Шах и мат

IAMX - The Negative Sex Within Temptation - A Demon’s Fate Portishead - Wandering Star

Я знаю, что сам обрёк себя. Знаю, что никто не имеет вины, больше, чем моя, и никто не смеет брать эту вину на себя. Не решусь просить о большем, кроме как о терпении и о силе вынести то, на что я подвизался, Отец. Не ропщу. Не смею роптать. Я избрал этот путь и пройду его до конца, как бы скор, или как долог он ни был. Прошу только об одном, Отец. Избавь меня от памяти. Той, что была и той, что будет. Приму каждый новый день как новое испытание, безропотно. Но я не в силах хранить их все, зная, что каждый следующий будет стократ тяжелее предыдущего. Без него всё тяжелее Отец. И мой гнев давно сменился покорностью. Кастиэль знал, что рано или поздно сдастся. Знал уже в тот миг, когда в душе ангела клокотала дикая, неприкрытая ненависть. Знал тогда, когда выходил из проклятого им дома, осквернённого падением праведника, спутавшегося с выродком геенны. Знал, когда бешено расправлял крылья и взмывал в воздух, уговаривая себя не осыпать крышу поганого дома молниями и ветром. Знал, когда не оглядываясь уносился прочь, сминая в своей груди остановившееся сердце. Знал, заходясь неудержимым криком, рвущим горло и барабанные перепонки на клочки. Знал, исступлённо выгибаясь в несдерживаемой истерике. Знал, глотая безмолвные слёзы, хлынувшие после и не останавливающиеся так долго, что Кастиэль и забыл – как это – смотреть на мир без слёз. Он запрещал себе думать, даже возвращаться мыслями к тому, кто предал его, тому, кого он больше не называл по имени даже в разговорах с сами собой. К тому, кто растоптал его доверие и плюнул в лицо отказом. К тому, кто выбрал не его. Выбрал сознательно и подло, отрекаясь от прошлого пути, который начался с длани Кастиэля на плече. Такое не прощается. И Кас не в силах был простить. Только вот кого? Он не понимал и сам? Его праведник ничего не обещал ему. И не нарушил ни единого своего слова. Его праведник. Да, хранитель не называл его имени, но по-прежнему считал своим. Своим позором, своей болью, своим отчаянием. Своим разбитым, умершим сердцем. От возлюбленного невозможно отказаться, если он врос в тебя настолько сильно, что ты не представляешь своего существования без веры в него. И невозможно перестать проклинать, если вера вдруг разбивается в пыль у ног, израненных осколками лжи. Кастиэль, глотая вопль, ступал по этим осколкам – он понял давно. Дин не просто так отгородился от всего мира. Не в один вечер принял решение отказаться от всех и всякого, не в один миг выбрал себе дорогу – относительно спокойную, пресную, убивающую в нём охотника. Собственный выбор сломал праведника, и ангел не мог не скорбеть из-за подобного выбора. Но не мог он не скорбеть и по памяти, которая не давала покоя долгие годы, что ангел запрещал себе думать о Дине. Памяти, которая безжалостно подбрасывала запечатленные кадры прошлого, заставляя окунаться в то время, когда праведник и в самом деле был его. Когда он мог дотронуться до Винчестера только для того, чтобы убедиться вновь и вновь – он рядом. Пусть как брат, но рядом. Теперь же – без своего человека – ангел чувствовал, как червь ядовитой тоски точит изнутри душу, принесённую в жертву предателю. Кастиэль не заметил, когда перестал относиться к поступку Дина, как к предательству. Он и сам не понимал, что думает сейчас и как его сердце воспринимает то, чем ещё живо. Может быть, оно бьётся только ради вот этой боли – сохраняемой и лелеемой, непрекращающейся и непреходящей. Вонзающейся всё глубже и глубже, прогрызающей до основания? Но и без этой боли Кастиэль существовать больше не мог. Она была единственным напоминанием о том, что Дин когда-то принадлежал ему. Пусть так извращённо, неверно, неправильно, пусть только во взглядах, но принадлежал. Как и Кастиэль Дину. Умирая за него и ради него. Смог бы ангел умереть сейчас? Он не знал. Запретил себе думать об этом и старался не нарушать собственной клятвы. Но без искалеченной принадлежности, без понимания, что ему есть, для кого существовать Кас не мог. Наверное, именно эта жажда, воплотившаяся в странное желание убедиться, что хотя бы частичка его по-прежнему может откликаться на зов его человека ангел и решился вернуться туда, где обрёл свою вечную боль. Смирение с ситуацией помогло принять – даже так Дин необходим ему. Даже так – предавший и отвернувшийся. Сердце ангела не способно было изгнать любовь. Даже ненавистью. Кружа над проклятой крышей, ангел чувствовал отчаяние, разливающееся за стенами. Чувствовал одиночество и отрешённость. Чувствовал угасающую надежду и обречённое принятие. Чувствовал нерушимость обещания и безжалостно вспарывал губы в злости на самого себя из-за того, что у него недостаточно сил так же следовать своему слову, своему гневу. Дин оставался Дином – упёртым, сильным и принципиальным. А вот Кастиэль понимал, что его ненависть сменилась скорбью по самому себе. Ангел позволил своей памяти взять вверх. И отрёкся от злого негодования. Отпустить. Человек, который никогда не принадлежал ему, имеет право выбрать, оставаясь тем, кем всегда являлся. И только Кастиэль виновен в том, что не смог разглядеть сущности, которую любил. За силой пряталось страдание. И выбор сделало именно оно. Ангел почувствовал неладное внезапно и непредвиденно, тогда, когда сам не ожидал. Привык за присущую ему бесконечность бытия к тому, что всё остаётся таким, каким теперь он видел. Но, будучи произведением господних рук, забыл о том, что человеческая жизнь кратка и скоротечна. Забыл, что она обречена на неминуемый конец. Его преступная, необоснованная слежка за Дином, которую он объяснял сам себе то заботой, то предосторожностью, отвлекла Кастиэля от жестокой истины – охотник постепенно терял силу, седел и старел в неприступной, уединенной крепости, в которую он долгими трудами превратил собственное жилище. И остро снизошедшее осознание того, что дни Винчестера сочтены, ударили Кастиэля