Цена уплачена иными

Вероника вышла из главного корпуса и поспешила обратно, в свой. Стелла встретила ее на пороге. – Тим уже лег? – осведомилась девушка, даже не глядя на медсестру. Та с готовностью кивнула. – Да. Правда, он не слишком хотел, требовал снотворное, но я сказала, что Вы запретили… – Хорошо, – удовлетворенно буркнула Вероника, а затем усмехнулась, – только в следующий раз говори потише, а то ты так громко Тиму говорила, что аж мои родители из другого корпуса услышали. Свободна. Даже не собираясь слушать ее объяснений, девушка поднялась наверх. Заглянула к пациенту – тот спал, плотно укутавшись в одеяло, хотя в комнате было тепло. Потом вернулась в свою комнату, окрашенную в мятно-персиковые тона – ее любимые цвета, и принялась готовиться ко сну. Подготовка ко сну обычно занимала… довольно много времени. Нужно было еще проверить все сообщения в соцсетях на случай чего-то важного, заказов, например, потом обновить защиту на корпусе, потом поискать еще пару вещей в интернете… Напевая себе под нос, она принялась за дела: Dies irae, dies illa Solvet saeclum in favilla Teste David cum Sibylla Quantus tremor est futurus Quando judex est venturus Cuncta stricte discussurus Tuba mirum spargens sonum Per sepulcra regionum, Coget omnes ante thronum. Любовь Вероники к “Судному дню” была не всегда объяснима даже для нее самой. Она выучила стихи этого гимна еще лет в двенадцать, когда и латыни-то толком еще не знала. Стихи, впрочем, прекрасно помогали ее учить, но Веронику привлекал не столько язык, как таковой, сколько мрачная, роковая красота этого гимна, достаточная для того, чтобы одно его звучание успокаивало девушку, настраивая ее на отдых. Новых заказов не было, других сообщений тоже, пока что… которое кончилось через две минуты, когда зазвонил ее телефон. Вероника ответила моментально, стоило ей увидеть номер: – Да, Хайди? – Сбор в восьмой точке, – коротко проинформировала та и отключилась. Ладно, сон временно отменяется. Вероника закрыла глаза и сосредоточилась. Так, нужно остаться частично чувствительной к окружающему миру, у нее в комнате неподалеку психически больной человек спит, и он под ее присмотром. Так, теперь, восьмая точка… Это та, которая любимый звездный сад Жиля? – Именно она, – продребезжал рядом старческий голос, – здравствуй, Вероника. Девушка распахнула глаза и улыбнулась. Астральные пространства, оставленные за старшими и, по сути, принадлежащие им, всегда были такими красивыми! У старого Жиля таковым являлся сад, в котором все цветы и деревья были собраны из звездной пыли. Сам он, вместе с Рафаэлем и Хайди, уже ждал ее. Вероника поклонилась. – Добрый вечер, сэр. Старый Жиль был одним из самых древних и опытных старших, за свою жизнь он успел повидать тысячи самых неожиданных вещей. И, сказать по правде, каждый новый опыт добавлял ему не только мудрости, но и ехидненького чувства юмора, которого у него и без добавок уже было завались. Вот и сейчас морщинистое лицо его расплылось в хитрой улыбке. Раф и Хайди тоже заулыбались подруге из–за его спины. – Рад тебя видеть, дорогая, – проскрипел старикан, целуя девушку в лоб. – Я Вас тоже, – искренне улыбнулась Вероника. Жиль был одним из ее учителей, он же в свое время помог ей примирить с ее сущностью родителей, и даже найти ее талантам применение в их деле. Он вообще любил детей, хотя своих у него не было, он был из числа магов, полностью посвятивших себя своим талантам. Вероника снова улыбнулась, но тут же тряхнула головой – радость встречи, это, конечно, хорошо, но они сюда не поболтать явились. – Каков вердикт, сэр? Старик захихикал. – Адепт Уэллинг, как всегда, сразу к делу! – Простите, сэр, – качнула головой Вероника, – но у меня дома в данный момент проживает не совсем здоровый человек, находящийся под моей ответственностью. Я, конечно, присматриваю за ситуацией даже сейчас, но что-то может случиться и выдернуть меня в любой момент, поэтому я считаю целесообразным начать с дела, ради которого мы здесь и собрались. Жиль усмехнулся, но кивнул. – Молодчинка, адепт. Однако вердикта я пока не дал, и не дам до тех пор, пока лично не увижу вещи, которую вы мне описали. Если это действительно искаженный окулус, мы им займемся, причем, учитывая твою, дорогая, заинтересованность, ты будешь заниматься этим вместе с нами. Однако, вы, дети мои, могли ведь и ошибиться в, так сказать, диагнозе. Вероника кивнула – замечание было справедливым, лишняя проверка их гипотез не помешает. – Поэтому завтра с утра мы первым делом поедем в ваш штаб, и вы мне покажете свое зеркало. – Непременно, сэр, – ответил ему Раф, – я заеду за Вами? – Если только не на своем адском драндулете, Рафаэль, а на приличной машине. – Обижаете, сэр, – фыркнул парень, – все сделаем по высшему разряду! – Сэр, – снова вмешалась Вероника, – по предварительным прогнозам, насколько возможно освободить заточенные там души? Старик посерьезнел. – Четкий ответ на этот вопрос я дам, когда сам все увижу, – произнес он, хмуря брови, – но если окажется, что вы, дети, определили его сущность правильно… Тогда это возможно, но очень непросто, ибо размыкать замкнутый окулус нужно с двух сторон. – То есть, кто-то должен будет войти в зеркало? – переспросила Вероника. – Безусловно, и он же должен будет убедиться в том, что старший пленник не помешает проведению ритуала. – Ясно, сэр, – а затем девушка нахмурилась, прислушиваясь. – Вер? – окликнула ее Хайди. Девушка закатила глаза. – Не прошло и часа… Так, друзья мои, дальше без меня, меня зовет врачебный долг, – и, не тратя времени даже на прощания – зачем, ведь через несколько часов уже новая встреча – доктор Уэллинг закрыла глаза, и открыла их снова, наблюдая перед собой знакомые мятно-персиковые стены. – И нет нам покоя ни ночью, ни днем, – пробормотала она, поднимаясь и выходя из комнаты.

