За углом начинается рай

— Паккун! Ты не видел мою помаду? Уже полчаса я бестолково мечусь по дому, разыскивая свою косметику. Паккун, чтоб его! Почему именно моя косметичка так его привлекает в качестве игрушки? Мне через час уже нужно быть в Якинику, а на голове до сих пор бардак и лицо выглядит так, будто на мне запретные ниндзюцу отрабатывали! Кошмар! — Пакку-у-ун! — Не видел я ничего, — подозрительно честным голосом отзывается нинкен с кухни. — На место надо класть свои вещи, вот и все! Скривив лицо в самой страшной из возможных гримас, решительно иду на кухню, размахивая зажатой в кулаке расческой. Поня-ятно! Сидит у пустой миски, стучит хвостом по полу и всем своим видом изображает стремительно подступающий голодный обморок. Хитрец пушистый! — Паккун, ты можешь мне на нервы не действовать хотя бы в день рождения? — я надвигаюсь на песика, как девятый вал. — Где моя помада? — Баночку скинь собачке со шкафа, — облизывается шерстяной негодяй, — и скажу. — Паккун, не зли! — О, я так голоден и одинок, — Паккун плюхается на спинку и растопыривает лапы, демонстрируя толстенькое, ни разу не пустое пузо. — Одинок и голоден! Все собачку ругают, никто кушать не дает! — Паккун! — А вот была бы у меня баночка консервов, я бы был сыт и счастлив, — хитрюга приоткрывает один глаз, проверяя, готова ли я уже сдаться. — И помаду твою я видел. — Где? — Покорми! Вздохнув от безысходности, залезаю с ногами на кухонный стол и достаю одну банку из запасов Какаши. Паккун, подлец, веревки из меня вьет! Когда я слезаю с банкой в руках, Паккун испаряется с кухни и вскоре приносит мне в зубах мою помаду, к счастью, даже не пожеванную. Ура! — Вот тебе твои консервы, — кладу я банку в пустую миску. — Эй, а открыть? — возмущенно оборачивается на меня Паккун. — А про “открыть” уговора не было! — фыркаю я и ухожу к зеркалу. Когда я уже практически закончила экспериментировать с помадой — а это не такое уж и скорое дело! — мою босую ногу трогает когтистая лапка. Смотрю вниз и вижу честную усатую морду с моей тушью для ресниц в зубах. — Открой, — шепеляво просит Паккун, вставая на задние лапки. Приходится пойти у Паккуна на поводу и все-таки вскрыть банку. Пытаясь абстрагироваться от чавканья, доносящегося с кухни, возвращаюсь к зеркалу. Так. Вот теперь — ответственный момент. Я должна нарисовать стрелки. Одинаковые стрелки! Это будет непросто, но можно считать нанесение стрелок тренировкой мелкой моторики нового тела. Ну, где-то минут десять на эксперименты у меня пока есть, к тому же, волосам еще нужно высохнуть до конца… Лихорадочный стук в дверь заставляет мою руку дернуться и я лихо пачкаю себе скулу подводкой. Да кого же там черт несет! — Да! — рявкаю я, распахивая дверь. — Сакура, — Шизуне от неожиданности делает два шага назад и чуть не летит с крыльца. — У тебя что-то на лице… — Знаю! Что случилось? — Ты мне лучше скажи, что случилось? — Шизуне тычет мне в лицо какой-то папкой с бумагами, мгновенно переходя в наступление. – Всего пятнадцать минут назад эти бумаги принес мне мальчишка-курьер, они подписаны и госпожой, и Шестым, какого черта? Сакура, ты ведь вернула себе чакру, зачем ты отказываешься от должности сейчас?! Закатываю глаза, смиренно выдыхая. Зачем же заниматься этими вопросами сегодня, Какаши? Вот неугомонный трудоголик, когда он все успевает только? — Мне это больше не нужно, — пожимаю я плечами. — Я и без должности главного ирьенина знаю, на что я способна и чего стою. Себе я давно все доказала, а остальное — мелочи. — Мне-то не ври! Ты хотела это место с самого начала обучения! — по лицу Шизуне я явственно вижу, что она ни капли мне не верит. — Сакура, серьезно, почему я?! — А почему нет? Семпай, вы — самый опытный ирьенин в деревне, после Пятой-сама, конечно. Кому еще отдать это место? Не Ияши же? — Но… Но… — Шизуне от переизбытка чувств даже заикаться начинает. — Ты ведь не думаешь, что я… Сакура, я ведь тогда не в себе была, ты знаешь! Саске свернул мне мозг так, что я видеть тебя спокойно не могла, мне тебя разорвать от ревности хотелось! Я могла тебе всякого наговорить, но я никогда на самом деле не хотела, чтобы ты отказывалась от своей мечты! — А я и не отказываюсь, — примирительно улыбаюсь я, физически ощущая, как сохнет размазанная подводка на щеке. — Просто пока что мне это не нужно. Семпай, вы были правы во всем, я не готова к ответственности, которую мне принесет эта должность. Мне еще учиться и учиться! В конце концов, мне всего девятнадцать, куда торопиться? Впереди вся жизнь! К тому же, не хочу посрамить Пятую-сама – по моей работе будут судить и моего учителя, не так ли? Шизуне недоверчиво смотрит на меня, затем — на рефлекторно прижатую к сердцу папку. Нет таких слов, которыми можно было бы описать выражение ее лица! На нем и восторг, и паника, и счастье, и еще тысяча других эмоций, переплетающихся в безумной мешанине. — Ты не представляешь, какой подарок мне делаешь, — заикаясь, говорит Шизуне. — А ведь это у тебя сегодня праздник. И я так провинилась перед тобой, что не смою свою вину ничем до конца своей жизни. Я... Отмахиваюсь: — Ладно вам, хватит уже вспоминать. Пятая-сама, кстати, считает, что вы прекрасно справитесь. Вы ведь придете в Якинику, семпай? — А можно мне взять с собой Генму? — смущается Шизуне, порозовев. — У него есть для тебя небольшой подарок. Великодушно машу рукой: — Почему бы и нет, пусть Генма-сан тоже приходит. Ой, я совсем забыла, мне ведь еще прическу делать! — Хочешь, помогу? — предлагает Шизуне. — Заплету тебя. Радостно кивнув, приглашаю Шизуне в дом. *** — Ой, Сакура, ты такая красивая! — восхищенно и, кажется, совершенно искренне ахает Ино, когда мы с Шизуне влетаем в ресторан, едва не опоздав. — Да, — тяжело дышу я. — Очень. Посмотри, тушь не поплыла? — Вроде бы нет, — Ино внимательно осматривает мое лицо со всех сторон. — А ты чего, бежала? — Ага, — я тяжело и совсем некрасиво плюхаюсь за накрытый стол. — Мчалась, как от смерти спасаясь. Паккун играл с ключами от дома и я еле-еле их нашла. А где остальные? Повертев головой, я нахожу взглядом лишь Ино и махнувшего мне из-за барной стойки Орочимару. Кажется, он специально пришел раньше всех, чтобы пропустить стаканчик-другой, иначе сражающаяся со своим пагубным пристрастием Тсунаде-сама его за это бы прибила. — Сая вызвал Шестой, он задержится, — говорит Ино. — Шизуне-семпай, а Генма-сан придет? — Уже все, что ли, знают? — в голосе Шизуне причудливо мешаются отчаяние и смущение. — Коноха — деревня маленькая, — со знанием дела говорит Ино, утащив кусочек соленой рыбки из нарезки и аккуратно подтянув на его место соседний. — Слухи распространяются очень быстро… — Особенно, если к этому приложила руку Яманака Ино, — язвит Шизуне и тоже садится за стол. — Придет Генма, придет… — А Пятая-сама? — спохватываюсь я. — Я ведь приглашала ее! Не успевает Шизуне открыть рот, как сзади к ней незамеченным приближается Орочимару, даже ради праздника не изменивший своему мягкому серому кимоно. Он улыбается совершенно безумной улыбкой и сообщает: — А Тсуну я отравил и закопал за стеной деревни. Доброго дня всем вам. Шизуне, перекосившись от отвращения, быстро перебирается поближе ко мне и Ино, оставив присевшего за стол Орочимару в гордом одиночестве. Не похоже, чтобы тот сильно на это обиделся. Ну, и шуточки у Орочимару все-таки! Шизуне следует примеру Ино и вытаскивает из нарезки кусочек сыра. — Мы сейчас все самое вкусное без них съедим, — замечает семпай, с сожалением покосившись на только-только разведенную жаровню. — Сакура, кстати, очень красивое платье. Я впопыхах не разглядела, можешь покрутиться? Зардевшись от смущения, встаю и делаю пару неуклюжих па, пытаясь во всей красе продемонстрировать его подол и широкие рукава. — Это сакура? — Шизуне берет край платья в руки и гладит пальцем вышитые цветы. — Ино, ты вышивала? — Это черешня, — поправляет Ино. — Но разницы все равно нет. — Разница принципиальна! – поднимаю палец я. — Ничего ты не понимаешь в цветах, Ино-свинина! — Ой, да кто бы говорил, лобастая! — взвивается Ино. — Ты же без моей помощи жимолость от жасмина не отличишь! — Кстати! — вспоминает Шизуне, переставая сверлить голодными глазами раскаленные угли жаровни. — К этому платью очень подойдет мой подарок. Ну-ка, примерь! Я долго не решаюсь коснуться заколки, которую протягивает мне семпай. Прозрачные лепестки цветков сакуры, усыпающих ее, кажутся живыми, будто только что сорваны с дерева, хоть и выточены из розового кварца с невероятной искусностью. Заметив, что мне страшно даже дотронуться до подарка, Ино закатывает глаза и берет дело в свои руки, прикрепляя к моим волосам украшение. — Спасибо! — у меня даже дыхание немного перехватывает. — Она потрясающая! — Ну-ка, ну-ка, где именинница? — слышу я веселый голос наставницы и подскакиваю, чтобы освободить ей место рядом с Шизуне. Но, обняв меня, Пятая выбирает место рядом с Орочимару. Что ж, ожидаемо для меня, но не для Шизуне — ее глаза наполняются обидой, и я спешно принимаюсь раздумывать, как всех отвлечь от их личных склок. Не на моем же празднике! — Тсунаде-сама! Вы такая красивая! — пищит Ино, успешно справляясь с отвлечением внимания самостоятельно. В самом деле, Пятую сегодня не узнать. Вместо привычного зеленого плаща и блузы со штанами Тсунаде-сама надела легкое сиреневое платье с очень смелым вырезом — настолько смелым, что спешащий по своим делам официант даже спотыкается, неосторожно покосившись в нашу сторону. Светлые волосы Пятой распущены по плечам и, в