безжалостнее, чем многие удары судьбы до этого. Ангел замер перед старым, скрипящим ступеньками крыльцом. Как когда-то давно, несколько десятилетий назад. Практически в параллельной реальности. И так же смотрел на испещрённые сияющими сигелами стены, не в силах войти внутрь. Не от того, что знаки останавливали его – краска кое-где потрескалась и сошла, открывая доступ любому представителю небес. Винчестер пренебрег нанести новые противоангельские символы, зная, что ангелы сюда и не сунутся. Кастиэль элементарно не мог переступить порог, заставить себя принять своё смирение окончательно и бесповоротно. Соглашаясь на то, что даже коварный предатель остался ему дорог и важен. Унизительно? Возможно. Но сейчас, улавливая своим потусторонним слухом вышагивающего по первому этажу жнеца, он метался между любовью и достоинством. Боялся быть не принятым и боялся дать праведнику уйти в забвение одному. — Кастиэль, — с досадой и уверенностью, свойственными тем, чьи ожидания оправдались, произнес кто-то за спиной. Ангел обернулся, окидывая взглядом стоящего, спрятав руки в карманы дорогих брюк, демона. — Ты! — возмущенно воскликнул Кас. Казалось, та боль и ненависть, что раздирали его на истрепанные лоскуты, вспыхнули с новой силой при виде старого врага. Больше, чем просто старого врага. Противостояние, строящееся на разнице сущностей, подкреплялось теперь и личными мотивами. И это личное заставляло Кастиэля пылать гневом сильнее, чем война, длящаяся со времен падения Люцифера. — Зачем ты здесь?! — клинок привычно скользнул в руку, а широкие крылья за спиной гневно расправились и сочились силой, пылая жаждой крови. — Пришел за его душой, — пожал плечами Кроули, пиная носком ботинка камешек. — Ты ничего не получишь! — Ошибаешься, — демон не скрывал торжества. Весь вид его говорил о безоговорочной победе. — Дин, — вложив в имя ошеломляющую мягкость, произнес он, принуждая ангела резко выдохнуть от до омерзения понимаемых интонаций, — ждет меня. Посмотри и узришь. Ангел не желал ничего зрить. Не желал смотреть! Но смотрел сверхъестественным взором на хижину, погибая от осознания правдивости слов Кроули. Дорожка соли, очерчивающая дом, нарушена. Соломоновы круги повреждены – какие-то раньше, какие-то позже, но сегодня уничтожена последняя защита. Винчестер действительно сделал все, чтобы расчистить путь королю ада. Накатило бессилие. Истерзанное, израненное сердце ангела, расколотое на куски, вновь закровоточило, а в венах вскипела злость. Нагрелся клинок в ладони, и Кастиэль перехватил его профессиональным движением убийцы, готовящегося к бою. — Кастиэль, — нахмурился демон. — Убери оружие. — Обязательно! — едко парировал тот. — Как только выпотрошу тебя! — Кроули бросил в сторону дома нетерпеливый, напряженный взгляд. Снова вернулся к ангелу, неодобрительно покачав головой. — Ну, убьешь ты меня, — насмешливо бросил он, скривившись. — Неужели ты думаешь, что так заставишь Дина тебя любить? — демон вбивал слова, как гвозди, шаг за шагом бесстрашно приближаясь к Кастиэлю, ноздри которого яростно трепетали. — Неужели ты наивно вообразил, что способен причинить ему страдания? — ангел конвульсивно вздрогнул, как от боли, и демон понял, что попал в точку. — Поверь, ему не понравится моя смерть. Слёз, — в глубокий, вибрирующий баритон Кроули, вторящий басом, влились рассудительные нотки, — лить не станет, но и не обрадуется. Он не нуждается в спасении. — Ты развратил его! — прошипел ангел. — Низверг в ад! — Нет. Вряд ли я смогу объяснить так, чтобы ты понял, — посерьезнел демон, сведя брови. Лоб перерезала тревожная морщинка. Черты лица сложились в щемящую, тоскливую гримасу. — Пропусти, — кивок в сторону крыльца, — меня. Мы оба знаем, что не войдем туда вдвоем. Я не хочу спорить, пока Дин умирает в одиночестве. Последний довод падшего отнял у Кастиэля остатки самообладания. Проклятье, да как этот выродок преисподней еще не испепелен яростью небесной? Почему его, проклятого святотатца, не покарала воля Господня за подобную ложь?! Демон, пылающий чистой скверной геенны, искаженный тысячелетьями в аду, ужасающий в своем истинном облике, смеет упоминать имя слуги Небес так, словно пришел сюда действительно не ради выгоды. Так, словно ему не все равно. Немыслимо. Неправдоподобно! Клинок сжимается в ладони, вслед за ритмом сердца. Сбивается дыхание. Кастиэль корит себя за малодушие, за упущенное время. Не стой он тут истуканом, успел бы попрощаться с Винчестером перед смертью. Теперь пришел Кроули, и объясняться с Дином в присутствии его демонического… Ангел не успел додумать. Это конец. Мысль пронзила Кастиэля молнией, заставила пошатнуться. Беспомощность. Бессилие. Обреченность. Он не смог спасти возлюбленного раньше – не спасет и теперь. Глаза снова защипало, он перевел взгляд на Кроули и увидел на его лице отражение сожаления. Гнев. Ангел не примет жалости от извечного врага! Взмах. Спустя мгновение он стоял где-то на острове в Тихом океане, пытаясь рассмотреть ослепшими от слез глазами окружающую реальность. Ладонь прижалась к губам, сверху легла вторая. Он давил вопль горя и скорби. Он знал, как немного осталось Дину, он видел, как бродит по первому этажу вестник смерти. Он, зажмуриваясь от невыносимой муки, упал на колени, вознося молитвы тому, кто многие тысячелетия назад оставил созданный им мир и ушел, предоставив детям возможность решать за себя. Знал ли он, насколько опасна свобода воли для неискушенного разума? Понимал ли, как убийственна боль потери?! Кастиэль рыдал, не в силах сдержать рвущиеся из легких всхлипы. Вернувшись к дому, он сразу понял, что Дина в нем нет. Сейчас это просто лесная хижина, опустевшая и осиротевшая. Бьющейся через край светом, искрящей и исступленной души праведника там больше нет. Осталась лишь безжизненная, разлагающаяся оболочка, которую через несколько часов сожжет женщина, посыпав саван и оросив щеки солью. Ангел наблюдал, как горело тело его возлюбленного, пытаясь