***

Все вокруг него было черным, и красным, и серебристо-зеркальным… И все крутилось, сливаясь в какое-то тошнотворное месиво, и в этом месиве порою проступали бледные, окровавленные фигуры родителей и Кейли. – Как тебе живется, Тим? – насмешливо спрашивал отец, прожигая его зеркальными глазами, – счастлив ли ты? Теперь, когда я мертв? – Скажи, братик, я красивая? – заливалась жестоким смехом Кейли, растирая кровь по шее, – стала ли я красивее, чем была, после того, как ты пронзил меня моим же якорем? – Почему мы здесь, Тим? – вопрошала мать, – знаешь ли ты? Юноша пятился от них, не в силах отвечать, пытаясь отдалиться – куда? В какую сторону он вообще движется? Где здесь выход? И есть ли он вообще? – Почему мы здесь, Тим? Почему? – хором вопрошала семья, окружая его. Тим снова шагнул назад и невольно дернулся, когда прижался лопатками к чему-то холодному. Нет… Тим покорно обернулся, уже зная, что увидит перед собой темное, блестящее стекло в золотистой оправе. А в стекле тоже были они, и отражения повторяли вслед за оригиналами, делая их крики еще громче: – Почему мы здесь? Почему мы мертвы? Зачем ты нас убил?! Тим всхлипнул, лишь теперь обнаружив собственный голос. – Я не хотел… – простонал он, закрывая лицо руками. Бесполезно – руки становились прозрачными, словно стекло, и сквозь них все было прекрасно видно. Такими же становились и веки – и он не мог никуда сбежать от страшного зрелища… Что-то ледяное и влажное коснулось его руки. – О, ты не хотел, конечно же, ты не хотел, – проворковала Кейли, проводя пальцами вверх по руке брата, – мы понимаем… Тим сглотнул, глядя на нее с надеждой. – Не хотел… – протянула Кейли, и ее холодные пальцы крепко сжали его плечо, – не хотел, да как-то так вышло, правда? Голос ее стал таким же ледяным, как и рука, сжимавшая его плечо все сильнее. – Как-то вышло так, – загремела девушка, сверкая стеклянными глазами, – что мы все погибли, а ты – нет! – Я не хотел, чтобы вы умерли! – взвыл Тим, пытаясь вырваться, – я предпочел бы умереть вместе с вами! – Тогда почему же ты этого не сделаешь? – промурлыкала Мари, подходя ближе и проводя рукой по волосам Тима. – Мама… – простонал юноша. Рука сжалась, и женщина дернула Тима за волосы, заставляя его упасть на колени. – Зачем ты живешь? – заговорили все трое хором, – разве ты заслужил жизнь после всего, что сделал? Посмотри на свои руки… Кейли перехватила его запястья и подняла их вверх. Руки Тима были все в крови, отвратительной, липкой, ярко-алой… Юноша в ужасе попытался вытереть руки о рубашку, но кровь не стиралась. Рубашка окрашивалась красным, но крови на руках не становилась меньше… – Это руки убийцы… – насмешливо протянул Алан, – моего… – И моего! – засмеялась Кейли. Тим изо всех сил зажмурился и закрыл уши руками, чтобы заглушить дикие крики и смех, режущие его хуже любых ножей. – Пойдем с нами! – хохотали призраки, не обращая внимания на вялые попытки сопротивления, – пойдем! Холодные руки прижимали его к зеркалу, а с другой стороны руки отражений хватали его и тащили к себе. Тим вырывался и кричал, но они лишь смеялись все громче и громче… Тим вскрикнул и сел на кровати, тяжело дыша. По щекам его градом катились слезы, но он едва ли замечал это. Дрожащими руками отбросив одеяло, он неуклюже поднялся и, пошатываясь, выбежал из комнаты. Где он? Что это за странное место? Почему… Где-то за ним хлопнула дверь, и в коридоре зажегся мягкий, приглушенный свет, который, впрочем, показался Тиму, уже привыкшему к темноте, даже слишком ярким. – О, ночные истерики, обожаю, – весело протянул смутно знакомый голос, – кому вообще нахрен нужен сон? Невысокая фигурка в персиковой ночной рубашке с распущенными золотисто-русыми волосами приблизилась к нему. Тим шарахнулся в сторону. Фигура испустила тяжелый вздох. – Тим, ты меня слышишь? – мягко спросила