироты старались проводить почти весь день, там всё было на десяток градусов теплее. Том же не оставлял свою комнату, та с приходом Феи нагревалась до температуры летнего вечера, можно было снять верхнюю одежду и вылезти из-под одеял. Воздух был тёплым ровно в границах помещения и ещё долго не остывал, Гостья редко отсутствовала больше суток. Но недавно она вернулась настолько уставшей, что не стала здороваться, гладя по спине или волосам, не написала ничего, а воздух вновь не разогрелся. Фея по устоявшейся традиции легла в самое изножье спиной к плитке, ту, видимо, ни чуть не волновала температура стены. Том не жаловался, что свою небольшую кровать приходится делить с кем-то, его Гостья всегда оставляла достаточно места мальчику. Тот, правда, не пользуясь этим, старался поближе подползти к тёплому телу. Так что в тот день замёрзнуть Риддлу было не суждено. На утро Том очнулся звёздочкой распластанным по кроватке, во сне он скинул с себя все одеяла. С пробуждением Феи в комнату вернулось долгожданное тепло. Вразрез стучащему о крышу и стёкла дождю, тёмному зимнему небу, с Гостей было уютно. Риддл отыскал её на стуле перед массивной рукописной книгой. Стол, к которому так привыкли нынешние жители комнаты у других сирот был редкостью, те толпились в маленьких помещениях вдвоём-втроём, где места едва хватало на кровати и общий шкаф. А этот деревянный, теперь уже более живой, чем до прихода Феи, экспонат раньше скучал на складе вместе с полуживой мебелью. Решив не выходить из комнаты до общего подъёма, Том перенёс припрятанный клад, подарки Феи, на застеленное покрывало. Сам залез, ложась по диагонали и начиная аккуратно раскладывать игрушки вокруг себя. Сладости в цветастой бумажной обёртке он пробовал маленькими кусочками, желая продлить радостный момент. Настолько непривычный, невероятно сладкий вкус конфет давал понимание, что на обычную приютскую еду он не сможет смотреть как раньше. Каким бы неприятным осознанием это ни стало, омрачить этот день было задачей сложной. Мир, вроде, решил не придумывать лишних поворотов судьбы, потому ещё долго Тома никто не трогал. Это декабрьское утро грозилось остаться приятным воспоминанием. Вскоре перед мальчиком возник знакомый гранённый стакан с чистой водой, только тогда он заметил, насколько вязкой от потреблённого сахара была слюна. Фея угадала, пить и правда хотелось. Мельком Том задумался, запивая конфетное послевкусие: ещё вчера Фея не стала перед сном пользоваться своими прекрасными силами, а сегодня, как и в любой другой день их молчаливых посиделок, над её книгой сиял маленький белый шарик света, перышко само скрипело по блокноту, а вещи меняли свой цвет. Риддл был уверен, что тот оттенок цветущей сирени стал её излюбленным, потому как сам он с завидной регулярностью щеголял только в одежде этого цвета. Теперь у Тома появился вопрос: почему вчера Гостья так странно себя повела? Спрашивать у неё самой мальчик не решался, стараясь не отвлекать ту лишний раз; кто-то из старших говорил, что излишняя навязчивость может оттолкнуть собеседника, а это стало бы фатальной ошибкой, учитывая то, что с Феей у него хотя бы есть призрачный шанс не сгинуть в этом богом забытом приюте. Вот и размышлял тот самостоятельно. Надумал хорошую и логичную мысль: Фея, как постоянная путешественница в далёкие края, наверное, вместе со своей извечной и доброй (подразумевалось «щедрой») подругой отправилась в очередное странствие. Но его Фея так устала от долгого пути, что решила остановиться у него, потому как наступила осень, и спать в цветах, как маленькая волшебная живность, или спать в поле цветов, как его Фея из-за своих размеров, не могла, да и цветы уже завяли давно, и земля стала слишком холодной. Наверное, в прошлые годы его Гостья находила себе другие дома, где переживала зиму, а теперь осталась у него. Это значило, что с наступлением следующего лета — ещё хуже, если весны — она сбежит в тёплые цветущие поля и позеленевшие леса. Определённо, из-за этого та и спала изредка на его кровати, иначе Фея рисковала помять свои большие крылья. Том пока не определился, на что те похожи: кто-то из писателей говорил — на бабочкины, другие — на стрекозиные. Это точно стоило уточнить, а ещё придумать крайне надёжный план, который бы не позволил Гостье оставить его.