общем, сейчас ей никак не дать больше двадцати двух, ну, двадцати пяти — и то с натяжкой! Да, Пятая носит Хенге двадцать четыре часа в сутки, но так носить Хенге тоже нужно уметь! — Зарплату не повышу, — отзывается Пятая с легкой усмешкой, — можешь не льстить, хитрюга. Сакура, у тебя очень интересная прическа. — Это Шизуне-сан меня заплетала, — скромно опускаю глазки я. Шизуне покрывается румянцем и неловко кивает, боясь поднять взгляд на свою строгую госпожу. — Здорово! — искренне хвалит Пятая. — Можешь и меня заплести так? — Сейчас? — лепечет Шизуне. — Почему бы и нет? Пятая поворачивается к столу боком, чтобы Шизуне могла подобраться к ней со спины, и чуть не сносит своей внушительной грудью Орочимару, под шумок пытавшегося расправиться с украденной оливкой. Шизуне благоговейно садится позади Пятой и принимается разделять светлые волосы госпожи на пряди. Мне прямо не верится, что все это происходит. Я во все глаза смотрю на своих друзей, пытаясь запомнить их такими, как сейчас — моей большой семьей. Когда мы уйдем из Конохи, я буду скучать по ним… — А где наша именинница? — слышу я веселый мужской голос из-за спины. Ну, вот, даже поностальгировать не дают! Поправив платье, я вскакиваю, чтобы поприветствовать Генму-сана. Кажется, он явился прямо с дежурства: по крайней мере, джонинской форме Генма не изменил. Поздоровавшись, он садится за стол — и не успевает Генма опуститься, как Шизуне ловким движением выхватывает из его зубов сэнбон. Не обидевшись, Генма вытаскивает из подсумка другую иглу и заправляет в уголок рта. — Нас все больше! — обрадованно говорит Ино, двигаясь поближе ко мне. — А где Хината? И Наруто? — Что-то мне подсказывает, что они не придут, — мрачно заявляю я. — Наруто после смерти Саске совсем черный ходит, а Хината без него веселиться не пойдет, тем более, что нужно на кого-то оставить ребенка. — Я ведь не с пустыми руками, — вмешивается в разговор Генма-сан и лезет в кармашек жилета. — Да где же оно… О, точно! С днем рождения, Сакура-доно. Генма протягивает мне клочок бумаги, испещренный кандзи. Вопросительно подняв бровь, я принимаю его и вглядываюсь в строчки, разбирая ужасно знакомый почерк. Через пару секунд я роняю бумажку и чуть ли не кидаюсь Генме на шею: — Генма-сан! Это потрясающий подарок, самый лучший! — Там рецепт любовного зелья? — заинтересованно спрашивает скучающий Орочимару. — Лучше! Это письмо от мамы и папы, они возвращаются! — задыхаясь от радости, я прижимаю к сердцу кулаки. — Я по ним так соскучилась! — Думаю, я озвучу всеобщее мнение, если замечу, что Сакуре-чан очень идет быть счастливой, — внезапно замечает Орочимару. Вокруг нашего столика после этих слов воцаряется звенящая тишина. Шизуне же от неожиданности такого заявления замирает, перестав сплетать волосы Тсунаде-сама в причудливую сеточку. Орочимару смотрит на наши изумленные лица, вздыхает и добавляет: — Да, этот язык способен и на приятные вещи. Я едва давлю смешок, а вот Пятая-сама наливается багровой краской. Почуявший расправу, Орочимару пытается отползти, но кара настигает его — через пару мгновений змеиный саннин уже лежит под столом, осторожно ощупывая стремительно растущую на темечке шишку. — Я имел в виду комплименты, — шипит Орочимару, не пытаясь подняться. – Связался же с вами на свою голову. — Добавить ему, госпожа? — с готовностью предлагает Шизуне, закрепляя прическу Пятой. — Не надо, — отмахивается Пятая. — Я с ним потом поговорю о правилах поведения за столом. Внезапно Генма, только что гипнотизировавший уже значительно поредевшую рыбную нарезку, поднимает голову и косится в сторону входа в ресторан. — Шестой-сама идет, — замечает Генма. — Откуда вы знаете? — поражаюсь я. Не успевает Генма ответить, как двери Якинику действительно распахиваются и вваливается Сай, а сразу же за ним — мой Какаши, в полном облачении Каге. Хитрец, знает, что мне нравится его плащ! Правда, я буквально спиной чувствую, как оборачиваются на него другие посетители ресторана, а некоторые еще и вскакивают, чтобы поклониться или поздороваться. — Простите за опоздание, — Какаши жмурится и поднимает ладонь к затылку. — Мы заблудились на дороге Жизни. — И дорогой Жизни семпай называет книжный магазин, — ворчит Сай, опускаясь рядом с Ино. — Привет, красавица. Ты уже вручила наш подарок? — Не-а, — невинно улыбается Ино. — Все ждали вас с Шестым. Я почти не слушаю болтовню Ино и Сая — во все глаза я смотрю на приближающегося к нашему столику Какаши. О, это будет самый счастливый день рождения за последние несколько лет, не испорченный ни войной, ни миссией, праздник в кругу самых близких мне друзей, любимых и… И Орочимару. Но все же — год назад я и помыслить не могла о том, чтобы праздновать день рождения вот так! Какаши делает мне просто-таки королевский подарок, вырвавшись со своей чрезвычайно важной работы на этот вечер. Один день Коноха может и без Хокаге обойтись, сегодня он — мой! — Прекрасно выглядишь, — шепчет Какаши мне на ухо незаметно для окружающих. Его голос насквозь пропитан обещанием, и у меня даже голова кругом идет от интонаций. — Уже можно есть? — бесцеремонно интересуется Орочимару. — Сначала — подарки, — пихает его локтем Пятая. — Мы тут не просто так собрались, если ты не помнишь! Вот ты что Сакуре подарил? — Жизнь, — глазом не моргнув, парирует Орочимару. — Орочимару-сан подарил мне котэ, — спешу я вступиться за Орочимару перед багровеющей Пятой, пока тому снова не досталось. — Он модифицировал его так, что теперь пользоваться им смогу только я. — Опять с ДНК Сакуры играл? — строго выговаривает Пятая, чуть повернувшись. — А зачем тебе котэ, Сакура? Ты ведь вернула себе свои способности! — У меня не очень-то хорошо с ниндзюцу, — состраиваю я жалобное выражение лица. — А в котэ можно любую технику запечатать, даже технику улучшенных геномов! — А вот мой подарок, — Ино протягивает мне небольшую коробочку. — Загляни, только мальчишкам не показывай! Я осторожно приподнимаю крышку коробки, гадая, что же такого могла мне подарить непредсказуемая подруга. К сожалению, рассмотреть подарок толком не выходит, поэтому я решительно запускаю в коробку пальцы и достаю из него нечто, больше похожее на макраме. — Купальник? — растерянно поднимаю я глаза на Ино. — В марте? Ино с трудом сдерживает улыбку. — Я же обещал тебе море, — наклоняется к моему уху Какаши. — С днем рождения, Сакура. Мы отмечаем мой праздник до самого вечера, пока некоторые гости не начинают клевать носом, но даже после ухода из ресторана наша компания долго оглашает ночные улицы Конохи смехом и разговорами. Первыми уходят Сай и Ино, сославшись на то, что им еще к морю готовиться — подарком Сая стал, собственно, сам Сай, который будет нашей “транспортной компанией”. Конечно же, Ино полетит с нами, и я уже предвкушаю, как мы будем плескаться в теплом ласковом море, пока наши “мальчишки” загорают на берегу. Пятая, разрумянившаяся, будто пила не чай с вареньем, а горячительное, утаскивает за собой Орочимару, и сразу же растворяются в ночи и Генма с Шизуне. Сильно подозреваю, что Генма и ее предплечье снабдил меткой, чтобы быстрее перемещаться — по крайней мере, сейчас он будто бы испарился, наверняка использовав технику. Оставшись вдвоем, мы с Какаши неспешно идем домой. Он обнимает меня за плечи, согревая и сберегая от ночного ветерка, а я бессовестно льну к его рукам, пользуясь тем, что на улицах нет ни одного случайного свидетеля. — Тебе все понравилось? — Какаши наклоняется к моему уху, опаляя его своим теплым шепотом. — Конечно, — счастливо вздыхаю я. — Ну, вот, а ты не хотела праздновать, — улыбается он. — Хорошо, что я тебя не послушал. — Все равно мне кажется, что не стоило праздновать так скоро после… после Саске, — жалобно поднимаю я глаза на Какаши. — Это выглядит пляской на костях. — Мышка, мне понятны твои чувства, но ты же совсем из дома перестала выходить, — тихо замечает Какаши. — На тебе лица нет с того самого дня, как Мидори… — Не говори, — на моих глазах выступают слезы, и я быстро их смаргиваю, боясь, что поплывет тушь. — Не надо. Мы останавливаемся у поворота к нашему дому — Какаши мягко прижимает меня к забору, укрывая собой от целого мира и ночного ветерка. Я вцепляюсь в него всеми пальцами, прикрывая глаза и стараясь сдержать нахлынувшие не ко времени эмоции. — Ты думаешь, я слепой? – тихо говорит Какаши, обнимая меня. — Ты спишь два-три часа, а потом просыпаешься, задыхаясь, плачешь в подушку, чтобы я не услышал, и лежишь без сна до рассвета. Что тебе снится, Сакура? Может быть, я могу помочь? Я утыкаюсь лбом в грудь Какаши, не желая ничего отвечать. Ему незачем знать, какие именно кошмары мне снятся. Я не хочу думать о них. Сны не могут навредить нам, на то они и сны. Я знаю, что все пройдет — нужно время, и вовсе не один-два месяца. Самое главное, что у меня есть Какаши, и он стал моим спасательным кругом. Мы выплывем. Обязательно. — А когда мы полетим на море? — шепчу я, шмыгнув носом. — Думаю, завтра будет нелетная погода, — рассеянно замечает Какаши. — Но это ерунда, тебе все равно нужно будет собраться. А вот послезавтра полетим. Хороший подарок тебе Пятая сделала? — Угу, — смеюсь я, — подменить тебя на целую неделю! Королевский подарок, соглашусь. Какаши, нам ведь палатка понадобится! Мы ведь должны где-то спать, верно? Не в песке же! И нужно купить покрывала, и… — Ну, вот, — улыбается Какаши. — Вот и оттаяла. Я так поглощена объятиями Какаши и мечтами о лазурном море, что до последнего не замечаю крадущуюся к нам вдоль