смириться с тем, что вместе с телом сгорает и его сущность. Как бы хотел он верить, что Дина больше нет, но ангел давно утратил наивность. Он понимал, что Кроули приходил не просто так. Часть Кастиэля навсегда осталась в старом жилище, в котором истекающие годы стирали нанесенные аэрозольной краской ловушки и талисманы и вырисовывали паутиной траур. Часть его разлетелась пеплом сгоревшего тела. Кажется, все, чем был ангел, умерло вместе с единственным смыслом жизни ангела. Ушло во тьму, чтобы никогда не возвращаться. Кастиэль никогда не считал годы. Отсчет не имеет смысла, если год в Чертогах равен сотне на Земле. Даже века - ничто в сравнении с жизнью ангела, которой предрешено быть вечной. Дети Господни обречены на бессмертие, и оборвать ее может лишь воля Творца, облаченная в руки ангела, человека или демона. Что такое годы в сравнении с короткой жизнью праведника, которого Кастиэль проводил под всполохи высокого пламени? Проводил, надеясь, что не встретит вновь. Но время, льющееся невыносимо медленно после того, как Кроули получил своё, ангел считал по секундам. Вязким, тягучим, бесконечно долгим секундам. Дин не вознесся в Чертоги – Кас узнал об этом почти сразу. Душа истинного слуги небес, весселя Михаила, с рождения получившая индульгенцию, не обрела своего персонального успокоения, не умиротворилась на пажитях. Даже не миновала Врат. И сколько бы Кастиэль не пытался лгать себе, что просто не нашёл своего человека тут – среди остальных, кто достоин был Рая – в глубине сознания продолжала скрестись уверенность. Дин не появлялся в Раю совсем. Ангел встретил почти всех, с кем когда-либо приходилось общаться Винчестеру. Всех, кто с откровенным нетерпением ждал его. Встретил и Сэма, на котором осталась печать Ада – незримая ни для кого, но инстинктивно ощутимая для Кастиэля, спустившегося по приказу в геенну и словно оставшемся там навсегда. Те, кто ощутил на себе дыхание преисподней, отличат его из сотен других дыханий, как бы оно ни было затёрто небесным очищением. И Кастиэль прекрасно понимал, почему он не может отыскать своего праведника на Небесах. Спускаться за ним в пекло ангел не имел права, хотя неоднократно ловил себя на подобном желании. Единожды Кастиэль возложил длань на душу. В последствие обжигающий, неистовый, исступленный сгусток света превратился в пристанище мрачных, порочных желаний и соблазнов, влившихся в сознание сбившегося с пути охотника вместе с неистираемыми днями в преисподней. Кастиэль исчерпал лимит, повторно никто не позволил бы ему вмешиваться в дела геенны. Сделки с демонами нерушимы. Тем более – сделки с королём Ада. А сделка была. Дин, отказавшийся от привычной жизни, охоты и борьбы, не изменился в сути себя. Не утратил жертвенности и самозабвения. Вновь выбрал то, ради чего жил все отпущенные годы. Кастиэль наблюдал за Сэмом и понимал – даже несмотря на отречение от стези хранителя и воина, полностью вытравить ее въевшиеся в личность принципы не смог. Брат опять, как и всегда, стал тем, за кого Дин без колебаний продал душу. И продал бы еще раз. А как иначе? Не за влюблённого ангела же её продавать. Много лет Кастиэль избегал служений, связанных с посещением планеты. Сопротивлялся иерархии, в конце концов, добившись снисхождения. Он упорствовал, прислушиваясь к интуиции. Чувствовал - стоит ему спуститься на планету, где однажды он потерял покой и сердце, как всё, от чего он убежал в момент последнего вздоха Дина, возродится. Вспыхнет той страшной, кромсающей болью и опустошающим отчаянием, выдирающим якобы бессмертную благодать из истерзанного весселя. Ложь. Сила, подаренная Отцом своим крылатым детям, рассыпалась прахом, стоило ей только детонировать человеческими, приземленными, запретными эмоциями, противопоставить которым неискушенным в своей наивности ангелам нечего. Покровитель четверга, ангел слёз и воздержания убедился в губительной мощи чувств на собственном горьком и мучительном опыте. Жаль, что ему не удалось вечно прятаться. Прятаться не от земли, людей и опасности. Прятаться от самого себя под слишком тонкой и ненадежной скорлупой безразличия. Тысячелетие, капающее медленно, как застывшая кровь, но пролетевшее в мгновение ока, показалось серафимам достаточным сроком. Кастиэль вынужден был спуститься на планету. Ангел не видел его. Почувствовал сквозь плотную стену воспринимаемых мозгом ощущений. Сила. Изначальная тьма, что затягивает в омут беспечные взгляды. Уверенность и окутывающее непроницаемым барьером величие. Существо, насыщенное осознанием собственной мощи. Успокоенное неприступностью, порожденное почти неограниченной властью. Стойкое, бескомпромиссное, жестокое. Такое, каким и должен быть могущественный демон. Проклятый. Падший. Кастиэль замер, но не обернулся, когда глубокие матово-антрацитовые глаза скользнули по спине ангела физически осязаемым взором. Широкие незримые крылья, гордость и отличительный знак любого воина Господня, затрепетали, взволнованно всколыхнув воздух, забились тревожной дрожью. Цель, с которой Кастиэль прибыл в небольшой, неспешный городок на юге штата Миссури, отозвалась хрустальным звоном и рассыпалась где-то на задворках памяти в сверкающую пыль. Всё рассыпалось, расплылось туманной дымкой, истаяло утренним маревом, стоило только ангелу осознать – кто перед ним. Кто стоит за его спиной и довольно улыбается, окидывая уверенным взглядом до боли знакомый плащ. Такой старомодный уже, такой нелепый на фоне современной, подчас невообразимо абсурдной моды. — Твоя ностальгия так не свойственна Небу. Глубокий, бархатистый, столь чистый ранее баритон, теперь двоящий потусторонним, хриплым басом, слышимым лишь сверхъестественным созданиям, пробудил истомное желание немедленно обернуться, но ангел невероятным усилием воли задушил в себе этот порыв. Он так страшился увидеть то, что чувствовал и без визуального подтверждения. — Столько воды утекло. Приятно знать, что хоть что-то не меняется. Звучание приблизилось, окутывая