***
«Я отправлюсь в дальний путь и забуду сигареты на балконе Я вернусь и посмотрю в зеркало на пороге Чтобы демоны, демоны, демоны меня не одолели Демоны, демоны, демоны меня не одолели вдруг Твой друг.» Голос Конохи заполняет каждый квадратный метр клуба, пока Ивайзуми отбивает ритм барабанами. Акинори ловит глазами свет прожектора, что светит на него сверху, и жмурит глаза в блаженстве — вот оно, время свободы и славы. «Твои ладони влажные — словила ПА И транки не спасут, ты снова ищешь меня А я всем телом и душой застрял в границах на час Преисполняюсь алкоголем, будто в последний раз. А это небо устаёт тебя хоронить без конца Я чувствую, как в мою грудь входит бензопила Эти два грамма вернут мне моё лицо Собаки лают и я с ними, но тебе всё равно.» Акааши гармоничен. Его чёрные волосы с фиолетовыми концами сверкают на фоне проектора. Вспышки подсветки, словно сапфиры, синевой заливают всё. Толпа подпевает, унося с собой все проблемы и сомнения. Бокуто восхищается. «Я отправлюсь в дальний путь и забуду сигареты на балконе Я вернусь и посмотрю в зеркало на пороге Чтобы демоны, демоны, демоны меня не одолели Демоны, демоны, демоны меня не одолели.» Коноха кивает головой в такт, словно настоящий панк, чудит с Ойкавой на пару. В другом конце сцены Яхаба и Ханамаки уверенно поддерживают шумиху, даже не сомневаясь, что потом буду получать от Цукишимы по шее, за лишнюю развязность. Акинори цепляется за шею Акааши и кричит припев, не стесняясь никого и ничего. В отдельной зоне, со всеми ребятами из их компании, за Конохой наблюдает Дайшо, довольно прикусывая трубочку от коктейля. «Все врут. Твой слух меня насквозь прошёл Твой друг — новый круг, ты зациклена в нём Январь, июль, не важно, когда Это не повод для меня, это не повод для меня. Тахикардия под дождём, ну и пусть Я знаю точно, что убью твою грусть Держись, я с тобой через эти года Я такой, как ты, вместе навсегда.» Ивайзуми сосредоточенно стучит палочками по тарелкам. В зале люди отрываются, наслаждаются моментом прямо здесь и сейчас. Кейджи подходит к краю сцены, игнорируя недовольный взгляд Кётани, и наводит микрофон на толпу. Народ начинает петь припев, заглушая своими голосами Коноху. Кайф. «Я отправлюсь в дальний путь и забуду сигареты на балконе Я вернусь и посмотрю в зеркало на пороге Чтобы демоны, демоны, демоны меня не одолели Демоны, демоны, демоны меня не одолели.» Песня заканчивается также быстро и незаметно, как и началась. Сердце у каждого бьётся где-то в глотке, от прилива адреналина. Акааши не жалеет, что он стал частью группы, Бокуто не жалеет, что познакомился с Акааши. Никто в этом здании ни о чём не жалеет, потому что каждый свободен и счастлив. — Токио! — кричит Акинори. — Давайте зажжем этот вечер как никогда раньше! Толпа ликует и одобряюще гудит аплодируя. Позади Ойкава смеется во всю глотку. — Я надеюсь, что после нас не придётся чинить клуб заново, — хохочет Акааши в микрофон, на что Куроо хрюкает от понимания опасений. В прошлый раз Ханамаки разошёлся и случайно проломил пол на сцене, что уже говорить о толпе слушателей, что сегодня собралась здесь, в этом огромном здании. — Да уж, — Яхаба хмыкает, но слышит его лишь рядом сидящий за барабанами Хаджиме. Пока происходит общение с публикой, Коноха специально игнорирует Дайшо, что машет ему. Это выглядит как обида, но на деле — игра. Эти двое постоянно играют друг с другом. — Ребят, — спокойно начинает Акинори, — следующий трек очень личный. Считайте, что это исповедь перед вами. Честно скажу, — вздох. Кажется, что настроение быстро скатывается к минору, но солист держится, — я не хотел