Тербийели

Эде приходится подавить в себе болезненную ярость. Она не имеет права так остро реагировать, не имеет права его осуждать, она ничего не знает о том, каково быть смертельно больным человеком. Она разминает руки и опускается на стул — гнев постепенно проходит, и на языке остаётся горький привкус невысказанных слов. — Эда. Она поднимает голову и натыкается на бледное лицо своего мужчины. Он сильно похудел, под глазами залегли тени, и дышит он с постоянными хрипами. Эда едва видит в нем того Серкана Балата из прошлого, у которого внутри несгибаемый стержень и полная уверенность в каждом шаге и действии. Серкан, которого она видит сейчас перед собой, будто ребёнок, затерявшийся на перепутье дорог, который не знает, где выход, и теряет руку матери в толпе. Растерянный. — Я не хочу тебя терять. Она сдерживает рыдания. Мерзкий комок подступает к горлу и царапает нежную кожу. Она пытается вдохнуть, но ей в спину будто ударили сотнями ножей и каждый повернули по часовой стрелке — настолько паршиво она себя чувствовала. — Эда, я хочу жить, я боюсь умереть. Несправедливо. Что, столько всего пережив, они снова попадают в беду, но здесь нет выхода. Эта игра заранее обречена на проигрыш. Сколько бы она не ревела по ночам, не срывала голос в подушку, не молила Бога забрать ее раньше любимого. Она не сможет пережить его смерть. Это будто бы не естественно, будто все это — очень-очень плохой сон, и скоро они должны проснуться и почувствовать вкус той жизни, которую они заслужили. Серкан целует ее в лоб, но она не может передать того, что чувствует. Что она может сказать? Разве от ее слов ему станет легче? Разве от ее слов хоть что-нибудь изменится? — Я буду рядом. Этого оказывается достаточно, чтобы заметить в глазах напротив застывшие капельки слез. Только ей он позволял видеть свою слабость, только ей разрешал быть рядом. И пока он сам ее не прогонит, она никогда от него не откажется.