***

Гарри мог поклясться, что ощущения от недавнего ритуала были странными. Вот он, вроде, сидит на окраине Лондона, а при этом чувствует, в каком углу особняка в Италии докладывают массивный блок. Да и много чего ещё: рабочих, снующих по стройке, камни, нагревающиеся под тосканским солнцем, застывающий цемент в щелях между кладкой. Это чрезмерное единение с будущим особняком нехило ступорило мозговую деятельность парня. Дочитать главу «17 законов невербального мастерства» оказалось сложной задачей. То и дело он отвлекался на эфемерные бзики и мурашки, проходящие по позвоночнику. Внимание к себе привлекал умиротворённый и весьма счастливый Том, распластавшийся на кровати. Сладости, как и ожидалось, тот затачивал с энтузиазмом, расплываясь в некоторой улыбке. А вот игрушки-сувениры особо не трогал: смотрел, поглаживал кончиками пальцев, передвигал по грубой шерсти одеяла, но не играл ими, в привычном понимании. Стоило позже поинтересоваться, умеет ли он вообще играть. Однако пока Гарри решил, что ребёнок воспринимает подарки как предмет, чья сохранность стоит в приоритете, нежели объект воображаемой игры. Грустная погода делала своё дело, и покидать здание приюта никто не собирался. Правда, у самого «призрака комнаты Риддла» дела были. Времени оставалось немного, а подготовка особняка и образа Гарольда требовала участия парня. И если в постройку особняка входило внутреннее оформление, то про его владельца того же сказать было нельзя. Из вещей у Гарри в наличии был комплект школьной формы, на этом всё. Предстояло создать видимость того, что он существует уже некоторое количество лет. Милая Касси, как про себя именовал юную особу Гарри, посоветовала, если не обновить гардероб, то создать его. Правда, и тут возникала проблема: Гарри до сих пор был в форме несовершеннолетнего подростка, найти в себе понимание преобразования тела Повелителя Смерти до сих пор не получалось. А Гарольду Игнотиусу Риддлу уже исполнилось двадцать два. Делом стоило заняться. Со всей неохотой парню пришлось покинуть пригретое местечко в приюте и найти себе «тренировочный полигон». Его метаморфозы должны были остаться в секрете в первую очередь от Тома. В обитель Блэков вообще не стоило соваться, оставались сомнения, что Кассиопея пришла в себя окончательно после их ритуала. В Хогвартсе удобно было проверить свою телестность, однако иные изменения внешности учеников могли взволновать. Так много мест на этой планете, а Гарри выбрал именно то, которое никак не вязалось с ним. Особняк на холме явно не ожидал гостя. Его дороговизна, показная вычурность посреди рощи молодых деревьев, разнившаяся с корявостью и мрачностью прилегающей деревушки, вызвала лишь задумчивое поднятие брови мага. Незванному гостю открыты ворота, двери главного входа и история каждого, кто живёт здесь. Вседозволенность и безнаказанность лишала вылазку ощущений, к которым так привык рисковый подросток за свою военную деятельность. Было время пройтись по роскошным коридорам, заглянуть в залы и встретиться с молчаливой немногочисленной прислугой. Было ещё и желание как-то напакостить хозяевам, однако каждый план казался столь мелочным и детским. Гарри посчитал, что его некровожадность спасла читу Риддлов, в противном же случае — висеть им на чугунных шпилях ворот особняка. Ему нужен один подонок, искать пришлось долго. Какое чудесное совпадение, что неродивый папаша отыскался до момента, как Гарри начал терять терпение. Его спальню парень нашёл на втором этаже. В полумраке комнаты серый шелк и замш казались совсем тёмными, ещё пахло тяжёлыми сигарами с ночи, на письменном столе стопками покоились письма. У Гарри было время, он прошёлся по коврам, распахнул окно, чтоб ветер с моросью хоть немного выветрили въевшийся запах. Приют, конечно, тоже безбожно пропах табаком, но и к тому он привык, а здесь это вызывало неприязнь. Может, просто само существование живых, здоровых и богатых Риддлов старших поколений было отвратительно. И Гарри вполне мог понять Тома в его решении расправиться с подобными свиньями. Стоя над спящим Томом Риддлом-старшим, Гарри молча разглядывал того. Мысль взять расшитую золотом подушку и плотно прислонить к голове мужчины ничуть не пугала бывшего Избранного. Руки даже немного чесались «проявить милосердие», однако он пришёл сюда явно не за этим. Вытащив поближе к кровати высокое резное зеркало, Гарри вернул себе телестность и зажёг холодный шарик Люмоса. Если он справится с задачей, значит на себя настоящего, возможно, он смотрит в последний раз. Он всю жизнь видел в зеркале себя, казалось бы, успел присытиться, однако сейчас на это потратил больше времени, чем планировал. Вздохнув, Гарри мысленно попрощался с отражением. Его главная цель никак не вязалась с его нынешней внешность, да и с той, с которой он дожил до семнадцати в девяностых годах. Мужчину, утонувшего в шелках, Гарри рассматривал, словно тот препарированная лягушка на столе в кабинете зельеварения. Все его черты столь Риддловские, иначе и не сказать. Такая неестественная схожесть отца и сына поражала, тем более, Гарри знал, каким будет его выросший Том. Мраморной статуей мужчина застыл на постели, пока гость впитывал глазами каждую черту его лица. Гарри вернулся к зеркалу. Теперь уж точно последний раз смотрясь, он принялся пальцами растирать лицо, перенося на него образ высоких скул и прямого носа. Его собственные черты стирались, уступая чужим. Нос больше не был слегка опущенным, челюсть сглаживалась, переставая быть квадратной. Он с такой плавность придавал лицу годы, будто искусный пластический хирург с магическим образованием. Хмурые и густые поттеровские брови стали мягче и выше. Губы перестали походить на тонкую полоску, да и подбородок слегка удлинился. Сказать, как он это делает, Гарри не мог. Чёткое «просто знаю» проносилось в голове, но тот продолжал преображение. В отражении всё ещё был он, но и не он вовсе. Такой, каким бы он мог родиться, будучи чистокровным аристократом. Какой-то бастард Поттеров-Риддлов. Из положительных сторон Гарри отметил будущее отсутствие вопросов о родстве с