опасной, тянущей, густой патокой. Ангел напряжённо выпрямился, расправил плечи, принимая чуть неестественную, слишком литую позу, собрав в себе последние крупицы самообладания, которые рухнули в момент понимания случившейся всё-таки встречи. Да и чего, он собственно, ждал?! Как говорил когда-то один из немногих друзей Кастиэля – дерьмо случается. Правда, он так хотел бы забыть, кто именно постоянно употреблял эти слова. — В тебе теперь тоже ничего не меняется, — ангел медленно развернулся, готовясь наяву встретиться со своим самым страшным кошмаром, преследующим не в кратком сне, а в бодрствовании. В ежедневных молитвах и размышлениях. Спокойная улыбка легла на губы Дина. Всё того же Дина, каким помнил его Кастиэль много лет назад. До этой проклятой хижины, до этой проклятой связи. До этого проклятого расставания. Красивый. Невозможно красивый. Молодой, гибкий, уверенный. Словно только что вышедший из салона неизменной импалы и обернувшийся для того, чтобы, как это бывало раньше, взглянуть на ангела, неотрывно следующего за ним. Но ныне за Дином следовал не сын небесный. Изначальная, непроглядная, неодолимая тьма. Растворилась былая беспечность, исчезла бесследно уступчивость, пропал задорный оптимизм, казалось, навечно отпечатанный в облике прежнего Дина. Все то, что было присуще молодому, дерзкому, неунывающему охотнику. Не было весёлого отчаяния в зелёных глазах, ставших тёмными. Не было лёгкости и запятнанности. Чистоты, той, что подкрепляла решимость не пускать тьму в мир любой, самой высокой ценой. Перед Кастиэлем стоял демон. Могучий, уверенный, опытный. Явившийся для того, чтобы завершить своё дело – какое конкретно, Кастиэль старался не задумываться. И случайно, в процессе деятельности наткнувшийся на старого… Друга? Врага? Безнадёжно влюблённого ангела? Кого теперь в нем видит тот, в ком заключена жизнь, вера, пытка и смысл ангела?! Дин повёл плечом, и Кастиэль со щемящей болью понял, насколько изменились его жесты и мимика. Концентрированная сила. Квинтэссенция скверны. Средоточение тьмы. Не прежняя бравада, заставляющая Кастиэля падать на амбразуры для того, чтобы предотвратить очередное самоубийство. Нет. Оправданная, четко выверенная и дозированная мощь. Абсолютная власть над собой и собственными способностями, без сомнения немалыми. Как он силён! Небо, чем он стал? За что ты так со мной, Отец?! Демон с нескрываемой насмешкой посмотрел ангелу в глаза, пристально изучая кристальную синь, скрывающую суть стоящего напротив Кастиэля, заставляя его содрогнуться от бесконечного, плотного, липкого мрака. Исходящего от своего… кого? Как теперь называть того, кто так внимательно читает в его душе? — Что занесло тебя в это, — он обвел взглядом улицу, — захолустье, Кас? Старое имя резануло по слуху и памяти раскалённым докрасна лезвием. Не зря Дин числился в любимчиках покойного Аластора. Мастерство пытки въелось в него столь глубоко, что он причинял невыносимые страдания, кажется, даже не осознавая того. — Готов поспорить – то же, что и тебя, — слова дались с трудом. Словно бы не желая вылетать из пересохших губ весселя. Крылья за спиной забились неудержимой дрожью, отвечая желанию немедленно взмыть в воздух и унестись как можно дальше от этой антрацитовой черноты, что обволакивала фальшивую зелень. Он не прятал глаза. Он даже не пытался скрывать свою сущность. — Не знал, что ангелы теперь тоже интересуются душами, — хохотнул Дин, чуть склонив голову к плечу. — Помнится мне, только один из, — ухмылка, — воинства Небесного додумался заключать на души сделку. Неужели он и надоумил? — удивился падший. — Ох, прости, я запамятовал – ты же его убил! Кас, неумышленно проигнорировав колкую насмешку, сжал кулаки, безжалостно впивая ногти в ладонь, чтобы постараться не сравнивать это движение с тем – знакомым. Таким далёким и родным. Прежним. На это бессмысленное действие уходили последние остатки его сил. Он неспособен ни жонглировать словами, ни огрызаться. Все, что он мог – разрывать кожу до крови, пытаясь перебить болью физической боль эмоциональную. — Ангелы всегда интересуются душами, — Кастиэль не мог заставить себя обратиться к демону по имени. Не мог принять окончательно, назвав тем, кем должен был назвать. — В том наш долг. — Так же как и наш, — усмехнулся Дин, прищурившись и с интересом наблюдая за лицо своего бывшего хранителя. — Что такое, Кастиэль? Ты не рад встрече? Ангел промолчал, перемещая взгляд на рисунок трещин на сером асфальте. Слишком больно было взирать на эти губы, улыбающиеся такой знакомой улыбкой. — Я думал, что мы с тобой пропустим по стаканчику, вспомним прошлое, всё, что нас связывало и что у нас имеется теперь. Ведь сейчас нам есть о чём поговорить, не так ли? О, как же ты жесток… — Не думаю, — качнул головой Кастиэль, стараясь не пустить горечь в голос. — Вряд ли найдется тема для разговора. То, что было – исчезло. Ничего не осталось. — Кас-Кас, совсем не изменился, несчастный ты Пьеро! — откровенно расхохотался Дин, так по-своему сверкнув глазами, что Кастиэлю на миг показалось, что перед ним его прежний праведник – светлый, верный, не предавший. Но тёмная сила, струящаяся по венам демона, разрушила эту иллюзию одним только прикосновением. Заставляла обдумывать крамольную, опасную идею – а был ли вообще тот праведник? Что знал ангел о подопечном? И что он мог знать о людях?.. — Всё так же ноешь об утраченной жизни и не стремишься наслаждаться тем, что получил. Знаешь, мне и в самом деле хотелось бы поболтать с тобой. Но не сейчас. Чуть позже. Кастиэль вновь промолчал, стараясь не кусать губы. Больно. — Я найду тебя, — многообещающе произнёс демон и исчез. Кастиэль молча проводил взглядом вспышку пламени геенны и позволил себе разжать кулаки, роняя в дорожную пыль капли крови – ногти продрали кожу, вонзившись глубоко и беспощадно. Бесполезно, что наиболее важно. Он найдёт. Теперь – найдёт. Только вот Кастиэлю хотелось найти его раньше. Для чего? Ангел и сам