заборов тень. Но, когда Какаши выхватывает кунай, посылая его разрезать темноту, я даже испугаться не успеваю, потому что слышу: — Простите, простите, это всего лишь я. — Наруто! — возмущенно оборачиваюсь к другу я. — Напугал! — Прости, Сакура-чан, — снова извиняется Наруто, пряча глаза. — Я хотел прийти, но не смог. Так получилось. Я отлично понимаю Наруто и без объяснений. Слишком мало времени прошло с тех пор, как умер Саске. Это ведь для меня он стал ночным кошмаром, от которого я почти рада была избавиться, как бы это ни звучало. Наруто же считал Саске лучшим другом и веселиться без него явно не хотел, да и не мог пока. Я внимательно смотрю в глаза Наруто — после того кошмарного дня в них поселилось что-то новое. Будто бы Наруто совершенно повзрослел, а его видение мира трещит по швам. Да, Саске не ошибся. Он будет отличным Каге, потому что, наконец, осознал, каково это: поднять руку на товарища ради защиты деревни. Наруто будет помнить эту боль и никогда не допустит подобной ситуации снова. По крайней мере, я хочу верить в это. — У меня есть для тебя небольшой подарок, — не поднимая глаз, говорит Наруто. — Он… не очень полезный, наверное, но я подумал о тебе, когда увидел его. — Что ты, Наруто, — растерянно говорю я. — Не стоило… Наруто лезет в карман и извлекает что-то округлое, вкладывая небольшой предмет в мою руку. — Это музыкальная шкатулка, — смущенно поясняет Наруто. Я приподнимаю круглую крышечку, и в воздухе разливается нежный, грустный перезвон колокольчиков. Затаив дыхание, я слушаю незатейливый мотив, который действительно резонирует с чем-то в самой глубине моей души. — Спасибо, — шепчу я, когда мелодия затихает, рассыпавшись. — Спасибо, Наруто. Я… Не зная, как выразить свои чувства, я просто обнимаю друга — крепко, но, тем не менее, стараясь не сломать ребра. Наруто нерешительно замирает, не зная, что делать, но потом просто осторожно кладет руки мне на спину и легонько обнимает в ответ. Да, Наруто. Я знаю. Между нами теперь всегда будет стоять призрак Саске и наши дружеские отношения навсегда изменятся. Но я никуда не тороплюсь. У меня впереди еще вся жизнь, как и у тебя — мы непременно справимся и перешагнем этот трудный период, оставшись добрыми товарищами… — Кстати, Сакура-чан, я кое-что хотел тебе показать, — вспоминает Наруто и отлипает от меня, принимаясь шарить по карманам. — Это выпало из твоей руки в тот день, я подобрал и забыл в кармане. Не знаю, может быть, это что-то неважное, но ты лучше посмотри. На развернутой ладони Наруто лежит вытянутый молочно-белый кристалл, чуть подкопченный с одной стороны, там, где его успело коснуться черное пламя. *** Огромная чернильная ласточка закладывает вираж, и я сразу же еще крепче вцепляюсь в Какаши. Его дорожный плащ мешает мне нормально держаться, поэтому я еще и обнимаю нарисованную Саем птицу ногами, не доверяя ей ни на минуту. Еще слишком свежа в памяти экспедиция по спасению Баки-сана – у меня ведь были все шансы остаться на границе между Песком и Листом в виде мокрого пятна на земле! К счастью, сейчас Сай летит с нами, поэтому риск свалиться с ласточки минимален, но все же мои пальцы уже судорога сводит от силы, с которой я вцепилась в талию Какаши. Как он может быть настолько невозмутим, я не понимаю! Хорошо, хоть не читает на лету! В этот раз мы летим практически тем же самым маршрутом. В стране Огня тоже есть морское побережье, но сезон для купания еще не начался. А вот в стране Ветра, где находится Суна, климат как раз подходящий. К тому же, после отдыха Какаши планировал посетить Гаару с каким-то организационным вопросом. В самом деле, зачем тратить отпуск только на отдых? Глупости какие-то. — Тебе страшно? – перекрикивая свистящий в моих ушах ветер, спрашивает Какаши, не оборачиваясь. — Да! – честно признаюсь я, только крепче зажмуриваясь. – Далеко там до моря? — А ты посмотри вниз и увидишь! – доносится до меня задорный крик Ино. — Не хочу-у-у! – я вжимаюсь лицом в спину Какаши, отказываясь разлепить плотно сомкнутые веки. Я и раньше летала на птицах Сая, но в этот раз мы забрались настолько высоко, что земля под нами наверняка не крупнее чайной чашки. Только составленный Пятой-сама крем, нанесенный густым слоем на наши лица и руки, спасает нас от обморожения – ветер просто ледяной! Он так и рвет меня за подол плотного шерстяного плаща, норовя сбросить. Интересно, если я свалюсь, Сай успеет поймать меня? Лучше бы мы пешком пошли! — Не бойся! – снова кричит Какаши. – Посмотри вниз, ты не упадешь! — Слишком высоко! – страдальчески кричу я. — Мы уже снижаемся! Не бойся, посмотри! Ты мне доверяешь? О, черт, это был запрещенный прием! Конечно же, я ему доверяю, я могла бы даже упасть с этой птицы, если он попросит, точно зная, что через пять секунд меня подхватят крепкие родные руки. Проблема в том, что я не доверяю себе! Я так высоко никогда не летала, меня мутит уже второй час, а еще, а еще!.. Но я, дыша сквозь зубы, заставляю себя разлепить веки и поморгать, разгоняя туман перед глазами. Пока что я вижу только обтянутую плащом спину Какаши. Еще пара минут уходит на то, чтобы уговорить себя посмотреть вниз. Черт, как же страшно! Орочимару рядом нет, еще одно тело он мне не соберет, если я сейчас вниз грохнусь! — Сакура, смотри, море! – кричит Ино с летящей параллельно нашей птицы. – Смотри, чайки летают! — Где? – выпаливаю я, мгновенно забывая о страхе. – Где море? И все-таки смотрю вниз. Пальцы моментально слабеют, но, вопреки ожиданию, я не падаю вниз головой в бездну, над которой мы летим. А в следующий момент я и вовсе забываю обо всем, потому что внизу, далеко внизу под нами, вижу море. Величественная синяя гладь, искрящаяся под ярким солнцем, раскинулась, сколько хватает взгляда. Сай складывает печати, и птицы начинают снижаться, закладывая крупные витки по спирали: ищут место для приземления. Как назло, берег, над которым мы кружим, больше похож на кусок огромной скалы, от которой когда-то очень давно откололась внушительная часть. Гладкий каменный срез и подмывающие его внизу волны. Они накатываются тяжело, терпеливо, встречаясь с источенной временем и водой скалой, нежно целуя ее в мимолетном свидании, и отступают, чтобы вернуться через пару секунд. Мы снизились уже настолько, что я вижу белые пенные барашки, но куда же приземлиться? Мы ведь не будем нырять в море, прыгая со скалы, верно? — На пять часов, Сай! Вон там! – кричит Ино. Я смотрю туда, куда указывает подруга. Идеально! Вот оно – место, куда точно не забредут ни спасающиеся от жары и мечтающие искупаться гражданские, ни дикие звери, которые могут водиться в этих местах. Длинный, вдающийся глубоко в берег язык залива и всего двести, как мне кажется, шагов в поперечнике в маленьком кусочке песчаного пляжа с его левой стороны. Но разве нам не хватит – на четверых-то? Вполне достаточно, чтобы поставить палатки, расстелить покрывала и загорать, а что еще нужно? Сай удовлетворенно кивает, показывая, что для приземления этого участка хватит, и направляет птиц туда. Мы все ниже и ниже – я уже вижу чаек, с пронзительными криками реющих над волнами и выхватывающих из воды мелкую рыбешку. А песок-то какой ярко-желтый! Хочется вдохновенно заорать что-нибудь радостное, но от встречного ветра лицо совершенно онемело. Хорошо, что плотные шерстяные плащи ветру не поддались, иначе нас всех просквозило бы насмерть. Море бликует так, что на него больно смотреть. — Спешиваемся, — командует Сай, тяжело дыша, и развеивает птиц, едва дождавшись, пока мы с Ино свалимся с них в подставленные руки. – Все? Сай-кун может отдохнуть? — Сай-кун сейчас будет помогать, — решительно командует Какаши, стряхивая с себя огромный свиток, провисевший все время полета на его груди, на кожаных широких ремнях. – Нужно поставить палатки и слетать в ближайший город за едой. — Моллюсков наловим! – Ино вовсю прыгает по песку, оставляя в нем глубокие отпечатки ног. – Рыбу! Будем жарить на костре! Шестой-сама, давайте поищем родник, пить хочется ужасно! — Давайте только без суффиксов, — ворчит Какаши, почти машинально складывая печати. – А то чувствую себя, как на саммите. Повинуясь Какаши, из толщи скалы, стеной возвышающейся над нами, начинает бить родник с пресной ледяной водой. Мы с Ино успеваем сделать только по два глотка, как у нас начинают болеть зубы. Ух, холодная какая! — Не простудитесь, — просит Какаши. — С вами, между прочим, два ирьенина, — важно поднимаю палец я, сбрасывая плащ на песок. – Уж чего-чего, а больное горло никому из нас не грозит! — Ладно, полетели, — вздыхает Сай, доставая чернильницу. – Фруктов девчонкам купим. — Эй, а свиток распечатать? – спохватывается Ино, но Какаши и Сай уже не слышат. Заложив над нами круг почета, рисованная птица сматывается куда-то на север и Ино показывает ей язык. — Ведешь себя, как маленькая, — хмыкаю я. — Да ну тебя! Сама-то давно была на море, если не считать миссий? — Если не считать миссий – никогда, — решительно заявляю я. – А на миссии какой отдых? На пляже даже страшно, местность открытая, откуда нападут, не знаешь… Ино, как же мы будем купаться, наши купальники запечатаны в свиток, а мне уже жарко в джонинском! Ино решительно расстегивает на себе куртку и сбрасывает на песок, оставаясь в лифчике. Следом на песок летят штаны. — А так! – задорно подначивает меня подруга. – Будем купаться голышом, пока мальчишки не вернутся! — Ты совсем с ума сошла? — А чего-о? Никто же не видит! А вернутся, свиток распечатают, и можно будет загорать! Идея кажется