Тербийели

Серкан хотел этого. Безумно. Это превращалось в одержимость, ведь проигрывать он не мог. Отдать свое кому-то чужому — тем более. Но если прямо сейчас заглянуть внутрь себя, в саму суть своих мыслей — он увидит лишь черный дымящийся клубок бессвязных слов. Когда для тебя стала важна Эда? На этот вопрос он тоже не мог найти ответа. Как и на все те, в которых фигурировало имя Эды. Но будучи трезво мыслящим человеком, он точно знал, что ее терять он не хочет. В сумме из этого выходили колкие, пропитанные злобой слова, воткнувшиеся в спину Эды острыми клинками. Он делал вид, что прекрасно может жить и без нее, что за это время в его жизни ни-че-го не изменилось. Просто мир стал чуточку светлее и ярче в глубине ее карих глаз и чуть слаще в покрытых вишнёвым сиропом губах. Просто он обнаружил, что пульс стал чуть более ускоренным, а сердце издавало невозможно громкие звуки, когда она рядом. Но это, конечно же, ещё ни-че-го не значит. У нее ведь самолёт, так? Она вернётся в свою Италию, станет обучаться дальше, найдет себе парня и заживёт счастливо. Избавится от него. Он — ее оковы. (Ему это нравилось, ведь ее тонкие запястья невероятно теплые) Эда, Эда, верни мой здравый рассудок. Верни мою полную уверенность в том, что я найду себя прежним после твоего ухода, не разобьюсь сломанной вазой посреди кабинета, не умру от чувства потери. Эда, Эда, чувствуй мое сердце, оно так же горит в агонии, спаси его, прошу. Эда, Эда, твоя любовь насыщала меня светом, без тебя вокруг одна мгла. Вернись, Эда. Не уезжай.