не знал. Он убеждал себя, что последовав за Дином, выяснив глубину его падения, увидев собственными глазами творимое им, исцелится. Перестанет болеть душой за того, кого упустил, проникнется злом, что причиняет миру бывший праведник, и возненавидит его. Отпустит память о былом свете, что нес в себе Дин Винчестер, осознав подмену света тьмой. Поймет, наконец, что Дина, собственно, уже давно нет. Дин мертв, а чужак, воплотивший из тлена его тело и управляющий искристой зеленью, широкими плечами и надежными руками, лишь иллюзия. Пародия на того, кого так пронзительно, истерично, вдохновенно продолжал любить ангел четверга. Кастиэлю не составило труда уговорить себя. Ангел отрешился от мира на мгновение. Со стороны бы показалось, что странный мужчина в старомодном бежевом плаще, терзающий рукой и без того ослабленный галстук, всего лишь утомленно прикрыл веки. В действительности, Кастиэль раскинул сети благодати, сканируя городок. Не знай он, что Дин где-то здесь – ни за что бы не нашел. Теперь Винчестер мастерски скрывал шаги от небесной рати. Его след почти остыл. Он струился по тропинкам, перекресткам и переулкам, извивался, как змея, по крышам. Оборвался у внушительного особняка за чертой поселения. Какой-то район на берегу озера, огороженный по периметру частной территории. Сомнение. Оно провернулось в груди раскаленным клубком, перебирая струны здравого смысла. Голос разума нашептывал ангелу отступиться, не рисковать. Он всегда пренебрегал голосом разума. Спустя секунду он материализовался на опушке примерно в миле от жилища, на пороге которого обрывались пылающие огнем преисподней следы Дина. Кастиэль вспорол изрезанные ногтями ладони, высекая кровь из-под кожи. Нанес на ближайшем стволе дерева защитный сигел, скрывающий его от взора падших, наверняка охраняющих окрестности. Выбрал удобное место, с которого виднелись окна дома. Человек с такого расстояния вряд ли смог бы рассмотреть особняк даже в бинокль, но сверхъестественный взор Кастиэля позволял ему проникать сквозь километры и преграды, если только не были скрыты талисманами. Фасад особняка украшен двумя сигелами – отгоняющими, пройти в дом не смог бы ни один представитель небесных гарнизонов, а вот видеть – ничего не препятствовало. Ангел оперся плечом на дуб, украшенный кровавой меткой, и взмахнул ресницами. Дорогая обстановка, но мертвая, без индивидуальности. Стандартный набор – пафосная мебель, картины, выданные за оригиналы, техника, по большей части бесполезная. Рабочий стол, усыпанный папками с документацией, лэптоп, такой тонкий, что, кажется, переломится пополам от легкого щелчка. Солидное кресло необъятных размеров. В нем сидит падший, набивая на клавиатуре текст. Кастиэль не смог прочесть, какой именно, но удивился самому факту рабочего процесса демона. Время идет, сливаются минуты в часы. За спиной наблюдателя медленно садится солнце. Наконец, в арочном проеме показывается молодой мужчина лет тридцати – светловолосый, широкоплечий, гибкий. Дышащий силой. Он подходит к столу, бросая на него какой-то предмет вроде шкатулки. Стоит, разглядывая дотягивающегося до предмета демона. Чувственные губы складывают слова, растягиваются в улыбке. Он хохочет. Задорно, дерзко, заразительно. Рывок. Обнажается торс, являя наблюдателю налитые мускулы. Выражение лица блондина становится нечитаемым ангелу. Непонятным, пока из-за стола не поднимается его собеседник. Поцелуй. Рваный, жадный, алчный. Ладони скользят по ровной коже, задерживаясь на самых чувствительных местах. Залом. С прокушенных губ в уголке рта расцветает алое пятнышко. Ласки. Жестокие и наверняка болезненные, вырывающие из легких сплетшихся в прелюдии любовников животное рычание, перерастающее в оглушающие стоны и хохот. Резкий, порочный, развращенный… Кастиэль отвернулся, выпихивая дыхание из груди короткими рывками. Он сам не понимал, почему не отвел взгляд сразу, как только понял, к чему ведет… это. Где-то в глубине души нашептывал паскудный голос, утверждая, что ему нравилось наблюдать за тем, как Дин занимается сексом с Кроули. Нравилось, мать его! Увиденное вызывало в нем дикую смесь ревности, отвращения, липкого любопытства и нездорового интереса, подкрепленного невыносимым страданием. Какой изысканный мазохизм – видеть, как твой возлюбленный берет и отдается в чужих руках! Не твоих, и никогда не будет в твоих! Ангел отдышался, помотал головой. Настолько чувственного, настолько завораживающе-мерзкого зрелища еще не попадалось глазам Кастиэля. Сатанинской мозаикой запестрили в памяти вырванные из сознания Дина эпизоды ночей, проведенных тогда еще человеком в объятиях демона. Грязное, пошлое, непристойное совокупление, где нет ни взаимоуважения, ни любви. Только грязь и извращенное наслаждение, свитое с болью. Страх, замешанный с азартом. Ярость, вшитая в нежность. Ослабели ноги. Ангел ткнулся лбом в предплечье, опертое на дерево, сжал кулак. Проглотил просачивающийся из души всхлип. Закрыл глаза, проклиная их за то, что они видели. Он стоял так, не считая утекающего времени, пока дурман эмоций не схлынул. Выдохнул, отталкиваясь от ствола дуба, и собрался повернуться и уйти, как ощутил прикосновение острия клинка к шее – самому беззащитному месту. — Ах ты, глупый кролик, — с укором сказал один из демонов. — Допрыгался. Позволить застать себя врасплох – наиглупейшая ошибка. Позволить застать себя врасплох демонам – наивысший позор. Кастиэль прекрасно помнил, как он обучал молодняк в чертогах, как объяснял им демонические уловки, как растолковывал способы, с помощью которых можно избежать ловушек и печатей скверны, подстроенных порождениями геенны. Как учил их выживать, если рядом оказывался падший, способный убить одним взмахом руки. И теперь, вспоминая собственные уроки, Кастиэль проклинал себя за секундную слабость, подогнувшую колени. За прихоть, стоившую так дорого. За омерзительное для самого себя понимание желания, разлившегося по венам и помешавшего