мне в принципе неплохой, учитывая, что на ярком солнце жара стоит невыносимая. Подумать только – позавчера мы еще мерзли на весеннем холодном ветерке, а сегодня оказались буквально в тропиках! Вот бы мне владеть чем-то настолько же крутым, как Сай! — Ладно, голышом – значит, голышом! Я решительно раздеваюсь, но, подумав, все же остаюсь в трусиках. Ино с гиканьем проносится по песку, поминутно увязая, но на самой кромке воды останавливается и осторожно трогает большим пальцем воду – теплая ли? — Трусиха! – я решительно вхожу в воду по самые бедра и останавливаюсь. Глубже идти пока холодно – нужно привыкнуть к разнице температур. Ино мужественно сопит, делая микроскопические шаги вперед, и вдруг, ойкнув, исчезает с моих глаз под водой. — Ино! – в ужасе выкрикиваю я, пытаясь высмотреть, куда делась подруга. Кошмар! Что это было? Гигантская хищная рыба? Коварное течение? Или просто омут, резкий перепад уровня дна? Взбаламученная Ино вода не дает мне увидеть, куда утащило подругу, поэтому, когда моих колен что-то касается, я чуть ли не выпрыгиваю из воды с визгом. А в следующий момент я и сама погружаюсь с головой, повинуясь резко дернувшим меня вниз рукам. — Дура! – ору я, вынырнув через пару мгновений, слепо нашаривая рядом хохочущую подруженьку. – Я же испугалась! — Зато уже не холодно! – Ино плавает вокруг меня, как заправский дельфин, поминутно брызгаясь. — Ну, погоди, — бессильно угрожаю я, пытаясь убрать с лица мокрые волосы. – Сейчас я тебе устрою… Ино успевает только взвизгнуть, наблюдая, как несется к голубой поверхности моря моя ладонь. — Девочки, вы чего тут устроили? – недоуменно спрашивает Какаши, вернувшийся через пару часов после отлета. Я лениво приоткрываю глаза, разморенная на солнышке. Мы с Ино наплавались и сейчас загораем в блаженной наготе прямо в песке, прикрыв интимные места длинными лентами водорослей. Такие же ленты то тут, то там валяются теперь по всему пляжу: не рассчитав с силой, я устроила своим мимолетным озорством пробную версию девятого вала. Что только не выбросило на берег той гигантской волной, которую я подняла! Ракушки, водоросли, какие-то палки… Как только весь пляж в море не смыло! — Вы нам свиток не распечатали, — лениво зевает Ино, ничуть не стыдясь того, что лежит практически голая перед чужим-то мужчиной. – И палатки не поставили. И вообще отвернитесь, Какаши-сама. Поперхнувшись, Какаши отворачивается, а мгновение спустя на Ино падает широкое покрывало, скрывая ее с головой. — Сай! – орет подружка, выпутываясь из-под плотной ткани. – Убью! Да, определенно, эта неделя будет веселой. *** — Хочешь поплавать под водой? – предлагает Какаши. Я приоткрываю один глаз, загораживаясь от солнца рукой. Какаши стоит надо мной, красивый, как средневековый бог – в одних плавках и в маске, упрямо не желающий показывать свое лицо Ино и Саю. Тем, правда, пока не до Какаши: они вовсю резвятся в теплом море, ныряя и гоняясь друг за другом. — Под водой? Это как? — А так. Есть одна техника, которую я могу использовать и на тебя тоже. Будешь под водой дышать, как на берегу, — обещает Какаши. Я задумчиво окидываю взглядом его стройное, успевшее уже немного поджариться на ярком солнышке тело. Всего два дня – и его молочная бледность сменилась благородным золотистым загаром. Повезло же Какаши! Сай вот наоборот, загорать не умеет – солнце лишь обжигает его чересчур белую кожу, поэтому каждый вечер для нас с Ино заканчивается лечением в четыре руки шипящего и матерящегося товарища. Первый день Сай вообще просидел в палатке безвылазно, проклиная жару и солнечные лучи, но под вечер нашел под футоном скорпиона и теперь, наоборот, в палатку его не загонишь. — Я бы лучше в палатку пошла, — с сомнением говорю я, потягиваясь. – Пока эти двое нас не слышат, можно и покричать немножко… Какаши сглатывает с отчетливым сдавленным звуком. Его кадык прыгает вверх-вниз. — Вечером, — обещает Какаши. – Я окружу нас барьером, госпожа мышка сможет кричать, сколько угодно, не боясь быть услышанной. — Тогда можно и поплавать, — вздыхаю я, приподнимаясь с покрывала и придерживая лиф купальника одной рукой. Чтобы моя спина загорела ровнее, Ино постоянно расстегивает на мне лиф, и я частенько забываю его застегнуть. Я изгибаюсь, заводя руки за спину, и краем глаза вижу, что Какаши уже как-то неспокоен. Однако он мужественно ждет, пока я закреплю на себе столь важную деталь туалета, и подает мне руку, помогая встать. — Не бойся, это не страшно, — Какаши складывает печати и прижимает ладони к моим вискам. – Воздуха хватит ненадолго, но мы не будем уплывать глубоко. — Ладно, — вздыхаю я. – Давай попробуем. Только если мне откусит ногу акула, Орочимару рядом нет, ты учти это! Не слушая мой бубнеж, Какаши подхватывает меня на руки и идет к морю. Он пускает чакру в ступни и шагает по пенным барашкам так же легко, как я шагала бы по мостовой. Ой, как далеко он меня потащил! Ой, что-то мне уже страшновато! — Какаши, я не очень-то хорошо плаваю, — я покрепче обвиваю шею своего мужчины руками и прижимаюсь к его груди, опасливо поглядывая на бликующую поверхность моря. – Может быть, не будем глубоко заходить? — Не волнуйся и не бойся ничего, — Какаши поудобнее перехватывает меня. – Тут недалеко коралловый риф, там очень красиво. Может быть, мы найдем там старый пиратский клад. — О, да, мне очень подойдет какое-нибудь проклятое пиратское ожерелье! – смеюсь я. – Какаши, я серьезно, мне страшно! — А мы… — Какаши останавливается. – Уже… — ставит меня на воду. – Пришли. Ныряй, Сакура. Я глубоко вдыхаю, опасаясь, что хваленая техника не сработает, и прерываю ток чакры к своим ногам. Я погружаюсь мгновенно, будто море разверзлось и поглотило меня. Ахнув от неожиданности, я хватаюсь за горло и понимаю, что действительно дышу. Вот это да! Я дышу под водой! Из моего рта вырываются крупные пузыри – вереницей они всплывают к поверхности и лопаются, отмечая место нашего погружения. Перестав барахтаться и выровнявшись, я оглядываюсь по сторонам и замираю, ошеломленная красотой открывшегося мне подводного мира. Похожие на пористые скалы кораллы кипят жизнью. Я только и успеваю вертеть головой, разглядывая ярких рыбок, снующих в воде. Вот неторопливо проплыла акула – совсем маленькая, не больше моей руки, и, вильнув хвостом, скрылась из виду. Вот полосатая, как зебра, рыбка с желтыми плавниками зависла совсем рядом, будто изучая невиданных гостей. Раскинула свои лучи морская звезда, а левее и ниже я вижу потрясающих размеров раковину: ее створки волнообразно изогнуты и приоткрыты. Какого же размера жемчужину можно добыть из такой ракушки? — Ого, — шепчу я. Какаши складывает печати и вода вокруг меня оживает, медленно и неторопливо потащив меня прямо над рифом. Подчинившись Суитону, я забываю обо всем, разглядывая мелких желтых рыбешек, стайкой играющих у подножья рифа. Диковинные голубые рыбки с ярко-оранжевыми хвостами приближаются прямо к моим рукам, непуганые и любопытные, и я даже умудряюсь коснуться их тупых мордочек перед тем, как они уплывают. — Черепаха! – дергаюсь я влево. Будто напоминание об ушедшем в «тихий лес» сильном молчаливом АНБУ, проплывает морская черепаха. Ее лапки скорее напоминают ласты, и она машет ими, будто летит, даже не поворачивая ко мне головы. Умом я понимаю, что Какаши куда-то исчез, но никак не могу отвлечься – я делаю пару гребков руками, чтобы последовать за черепахой и понаблюдать за тем, как она что-то деловито обкусывает с поверхности кораллов. Хочется погладить чудесное животное, но неохота прерывать ее неторопливую трапезу, поэтому я лишь наблюдаю. Мимо проплывает медуза, похожая на кусок желе, и я некстати вспоминаю «аквариум», в котором пришла в себя. Воздух начинает заканчиваться – я дышу уже с трудом. Но где же Какаши? Верчу головой, пытаясь его найти, но нигде не наблюдаю. А если его съели, прошибает меня паникой. А если его утащил гигантский кальмар или акула? Мамочки, как страшно-то! И всплыть нельзя, техника развеется и я больше не смогу его найти! — Какаши, где ты? – зову я, пытаясь высмотреть его в мельтешении рыбешек. Вода снова оживает вокруг моих плеч и тащит меня вверх. Я пытаюсь сопротивляться, но не так это и просто! Все выше, выше граница зеленоватой воды, над которой так ярко светит солнце, раз – и меня выбрасывает по самую талию, как пробку. Я хватаю ртом воздух, оглядываясь по сторонам, и вдруг слышу: — Да все в порядке, я здесь. Какаши неторопливо всплывает животом вверх, и я понимаю, почему он медлил. На груди и на животе у него, не захватившего с берега ничего, даже плаща, лежат крупные и мелкие мидии, которых он наловил во время погружения. Вот только края у ракушек такие острые, что при попытке сгрести их в кучу, Какаши изранил себе руки и живот, и я болезненно охаю. — Все в порядке, — Какаши смотрит на меня снизу вверх, — но теперь мне жалко выбрасывать добычу и до берега я не доплыву. Возьмешь меня на буксир? — Конечно, Шестой-сама, — фыркаю я, легко поднимая Какаши из воды на руки вместе с его уловом. – Держитесь крепче. Наверное, странное мы представляем из себя зрелище – хрупкая девушка легко тащит на руках крепкого мужчину, шагая по поверхности воды легко и непринужденно. Но Сая и Ино все равно не видно ни в воде, ни на берегу. Лишь по возне и по ходящей ходуном стенке их палатки я догадываюсь, что парочка вовсю развлекается. — Бессовестные, — качаю я головой, опуская Какаши на песочек. – Фуф. Вы, господин Шестой, не пушинка у меня! — Вернемся в Коноху – начну худеть, — подмигивает