За перевал

— Тобой больше нельзя пугать детей. Хорошо, — кивнул Ангрод. — Потом тобой станет можно. Не боишься? Морьо был уже не такой до жути худой, впалые осенью его щеки разгладились, и волосы немного потемнели. Но складка между бровей осталась. И весь он по-прежнему напряжённый и готовый к удару. — Сам бойся, — бросил Ангрод и повесил тунику на ограду учебной площадки. Затем рубаху. Морьо уже стоял полуобнажённый, перевязывая отросшие волосы тесьмой. Ангрод шагнул к нему — и Морьо сразу подобрался и ушел в сторону. Они закружили по песку и опилкам. Приглядывались друг к другу, словно заново — а впрочем, так оно и было. И первые удары Ангрода были осторожными, как шаги по болоту. Или первые вопросы. — Чего ждёшь? Не можешь разозлиться быстро? Помочь? Разозлиться быстро... Морьо не понимает. Он все ещё не понимает! Пламя вспыхнуло внутри сразу, ярко и больно, то самое, что грело его даже во льдах. — Злиться? — переспросил Ангрод, закусывая губу на мгновение. — Глупец, думаешь, это слово сюда годится? Когда сама память о вас жжет изнутри огнем?! И бросился вперёд. О, как он об этом мечтал! Как не хватило ему короткой стычки на берегу Митрим! Как он жалел, что их растащили верные Кано! Все двадцать пять лет жалел. Майтимо он простил, когда увидел, что с ним сделали. Кано — когда тот медленно снимал венец с седых волос и смотрел в пустоту. О двоих младших Феанариони Ангрод не очень думал — с ними ясно все, совсем юные, тяжело даже возразить отцу ещё. А этих троих — нет. Так и жгло бессильно. Притихло от жалости — и вспыхнуло от первого же резкого слова. Он целил кулаком в это лицо, а Морьо все утекал и клонился в стороны, и вспыхивала под ребрами боль от его встречных ударов, жестоких и точных, и от этого только сильнее жгло внутри и сильнее хотелось разбить ему лицо. Он словно надвое раскололся, как в настоящем бою, и Ангарато, который слышал мир и эльдар, жалел и любил их, отошел на два шага, а вперёд выломился здешний Ангрод, чтобы воевать и бить нечисть и тех, кто причинил ему и всем такую боль. Рвался вперёд, а Морьо ускользал. Пока Ангрод не прыгнул на него, и они не покатились по песку. И он смог достать ненавистное лицо, раз и другой, и бил, и не мог остановиться, до тех пор, пока скрюченные пальцы не впились ему в шею, словно когти, раздирая кожу. Железные руки дрогнули на мгновение, и встречный удар в глаз его ослепил. Но бить можно и вслепую! А вслепую он не успевает, удары сыплются словно со всех сторон, кулаки встречают пустоту — и вот его отталкивают и тяжесть исчезает. Ангрод вскочил, шатаясь и вытирая кровь с рассеченной опять брови. Морьо стоял перед ним с залитым кровью лицом, и снова, как тогда, привычно впивался зубами в собственную окровавленную ладонь. Оба тяжело дышали, готовые не то сцепиться снова, не то разбежаться. Вдох, долгий выдох... — Нос я тебе снова не поломал? — спросил Ангрод и шагнул вперёд, проверить. — Стоять! — рявкнул Морьо. Сплюнул. — Ничего не поломал! Я тебе жилу на шее порвал, дубина! Эрхен, живо тащи чистое полотно! — Крупную не порвал, — Ангрод почувствовал, наконец, как скатываются капли крови по коже. Пустяки. Примчался, перемахнув через ограду, худой нандо с повязкой на глазу, с сумкой в руках. В ней нашлись и настои, и чистые полосы ткани. — Сторожил? — Конечно, — без удивления подтвердил нандо. — Нам без поддержки со своими драться нельзя теперь, и нескоро будет можно. — Отчего? — уже угадывая ответ, спросил Ангрод, вытирая лицо и шею смоченным в настое полотном. Рваные ранки на шее жгло. — Звереем. Морьо коротко выдохнул — и тоже подошёл, выхватил отрез полотна, плеснул настоя, наскоро промокнул лицо, потом руку. — Легче хоть стало? — спросил он, не глядя в глаза. — Вытри лицо получше. — Сам вытри, бровь ещё кровит. — А у тебя глаз заплывает. — Будем мы вечером сидеть за столом несказанно хороши. — Да, — Ангрод криво улыбнулся разбитыми губами. — Легче. Немного. Не бойся, меня так просто не убить. — Дурень! — взвился тут же Морьо. — Что ты понимаешь!!! — Ты же не думаешь, что я двадцать пять солнечных лет чертил карты, тесал камни и плясал на лужайках? — Ты. Не понимаешь. Убить голыми руками или всем, что подвернётся под руку — раз плюнуть. Нет, шею так не перевяжешь! Подними руку! Вот так и стой, — и Морьо будто привычно уже наложил давящую повязку. Эрхен подавал ему перевязки, а после протянул Ангроду мех с питьем. — Орки научили? — спросил Ангрод серьезно. — Старательные учителя... Удави их кишками. — Расскажешь. — После тебя. — Что? — Здесь говорят, вы били тюленей и белых медведей и ели сырыми. В прошлый раз ты как-то упустил о том рассказать. Правда или нет? — Хочешь совесть разворошить себе? — Не то, чтобы от нее много осталось. — Такое, — Ангрод отхлебнул разведенного фаласского вина, протянул Морьо мех, — рассказывают у теплого очага и с горячим питьем в руках. Потому что вспоминать холодно. И Морьо вздрогнул невольно. — Велю принести ягодной настойки, — сказал он, снова глядя в сторону. — Прогреет до пяток. Ангрод оделся медленно. Идти обратно и появляться перед старшими с таким лицом по-детски не хотелось. — Я как-то не подумал. Что скажет Майтимо, когда нас увидит. Морьо только махнул рукой. — Я знаю, что скажет. Большую часть этих слов ты не поймёшь. И не надо. Выбрось из головы, это не твое дело. — Мое. Морьо фыркнул. Левый, подбитый, глаз у него совсем заплыл, разбитые губы опухли, на скулах проступили кровоподтеки. Он посмотрел на небо — с запада, с моря, ползли на крепость феанариони дождевые облака. Ветер пах молодыми листьями и мокретью. И Ангроду показалось — жжение внутри и вправду сделалось немного слабее. — Пойдем, — сказал он. — Пусть грозный Майтимо побыстрее надерет нам уши. Выпьем горячего, и что-нибудь съедим. — И повторим в следующий раз, — Морьо сжал ему плечо, упрямый и хмурый. — Может быть. Может быть... Дождь хлынул ещё до того, как они поднялись в главный дом, мгновенно вымочил их насквозь, и Эрхина тоже. Потому у камина в обеденной зале сделалось по-особому хорошо и уютно, а горячий отвар шалфея и мяты с медом показался ещё вкуснее. А Майтимо им так ничего и не сказал.