увидеть, почувствовать, ощутить. Демоны умели становиться незаметными и кому, как ни Кастиэлю, нужно было помнить об этом. Дом, в который его привели, насквозь пропитан тьмой. Наполнен до краёв как медная чаша, служащая порталом для вызова. Подобно крови, омывающей ей края, по стенам дома растекалась тёмная сила, смешанная с индивидуальными отпечатками тех, кто являлся тут полноправным хозяином. Кастиэль содрогнулся от мощи, пропитавшей здание, от сгустка невиданной силы, оставившего следы на каждом предмете, на каждой статуэтке, на каждой картине. Кричащая безвкусица – всего лишь ширма для того, чем дом являлся в самом деле. Логовом. Тёмным, вязким логовом. В котором Кастиэль чувствовал присутствие одного-единственного демона, нужного ему. А нужного ли? Кас и сам не знал зачем пошёл за Дином, что сказал бы ему, предстань они вновь друг у друга перед глазами, останься они наедине. Именно – наедине. Потому что вести разговор с ныне падшим на глазах у его свиты ангел не смог бы. Не перешагнул бы через себя, показывая своё смирение и принятие. — Ну что, добро пожаловать, дорогой гость, — елейно-приторный голос демона, видимо, старшего над отрядом, резанул между крыльев. Кастиэль содрогнулся от омерзения, не в силах побороть инстинктивное отвращение и неприятие. Не пристало Воину Господнему находиться в сосредоточии порока и разврата, коим наполнена эта обитель. Разврата, за которым ангел наблюдал, закусывая губы и подавляя сладкое головокружение. Стыд. Его провели в низкий тёмный подвал, раскинувшийся под всем домом. Кастиэль не осматривался по сторонам, не задавал вопросов. Ему было слишком хорошо знакомо это напряжённое молчание, обманчиво скованное и сдержанное. Демоны готовились. И вовсе не тому, чтобы предложить ангелу выпить с ними. Посреди широкого полукруглого зала возвышалась дыба, очерченная влажным маслянистым кругом. Кастиэль только поджал губы, понимая, что гостеприимство кончилось. Странно, но демоны сдерживали себя. Даже, когда Кас попробовал сопротивляться. Несколько оглушающих ударов не в счёт. Разбитая губа весселя тоже. Кастиэль слизнул солёную капельку. Как только понял, что может вновь двигаться без рук на плечах, удерживающих и скручивающих. — Располагайся, — демон, до сих пор отпускающий ехидные замечания, защёлкнул последний засов на запястьях Кастиэля и сделал пару шагов назад, запуская руку в карман пиджака. — Думаю, у тебя будет долгая ночь. И множество вопросов, на которое тебе бы лучше ответить, кролик. Кастиэль рванулся было из стальных обручей, но искра на конце бронзовой зажигалки, оказавшейся в руках демона, остановила ангела. Вспышка. Огненный круг расцветает перед глазами, обнимая дыбу. Ангелу не выйти из священного огня, сколько бы он ни бился. Зубы впились в нежную кожу губы весселя, прорывая её в невысказанном проклятии. В ненужном гневе на свою глупость и в нерастраченной ярости, ограниченной только странным желанием попасть в этот дом. Попасть - и? Что дальше, ангел? Что ты тут делаешь? Ты – тот, кто никак не может отказаться от своей любви, даже зная, что она принадлежит не тебе. Вовсе не тебе, а тому, кто владеет её душой. Наивный, маленький ангел. Глупый кролик… Стены исписаны сигелами. Даже будь у него возможность залить священный круг, Кастиэль не смог бы ею воспользоваться – символы блокировали силы. Сейчас он, скорее, человек, чем один из могущественнейших существ бытия, скованный, запертый, совершенно беспомощный. Конечности, опутанные кандалами и крестовой дыбой, не более чем ветви, подвластные малейшему дуновению ветерка. Повышен болевой порог, одиночество и осознание близости Дина режет душу не хуже отточенного лезвия, а кромешный мрак в подвале, в который заперли ангела, давил на психику. Он не знал, сколько висел. Час или вечность – не имеет значения, если уверен, что камеры своей не покинешь. Единственное, что он мог – молиться о стойкости. Умолять Отца придать сил и сомкнуть уста – Кастиэль не сомневался, что выпытывать будут секреты Чертогов, в какие он, в силу ступени посвящен с избытком. Распахнулась дверь. Темноту разрезала полоса света из коридора, ударила по глазам, заставляя зажмуриться и отвернуться. На пороге вырисовывался силуэт, в котором ангел с облегчением не узнал Дина. Небо, он и сейчас, окованный цепями, ждал того, кого так беспечно утратил. Он знал – более искусного мастера по допросам нет на планете. Никто не посвящен в тайны Аластора так глубоко, как Винчестер. Праведник, снятый с дыбы в обмен на совесть. Ангел никогда не винил Дина на то, что тот сломался. В конце концов, сила убеждения, что на Небесах, что в Преисподней, ничем не отличается друг от друга. В камеру катнулась тележка, накрытая тканью, вспыхнул свет. Женщина. Вернее, вессель женский, а под оболочкой может скрываться кто угодно. Гендерная идентификация падших сохраняется от человеческой жизни, но, по сути, они так же бесполы, как и ангелы. Мало чем отличаются – лишь оборотные стороны медали вселенной. Демоница накинула на тело кожаный фартук – нарочито медленно, позволяя пленнику прочувствовать и предсказать дальнейшие события. Ткань с тележки сорвана, обнажая набор инструментов – по большей части, смехотворные тиски, клещи и лезвия, не страшные небожителям. Однако блеснуло на столике и еще кое-что, заставившее Кастиэля нервно поежиться. Клинок. Архангельский меч – чей, наверняка сказать нельзя, но, скорее всего, Гавриила. Его оружие – единственное, оставшееся вне поля зрения Чертогов. Нашлось, значит… Искры света. Впивается острие в плечо. Не задевая жизненно важных точек на теле, но оттого не менее мучительно. Вопросов не задавали. Прокол. Стон. Прокол. Всхлип. Прокол! Крик… Бессмысленно считать часы перед развоплощением. Почему-то, сгорая от соприкосновения с карающей сталью, созданной ангелами, чтобы убивать себе подобных, Кастиэль не сомневался, что лимит воскрешений уже исчерпал. Слава Богу. Он понял, что остался в одиночестве только тогда, когда из горла