мне Какаши, стряхивая с себя улов. – Уф! Сейчас на утес за дровами залезу и разведем костер. — Погоди, — хватаю я Какаши за руку, — дай вылечить твои порезы. Я нежно провожу ладонями по груди и животу Какаши, и там, где ранок касается моя зеленоватая чакра, они исчезают буквально на глазах. О-ох, поволока желания в глазах Какаши просто-таки осязаема! Такое ощущение, что он меня закинет сейчас на плечо и утащит наверх, чтобы без помех оприходовать в лесочке! — Вечером, — смеюсь я, убирая руки за спину, — как и договаривались. — Ты меня с ума сведешь, — выдыхает Какаши. Он направляется к скале, и тут я вспоминаю: — Сними маску, она же мокрая, раздражение начнется! – кричу я Какаши. — Высохнет! – непреклонно заявляет он, вцепляясь в скалу и начиная свое восхождение. Неугомонный. К счастью, для шиноби даже такая скала – всего лишь пригорок. Очень скоро Какаши добывает пару совершенно сухих стволов поваленных грозой сосен и сбрасывает вниз, где я легко разламываю их на куски для костра. Хватает всего лишь тонкой струйки огня изо рта Какаши, чтобы пламя весело занялось, разгоняя вечерние тени. — Сейчас испечем мидий и наедимся, — подмигивает Какаши, доставая из палатки кунай. – Поможешь? — Конечно, — улыбаюсь я. Я лузгаю мидий даже быстрее, чем Какаши раздвигает тугие створки раковин кунаем. Что мне – тонкая скорлупка ракушек! — Между прочим, — хитро подмигиваю я, — моллюски считаются мощным афродизиаком, господин Хокаге. Вы что же, все подстроили с самого начала? — Конечно, — вторит мне Какаши, ловко насаживая на прутики бледно-розовое мясо. – Хокаге старенький стал, сам не может. Сейчас наедимся мидий и пойдем в палатку, проверять действие. От обещания в его голосе меня бросает в дрожь. Как же уютно вот так сидеть около костра. Невольно вспоминаю, как мы возвращались из Суны и Какаши укрыл меня единственным одеялом, промерзнув всю ночь у прогоревшего кострища. Неимоверная нежность поднимается в моей душе, и я потираюсь щекой о его соленое после плавания плечо с татуировкой. — Тебе тут нравится? – тихо спрашивает Какаши. — Конечно, — мурлычу я, продолжая крошить мидии. – С тобой везде хорошо. Очередная хрупкая раковинка разваливается под моими пальцами, и я замираю. Вместо кусочка плотного розового мяса моллюска из раковины на мою ладонь вываливается тонкое золотое кольцо. — А вот тебе и золото пиратов, — шепчет Какаши, прикасаясь к моему затылку губами. *** — Так нечестно! – бухтит Ино, пытаясь поправить осыпающуюся кривоватую башню нашего песочного замка. – Пользоваться Дотоном не по правилам! — Так никто и не пользуется им, — невинно произносит Сай. Они с Какаши только-только закончили возводить северную башню своего форта и приступили к южной. Ино мстительно поглядывает в сторону «мальчишек», сквозь зубы угрожая Саю страшными карами, которые его ожидают в Конохе. — Ино, пора признать, прорабы из нас никакие, — сокрушенно выдыхаю я, когда вся левая стена нашего замка оседает у меня под руками. – Наше дело – крутить онигири и быть красивыми, а домами пусть парни занимаются. — Потому что песок мочить нужно было! Ино топает ногой, и это движение становится для нашего замка роковым. Постройка, на которую мы убили два часа, превращается в кучу песка, которой и была изначально! Полыхнув, Ино скрывается в палатке и принимается там чем-то злобно шуршать. — Шоколадку нашла, — безошибочно определяет Сай. – Ближайший час ее можно не ждать. — Она же там наверняка растаяла, Сай! Кто покупает шоколад в такую жару? — Я, — делая ангельское лицо, заявляет Сай. – Ино-чан сейчас перепачкается, а я через часок пойду в палатку. Я, знаете ли, тоже… шоколад люблю… Зардевшись от неожиданной догадки, я предпочитаю сделать вид, что ничего не слышала. Вот же жук! Кажется, он начинает получать удовольствие от отдыха на море. А в первый день клялся, что из палатки ни ногой и что видел он эти тропики в разных компрометирующих ситуациях. — Ино просто злится, что ты ей до сих пор предложение не сделал, — язвлю я, недобро покосившись на товарища. — Я еще не придумал, как, — с фальшивой улыбкой парирует Сай. – Придумаю – сделаю. — Могу помочь, — хмыкает Какаши, уходя в палатку. Он появляется оттуда с небольшой яркой книжкой и торжественно вручает ее Саю: — Вот, делюсь. Тысяча лучших способов сделать предложение любимой девушке! Не благодари. Заинтересовавшись, Сай листает тонкие страницы, вдумчиво шевеля губами. Похоже, что он не считает какой-то из способов, предлагаемых автором, достойным Ино. — Какаши-семпай, — задумчиво поднимает голову Сай, прекращая перебирать страницы. – А что такое «роза греха» и как мне засунуть в нее кольцо? *** Жить! Как хочется жить! Но вокруг – только яростное пламя, ревущее, гудящее, как живое голодное существо. Рушится Коноха, сгорает Академия, а я дергаюсь, привязанная к столбу на городской площади, не в силах ни умереть, ни освободиться. Снова летят в мое лицо камни, снова стекает по ногам тонкая струйка крови… Черное пламя медленно сжимает кольцо вокруг меня, а я лишь молюсь, чтобы оно двигалось побыстрее. Ведь внизу, в моих ногах, копошится отвратительное существо – восьмилапое, толстое, голодное… Я выдираюсь из кошмара с криком и сразу же чувствую на своих плечах спасительные объятия Какаши. За тонкими стенками палатки что-то ощутимо громыхает, а по брезентовой крыше еще и стучит. — Это просто гроза, не бойся, — шепчет Какаши. – Ну, ну, я с тобой. Все хорошо, любимая. Спи. — Оно опять мне снится, — всхлипываю я, зарываясь лицом в подмышку Какаши. – Опять. Почему оно меня не отпускает? — Может быть, по возвращению обратишься к Пятой? – предлагает Какаши тихо. — Но у меня новый мозг! Никакого повреждения быть не должно! Какаши, как долго это будет продолжаться? – выстанываю я. Он долго молчит, а затем устало шепчет: — Знаешь, я до сих пор иногда просыпаюсь по ночам с диким желанием помыть руки, потому что мне снится, что они в крови. Самое главное – осознать, что это сон, тогда картинка сразу же сменится. Ты справишься с этим, Сакура. Я обещаю. — Запусти светлячков, — прошу я. Какаши складывает печати и посылает под брезентовый потолок палатки мелкие искорки, как тогда, в башне. Их неверный свет отбрасывает причудливые тени, зато я теперь вижу Какаши. Он тревожно вглядывается в мое лицо, нежно прикасаясь к виску и убирая прилипшие к испарине на моей коже пряди. Я осторожно касаюсь пальцами груди Какаши и веду их вниз, к животу. Уродливый толстый шрам еще не полностью рассосался, и Какаши накрывает его ладонью, чтобы я не смотрела. Бесполезно, я и так знаю, куда именно ударила катана Саске, разорвав Какаши печень и повредив кишечник. Пятая сотворила чудо, сохранив Какаши жизнь… Я толкаю Какаши на спину, нависая над ним. Сейчас, в сотрясаемой грозой палатке, под аккомпанемент ливня, мне больше всего хочется почувствовать на своем теле его руки. Или же наоборот, самой касаться его, вырывая из груди сладкие вздохи. Я накрываю губами пульсирующую жилку на его шее, пью исходящий от него запах соли и солнца, веду языком ниже, по ключице, по грудным мышцам, пьянея все сильнее с каждым поцелуем. Какаши дышит очень тяжело, но мужественно смотрит на то, как я целую его грудь, спускаясь к животу. Этот толстый шрам просто необходимо убрать, и я касаюсь его губами, будто от этого след от страшной раны вдруг исчезнет. — Не больно? – шепчу я, ощутив под губами неровный край криво сросшейся плоти. Какаши качает головой, вплетая пальцы мне в волосы. — Можно? – шепчу я, касаясь губами выпирающего бугра в плавках Какаши. — Еще спрашиваешь, — хрипит Какаши, впиваясь в меня взглядом. Я стаскиваю с него плавки, чудом не разорвав по шву. Вдыхаю. И накрываю внушительный орган ртом, стремясь сразу же взять поглубже, как ему нравится. Какаши выгибается, издавая гортанный стон, он хватает меня за затылок, но тут же отпускает, бессильно роняя руку на футон. Я держусь за выступающие тазовые косточки Какаши, прижимая его бедра к земле, и неторопливо двигаю губами по увитой выступающими венами плоти. Вверх-вниз, вверх-вниз, будто только учусь приносить ему удовольствие. Но, в отличие от первой моей попытки, сейчас я уже наизусть знаю все чувствительные местечки Какаши, и щедро ласкаю их языком, заставляя своего мужчину изгибаться, как в конвульсиях. Снова его пальцы у меня в волосах… — Все нормально, — говорю я, выпустив ненадолго обласканный член изо рта. – Сделай, как хочется. — Тебе не понравится, — стонет Какаши, не в силах убрать руку с моего затылка. – Это грубо. — Сделай, — мотаю я головой, снова обнимая его ствол губами и выпуская с неприличным звуком. – Я хочу, слышишь? — Подложи под спину подушку, — шепчет Какаши хрипло. Он укладывает меня на подушке, полулежа, а сам устраивается на коленях над моей грудью. Бесстыже обхватив рукой налитый желанием член, Какаши прикасается им к моим губам, обводя их контур, будто играя со мной. Я тоже не прочь поиграть – и высовываю язычок, дразня Какаши. Сама не замечаю, как запускаю руку себе в плавки и принимаюсь себя гладить. Когда-то подобные прикосновения к себе были для меня настолько табу, что я не могла даже подумать о том, чтобы облегчить себе напряжение вручную. А сейчас я сетую лишь на то, что делаю это сама: когда меня так ласкает Какаши, ощущения в разы ярче. — Лизни, мышка, — просит Какаши, задыхаясь от вожделения. – Поцелуй его. Его приказной, крайне развратный тон заводит меня еще сильнее. Покоряясь полыхающему в зрачках Какаши желанию, я старательно обвожу каждую его венку кончиком