Риддлами. В отрицательные моменты добавилось то, что этой внешности надо будет соответствовать. Скривившись, он уже представлял вечные выглаженные строгие рубашки, костюмы, мордредовую опрятность. И вроде с лицом было покончено, Гарри был в какой-тот мере удовлетворён результатом, но к лицу всё же стоило привыкнуть, чтобы в одно утро не испугаться, увидев себя в зеркале. Однако, кроме лица, существовало тело, не совсем соответствующее ему. Риддлы, насколько он понял, такими низкими быть не могли: что оба Томаса, что дед чуть ли не на голову возвышались над Гарри. И если он сейчас разберётся, как избавиться от этой разницы, мир заиграет новыми красками, тем более, что даже второкурсница Лавгуд немного повыше него, правда, она и на сверстников смотрит сверху вниз. Оглянувшись на спящего Риддла-старшего, парень стянул школьную мантию и принялся растёгивать свою рубашку. Если хозяин особняка сейчас проснётся, то будет моментально вырублен любым близлежащим предметом, иначе самого Гарри ситуация слегка напрягала. На своё худощавое, щуплое, с некоторым количеством мышц, опять же спасибо квиддичным тренировкам, тело он, видимо, тоже смотрел в последний раз. На этом теле ещё не было столько шрамов и заживших травм, сколько он оставил в том будущем. Запястье чистое, значит, это тело ещё не достигло момента, где Хвост воскрешал того змееподобного уродца. Быть может он так запомнил третий курс, где о Волан-де-Морте ни слуху ни духу, а только оборотни, дементоры да беготня с маховиком. Да и не походило оно на взрослое. Явственно чувствовалась возможность стать почти идеальной версией себя, и глупо было ею не воспользоваться. Раньше, может, в условиях сражений, его рост и не имел особой роли, но в сравнении с Роном, да и малфоевским хорьком, Гарри был гномом. Даже Гермиона смотрела на него сверху вниз. И этот небольшой комплекс с ухмылкой он переделал в 6,2 фута здорового крепкого тела. Вещи, правда, стали маловаты, брюки так совсем обтянули ноги, не прикрывая щиколотки. Ботинки пришлось очень быстро снимать, пока стопа не превратилась в культю. И вот, стоя посреди чужой спальни, в чужом особняке, в одних перетянутых детских штанах да носках, Гарри ощутил комичность ситуации. Для полноты картины и впрямь не хватало разбуженного Риддла-старшего… Но парень собрался с силами, запретил себе смеяться, кое-как трансфигурировал одежду под размер нового тела и приступил к скрытию следов своего прибывания. Зеркало вернулось к шкафу, окно больше не пропускало шума мерного капанья на подоконник, всё вновь лежало на своих местах. Гость покинул поместье, оставив хозяину подарок на пробуждение в виде двадцатилитровой капельки Агуаменти под пологом кровати. На шалости он что-то расщедрился в последнее время, и в это место не планировал, по возможности, возвращаться.

***

Для Кассиопеи ночь стала бессонной, не смотря на магическое истощение. Это не давало в полной мере восстановиться, но и прекратить сидеть в догадках та не могла. Особняк в Италии — это, конечно, прекрасно, но человек, о котором Блэк никогда не слышала, сбивал с любой иной мысли. Кикимер караулил маленькую хозяйку, заглядывая в обитель розового цвета под самыми разными предлогами. Пройдены уже были этапы: «хозяин зовёт к ужину», «юная мисс хочет чаю?», «молодая хозяйка хорошо себя чувствует?», «Кикимер прибыл за вашими выходными мантиями», «глупый старый домовик извиняется за то, что докучает, но, может, Кикимер принесёт мисс что-то?». Кассиопею, с детства окружённую всецелой заботой древнего эльфа, это умиляло. Не так много у них домовиков, кто сидит с отпрысками Блэков, но Кикимер единственный, кого прогнать пинками было сложнее. Да и привыкли поколения Блэков к нему. Можно сказать, что во внутренней иерархии блэковских эльфов именно он занимал высшую должность. Потому и не убирался в поместье, не готовил и не занимался грязной работой, зато доверяли ему самое ценное — хозяевских детёнышей. Его худенькими страшноватыми руками были выращены старшие братья Кассиопеи, отец и дядья, а сейчас и Вальбурга. Однако, Кассиопея не сомневалась, что любимицей старого домовика стала единолично, иначе и быть не могло. — Кикимер, ты очень поможешь, если перестанешь волноваться… Ты предлагал чай? Неси. И две чашки, — отпустила девочка, вздыхая. Она поняла, что можно и не пытаться уснуть, остаётся только приятно провести время. Кстати о времени: миниатюрные часы на столике, стилизованные под деревце с десятком циферблатов с временем различных стран, показывали третий час ночи по часовому поясу Англии. Восстанавливающие зелья отдавались тяжестью на хрупких плечах, но ничего более ей сейчас и не помогло бы. Ночь предвещала чаепитие, для него Кассиопея даже сменила наряд на белую ночную сорочку с рукавами-буфами, распустила косы-баранки и связала волосы полупрозрачной лентой. Кикимер вскоре возник, расставляя любимый сервиз бабушки Урсулы, который видел мир за пределами буфета реже, чем сменялись главы рода. Домовик решил, что быть может узорчатый дорогой фарфор поднимет настроение юной мисс. Принёс и черничный пирог, оставшийся с ужина. Накрыв на столик перед креслом, Кикимер взглянул на хозяйку, всё ли её устроило. — Уходить собрался? — чуть улыбнулась она и со скрипом передвинула своё кресло к окну. — Поставишь столик? Мебель поплыла по воздуху, не забыв прихватить с собой сервиз, и очутилась перед подоконником. Кассиопея распахнула плотные шторы, открывая вид на ночную площадь Гриммо, где недавно закончился дождь. Щелчком пальцев она погасила светильники, света от уличных фонарей хватало. — Стоишь, молчишь… — задумчиво обратилась она к домовику, — Садись чай пить. — Юная хозяйка знает, что грязному старому Кикимеру нельзя касаться хозяйской утвари и пачкать хозяйскую мебель, — хмуро забубнил ушастый, сцепив в замок восемь костлявых пальцев. — Зря что ли чай готовил? Не заставляй меня упрашивать. Раньше, вон, прекрасно сидели, чего теперь-то отказываешься? — Раньше вы Кикимеру и банты завязывали, и сопливились в рабочую форму, — припомнил хозяйке её детские развлечения. — Соплей что ли не