вместо криков начал вырываться беспомощный сип. Он закрыл глаза, отдаваясь во власть боли. Очищаясь ею от совершенных ошибок. От легкомысленной слежки, от непристойного подглядывания. От надежды на то, что все еще не поздно изменить, настолько нелепой и безосновательной… вызывающей насмешку даже у того, кто ее питал. Дин вышел из душа, завернувшись в полотенце. Здесь, в съемном, безвкусном особняке он, как ни крути, у себя дома. Если хоть одно пристанище демона вообще можно назвать домом. Право, в геенне ему уютнее. Все-таки своя вотчина. Хотя и земля не так плоха, разве что приходится использовать смердящую тушку, от использования которой он за чуть более тысячелетия успел основательно отвыкнуть. Кроули попросил его сопровождать их величество на белый свет. А если Кроули просит, Дин не отказывается. Смысл? Они – неотъемлемая часть друг друга, как бы абсурдно ни звучало. Винчестер, потерявший право на ношение фамилии, хохотнул и прошел в кабинет короля ада, прямо как был, полуобнаженный, не заморачиваясь переодеванием. Они разделяли самую суть друг друга, чтобы задумываться о необходимости одежды. От Кроули ему скрывать совершенно нечего. — Смотри, — поприветствовал его демон. Повернул к вошедшему лэптоп, на экране которого отображались показания, зафиксированные четырьмя камерами с четырех ракурсов. Дин удивленно всматривался в съемку, не решаясь поверить. — Я приготовил тебе сюрприз, — ехидно протянул Кроули. Винчестер свел брови, недоуменно переводя взгляд с экрана на лицо любовника. — И что все это значит? — тоном, не предвещавшим Кроули ничего хорошего, спросил Дин. — Ты сам мне рассказал, что вы виделись, — усмехнулся демон. — Мне оставалось лишь сложить два и два. Легко было догадаться, что он проследит за тобой. — Кто его пытал? — с плохо сдерживаемой яростью прошипел Винчестер. Кивнул в сторону спальни, намекая Кроули на необходимость пойти за ним. Король ада, снисходительно закатив глаза, отправился вслед за поигрывающим мускулами падшим, решившим-таки сменить полотенце на джинсы. — Рана, — по слогам ответил Кроули, пожирая голодным взором сильное тело Винчестера, в особенности, атлетическую спину и упругие ягодицы, стремительно затягивающиеся плотным денимом. — Я выпущу его, — безапелляционно заявил Дин, поворачиваясь к демону. — Спятил? — изогнул бровь Кроули. — Он ангел, мать твою. Кладезь информации, — объяснял он как маленькому ребенку. — Ты пошутил, да? — Даже не думал, — отрезал Дин. Прошел мимо Кроули к шкафчику, распахивая дверцы. Внутри оказался немалый арсенал, венцом которого являлся курдский кинжал ныне покойной Руби. — Что? — в голосе проскользнули язвительные нотки. — Остановишь меня? — поинтересовался мужчина, поворачиваясь к партнеру спиной. Он игрался с решительностью противника, а после нисхождения в геенну абсолютно все превратились в его противников. Даже тот, кому он безоговорочно доверял, делил ложе, кров и черные замыслы. — Послушай, — произнес Кроули, привлекая внимание падшего. Дин посмотрел ему в глаза, словно читал в самой глубине пропахшей серой, черной, проклятой души. — Я прекрасно осведомлен, — демон показал пальцами кавычки, а слова пропитались ядом, — о вашей «глубокой связи». И, конечно, — еще одни кавычки, а выражение лица короля ада стало воистину страшным, — о его «нежных чувствах» к тебе. И вот что я хочу тебе сказать, Дин, мать твою, Винчестер, — Кроули приблизился вплотную к любовнику и сомкнул пальцы вокруг его горла. — Со мной, mon cher, ты связан не менее крепкими узами. А пожалуй, даже крепче. — Кроули, — в глазах Дина, поблескивающих азартом, промелькнули неуловимые, необъяснимые и очень несвойственные демонам эмоции. Он отстранился, чуть небрежно отодвинув руку своего темного партнера. — Поверь, в следующий раз я его упокою. Но сегодня – отпущу. — Не забывай, — обронил демон. — Хах, не угрожай, — фыркнул Дин. Он, уложив кинжал в ножны на ремне, искоса посмотрел на владыку преисподней, оскалился в жуткой улыбке и направился к лестнице на первый этаж. Обернулся, о чем-то задумавшись. — Тебе придется сменить охрану, — внезапно сообщил он уже усевшемуся за стол Кроули. Тот поднял голову, рассудительно нахмурился, а затем коротко кивнул. — Повеселись. О, эти двое стоили друг друга! Дин прекрасно знал, что освобождение ангела вызовет недоумение остальных. Вывести Кастиэля из особняка без ущерба для трона его величества Кроули, можно лишь вырезав весь присутствующий в доме отряд – восемнадцать особей. Нелегкая задачка для охотника, но для равного совершенно безопасная. Ад в курсе запутанных отношений между первым аристократом преисподней и бывшим борцом с нечистью, которого ожидали многие пыточники геенны. Дин хлебнул боли полной пригоршней – иначе не смог бы подняться в иерархии. Сам причинял без числа. Его стычки с Кроули, споры, результатом коих являлись проваленные операции, саботаж, стоивший Дину пары столетий на дыбе, давали понять черноглазым, что не все так просто. Кроули не прощал его. Они трахали друг друга, почти убивали друг друга, мешали друг другу, но никогда не задумывались об окончательном устранении друг друга. Воистину, они друг друга заслужили. Дин спустился в подвал. Крики, доносящиеся из-за металлической двери, откровенно леденили его прожженную и прокопченную адскими кострами душу. Не потому что он раньше не слышал подобного. Потому что считал Кастиэля не настолько нагрешившим. Дин легко махнул рукой, выбивая толстую створку. Женщина, вспарывая кожу на обнаженном торсе ангела, откровенно наслаждалась доставляемой болью и вырванными из легких жертвы воплями. Отводится рука назад, сжимая рукоятку клинка… — Иштар, — повелительно окликнул Винчестер. Демоница замерла, ожидая упреков господина, недовольно обернулась, и, осознав, что немедленного наказания не будет, отошла от дыбы. — Дин, — учтиво, но с нотками раздражения ответила она. — Займешься им сам? — блеснула Иштар кровожадностью в глазах. — Нет, — нахмурился