За перевал

Два всадника в серых плащах подъехали к воротам крепости Южный Эйтель на исходе длинного и жаркого дня позднего месяца йаванниэ. Пепельно-серые кони смешанных кровей легко одолели подъем — они выросли на склонах западного Дортониона, бег по горам был для них привычен. Первый всадник спешился, назвался страже, показал им свиток с печатью Дома Арфина, и они оживлённо заговорили. Он отбросил капюшон, стали видны шрамы на его лице и проседь в волосах. Его сочувственно хлопали по плечам. Второй молча разглядывал из-под капюшона поспешно сложенную стену и темные флаги Дома Феанора на башнях. Хуже всего было, что крепость оказалась меньше, чем он думал. Нарион подошёл, хромая, ухватил коня под уздцы. — Они говорят — близнецы на Ард Гален и вернутся завтра, кано Майтимо заперся в башне с чертежами будущей крепости Аглона и не выйдет допоздна, а кано Макалаурэ с собакой ушел в горы вон по той тропе ещё днем. Он порой там сидит над ущельем, в одиночку или с Хуаном. — Болтливые какие стражи, — хмуро проворчал Морьо. — Нет, они просто меня узнали. — И слишком внимательные! — Я пойду внутрь и попробую встретиться с кано Майтимо наедине. Под дверью дождусь с письмами. Думаю, сообщение о письме Финдарато его способно ненадолго отвлечь. А ты уже смотришь в горы. — Да. Не знаешь, пройдет там лошадь? — До ущелья пройдет, сказали мне. А у тебя письмо, которое его порадует. Причем, и вправду ведь письмо! Нарион со смехом хлопнул лошадь по шее, и Морьо направил ее вверх по тропе. Узкий проход вился над рекой, то взбираясь высоко под отвесные скалы, то спускаясь почти к воде, к отмелям и намывам, и Морьо все гадал, которое место здесь называется ущельем. А потом увидел его и понял без подсказки. Стены красноватого в прожилках камня над речкой вдруг вымахнули по обе ее стороны почти вертикально. Сжатая ими река с гулом скакала по уступам почти правильной формы, теряя от верхнего конца разлома до нижнего больше сотни шагов высоты. И серединный водопад набирал высоты шагов в тридцать, светясь золотым в закатном солнце и выбрасывая водяную пыль выше краев ущелья. Кое-где за камень цеплялись изумительной кривизны и толщины карликовые деревца. Нарисовать бы это в красках... Темную ссутуленную фигуру над обрывом и водопадом было видно издалека. Что именно он хочет сказать Макалаурэ, или сделать с ним при встрече, Морьо до сих пор не решил. Идей по дороге он перебрал много. Глухая злость порой бродила в нем, и требовала... Чего? Плюнуть в лицо этому безумцу? Ещё два уступа дортонионская серая полукровка одолела. А затем упёрлась, как собака, всеми копытами, и посмотрела с упрёком — в своем ли ты уме, всадник? — Вредная ты зверюга, — сказал Морьо ласково. «Я лошадь, а не коза», — словно бы говорил укоризненный карий глаз. — Это упущение, — согласился он. — Я подумаю, как его исправить. Вздохнув, он под презрительное фырканье отправился покорять скалу. Это было нелегко даже в старых, разношенных сапогах Финдарато, в которые подложили мягкие тряпки. Кожа на ступнях была ещё очень тонкая и нежная, а здесь приходилось перебираться с камня на камень. Морьо шел медленно и тяжело, часто отдыхая, свет солнца над ним теплел и наливался красным. Боли он не боялся, но испортить прекрасную работу целителей и ещё раз затянуть выздоровление слишком жаль. Медленно и осторожно, повторял он себе. Какое-то время все будет медленнее прежнего. Наверху предупреждающе заворчал очень большой пёс. Зацокотал когтями по камням. И вдруг возник из-за поворота, скалясь так предупреждающе и злобно, как добрейший Хуан никогда раньше не делал. ...Захлопнул пасть с лязгом, тоненько скуля. Повернул голову набок. Морьо в два прыжка добрался до скальной стены и опёрся на нее, чтобы не принять на себя всю тяжесть собачьей радости. И здесь на него обрушился мохнатый шквал. С визгом и лаем. — Хуан? — раздался сверху неожиданно хриплый голос, непохожий на звучный и чистый голос брата. Зато Хуан заливался так, что его визг и скулеж, отскакивая от стен, носились уже по всему ущелью. Мелькнула черная тень. Макалаурэ просто спрыгнул сверху, с высоты этак в пять ростов эльдар. Приземлился тяжело, чуть не упал. Выпрямился... Замер. — Кано, ты сдурел!! — закричал Морьо, забыв от потрясения напрочь все, что хотел сказать и что хотел обрушить на эту дурную голову. — Да, — глухо сказал Кано, закрывая глаза. Слезы так и хлынули у него из-под век, покатились по щекам. Морьо доковылял до него и вцепился обеими руками, с ужасом глядя на брата. Волосы Кано были... Почти белыми они были. Щеки запали, между бровей и возле губ легли глубокие складки. Он словно сделался старше их собственных дедов. ...Словно сам провел в рудниках все эти годы. — Кано, не смей! — Морьо с силой встряхнул его... обнял, прижал к себе. — Я вернулся. Я здесь! — Ты? Ты... — Целый я, — твердо сказал Морьо, и Кано, наконец, неуверенно обнял его в ответ. Словно ждал, что тот растворится в воздухе прямо под его руками. — Я живой. Очень злой, совсем целый и почти здоров. Готов драться дальше. И Амбаруссар по шее дам, болванам, уродам, искаженцам рауговым! — Замолчи! Хотя нет, не смей... — И не подумаю, — отрезал Морьо. — Только не кричи на весь замок, что я вернулся. Потом объясню, почему. — Нельо... Знает? — Мой оруженосец ему скажет. Я привез тебе от Финдарато письмо. И для Майтимо тоже. Только давай сядем, у меня ноги ещё болят, да потом спускаться! Я все расскажу. И как выжил, и как сбежал. Буду хоть сутки болтать, хоть двое. Мечтать ещё станешь меня заткнуть! Все будет хорошо, Кано... Макалаурэ молча сгреб его в охапку, перекинул через плечо и потащил вниз, не слушая возмущенных воплей. Без прыжков, осторожно переступая по камням. Двигаясь все легче и точнее с каждым шагом. Хуан бежал впереди, гордо задрав хвост.