она, очень медленно подходя ближе. – Где я? – со слезами в голосе выкрикнул Тим, выставив руки вперед в защитном жесте. – У меня дома, – успокаивающе произнесла фигура, – я Вероника, помнишь? Ты теперь живешь здесь, у меня. Она легко скользнула вперед и осторожно приобняла юношу за дрожащие плечи. – Спокойно, – мягко, но уверенно произнесла она, – ты в безопасности, тебя никто не обидит. Она успокаивающе провела рукой по растрепанным, влажным от пота волосам пациента. – Вер, – прошептал Тим. Он вспомнил длинный, сумасшедший вчерашний день, и ее вместе с ним. – Да, правильно, – улыбнулась девушка, – все хорошо, ты в безопасности. Силы оставили Тима, ноги его подкосились, и он упал прямо в объятия попытавшейся поймать его Вероники. Ощущение тепла под его руками добило его, и он разрыдался в голос, прижимаясь к ней. Девушка грустно улыбнулась и обняла его в ответ, обхватывая дрожащие плечи руками. Так они просидели несколько минут, а затем Вероника отстранилась и поднялась на ноги, потянув Тима за собой. – Пойдем, на полу холодно, – спокойно пояснила она, провожая его обратно в спальню. – Нет! – вскрикнул он, поняв, куда они направляются, – не надо, пожалуйста! – Что не надо, Тим? – переспросила Вероника, делая вид, что не понимает, о чем он, – на дворе ночь, нужно спать… – Нет! – простонал юноша, – я не хочу, я не могу, они снова придут за мной… – Тим, за тобой никто не приходил, тебе приснилось все, – терпеливо объясняла Вероника. – Я знаю! – вызверился тот, вырываясь из ее теплых объятий, – я прекрасно знаю, что они мне просто снятся, но они делают это постоянно, если я не приму сильное снотворное на ночь! Я не хочу снова туда! – Тим, – попыталась прервать его девушка, но он перебил ее, причем весьма экстравагантным способом. Тим обернулся к ней и рухнул перед ней на колени. – Доктор, пожалуйста! – взмолился он, – я не смогу спать, если не получу снотворного! Ну, Вам же самой проще будет, я больше не буду мешать Вам спать… Глаза Вероники расширились. И часто с ним так поступали? Задалбливали кошмары снотворным, чтобы другим спать не мешал? – Пожалуйста, Вероника, – совсем тихо прошептал Тим, цепляясь пальцами за подол ее ночной рубашки. По щекам его непрерывными ручейками текли слезы. Девушка закусила губу, задумавшись. Затем присела рядом с ним и осторожно стерла слезы с его щек. – Хорошо, – наконец произнесла она, – пойдем. Подождешь меня в спальне, я принесу тебе снотворное. Но увлекаться лекарствами я тебе все равно не позволю. – Хорошо, – закивал Тим, радуясь хотя бы маленькой победе. Вероника отвела его обратно в спальню и на несколько минут вышла. Тим плюхнулся на кровать и поплотней закутался в одеяло, стараясь унять нервную дрожь, пока он ждал возвращения врача. Доктор Уэллинг вернулась, принеся с собой стакан и небольшую склянку. – Пи-Эл-Эй-Си-И-Би-Оу, – объявила девушка, – разработка наших ученых – у нас есть своя лаборатория. Она осторожно открыла бутылочку и наклонила её над стаканом. Отсчитав десять капель, она подала стакан Тиму. Тот поспешно заглотнул безвкусную теплую жидкость, тут же согревшую его изнутри. – Давай, ложись, – велела доктор Уэллинг, присаживаясь, а затем укладываясь рядом. Тим хотел было спросить, что она делает и зачем, но в объятиях тонких рук вдруг стало так спокойно и уютно, что он лишь молча устроился поудобнее и заснул, прижавшись к ней. Вероника лениво провела рукой по волосам спокойно уснувшего Тима, с удовлетворением разглядывая необычно спокойное, безмятежное лицо. Надо же, а ведь она уже и забыла, что он совсем мальчишка, младше ее на два года! Вот что делают с людьми моральные травмы и бесконечные кошмары… Подумав так, Вероника тоже прикрыла глаза и про себя усмехнулась: ну кто же мог подумать, что теплая вода с несколькими каплями холодной окажется таким превосходным успокоительным!