хватает? — хохотнула Кассиопея, подталкивая упирающегося эльфа к вельветовой мебели. — Садись. Кикимер не решился сидеть на втором кресле и принёс себе самый, на его скромный взгляд, блеклый и неиспользуемый пуфик, иначе получалось, что он ставит себя, презренное существо, на один уровень с юной хозяйкой. Осторожно забрался на него и замер, скривившись, чтоб более не портить ткань собой. Нахмурился сморщенными крючковатыми ушами и носом и угрюмо засопел, разглаживая складки на рукавах чёрной рубахи с гербом рода на спине, его личной рабочей форме. — Откуда столько недовольства? — легко по-доброму вздохнула девочка, — Если ещё и по бантику скучаешь, так это поправимо… — Юной хозяйке правила неписаны, конечно, — забухтел он, — Если б знал Кикимер о ваших дурных мыслях, взял бы себе железную кружку, — аккуратно поднял чашечку со столика, держа под ней блюдце. — И пил бы мой лавандовый чай из этой посудины? — Кассиопея знала, в каких условиях жили домовики, хоть и блэковские, а выданную им посуду и одежду использовали до исхода срока службы предметов и далее, пока хозяева сами не заметят по грустным глазам «великую утрату». Она самолично Кикимеру дарила хорошую посуду, но похоже, ту он оставил нетронутой. — Воду бы пил. — Но сейчас-то не воду пьёшь и не из железяки, так что придётся тебе взять ещё и пирог. И с чистой душой наслаждаться чаепитием. — Не чаепитие это, а безделье. Грех, между прочим, для честного домового эльфа, — вот, вроде, ворчит, но по-тёплому так. — Да я уж наслышана, как тебя Вальбурга умотала с отремонтированной Изабеллой. Новых костюмчиков кукле напросила. Ох, потратится Поллукс, конечно, на это дело… — Кикимер не может устать от обязанностей. — Значит, тебе остаётся только посчитать это чаепитие обязанностью и отнестись к ней серьёзно, — по комнате гулял сквознячок, свои босые ноги Кассиопея подняла на сиденье кресла. На колени было удобно опираться локтями и подбородком, правда, бабушкин фарфор никак не вязался с ночными посиделками. — Ох, ужаснулась бы Ваша матушка… Девочка легкомысленно покачала головой, не отрывая взгляда от окна. — Да знай она хоть толику моих идей и свершений, одним ужасом не отделалась бы. Однако, заметь, если не матушка, то остальные так и не предприняли ничего, чтоб ограничить меня или исправить… Всё равно им что ль? — и речь шла совсем не о светском диалоге с убогой прислугой. — Думается старому домовику, что хозяйка несчастна, потому что одинока. — А, может, одинока, ибо несчастна? Всё ещё считаешь, что я одна? У меня ведь друг появился недавно, да и про себя не забывай. — За столетие службы этому дому Кикимер не смог бы назвать хоть одного отпрыска столь похожего на Вас. И манеры юной мисс, и несгибаемое бунтарсво, и притворство, и чрезмерная любовь семьи… Всем этим обладать Вам предписано самим рождением… Но и мои глаза не ослепли за жизнь настолько, чтоб не разглядеть мудрость и скорбь чего-то давнего в совсем детских очах. — Помнится, этот разговор ты заводил, когда нашёл меня около боггарта в дальней секции библиотеки… Чего сейчас-то? — Хозяйка ошибается, боггарты никогда не водились в библиотеке этого славного дома… И никогда не смел домовик сказать Вам подобное… — Значит, и правда не было такого… Да, то был не ты… — совсем помрачнела Блэк с этим наваждением, вздыхая. Кикимер понимал, что и черничный пирог не порадует ребёнка. — Быть может юная хозяйка чего-то желает? — после некоторого молчания спросил тот. — …Быть может я хотела увидеть сегодня снег, — потребовалось пару секунд, чтоб взгляд зацепился за первые снежинки, падающие на улицу. Губы Кассиопеи непроизвольно растянулись в улыбке. Это был один из тысячи примеров, за что именно Кикимер никогда не получал от девочки и намёка на презрение. — Благодарю. — Радость хозяйки — радость для Кикимера, — и продолжил цедить свой заслуженный чай. И, может, люди удивятся снегу при плюсовой температуре, но преданный домовик самолично заморозил бы весь Лондон, лишь бы маленькая Блэк забыла о печали. В своих суждениях Кассиопея всё-таки ошиблась: такие посиделки оказались столь умиротворяющими, что утром та обнаружила себя проснувшейся на кресле. Шторы Кикимер сомкнул, иначе яркость дня стала бы неприятным дополнением пробуждения напротив окна. Следов ночного чаепития не осталось. О чём они там ближе к утру молчали, она уж и не припомнила бы, однако, надо сказать, помолчали прекрасно.

***

Когда Кассиопея сказала оставить дело с Лавгудами до нового учебного года, это совсем не означало, что саму её не начнут мучить вопросы в следующий же вечер. И будучи пресыщенной множеством знаний, она видела на горизонте новую загадку. Такое давно забытое чувство, что Блэк грешным делом задумалась о способах выяснить искомое. Но на моменте с выуживанием адреса дома Ладвудов её поток мыслей прервался. — Как говорил один философ: «Спроси в лоб. Не ответят? Дай по лбу»… — от собственных слов девочка скривилась перед зеркалом. — Это на какие высокие темы меня потянуло, что Гарольд стал философом? Однако и это выглядит куда проще, нежели вновь соваться в детективщину. В зеркале Кассиопея выглядела достаточно недовольно, значит силы после риддловского камня восстановились. Но никакого настроения на лёгкую улыбку, как в учебнике по этикету, не было в помине. И она, наряженная в юбки и рюши нежного голубого цвета, кривила губы ещё больше. Домовиха, подтягивающая девочке гольфы до колена и подвязывающая их лентой, старалась не встречаться взглядом с хозякой. На празднество в честь дня рождения внука главы рода также насторения не было. Зато вскользь появилось желание стянуть душные кружева и оборки, от обилия которых Кассиопея походила на нахохлившегося воробья. — Ступай, — сказала она домовихе, застегнувшей на ней лакированные туфли. На собрании семьи она, конечно, появится. Но большего обещать не могла. Из ящика письменного стола Кассиопея достала пергамент и стеклянную чернильницу из розового стекла. Сняла с витой подставки страусиное перо и задумчиво замерла над листом. — Дай Мерлин мне сил с этим смертником, — со вздохом она принялась за письмо.