языка. Вижу, что Какаши еле держится – моя покорность просто сносит ему крышу. Он толкается мне в губы, не в силах приказать, и я с готовностью впускаю его. Ладонь Какаши приподнимает мою голову, вцепляясь в затылок, и чудесный крупный ствол впервые входит в мое горло до упора. — А-а-ах, — выдыхает Какаши, зажмурившись. – Да-а… — Сделай, как ты хочешь, — снова бубню я, пытаясь не выпускать его надолго. – Ну, пожалуйста… Больше Какаши упрашивать не приходится – держа меня за затылок, он резко двигает бедрами, вгоняя член на всю длину одним сильным движением. Воздух в глотке перехватывает, и я напоминаю себе о дыхании носом. Подобные толчки не назвать приятными, но я просто-таки млею от выражения блаженства на лице Какаши, когда он яростно вгоняет свою напряженную плоть мне в горло, перестав сдерживаться. Он буквально трахает мой рот, не позволяя мне сделать ни движения, и мне остается лишь покориться и следить за дыханием. — Сакура, Сакура, — стонет Какаши, прижимая меня к себе еще крепче. – Я сейчас… Я... Вцепившись в бедра Какаши пальцами, я делаю несколько неловких движений языком и чувствую его вкус, умудрившись даже не поперхнуться. Он долго движется по инерции, а я ощущаю, как пульсирует его плоть под моими губами, отдавая все, без остатка. Лишь через пару минут он отпускает меня, выходит и ложится рядом, пряча лицо на моей груди. — Прости, я сорвался, — шепчет Какаши виноватым голосом. – Но ты бы видела себя с такого ракурса… — Все хорошо, — чуть хрипло отвечаю я, слегка откашлявшись. – Люблю, когда ты срываешься. Я лениво перебираю пепельные волосы Какаши, пялясь в потолок. Мне кажется, что он так и засыпает, но вскоре меня разубеждает в этом что-то твердое, настойчиво толкающееся в бедро. — Какой ты ненасытный, — смеюсь я, опустив руку вниз и погладив восставший заново орган. — Это все мидии, — оправдывается Какаши со смешком. – Просто полежи так немножко. — Нет уж, — решительно отказываюсь я. – Я тоже хочу удовольствия, знаешь ли! Гроза все равно кончится нескоро, так что извольте-подвиньтесь… — И чего хочется моей мышке? – покорно спрашивает Какаши. Он уже начал неуловимое движение вниз, развязывая бантики, удерживающие на моих бедрах плавки. Я знаю, что если ему позволить, через пару минут мои ноги будут у него на плечах, а пресловутая «роза греха» окажется у Какаши во рту. Только вот сегодня у меня немного другие планы. — Хочу кое-что попробовать, — шепчу я, краснея. – Если ты не против экспериментов. — Я весь внимание, — бормочет Какаши, касаясь языком моего живота. «Что ж, господин Хокаге, эту ночь ты вряд ли забудешь», — думаю я, складывая печать, а вслух говорю: — Техника клонирования. *** — Ты так загорела, Сакура-чан, — говорит Хината, наблюдая, как малышка Химавари мирно сопит у меня на руках. – Прямо шоколадкой стала! — Есть такое, — хихикаю я, нянча сонную кроху. – А вот Сай-кун как был бледной молью, так ею и остался. Хорошо, что у меня кожа нормально принимает загар! — Вот бы и нам с Наруто-куном как-нибудь на пляж выбраться, — вздыхает Хината. – Ну, или хотя бы погулять где-нибудь… Хината выглядит бледной и уставшей, под ее глазами – темные круги. Я мысленно сочувствую подруге: похоже, Химавари здорово выматывает молодую мамочку своими ночными концертами. — Тебе бы поспать, — сочувственно говорю я. – Я сняла боль малышки, теперь она тебя не побеспокоит. — Спасибо большое, — Хината прижимает кулаки к сердцу. – Наруто-кун очень помогает, но, похоже, детские зубки – это та беда, с которой ему не справиться. Как хорошо, что у нас есть ты, Сакура-чан! «Да, пока что есть», — мысленно вздыхаю я. Я осторожно встаю и перекладываю девочку в кроватку. От меня не укрывается взгляд, с которым Хината провожает каждое мое движение. Будто бы я не ребенка спать укладываю, а мину обезвреживаю – чуть неверно дернешься и прости-прощай, воплей будет… Ну, что же поделать – у Химавари полезли первые зубки, а Хината слишком вымотана капризным ребенком, чтобы справиться самостоятельно… — Как Наруто справляется… со всем этим? – размыто спрашиваю я, накрыв кроватку пологом. Хината понимает меня без слов. Вот же на нее свалилось! Конечно, Наруто никогда не будет срываться на любимой женщине, в этом я уверена, но лицезрение кислой физиономии мужа никому на пользу не пойдет. Бедная Хината! У нее полон дом нянек: Ханаби помогать рвется, мать советом мудрым поддерживает, даже суровый отец тает от одного взгляда невинной крохи, и все равно она выглядит замученной и почти несчастной… — Ничего, я все понимаю, — опускает глаза Хината. – У Наруто-куна сейчас нелегкие времена. Но я в него верю, он обязательно справится! И он отличный отец, он очень мне помогает, честное слово! Даже сам пюре для Химы делает, представляешь? Хмыкаю, ничего не говоря. Как бы мне ни хотелось представить Наруто в переднике и с толкушкой в руках, но ничего не выходит. — Кстати, Сакура-чан, — меняет тему Хината, — как тебя вылечили? — В каком смысле? – подбираюсь я. Боже мой, неужели по деревне ходят какие-то слухи? Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы кто-то узнал, что у меня новое тело. Это будет катастрофой! Я прекрасно понимаю, что мой случай был вопиющим исключением из правил. Так или иначе, в Госпитале продолжат умирать раненые и безнадежные, и что будет, если Коноха узнает, что есть способ вырастить для таких больных новое тело? Даже если Пятая согласится растить новые тела снова – что крайне маловероятно – какими словами объяснять обезумевшим от горя людям, почему на именно их близкого человека колбы и чакры не хватило?.. — Ну, ведь после моего спасения ты лишилась чакры, — Хината смотрит на меня со скрытой виной в глазах. – И даже не работала в Госпитале. А теперь Ино-чан говорит, что ты вернулась к приему пациентов, и вот, ты помогла Химе… Облегченно выдыхаю. Нет, слухов нет, какая же я глупая! — Шизуне-семпай работала над моей системой циркуляции, — объясняю я. – Кстати, вместе с каким-то из твоих родственников. Похоже, я оказалась крепче, чем Тсунаде-сама показалось изначально, моя система циркуляции легко пришла в норму. — Это очень хорошо! – улыбается Хината радостно. – Я бы с ума сошла, если бы перестала быть шиноби, наверное. Ты сильно переживала, да? У тебя все техники теперь получаются? Никаких проблем больше нет? — Хината, если хочется, просто посмотри на меня бьякуганом, — предлагаю я, чтобы развеять подружкины страхи. – Сразу увидишь, что я полна чакры и способна на любые подвиги! Хинате дважды предлагать не надо: вокруг ее глаз набухают вены и она внимательно осматривает меня с ног до головы. — Действительно, как новенькая! – восхищенно улыбается Хината. – Ой, а что это… — Что? – мгновенно подбираюсь я. – Что ты увидела? — Мне, наверное, показалось, — смущенно бормочет Хината, деактивируя технику. – Не бери в голову, Сакура-чан. — Хината, пожалуйста, скажи! – теперь уже пугаюсь я. – Что ты увидела? — Ну, — Хината смущается еще сильнее. – Кажется, у тебя новый канал в системе циркуляции… Может быть, я и ошибаюсь… Извини, пожалуйста. — Где? – изумленно переспрашиваю я. – Где у меня новый канал? Хината, не говоря ни слова, указывает на низ моего живота. Через полчаса я уже барабаню в дверь кабинета Какаши, сдерживая себя изо всех сил, хотя хочется вынести чертову преграду вместе с внушительным куском стены. У меня нет ни сил, ни желания дожидаться окончания его рабочего дня, и мне плевать, где он – в Хранилище ли, на Луне ли! Какаши нужен мне прямо сейчас! — Войдите, — слышу я чрезвычайно заспанный голос изнутри, и дверь открывается. Я буквально влетаю в руки Какаши, когда получается провернуть ручку. Запершись изнутри, я набрасываюсь на Какаши, как фурия: — Почему ты не открывал? Ты же слышал, что я стучалась! Какаши выглядит виноватым и поднимает руки вверх в примирительном жесте: — Прости, Сакура, я так вымотался за день, что случайно заснул на отчетах. Что случилось? На тебе лица нет. Охотно ему верю, потому что зубы у меня так и клацают. Хорошо бы выдать ему новости, не заикаясь, потому что вот не удивлюсь! — Какаши, я сегодня была у Хинаты, — начинаю я издалека, не зная, как сказать ему прямо. – Она осматривала меня бьякуганом. — Зачем? – удивленно переспрашивает Какаши, возвращаясь к забытому отчету. — Хотела удостовериться, что мою систему циркуляции вылечили… Чувствую себя делающей отчет, честное слово! Хочется стукнуть по столу, крикнуть, чтобы поднял глаза, но я понимаю, что это всего лишь эмоции и стоит их попридержать. — Ну, все ведь в порядке? – Какаши делает заметку и все же смотрит на меня снова. – Или нет? — Почти, — говорю я, обхватывая себя руками. Я беспомощно падаю на кожаный диванчик. Несмотря на теплую даже по меркам весны погоду, меня колотит. — У меня новый канал циркуляции, — признаюсь я. — Это хорошо или плохо? – растерянно интересуется Какаши. — А? Наверное, хорошо, — истерически усмехаюсь я. – Знаешь, я отвратительный ирьенин, Какаши. Я должна была сразу догадаться, но… Я ведь думала, что из-за отпуска на море у моего тела сбились «настройки», и… Ох, что я несу! Какаши, я сдала кровь, вот, смотри! Я сую под нос Какаши клочок бумаги с нацарапанными цифрами и кандзи. Нетерпеливо гляжу, как он растерянно водит пальцами по строчкам. — Я ведь не понимаю, — сдается Какаши, — я не ирьенин. Что это? — Это наш ребенок, — задушенно сообщаю я, положив ладонь на живот. Какаши роняет ручку, замирая в недоверчивом оцепенении. — Наш… кто? — Помнишь, там, на пляже, мы с тобой в грозу… — А потом – в