Тербийели

Когда Серкан берет на руки свою дочь, то понимает, что до этого ещё никогда не жил, оказывается. Его маленький, размером с ладонь, ангел, свернувшись, сопит в кроватке. А ему рыдать от такого передоза счастья хочется. Он внимательно следит за тем, как мерно опускается маленькая неокрепшая грудная клетка — врач сказал, что малышка родилась невероятно слабой и недоношенной, и что первые месяцы будут самыми тяжелыми. Серкан тогда боролся с желанием зашить тому рот и раздавить черепную коробку об стол — его маленькая фея, его ангел, его свет — больна? Как он так холодно, излишне профессионально выдаёт такую концентрированную боль по его венам-артериям. Разве имеет в этом мире хоть кто-нибудь право спокойно дышать, пока там, в боксе, лежит маленькая Айлин и пытается выжить в этом мире? В мире, где ее никто не хочет? Нет, если она не выживет, он сравняет этот мир с землей, а после и себя, потому что жить без неё слишком больно и ненужно. Жить без неё — значит лишиться света и тепла, пребывать в вечном сумраке и арктическом холоде. Серкану без Айлин мир не нужен. Но та выживает, упрямая, вся в свою мать. В годик смело шагает по сочной траве сада Болатов, прямо в раскинутые, будто солнечные лучи, руки отца. Счастливо смеётся и агукает на своём непонятном инопланетном языке какие-то свои неземные мысли, оглушительно смеясь. У Серкана вся душа — горы ран и толстых шрамов, но маленький комочек счастья его душу излечил, новые, ровные, лучшим хирургом будто созданные швы поверх старых, безобразных наложил, и теперь Серкан чувствует себя полноценным. Айлин кладёт маленькую светло-рыжую головку на папину грудь, и он плачет. По взрослому тихо, боясь разбудить. Без Айлин он бы никогда ее смерть не пережил, а теперь в огромных карих глазах ее отражение видит, ведь та в дочери свои лучшие качества оставила. А Серкан ее вырастит. И уйдёт к Эде. К своей любимой цветочной фее.