его выпускать, просто потому что не люблю грусть, но мы же «Suspense». Примите это как просто факт из моей биографии. Ойкава перебирает струны, музыка намного медленнее и меланхоличнее, чем все те треки, что уже сегодня были исполнены. «Мама гасит свет в коридоре Мне темно и страшно мне Я теперь один с этой болью Лег во тьме и сплю во тьме Я теперь один ну и что же Разве это я? Не похоже А под веком громкие волны Обо всем забуду в полночь.» Дайшо уже не стоит возле перил балкона, а сидит на диванчике, не отводя глаз от Конохи, что поёт, оперевшись на микрофонную стойку. Акааши стоит позади, теребя пальцами край рубашки. Эта песня срывает маску вечно весёлого Акинори, что может выдержать всё на свете. Но он тоже человек: ранимый и уже раненный жизнью. «Я хочу на море, я хочу на море Оно мне снится, оно мне снится Утопить горе, утопить горе Утопиться, утопиться.» Коноха прикрывает глаза, на ресницах плавится тушь от горячих слез — он не планировал плакать сегодня. «Тело в шторм — забытая лодка Я плыву, качает вода Напоследок сдавлена глотка Что-то мне мешает сказать Я в конце и в самом начале На кровати мир, тишина.» Грусть накатывает на всех. Сугавара наблюдает за сценой с болью в груди, Кенма отложил телефон в сторону. Бокуто и Куроо ничего не знали об этом — Коноха для них воин света, что не умеет плакать от горя. Сугуру кусает губы, вспоминая ночные кошмары этого хрупкого парня. Слишком много проблем на деле — о них никто не задумывается. «В синем-синем тонет печаль Море-море топит меня Я в порядке, нет, я серьёзно Мама просит плакать под кран Заживёт всё рано или поздно Из моря утечет в океан.» Акааши обнимает Акинори со спины, утыкаясь подбородком в плечо. На лице блондина солёные дорожки, что сверкают в свете прожекторов, не тронутые рукавом фирменной кофты. «Я хочу на море, я хочу на море Оно мне снится, оно мне снится Утопить горе, утопить горе Утопиться, утопиться.» На сцене Коноха пытается сдержать поток эмоций, за сценой Дайшо, что молит Цукишиму выйти к Акинори. Что за саботаж? — Прошу, Кей, это важно. Считай, что это элемент шоу для народа, — шипит Сугуру, зло сверкая своими зелёными глазами в темноте. — Это не по правилам, — упирается Цукишима. — Пусти его, — за спиной появляется Куроо, нежно беря запястье Кея в свои широкие ладони. — Тут любовь ломается, — усмешка. Дайшо впервые настолько благодарен этому парню. Хватает замешательства всех на сцене и тихого шепота толпы. Сугуру игнорирует всех, показывая знак «окей», и просит каждого из музыкантов сыграть ту самую. Он подходит к Акааши, тихо просит об одном одолжении, зная, что Кейджи не в восторге, но тот, на удивление быстро соглашается. Ойкава начинает наигрывать мелодию, его поддерживает Ивайзуми, как ни странно. Акааши сглатывает, когда встречается взглядом с Цукишимой, что стоит в стороне за сценой. Когда блондин махнул рукой, мол, делай как считаешь нужным, солист поворачивается к толпе: — У нас тут сюрприз, что ли. Народ довольно реагирует. Дайшо выдыхает, пока Акинори хлопает глазами, пытаясь сообразить что делать. Сугуру подходит к нему, берет его ладонь в свои руки и мягко улыбается успокаивая. Коноха нифига не успокаивается. «Если бы я был твоим морем Я б никогда бы не был спокоен Если бы я был твоим морем Я б никогда бы не был спокоен.» Куроо за сценой присвистывает от приятного удивления. Бокуто в компании друзей наблюдает за своим Акааши, и кажется, что эти песни не посыл Дайшо к Конохе, а личное обращение совенка. «Горы заверну, горы заверну в красные нити Я в тебе тону, вдоль и в глубину, в сердце-магните Он с тобой играл, он