прибое, да, — сглатывает слюну Какаши, — и перед отлетом… — Интересно, Орочимару на подобное рассчитывал или можно считать это приятным бонусом к новому телу? — мои губы вздрагивают, пока я силюсь не зареветь. – Я ведь даже не подумала о том, что такое возможно… Нам придется отложить наше путешествие, Какаши, потому что скоро я стану очень, очень круглой… — Ты беременна? – шепотом уточняет Какаши, впившись в меня взглядом. — Я беременна, — так же шепотом признаю я. – Вторая неделя… *** Датчик легко скользит по моему едва наметившемуся животу, вымазанному специальным гелем. Я лежу на кушетке, впервые глядя на аппарат УЗИ с такого ракурса: обычно это я сижу за ним, вращая изображение и делая замеры. Теперь понятно, почему пациенты так и норовят вытянуться и заглянуть в экран: мне жутко интересно, но ничего не видно, к тому же, от моих движений картинка «плывет». Какаши успокаивающе сжимает мне пальцы, но он-то все видит, а я – нет! — Ну, — требовательно спрашивает Какаши у Пятой, задумчиво гладящей датчиком мой живот. – Какой же все-таки пол у нашего сына? — Что ж, с вероятностью в пятьдесят процентов у вас будет мальчик, — задумчиво произносит Пятая. — Но ведь это пятьдесят на пятьдесят, — не выдерживает Какаши. – Что за вероятность такая? Как вы это определили? — Исключительно по его красивым ягодицам, мой дорогой, — Пятая разворачивает экран подальше от любопытных глаз бдительного будущего папаши. – Ваше дитятко повернулось попой и прячется, так что готовьтесь к сюрпризу. Может быть, на следующем УЗИ… — Да нам, в принципе, все равно, кто родится, — я нежно поглаживаю руку Какаши, глядя на него снизу вверх. – Только бы здоровый был. — Ну, тут уж бабушка Тсунаде поможет, — бормочет Пятая. Какаши хмыкает, услышав из уст вечно молодящейся Пятой такие слова. Надо же, прозвище, данное Тсунаде-сама Наруто, вдруг прилипло к ее языку! — Ты пьешь витамины? – спрашивает Пятая требовательно. – Хорошо спишь? — Вот об это я хотел бы поговорить, — начинает Какаши, но я сильно сжимаю ему пальцы. – Ой, больно же! — Я хорошо сплю, — с нажимом говорю я. – Ем много фруктов, пью витамины, все со мной просто здорово! — Если вдруг заметишь что-то неладное, не занимайся самодеятельностью! – предупреждает Пятая, убирая датчик. – Твое тело… — Функционирует просто прекрасно, раз я смогла забеременеть так скоро после пересадки души, — перебиваю я. – Спасибо вам, Пятая-сама, мы пойдем. По взгляду Тсунаде-сама вижу, что она ни капельки мне не верит. Что ж. Я решительно стираю с живота лишний гель, не собираясь признаваться в том, что меня замучила бессонница. — Темари скоро родит, — замечает Тсунаде-сама, деликатно переводя тему. – Если увидишь ее, попроси зайти, нужно еще раз взять все анализы перед родами. — Хорошо, — киваю я. – Я могу идти? — Иди, — машет рукой Пятая. – Какаши, а ты останься… Отец-молодец… Спустя десять минут Какаши выходит с маленьким пузырьком в руках и садится передо мной на корточки. — Будем пить, — показывает Какаши мне пузырек. – Ты должна хорошо спать, мышка! — А вдруг это повредит ребенку? – мотаю я головой. — Ребенку скорее повредит твоя бессонница! – заявляет Какаши сурово. – Не переживай, я уточнил, тут все на травах и полностью безопасно. Он молча ждет, пока я не приму из его рук пузырек, со вздохом засовывая в карман. Понимает ведь, я не могу ни в чем ему отказать! — Все будет хорошо, — говорит Какаши, прижимаясь щекой к моему животу. – Все будет замечательно. Я нежно перебираю его волосы, радуясь, что в такой ранний час в Госпитале не найдется лишних свидетелей, чтобы на нас пялиться. — Когда мы скажем твоим родителям? – вдруг интересуется Какаши. – Уже приличный срок, думаю, пора. — Моя мама тебя убьет, — покрываюсь я липким потом. – Она будет гнаться за тобой со сковородкой вплоть до границ Суны, и вопить что-нибудь вроде: «Ах ты, педофил проклятый!» Какаши тихо смеется, целуя меня в живот. — Ничего не попишешь, — мурлычет он. – У моей женушки очень строгая мама… Но я постараюсь выжить, доктор-сама, обязательно постараюсь. — Тогда я сегодня зайду к ним и постараюсь подготовить к новостям, — вздыхаю я. – Какаши, они проклянут нас за то, что мы не праздновали свадьбу с размахом. — А ты хочешь? – рука Какаши замирает на моем животе. — Не очень, — признаюсь я. – У меня все это уже было, и, как видишь, счастья не принесло. Может быть, тебе хочется? — И для кого? – задает резонный вопрос Какаши. – Я и без торжеств знаю, что люблю тебя больше жизни. Все документы я нам сделал. А если тебе захочется свадебное кимоно, просто предупреди меня за пару месяцев. — Почему так рано? – смеюсь я. — Ну, господам Каге понадобится время, чтобы добраться к нам на свадьбу, — хмыкает Какаши. – Все же путь неблизкий, а железную дорогу строить только начинают… — Болтун, — шепчу я, поглаживая голову Какаши. *** — Ничего не бойся, я посадила на тебя Кацую, — командует Пятая, ловко маневрируя каталкой, на которой я лежу. Чудо, что при такой скорости мы еще не собрали все косяки по пути к лифту на третий этаж! Мне действительно не больно – в распахнутом вырезе моей больничной рубашки, прямо над сердцем, сидит небольшой клон Кацую-сама, исправно убирающий все неприятные ощущения. Но чувство давления, разрывающее меня изнутри, просто невыносимо! — Ребенок решил повернуться, — задыхаясь на бегу, говорит Пятая, вкатывая меня в лифт. – Это не страшно. Я быстренько его достану, не переживай. Чувствую себя, как в дурном сне. Такое чувство, что мои ночные видения о родах ребенка от Саске воплощаются в жизнь. — Где Какаши? – немеющими губами спрашиваю я. – Позовите Какаши! — Что за вздор – мужчин в родильную пускать! – фыркает Пятая. Точно. Тот самый ночной кошмар. Мамочка! Как же мне страшно! — Если буду умирать, — я приподнимаюсь на локте, хватая Пятую за рукав стерильной формы, — спасайте дитя! — Вот еще! – искренне изумляется Тсунаде-сама, уже выкатывая меня в светлый коридор. – Умирать она собралась! Девочка моя, тут некоторые пятерых рожают, причем сами, а ты собралась умирать, не обняв дитя? Заканчивай паниковать и дыши глубже! Сейчас мы с тобой знаешь, как хорошо родим? Я замолкаю, стараясь дышать правильно, но от спазмов, сотрясающих мой горой возвышающийся над каталкой живот, дыхание сбивается через раз. Впрочем, мы уже в операционной, чего мне бояться? Только как же хочется поскорее увидеть Какаши! — Я здесь! – дверь распахивается и влетает Какаши, легкий на помине. – Как ты? — Ты пришел, — на моих глазах выступают слезы облегчения. – Меня будут резать, Какаши! — Все будет хорошо, — закутанный по самый шаринган в стерильную форму, Какаши наклоняется и целует мой лоб через марлевую маску. – Дыши, милая. — Дышу, — страдальчески киваю я. – А-а-а! Вокруг меня уже развернулась бурная деятельность. Я верчу глаза то направо, то налево, разыскивая знакомые лица. Вот Рэн-сан, она накрывает мои разведенные колени простыней. Вот Пятая – она ожесточенно трет руки щеткой с мылом. Ияши-сан стоит наготове с полотенцем… — Мне страшно, — жалуюсь я, поднимая глаза на Какаши. — Мне страшнее, — честно признается он. – Мы справимся, Сакура. — Я сейчас умру от умиления, — бросает Пятая раздраженно, вытирая руки. – Ты дышать-то будешь, нет? Старательно делая вдохи, я замечаю, что стремительно бледнеющий Какаши дышит даже лучше меня. Пятая тем временем подходит ко мне, откидывает простыню, берет со стерильного столика скальпель… — Ияши! – зовет она, оборачиваясь. – Бегом ко мне! На подкашивающихся ногах приближается Ияши-сан, робко кланяясь начальнице. — Держи, — в его руки пихают скальпель. – Не могу. Руки трясутся. Давай, по стандартному протоколу. — Благослови меня боже, — в полуобмороке шепчет Ияши-сан, сжимая ручку скальпеля. — Давай, давай, — понукает его Пятая. – Не бойся, я тебя не больно убивать буду, если налажаешь. По глазам Ияши я явственно читаю, что он предпочел бы оказаться на моем месте и рожать, даже не будучи беременным, лишь бы не делать того, чего от него требует Пятая. Но выхода у него нет. Ияши-сан делает первый надрез и чудесным образом его руки перестают дрожать – включается глубинная память, то, что Пятая называет выражением «опыт не пропьешь». — Не копайся, — прикрикивает Тсунаде-сама, через плечо наблюдая работу Ияши. – Чего так долго? — Госпожа Пятая, покиньте мою стерильную зону, — твердо требует Ияши-сан, замирая со скальпелем в руках. – Вы мешаете мне работать! Вижу, как у наставницы округляются глаза и, сжавшись, жду грозы. Но ее не следует – Тсунаде-сама послушно отходит на три шага и смотрит уже оттуда, как Ияши-сан ловко разрезает мои мышцы, как достает дитя, как освобождает его ротик от слизи и делает легкий шлепок по его маленьким ягодицам, заставляя заплакать… — Какаши, ты в порядке? – шепотом спрашиваю я, когда Пятая приближается, чтобы залечить разрезы. – Ты как? — У тебя успокоительное осталось? – интересуется Какаши, выглядящий слишком бледным. Пока наставница исцеляет меня своей чакрой, Ияши-сан успевает обмыть дитя и приносит его уже завернутым в пеленку. Только вот почему такое странное выражение лица у моего коллеги? А… Понимаю… Ияши-сан со страхом косится на Какаши и его пепельные волосы, скрытые тонкой прозрачной шапочкой, потом – на меня, а затем – на ребенка… Точнее, на полностью черные волосики младенца, которых нет ни у меня, ни у его отца… — И чего встал? – весело прикрикивает Тсунаде-сама, принимая на руки вопящую кроху. – Она пошла в бабушку, вот и все! Копия – твоя мать, Какаши. Не отличить. — У нас девочка? – выдыхаю