***

— Если нас и в этот раз заставят копаться в земле, я за себя не ручаюсь, — решительно высказывалась второкурсница Лидия по пути к теплицам. Вот уж ей не хотелось пачкать руки или, не приведи Мерлин, кропотливо заплетённые шоколадные косы. — Но, заметь, это не самое худшее занятие, — более оптимистично Марта шагала рядом с подругой, вынимая из сумки перчатки. Для таких уроков она собирала платиновые волосы в низкий пучок широкой чёрной резинкой и не сильно заботилась о лишней грязи. Утро было без намёка на солнце, но и дождя не ожидалось. Хмурая толпа когтевранцев и пуффендуйцев спускалась с холма, смотря под ноги, чтоб не поскользнуться на сырой с ночи земле. Все в одинаковых бежево-серых мантиях они походили на стайку птенцов. Время утренней почты уже прошло, потому удивительно было увидеть чьего-то ворона, летящего к ним. Сам факт наличия почтового ворона был достаточно редок, в отличии от сов те были менее приручаемыми. Но их всё же видели у некоторых когтевранцев и, конечно, четы Блэков. Ворон покружился над учениками, выискивая получателя, и спикировал к Лавгуд. Та едва успела вытянуть вперёд предплечье, чтоб птица не поцарапала её когтями случайно. После первого недовольного «кар» стало ясно, чьей семье принадлежала гордая птица. Марта постаралась второй рукой расторопнее достать письмо из маленькой сумки на груди ворона. И только пуффендуйка получила конверт, ворон резко взмахнул крыльями и напоследок ещё раз недоброжелательно каркнул, улетая. Едва ли он сам был доволен после дальнего дневного перелёта получить в ночь ещё одного адресата от юной хозяйки. И с явным желанием высказать всё пернатым коллегам по поместью ворон пересёк границу над волшебным шотландским лесом. Марта же ума приложить не могла, с чего бы ей доставили это. Но до пары оставалось так мало времени, что письму пришлось лежать среди учебников в сумке до следующей перемены. Лидия подначивала скорее открыть конверт, да и однокурсницы-соседки не отставали. Перетерпев травологию, студенты торопливо шли к школе: пуффендуйцы — в гостиную, а когтевранцы, не тратя лишних сил на лестницы и загадки, в следующий кабинет. Второкурсницы во главе с Лидией ввалились в комнату, снимая форму для работ в теплице, и уже в обычных мантиях столпились вокруг кровати Марты. — Ну, доставай! — нетерпеливо сказала Лидия и перегнулась через плечо подруги. Сломав восковую печать, Лавгуд вскрыла конверт, достала сложенный вдвое пергамент и отсела от соседок, чтобы первой прочитать своё письмо. И по мере чтения её брови принимали более комичное выражение. — Ну?! — …в ожидании скорой встречи. Кассиопея А. Блэк, — зачитала она только последнюю строчку небольшого текста, пребывая в некотором шоке. Письмо из замерших рук выцепили, усиленно вчитываясь. И спустя молчаливую минуту к остальным девушкам, собравшимся в комнате, обернулась не менее удивлённая Лидия. Далее письмо пошло по рукам… — И… с какой же стати Блэк хочет с тобой лично познакомиться? — последовал риторический вопрос. — Может кто-то из её сестёр о тебе рассказывал? — задумалась Лидия, накручивая хвостик косички на палец. — Но я и с сёстрами её не знакома… — выдала Марта. — Ну, вот вечером и узнаешь. — Но как мне добраться до Хогсмида, чтобы не нарваться на наказание? Мы всё-таки второкурсники. Нам не то, что до выходных туда не попасть, нам ещё полгода дорога туда закрыта… Мгновение спустя она поняла, что точно знает, кто не откажет ей в помощи скрытно выйти за пределы Хогвартса.