демон, приближаясь к женщине. Шаг за шагом, недвусмысленным взглядом ощупывая фигуру. Мгновение – рука обвивает талию. Сливаются губы в поцелуе. — Кроули нас убьет, — возбужденно шепчет она. — Нет. Лезвие кинжала медленно погружается в сердце. Убийца смотрит на ее смерть с легким любопытством, ловя ртом исторгаемый вопль. Короткий разговор. Короткое дело. Дин, подхватив с пояса убитой ключ от замков, снял кандалы с тонких запястий и щиколоток. Осмотрел растерзанного ангела почти обеспокоенно, подхватывая его на руки. Неудобно будет сражаться, и нести Каса, но выбор небогатый – идти ангел явно не может. Силы к нему не вернутся вплоть до того момента, пока они не покинут особняк. Дин… много секретов, полученных от пернатых, открыл Кроули. Сигелы в доме блокируют благодать любого представителя ангельского воинства, насколько бы высоко в иерархии тот не был. Тело безвольно падает на пол. Молниеносно сверкает сталь, выжигая демоническую суть из человеческих тел. Сражаться с Дином надо уметь. Он нахватался мастерства еще при жизни, выудив из собственного опыта профессионализм. Геенна прибавила ему возраста, сил и хладнокровия. Когда поверженные собратья, истаивая дымом преисподней, оседают на мраморные плиты, Винчестер, подхватив драгоценную светлую ношу, просто переступает через их бездыханные оболочки. Падаль после уберут новички. Король не зря так легко отнесся к смерти охраны – если один-единственный падший, пусть и такой сильный и обученный, легко разгромит почти два десятка особей, значит, это пыль, а не охрана. Хотя… судя по экзамену Дином, охрана у Кроули редко бывает хорошей. Выход. Демон аккуратно укладывает ангела на скамью. Подсечка, перекат, выпад. Апперкот, выпад, перекат. Промах! Вонзается лезвие в правый бок. Валится тело на гранитные ступени. Сзади, с воплем, перерастающим в рык, вешается на шею здоровенный лоб, принимаясь душить восставшего, непокорного, строптивого даже под властью короля падшего. Кувырок. Кинжал легко вгрызается в шею, уничтожая черный дым. Ангел на руках ворочается, приходя в себя на лесной опушке примерно за милю от особняка. Кастиэль, распахнув глаза, первым делом увидел рядом сидящего, опираясь спиной на ствол дерева, Дина. Ангел, не ожидая подобного расклада, поднялся, почувствовав, как травмы на теле затягиваются, а благодать вновь кипит в венах. Он растерялся. Оцепенел. Ошарашенно глядя на демона, держащего в зубах только что сорванную травинку, Кастиэль не сразу поверил, что происходящее вокруг – не бред. Слишком идилличная картина для заклятых друзей. Лучших врагов. Ангел поднялся, усилием мысли приводя в порядок внешний вид. Он почему-то почувствовал смущение от собственной полунаготы. Дин даже не обернулся. Провоцировал? Или не сомневался, что в безопасности? Кастиэль не знал, еще с трудом соображая. Вот только над ним хохотала демоница, вскрывая кожу мечом архангела. А теперь он, жив и невредим, находится на освещаемой полуденным солнцем поляне. Рядом с Дином, грызущим травинку. Ангел помотал головой. Внимательно посмотрел на демона, как ни в чем не бывало улыбающимся ему. Чернота в глазах. Нарочно он, что ли, ему свою тьму демонстрирует?! Кас не понимал собственных реакций. Должно быть больно. Гневно. Удивительно. Как-нибудь, но не так, как сейчас! Нет клинка в руке и нет желания убивать демона, кажется, спасшего ему жизнь. А нужна ли она, эта жизнь?! Вот он, Дин. Так близко и так бесконечно далеко. Ангел знал – если Дин и не убьет его сейчас, то обязательно уйдет. Сомневался в присвоении звания худшего расклада. — Ты вывел меня? — зачем-то спросил Кастиэль. Глупый вопрос. Само собой, если он больше не на дыбе, значит, Дин его вывел. Демон поднял антрацитовый взгляд. Кивнул. — Зачем? — Могу обратно отвести, — ощерился падший. — А то, может, тебе мало досталось? Или у тебя пунктик на садо-мазо? — мужчина поднялся, выкинул ставший коротким стебелек. — Мне не нужна твоя жалость! — синие глаза ангела, сквозящие разочарованием, блестели от не к месту выступившей влаги. Он почти ненавидел себя за эти слезы. — Никакой жалости, — Дин шагнул вплотную к Кастиэлю. Положил руку на затянутую бежевым плащом талию и резко припечатал ангела спиной к дереву. — Я всего лишь вернул тебе долг, — шепнул он на ухо, обжигая шею горячим дыханием. — Ты ничего мне не должен! — Кас зажмурился, скрывая плещущуюся в душе муку. Дыхание щекотало щеки. Нос. Обветренные губы обвел кончик языка, сминая их. Поцелуй. Такой желанно-проклятый. Такой невыносимый. Ангел, не способный сопротивляться, обмяк в сильных руках, в которых всегда хотел расслабляться. Отдавался поцелую каждой молекулой себя, каждым атомом, забывая о демонической сущности Дина, и о том, что по праву его возлюбленного целует другой. Растворялся в уничтожающей ласке, умирая. Он кричал от боли, наслаждаясь единственным поцелуем, что мог подарить ему тот, кого ангел так отчаянно любил. Тишина. Холод. — Мне пора. Раскалывается планета на осколки. — Дин! — окликнул ангел. — Почему? Я должен знать! Демон горько усмехнулся. — Когда демон совершает несвойственные поступки – из корысти, каприза или безопасности – он, желая того или нет, творит добро. Не оправдывает ожиданий. Умножается свет, потому что воскресает надежда – если падшие могут поступать хорошо, значит еще не все потеряно, — объяснял он, щурясь от солнца. Рассказывал так, словно провел за философскими размышлениями на данную тему немало времени. Кастиэлю никогда не узнать, что так и есть. — Когда ангел, — в голосе, двоящем и потустороннем, вспыхнула ярость, — совершает несвойственные поступки – чем бы он ни оправдывался – он, прекрасно понимая, что творит, творит тьму. Насаждает её, сеет. Отнимает веру и смысл существования. Не оправдывает ожиданий. Я обманулся в свете, Кастиэль, но тьма меня еще ни разу не разочаровала. Ухмылка. — Прощай. Вспыхнув пламенем геенны, Дин растворился в воздухе, оставляя после себя острый запах серы и дыма. Воистину, он стал очень силен.