я. — Еще какая девочка, — умиленно говорит Пятая, передавая мне ребенка. – Такая девочка! Вырастет – вся Коноха за ней бегать будет, я вам обещаю! Какаши протягивает руку к младенцу, но не решается дотронуться до нежной маленькой щечки, будто считает свои шершавые пальцы слишком грубыми. Хорошо, что на нем маска, и никто не видит ту бурю эмоций, которая сейчас гуляет в душе нашего господина Шестого! Пусть они будут только для нас… — Спасибо, — шепчет Какаши, глубоко вдыхая. – Спасибо. Спасибо… Крохотная девочка чмокает голодным ротиком, разыскивая мою грудь. — Здравствуй, Сарада, — шепчу я, помогая крохе пристроиться к еде. – Мы – твои мама и папа… *** Я наклоняюсь, чтобы положить белую лилию на горизонтальную плиту с выгравированным на ней веером – символом клана Учих. Так странно… Поют птицы, вовсю светит летнее солнышко, кричит играющая ребятня, а я – вот… На кладбище пришла. Наверное, потому, что это для меня – последний шанс поговорить с Саске, и другой вряд ли выдастся. Я сажусь на пятки у плиты, погладив пальцами выбитые на ней кандзи. — Здравствуй, Саске-кун, — негромко начинаю я, замерев у могилы. – Знаешь, у меня все хорошо. Я замужем за Какаши. У нас доченька. Мы собираемся покинуть Коноху сегодня вечером, поэтому я пришла, чтобы сказать тебе кое-что… Легкий порыв ветра чуть приминает траву, растущую вокруг заброшенных могил. Около могилы Саске трава аккуратно подстрижена, и я даже знаю, кем. — Я хочу сказать, что прощаю тебя, — я снова касаюсь веера Учих. – И что прошу у тебя прощения. Я так долго тебя ненавидела, так боялась, что не заметила того, что творилось под моим носом. Я так увлеклась попытками обратить на себя твое внимание, что не заметила отношения к тебе других деревенских. Прости меня, что ты оказался в вакууме. Я хотела бы все исправить, но, знаешь… Говорят, что путь, по которому идет твоя история, что бы ни происходило, есть единственно верный путь, и что все предопределено заранее. Не уверена, что это так, конечно, но… Саске, твой глаз отлично прижился в глазнице Какаши. А Хранилище мы переместили, и теперь для спуска туда не нужен шаринган, так что мы можем спокойно уйти. Твое додзюцу будет жить, пока жив Какаши, мы обещаем. Снова легкий порыв ветра – он будто сообщает, что Саске здесь и слушает меня. — Я хочу сказать, — вздыхаю я, — что наша с Какаши дочка слишком на тебя похожа. Знаешь, она пошла в бабушку, но она такая черноволосая, черноглазая, что многие в деревне почему-то думают, что на самом деле Сарада – твоя. Но это не так. Конечно, я хотела бы, чтобы наш ребенок был шиноби Конохи, но, видимо, нам лучше уйти сейчас – потом будет труднее. Просто… Я очень боюсь, что кто-то может ей рассказать, каким ты был. Ну, до возвращения в Лист… А вдруг Сарада решит, что это ты был ее настоящим отцом? Ох, что же я несу! Я же не за этим пришла… Саске, прости меня. Ты не был чудовищем. Ты просто запутался. Да, ты причинял мне боль, и да, я зря все это терпела, но изначально вся эта затея с браком между нами была провальна. Я думаю, ты это понимал, да? Слушай, я хочу сказать, что больше не злюсь и не ненавижу тебя. Рядом с тобой я провела год… Честно, наверное, не каждый день был таким уж ужасным, хах. Но знаешь, я изначально была предназначена не для тебя, Саске-кун. Просто мне не хватило тогда мозгов понять, и вот, к чему все привело… Я хотела кое о чем попросить, слышишь? Не приходи ко мне больше. Не снись. Не смотри на меня. Я больше не могу пить успокоительные, твои пустые глазницы пугают меня, а Сараде нужна здоровая мама. Давай простим друг друга за всю боль, что причинили друг другу, и отпустим. Пожалуйста, будь там счастлив, Саске-кун, и не ходи за мной, прошу. — Пришла попрощаться с Саске? – слышу я голос из-за спины и вскакиваю. — Наруто, — беспомощно улыбаюсь я. – Это ты… — Я пришел подстричь траву, — Наруто демонстрирует мне садовые ножницы, — и принес цветы. За Саске ведь больше некому присмотреть, знаешь… Я молча смотрю, как Наруто протирает влажной тряпкой могильную плиту, как устраивает на ней свежий букет рядом с моей лилией, и не знаю, что ему сказать. — Уходите вечером, да? – негромко говорит Наруто, щелкая ножницами. — Да, — пожимаю плечами я. – Мы уже давно собрались. Кстати, я не поздравила тебя со вступлением в должность, Наруто. Так здорово, что ты, наконец, добился своей мечты. Наруто усмехается, продолжая подстригать одному ему видимые длинные травинки. — Знаешь, я не думал, что работа Хокаге будет… такой, — признается Наруто. – Я хотел быть защитником деревни, а в итоге не вылезаю из кабинета. Отчеты про неработающие туалеты меня особенно забавляют… — Да, — улыбаюсь я. – Какаши тоже через это проходил. — Хорошо, что бабуля Тсунаде мне так помогает, — говорит Наруто, опуская руку с ножницами. – Что бы я делал без нее… Сакура-чан, знаешь, я боюсь. — Чего, Наруто? — Я боюсь, что все эти бумажки помешают мне быть хорошим отцом, — признается Наруто. – Что я не буду поднимать глаз от документов и однажды не узнаю свою подросшую дочь. Я боюсь, что занимаясь туалетами и газонами, я однажды упущу из виду кого-то, кому будет нужна моя помощь, и в Коноху снова придет беда. Я очень боюсь, что меня не хватит на всех, Сакура-чан. Я приближаюсь к замеревшему другу и кладу ему руку на плечо. — Ты прекрасно справишься и с ролью отца, и с ролью Хокаге, — уверенно заявляю я, слегка погладив обтянутое белым плащом Каге плечо друга. – Просто помни, что у тебя есть очень много рабочих пчел, которые тебе обязательно помогут, если попросить. Не стесняйся просить о помощи, Наруто. Это не стыдно. Ты ведь самый молодой Хокаге в истории все-таки. — И первый Хокаге – генин, — усмехается Наруто. – Что ж… Жаль, что Сарада не успела толком подрасти. Я хотел познакомить ее с Химой. — Мы ведь не навсегда уходим, Наруто, — я очень хочу верить в то, что говорю. – Мы сами не знаем, куда и как долго мы будем идти, но знаешь, что? Тут, в Конохе, слишком много дорогих для нас людей, чтобы все просто оборвать и забыть. Так что мы еще увидимся, слышишь? Несмотря на то, что мы уходим, мы все еще остаемся шиноби Листа, и при любой необходимости ты можешь рассчитывать на нас. Наруто долго молчит, не отвечая ничего, а потом, глядя на могилу Саске, замечает: — Сарада очень похожа на Саске, верно? Я молчу, не зная, что ответить. — Такое говорят, — Наруто взмахивает рукой. – Кое-кто думает, что Сарада – его дочь. — Ну, ты ведь знаешь… — Конечно, — Наруто оборачивается ко мне. – Конечно, я знаю. Я видел вашу дочку, Сакура-чан, она очень похожа на Шестого-сама. — Наруто, почему ты перестал называть его сенсеем? – тихо спрашиваю я. Ответа не следует. *** — Готова? – тихо спрашивает Какаши, сжимая мою руку. Я киваю. Конечно, готова. За спиной, в увесистом свитке, запечатаны наши с Какаши нехитрые пожитки: то, что мы посчитали нужным забрать. Паккун и остальные собаки явятся по призыву, так что за них мы не беспокоимся. Сарада накормлена и сладко спит, усаженная в пристегнутую к моей груди специальную переноску. Можно выходить. — Я буду скучать по Листу, — говорю я, оборачиваясь на деревню. Солнце медленно опускается, прячась за лесом. Коноха готовится ко сну. Последние прохожие неспешно прогуливаются по улицам, обмениваясь новостями, и даже не замечают нас. Мы уже попрощались с теми, с кем хотели попрощаться, мы сходили в башню с «тихим местом АНБУ», позволив Сараде потрогать пальчиком нарисованную черепашку. Мы сходили на могилы Рин и Обито – пока я деликатно отошла, чтобы показать Сараде осенний цветок, Какаши что-то долго говорил им: не спеша, очень спокойным голосом, а затем оставил на их могилах по цветку. Мы обняли Пятую-сама, прячущую подозрительно знакомые мне следы под легким шейным платком, и позволили Орочимару еще раз проверить подаренный им котэ. Все. Мы готовы полностью. — Подождите! – слышу я запыхавшийся голос. – Какаши-сан, Сакура! Минуточку! Ино приземляется рядом, тяжело дыша и опираясь ладонями о колени. Я терпеливо жду, пока подруга придет в себя. Интересно, что ей нужно? — Вот, — она протягивает мне крохотный, размером с пулю, свиток. – Это подарок Сая. — Что это? – заинтересованно спрашиваю я. — Там его техника, — поясняет Ино, рвано выдыхая. – Там птица. Он сказал, что так вы всегда сможете вернуться домой. — Спасибо, — шепчу я, пряча свиток в карман. — Берегите мою подружку, Какаши-сан, — просит Ино вдруг. – И… Можно мне поцеловать Сараду на прощание? Она прикасается губами к чернявой макушке нашей с Какаши дочери и долго стоит так, прижав правую ладонь к собственному, едва наметившемуся животику. — Жаль, что я не успею познакомить вас с Иноджином, — с сожалением говорит Ино. – Но мы родимся зимой. — Я обязательно пришлю вам открытку, — улыбаюсь я. – Я буду присылать открытки отовсюду, где мы будем останавливаться. — Да, — кивает Ино, пряча мокрые глаза. – Спасибо. Куда вы отправитесь сначала? Я задумчиво гляжу в сторону леса, откуда начнется наше длинное путешествие. Где-то там, за долинами и горами, за лесами и чужими деревнями, однажды будет выстроен дом. В нем будет два этажа, камин, просторные комнаты и много света. В нем будет всегда слышен собачий лай, а на чердаке никогда не заведутся пауки. Пушистая кошка будет играть с клубком, мешая мне готовить ужин для мужа, который вот-вот должен будет вернуться с миссии. А вокруг дома, я знаю точно, будет черешневый сад. Но сначала… — К морю, — говорит Какаши, погладив макушку спящего ребенка. – Для начала мы хотим показать Сараде море.