***

Обычная школьная сова настигла Гарри до наступления сумерек. Тяжко «ухнула» и приземлилась на его плечо после восьмичасового перелёта. Клювом взяла из когтястой лапы слегка помятое письмо и протянула получателю. Гарри оглянулся на людную улицу и свернул в переулок, чтобы не привлекать лишнее внимание магглов. Конверт без печати но с именем адресата легко вскрылся, оттуда под внимательным взглядом почтальона парень, хотя с сегодняшнего дня уже мужчина, вытащил кусок пергамента с неровным краем. «Здравствуй, Гарри. Очень нужна твоя помощь с небольшим побегом с территории школы. Помнится, ты говорил о тайных ходах в Хоге… P.S. если успеешь отправить ответ, так, чтобы я получила его сегодня вечером, буду крайне благодарна. Потому как я даже не знаю, куда отправляю это письмо и когда ты его прочтёшь… 2 курс Пуффендуя, М. Лавгуд» Дважды прочитав содержимое письма, Гарри прикинул, сколько уставшей сове ещё лететь с его ответным письмом. Оно в лучшем случае будет у Лавгуд к завтраку. — Да уж, поздновато. Спасибо, что доставил, — поблагодарил он едва закемарившую птицу. — Ты самостоятельно в Хогвартс полетишь или со мной через аппарацию? Сова заморгала, непривычны ей были разговоры с людьми. Но между ещё такой же восьмичасовой дорогой в совятню и неприятным быстрым магическим способом перемещения выбирала уставшая сова недолго. Как раз к ночи успеет отоспаться и в лес на охоту. С плеча сова не улетала, и Гарри решил, что это молчаливый ответ. Перехватил её поудобнее и приготовился к аппарации, оглядываясь для отсутствия свидетелей. Рывком их с птицей сжало и понесло сквозь пространство. С лохматой и перепуганной совой на руках Гарри приземлился под башней Хогвартса. Та сипло «ухнула» и криво взметнулась в сторону совятни, точно для себя решив больше так с людьми не путешествовать. — Всегда пожалуйста, — вслед ей пробормотал Гарри. Теперь он уже совсем не походил на ученика Хогвартса, разве что трансфигурированная форма осталась. Весь день он привыкал к новому росту, учился смотреть на мир полностью здоровыми глазами и с разницей высоты на голову. И с каждым часом ему это всё больше нравилось. В школу Гарри пробрался через главный вход, обходя уставших после учебного дня детей. От части это было вновь похоже на авантюру, оттого и навевало веселье. Тихонечко добрался до гостиной Пуффендуя и переместился с другой стороны двери. Здешние дети его не заметили, обсуждая на диванчиках и креслах свои дела. Но и Лавгуд в самой гостиной не наблюдалось, лезть, конечно, в женские спальни было неприлично, потому он слился с плющом на стене и принялся ждать. Пуффендуйцы под его взглядом сменялись: уходили в комнаты, приходили розовощёкими с прогулки, выкатывались наевшимися от кухонных домовиков и просто разбредались. Лавгуд же появилась как раз, когда Гарри уже раздумывал усесться на пол, чтоб особо резвые младшекурсники спотыкались об его ноги. Она в компании щебечущих подруг направлялась в сторону спален. Не заметить высокого мужика среди детей было сложно. И, едва бросив взгляд на него, Марта остановилась, сообщая девушкам о позабытом деле, развернулась обратно к выходу из гостиной. Гарри просто следовал за ней вглубь петляющих коридоров, где с каждым поворотом народу становилось меньше, пока они не зашли в совсем опустевшую нишу. — Мне кажется, ты слегка изменился с нашей последней встречи, — смутилась Лавгуд, высоко поднимая голову, чтобы смотреть собеседнику в глаза. — Чужие дети, как известно, растут быстро, — усмехнулся мужчина. — Ну, не настолько же… Я так понимаю, сова не успела бы долететь сюда с ответом. Спасибо, что откликнулся. — Не могу отказать себе в привлечении учащихся к нарушению правил. Ладно, рассказывай, куда путь держишь? — Гарри оперся на стену, почти уравнивая разницу в росте. — Мне нужно вечером быть в Хогсмиде на встрече, но никто из старших не раскрыл тайных ходов… — Во сколько встреча-то намечается? — Около семи уже нужно быть на границе Хогсмида. — Что ж, хорошо, проведу. Жди меня в шесть в гостиной. А пока есть время, иди лучше поужинай, — на этом собрание в закутке коридора он решил завершить. — А ты? — окликнула девочка. — Я теперь взрослый занятой человек, — Гарри шутливо развёл руками, — пора бы заняться взрослыми делами… Он вновь аппарировал, оставляя позади барьер школы, чтобы приземлиться около здания ателье, которое на днях советовала ему милая Касси. Сколько же разнообразной одежды от носков до выходных костюмов ему потребуется заказать до официального выхода в общество. Пока помощница швеи снимала мерки, Гарри смекнул, что напрочь забыл о предостережениях Кассиопеи в отношении Лавгуд. Та, вроде, просила не встречаться с ней, лишний раз забредая в окрестности Хогвартса. И он мигом позабыл её слова, увидев письмо Марты. Стоило, наверно, добропорядочно сдаться на суд юной Блэк, но не раньше, чем поможет осуществить побег. — Какие оттенки предпочитаете? — спросила работница ателье, указывая в сторону разноцветных тканевых рулонов. Вопрос поставил его в тупик. Выбирая цвет, он показывает лояльность к факультету. Именно так его будет воспринимать английское магическое общество. Если красный или бордовый, то его могут воспринять как слишком взбалмошного гриффиндорца. Самые благородные и зажиточные рода — выходцы Слизерина, с ними придётся иметь дело, но не со стороны Гриффиндора, и не Слизерина. Одних они не переносят, других — могут чуять за версту. А на представителя оставшихся факультетов он не похож вовсе. Проблема, сама по себе, не глобальная, но вызывает в голове столько лишних мыслей… — Для всех официальных костюмов только чёрный, — выбрал он оптимальный вариант нехотя. — И половина рубашек тоже. Затариваться в одном ателье он вовсе не планировал. Что-то стоило прикупить в маггловских, чтоб лишний раз не выделяться при посещении немагической части Лондона. А ещё появился вопрос домашней одежды, маловероятно, что в своём особняке на нетоптаном береге Италии он станет соблюдать эту чопорную строгость. Повезёт, если будет носить что-то кроме пижамы и халата… Да, эта сладостная мысль явно приводила к пониманию, что все эти бюрократические-аристократические муки были не зря. Врать себе Гарри, конечно, никто не мешал. Однако реальность была таковой, что он и на долю не прикоснулся к этим мукам, сидя на шее отпрыска Блэков.