мой злейший враг, он делал больно Я б его убрал, правой от бедра и бесконтрольно.» Яхаба практически не участвует в этой песне, стоит и наблюдает за своими товарищами, за Дайшо который ловит своим воротом водолазки на шее, тихие благодарные всхлипы Акинори. Люди, что пришли на концерт группы стали невольными свидетелями чего-то столь личного и сокровенного. «Если бы я был твоим морем Я б никогда бы не был спокоен Если бы я был твоим морем Я б никогда бы не был спокоен.» Сугуру подпевает без микрофона, тихо-тихо, на ухо любимому. «Горы заверну, горы заверну в красные нити Я в тебе тону, вдоль и в глубину, в сердце-магните Он с тобой играл, он мой злейший враг, он делал больно Я б его убрал, правой от бедра и бесконтрольно Если бы я был твоим Я б никогда бы не был Если бы я был твоим Я б никогда бы не был Если бы…» Ивайзуми бьёт по hi-hat так, что в ушах звенит, кто-то точно в восторге от своей работы. — Спасибо, ребят, — сопит Коноха, всхлипывая прям в микрофон. — Это… Хах, это очень трогательно и круто. — Всё для тебя, малыш, — Дайшо шепчет на ухо и, пока Акинори до конца не пришел в себя, убегает со сцены, ловя на себе два цепких взгляда за кулисами. — Что ж, я думаю, теперь можно продолжить, — слышится голос Цукишими из динамиков. Он использует микрофон для объявлений, что стоит недалеко от гримёрки. Толпа кричит «да», и ребята на сцене улыбаются. Каждая песня — крошечный рассказ в океане истории. Их истории. Сегодня не звучат старые треки, которые когда-то пел Сэми, но он тоже история, что навсегда остаётся с «Suspense». Финальный трек написан полностью Эйтой, продуман до мелочей и создан с желанием открыть своё сердце. «Ночь выжигает мои пьяные мысли Видишь, как небо над нами зависло Сколько мне ждать, когда ты успокоишься? Внимание твоё это моя утопия.» Коноха уже в привычном себе облике, с непринужденным лицом, с чувством лёгкости на душе и без боли в грудной клетке. «Ты заявляешь, что всё будет, как было И в этот момент мою улыбку смыло Как мне понять, что это всё не со мною? Заплатил бы за это двойною ценою Когда ты улыбаешься, ноги подгибаются Тело рассыпается, планета взрывается Когда ты улыбаешься, когда ты улыбаешься.» На припеве подпевает Ойкава, понижая тональность, своим слегка охрипшим голосом. Вдалеке мельтешит серебристая макушка Льва, которого из толпы очень легко отличить. «Я в ожидании чего-то опасного Магически белого, жизни ужасного Как оценить, что имел в наличии? Пустые места, они так идентичны Давай заполнять наши клетки агонией Пустым одиночеством, до боли знакомым нам Всё, что искал в себе вновь и утонет С каждым шагом я глотаю этот медленный допинг.» Куроо обнимает Цукишиму за плечи, от чего блондин тихо фыркает. Бокуто тихо напевает себе под нос, его глубокий голос намного ниже голоса Акааши, что сейчас раскатывается по клубу. «Когда ты улыбаешься, ноги подгибаются Тело рассыпается, планета взрывается Когда ты улыбаешься, когда ты улыбаешься.» — С наступающим вас Новым годом, ребята! — кричит Коноха на последних нотах песни, когда Кейджи смолкает. — Берегите себя! — Ханамаки слишком резво обращается к толпе, позаимствовав микрофон у Ойкавы. Толпа довольна, исполнители тоже — теперь можно со спокойной душой отпускать уходящий год, и не переживать о том, что они что-то не успели. Семи довольно отпивает свой чай, пытаясь унять бурю эмоций, пока Кенма наблюдает за его реакцией на экране телефона во время видеозвонка.***