***

К этой странной встрече Марта решила основательно подготовиться, да и подружки-сокурсницы вызвались в советчики. Решено было, что вечерняя вылазка в закрытый для младших Хогсмид не может пройти без хорошего наряда. Вместе перебрали чемодан Лавгуд, оценивая вещи. Кроме запасных элементов школьной формы, там хранились наряды для праздничных дней, например, костюм зайца с прошедшего Хеллоуина, вечеринка была внутрифакультетская. Ниже ждало своего часа платье на рождество вместе с балетками. Там же откопали вязаный белый комплект из юбки по колено и пелерины, украшенный бусинами и шерстяными рюшами по краям. — Как необычно! Бабушка связала? — соседка разглядывала ровные узоры на ткани. — Мама, она и прошлые костюмы сшила, — хвалилась Марта, доедая пирог, выданный кухонными домовиками. — Ой, а у Мая видели свитер? Тоже она. — Ну разве можно забыть, — захихикала Анна, второй год ходящая хвостом за пятикурсником — братом Марты, — мы же и чинили, когда он зацепился за колючий куст. — А что за шерсть? — Лидия заворожено гладила рюши. — Два года нашей дружбы, Лидия Андерсон, и ты прекрасно знаешь, что мы разводим ангорских кроликов. Какие ещё варианты могли быть? — возмутилась Лавгуд. — Да хоть козлов. Белая шерсть — она и в Африке белая… — Ну вот, из ангорского козла тебе и подарю шарф. Ты, главное, не принюхивайся сильно… А это прекрасная крольчатина! — Марта, время, — напомнила однокурсница, — да и нам всем на ужин скоро идти. — Да, Марта, время, — вклинилась Лидия, — одевайся в кролика и топай к Блэк. И мантию не забудь. — И так вся в шерсти, ну не замёрзну. Девчонки потихоньку начали собираться в Большой зал: надевали брошенные на стулья и перегородки кроватей мантии, переплетали косы и приободряли Марту. Конечно же, они с нетерпением ждали пересказа встречи, так как особыми мероприятиями и приключениями учебный год не изобиловал. Одно только знание потайного хода из школы чего стоило. Его, кстати, соседки-подружки тоже собираются выпытать у Лавгуд. — И брату моему ни слова! — напоследок сказала она выходящим из комнаты. — Не волнуйся, до Мая дойдёт только слезливая история о твоём горящем реферате по трансфигурации, — Лидия махнула рукой и захлопнула дверь спальни. У самой Марты осталось немного времени на переодевание, выбор обуви, в зависимости от погоды и самого тайного хода, и украшений. Как водилось у Лавгудов, самое лучшее украшение то, которое никому, кроме Лавгудов, не придёт в голову надеть. Традиция сама по себе не шибко древняя: пошла от бабушки, Эленор Лавгуд, урождённой немки. Та не упускала возможности смастерить себе корону из зелёных кедровых шишек и засохших между стёклами буфета бабочек, или ожерелье из ракушек садовых улиток. Правда, до её прихода в семью Лавгуды и странные голоса в голове не слышали… Ну а пуффендуйка достала из чемодана тканевый мешочек с самодельной бижутерией. В Хогвартсе из-за строгих правил к форме, везение, если удавалось хоть раз выйти на праздник в том или ином украшении. Потому, огорчившись на первом курсе, на второй она привезла куда меньше безделушек. Сегодня шанс быть надетыми выпал серьгам, сделанным из детских игрушек Марты и Мая, валявшихся на чердаке. На одной серьге отломанный от доблестного рыцаря оловянный меч, на другой — фарфоровый подсолнух с костюма феи. И к вечернему событию они подходили как нельзя кстати. О намерениях Блэк Марта была весьма смутных представлений, оттого и вопрос в образе украшений: «Меч или мир?» Зимние ботинки никак не подходили к наряду, но были надежды, что Гарри не поведёт её через чащу, посему можно и беленькими туфлями обойтись. Мантию она оставила в комнате и выглянула из комнаты. Ещё совсем немного и гостиная опустеет. Будет крайне неприятно, если её в таком виде заметит кто-то из приятелей брата или, не приведи Мерлин, профессоров. — Да, Гарри, и как же ты собрался меня через всю школу провести? — пробормотала Марта, осматривая край гостиной из приоткрытой двери. — Ну уж как-нибудь да проведу, — улыбнулся Гарри вздрогнувшей девчонке, стоя по другую сторону двери. — Ха, — нервно выдохнула Лавгуд, впуская его в комнату, — какой ужас… Ради Мерлина, не делай так больше… Он кивнул и заинтересовался внутренним убранством женской спальни: тут явно чище, чем в его бывшей комнате, и растения на полках, и мебель из тёмного медового дерева. Уютно, как и сама нора пуффендуйцев. — Ну что, ты готова? — Да, вполне. — Там на улице, если что, холодрыга, — с сомнением глянул на её наряд. — Так и я в мехах. — Ну, спорить не стану, но мантию мою всё ж возьми, — протянул ей гриффиндорскую Гарри. — Да говорю же, не замёрзну, — возмутилась Марта, ей хватало этого от Лидии на протяжении двух лет. — Слушай, я не джентльмен. А вот мантию возьми, она зачарована как Отвод глаз. Иначе я даже не знаю, как «Гарри тебя собрался через всю школу провести»… Она закатила глаза и накинула предложенную вещь на плечи. В гостиной жарко было просто в таком вязаном костюме, ещё и в мантии теперь нестерпимо хотелось прохлады. Было решено сразу выдвигаться. Ученики, встреченные ими в коридорах школы, шли в одном направлении, на ужин. И эту выделяющуюся компанию из Гарри и Марты никто так и не заметил. — Ого, она и правда отводит глаза. Прямо как Мантия-невидимка из сказки, — девочка поплотнее укуталась в волшебную ткань, чтоб та не слетела во время быстрой ходьбы. — Ну почти. Только эта лучше, — даже гордость некоторая брала. А ведь и правда, с Мантией-невидимкой проблем было больше: сильно не пошумишь, надо всегда следить за подолом, смотреть на всё через ткань и, конечно, миссис Норис. — Да ты, я вижу, скромник, — рассудила Марта, следуя за ним из жилых подземелий на четвёртый этаж. — Теперь запоминай на будущее, — Гарри развернулся к ней и наставническим тоном продолжил, — четвёртый этаж, два поворота направо до статуи горбатой ведьмы. Так, обходи её. Ага, доставай палочку, говори «Диссендиум», — он чуть ли не сиял, вспоминая, как сам стоял в этом месте почти пять лет назад, не учитывая временные погрешности в шесть десятилетий, открывая для себя Хогвартс с новой стороны. С тихим скрежетом камня горб статуи отворился. Марта заглянула темноту лаза и покосилась на сопровождающего. — Да, туда нужно залезть. Я первый, если что, поймаю. Там не высоко. — Падать? Падать всегда высоко. — Посвети, сейчас сама увидишь, — она зажгла Люмос, пока Гарри с головой нырнул в статую без промедлений. Когда она поднесла свет к ходу, макушка Гарри виднелась в пяти футах ниже. — Это всё же высоко, — заявила девчонка. — А ты не делай как я. Сначала ноги просунь, у тебя, вон, длинные. Давай, не тормози, — Гарри торопил её, подземный путь дальше займёт ещё достаточно времени. Она хмуро взобралась на ступеньку статуи и боком свесила обе ноги, одной рукой держась за ведьму, вторую с Люмосом протянула внутрь. Мантия, пелерина и юбка скомкались и зацепились за стенки небольшого лаза. Рука Гарри схватила Марту за лодыжку и потянула вниз. — Всё, поймал. Поймал, — скорее самого себя успокаивал парень. Ему-то от падения сюда ничего не будет, а сломать младшекурсницу никак не хотелось. Медленно поставил Марту на запылившийся пол туннеля и по привычке с Кассиопеей принялся поправлять на ней одежду, расправлять складки юбки и отряхивать накидку от мелкой каменной крошки. Горб на статуе изнутри закрылся. — Ну, что ж, спасибо, — девочка убрала от себя его руки, давая понять, что не стоит так делать. — Ой, прошу прощения… В своё оправдание скажу, что в последнее время часто ловлю от падения подругу и, по совместительству, слежу за её внешним видом после аппараций, — замялся он. — Извинения приняты, — они выдвинулись по туннелю в сторону Хогсмида. — Но с такими выдающимися навыками в поимке тебе надо… — В ловцы? — перебил её Гарри. — В отцы, — усмехнулась в темноте коридора. — Не поверишь… Через пару недель у меня появится ребёнок, — задумался он, начиная осмысливать груз фразы уже позднее. — …Стоит поздравить? — Пока не знаю… Там сложная ситуация, давай не будем… — Хорошо. Но навыки у тебя… есть, — кое-как закончила неловкую тему Марта, про себя шокировано задаваясь вопросами о семейном положении Гарри Поттера. «Да, это уже ни в какие рамки… Тут и сказать как-то нечего…» — О, вот теперь похолодало… Наверное тогда, во время первого посещения этого хода, ему казалось, что конца и края не отыскать. А теперь-то просто туннель и точно не настолько длинный. «Как всё-таки меняется восприятие спустя годы. Даже грустно как-то… Это уже не приключение, а так… прогулка.» Дойдя до конца по земляной лестнице, Гарри поднял люк в «Сладкое королевство». Проверил наличие своей мантии на спутнице и выбрался, подавая руку Марте. Посетителей в это время было не много, будни всё же. Они вышли через основную дверь, обходя магов. На улице слякоть и пробирающий холод, как и подобает шотландскому началу декабря. Почти все посетители Хогсмида разбрелись по пабам и магазинчикам, а двое незаметных путников думали, куда дальше идти. — У тебя встреча где-то конкретно назначена или просто в Хогсмиде? — Просто. — Итак, — цифры Темпуса возникли перед ним, — мы даже чуть-чуть раньше пришли. Успех. — Ты пойдёшь или будешь караулить? — А, точно, — он принял обратно свою мантию, взвешивая мысль оставить второкурсницу на тёмной улице в деревеньке, куда ей ещё закрыт доступ. — Справишься одна? — Справлюсь, — спокойно убедила девочка. — И обратно нормально вернёшься? Там, чтобы выбраться из статуи, советую трансфигурировать лестницу из стены. — Спасибо. И за помощь с побегом тоже. Приходи, если чем-то смогу помочь, — маша рукой на прощание, улыбнулась она. — Рад был помочь… Ну, и осторожней, конечно, по дороге обратно, — и пропал в вихре аппарации. А Марта осталась стоять у кромки леса, стараясь не привлекать внимание редких взрослых. Ситуация, конечно, выглядела настораживающе. Одно хорошо — перестало быть жарко… Ровно в семь часов вечера по волшебным часам на другой стороне дороги появилась хрупкая фигура в тёмном плаще. Девочка на голову ниже Лавгуд оглядела её и кивнула в сторону станции поезда и дороги к озеру. Марта секунду помедлила и последовала за Блэк. Особого волнения не было, тем более та ещё и в Хогвартс не поступила. Несколько минут ходьбы в тишине и они остановились в темени за пределами Хогсмида. Девочка сняла тёплый капюшон мантии и протянула руку: — Приятно познакомиться вживую, Марта.

***

Во-первых, все, кто хоть немного знает Гарри Поттера, точно скажут, что он бы не посмел оставить беспомощную второкурсницу вечером одну чёрт знает где. Поэтому его аппарация продлилась не долго, а завершилась за углом соседнего паба. Во-вторых, все, кто хоть немного знает Гарри, скажут, что с таким любопытством ему лежит одна дорога: на кладбище и, предпочтительно, в закрытом гробу. Поэтому он подпирал плечом домик, следя за временем. В-третьих, те немногие, кто знает Гарольда Риддла, должны понимать, что даже такой тормоз может складывать в уме простые числа. Поэтому, завидев крайне подозрительно знакомую фигуру в мантии, он перекрестился… Перекрестился, почесал голову, подумал, надо ли это всё ему вообще… — Да к Мордреду, — мысленно махнул рукой на эти разборки Кассиопеи и аппарировал прочь.