Бокуто и Акааши очень ловко и быстро убежали от шумной компании ребят, что решили сегодня отпраздновать выступление в ресторанчике, где работал знакомый Сугавары. Хотелось спокойствия и тёплой домашней еды, поэтому двое беглецов сейчас подымаются в свою квартиру. Акааши открывает дверь и сразу же сбрасывает тяжёлые ботинки, как у панк-рокеров. Позади Котаро вешает курточку на вешалку и громко ойкает, когда на него падает собственная шапка с верхней полки антресоли. Завтра у них полноценный выходной, поэтому Кейджи просит вместе пойти и выбрать ёлку, а Бокуто без раздумий соглашается, потому что тоже хочет. Хочет видеть этот детский неподдельный восторг в глазах напротив и сцеловывать милую улыбку на губах, там, где шрамик от серьги. Хочет обнять, и не отпускать до тех пор, пока сам Кейджи не начнёт вырываться с сонным «пора ужинать». Акааши уходит в душ, пока Бокуто возится на кухне с мясной запеканкой, которую его научила готовить мама. За окном темно, лишь оранжевые островки от фонарей виднеются на стадионе. Котаро цепляется взглядом за окно, в котором раньше он выглядывал Кейджи — сейчас там темно и пусто. Пока парень нарезает овощи для салата, в его лопатки, там где его татуировка, утыкается что-то теплое и влажное. Бокуто оборачивается и целует Акааши в висок, на что брюнет довольно выдыхает. У Кейджи всегда, после выступлений, силы остаются лишь на ужин и сон. — Иди в душ, я дальше сам, — шепчет Акааши и отстраняется. Длинные рукава его любимой пижамы скрывают витиеватые линии синюшных вен и татуировки. Котаро кажется, что его парень очень и очень ранимый, пусть это лишь внешнее впечатление. На деле Кейджи силён как физически, так и духовно. Пережитые жизненные передряги взрастили в нём боевого человека, чей внутренний стержень окреп до состояния титана. Хотя, с этими глазами и любовью к синему, Акааши похож на сапфир, что блестит на солнце. Бокуто уходит в душ всего на считанные минуты, чтобы смыть с себя запахи других людей и остатки адреналина — хочется покоя. В ванной душно, пахнет любим шампунем Кейджи, который тот не меняет, как он говорит, уже больше двух лет. Вообще, вся квартира Котаро пропиталась запахом и привычками Акааши: растения в горшочках стоят на балконе, рубашки все выглажены и висят на тремпелях в шкафу по цветам. На подлокотнике дивана всегда лежит книга, которую Акааши читает — на этот раз Дуглас Адамс — «Автостопом по галактике». Бокуто же не любит читать, зато фильмы документальные обожает. Они ужинают в тишине, тихо перешептываясь о прошедшем дне. Акааши восхищается терпением Цукишимы и поступком Дайшо. — Оказалось, что он тоже романтик, — хмыкает брюнет. — А я то думал, что на тебе этот список закончился. — Зря ты так. Куроо, например, тоже тот ещё… — О-о-й, я наслышан от Цукишимы об этом, — смешок. Котаро плывёт от этого смеха: нежного и искреннего. После трапезы брюнет ластится, подобно кошке: трётся щекой о накаченную грудь Бокуто, целует мягко и трепетно, боясь надавить чуть сильнее. Он всегда предельно аккуратен в проявлении своих чувств, ему страшно оказаться отвергнутым или непонятым. Оказаться ненужным. Но это бред, самый настоящий, потому что ему не позволят провалиться в бездну одиночества, как это было раньше. Бокуто крепко держится за талию Акааши, когда младший обвивает его ногами вокруг бёдер и попросту виснет, всем весом припечатывая к паркету, но Котаро не подчиняется. Много поцелуев по всему лицу, пока они добираются к спальне, где валятся на не застеленную кровать. Засыпают они под шум ноутбука, что стоит на коленях Бокуто: на экране сериал, за окном снегопад, а рядом Кейджи сквозь сон бормочет слова любви. Котаро думает, что это ещё один легендарный день, ещё один легендарный год, который он будет вспоминать с трепетом в сердце.