За перевал

Поздняя метель бушевала в долине реки Эйтель, заметая дорогу, тянущуюся вдоль гор к югу. Голые ветви прибрежных ив метались в синем вечернем сумраке. Гор не было видно вовсе. На самом деле, видно не было ничего, кроме ближних деревьев и ещё иногда верхушек столбов вдоль дороги. Но трое всадников уверенно пробивались сквозь метель по едва различимой дороге, придерживая капюшоны теплых шерстяных плащей. Заплетённые косами гривы лошадей забились мокрым снегом, снег лежал на их плечах, лип к рукавицам всадников и забивался им в рукава, но привычные к горам дортонионские лошади терпеливо шли вперёд. Лица всадников одинаково раскраснелись. Вот один из них взмахнул рукой, указывая вперёд, и все трое замерли, всматриваясь в снежные вихри. Ночь ещё не совсем сгустилась, и сквозь синий сумрак впереди выступило что-то массивное и светлое. Затем на нем зажглись огни — вверху и внизу. — Почти добрались! — крикнул первый путник, и лошади зашагали бодрее. Когда они добрались до огней, синий сумрак уже сменился глухой чернотой. Метель хлестала ещё сильнее, но огни караульных башен Барад Эйтель она погасить не могла. Высокие стены нависли над путниками, нижние огни высветили очертания массивных ворот. Первый из путников спешился, откинул капюшон, стряхнув с него ворох снега, и заговорил со стражей. Протянул им свёрнутое в трубку письмо и показал ярко-красные даже в свете факелов печати Дома Феанора. Вскоре одна из нижних створок приоткрылась, впуская путников в город. Где-то наверху ударил колокол. Морьо тоже откинул капюшон и стряхнул с волос мокрый снег, жалея, что не взял меховую шапку. Ведь его предупреждали, что весна здесь переменчивая! Город Нолофинвэ карабкался по склону горы к перевалу, словно вырастая из скал и уступов. Морьо не мог в темноте разглядеть его целиком, но видел то выступающие сквозь снег очертания белых стен и башен, то высокие крыши, то пробивающийся сквозь ставни свет домов. Кое-где в домах уже появились застеклённые окна, за ними мерцали свечи. А высоко впереди парили сияющие цветные огни — окна цитадели, оседлавшей перевал. — Город навырост, — пробормотал рядом Нарион. — Сколько ещё темных пятен! — И до тепла ещё далеко, — фыркнул Морьо, растирая уши. Затем он глотнул травяной настойки из фляги и набросил капюшон обратно. Хоть в городе не было такого ветра, как за его пределами, снег валил щедро. К тому времени, как они добрались до цитадели, сугробы на плечах выросли снова. Стражи здесь снова проверили печати на письмах и недобро всмотрелись в лица гонцов. Морьо ждал, узнают ли его, но никто из стражников не выказал удивления — должно быть, не узнали. Аэлар был ещё бодр, да и Нарион оставался весел, но Морьо сейчас мечтал лишь о горячем питье и тепле очага. Никаких радостных встреч и приятных бесед его в городе Нолофинвэ не ожидало. Разве что Финдекано обрадуется, и то — письмам, которые они привезли. Гонцам отвели теплую гостевую комнату, где метель отгораживали надёжные ставни, а длинное сиденье с проложенными внутри трубами испускало тепло. Вскоре туда принесли горячие напитки и закуски, и Морьо понадеялся, что до утра ему теперь ничто не помешает. Надежда растаяла, когда он услышал за дверью тяжёлые уверенные шаги. Финдекано легко распахнул тяжёлую дверь, всмотрелся в лица, замер на мгновение. — Не думал, что Нельо отпустит тебя до цветения, — сказал он. — Я не стал тянуть и решил за себя сам, — Морьо залпом допил горячий отвар, вытянул ноги под столом и прислонился к стене. — Но если твой отец хочет тоже натравить на меня лекарей — только завтра. Сегодня я надену любому целителю на голову его же сумку. — Добрый и вежливый Карнистир, как всегда. — К твоим услугам. — Отец хочет видеть тебя. Морьо застонал. — Конечно! Ты не мог промолчать до завтра? — Подожду более важной причины. — Дай хоть умыться с дороги! — Я жду, — невозмутимо сказал Финдекано, усаживаясь и вытягивая ноги. В точности как сам Морьо перед тем. Казалось, он способен просидеть так всю ночь, выжидательно глядя на гостей. Морьо снова застонал и отправился мыться и переодеваться. ...Когда при входе в покои стража отобрала у него кинжал, он уже еле сдерживался. — Карнистир, — сказал спокойно Ноло, сидевший за простым дубовым столом. — Рад, что ты жив. — Король Нолофинвэ, — Морьо скрипнул зубами. — В землях, где живет Моргот и его твари, с оружием надо есть, спать и ходить в отхожее место, а не отбирать его у гостей! Нолофинвэ улыбнулся. У него-то на поясе кинжал остался. — И, как всегда, недоволен. Я рад, что ты не переменился. И он жестом пригласил Морьо садиться. — Лучше точно не сделался, — тот опустился на тяжёлый стул. — Зачем я тебе понадобился? — Посмотреть в глаза родичу, на которого однажды буду полагаться в сражении с Морготом. — И только? — фыркнул Морьо. — А где твои лекари? — Свидетельства Артанис мне достаточно. — У тебя две причины не доверять мне. — Одна, раз ты это сказал. Скажи, долго ли ты намерен скрываться? — Уже нисколько, — отрезал Морьо. — Синдар не держат язык за зубами, обо мне уже знает весь Дориат и скоро узнает весь Митрим. Молчать дальше смешно. — Возможно, ты — знак того, что Моргот не только не всесилен, но и не всеведущ. Сейчас это важно. — Мне лишь повезло! — сказал Морьо резко. — И ты это уже знаешь. — Да. У меня вопросы о твоём везении. Морьо коротко кивнул. Раздражённо отбросил волосы с лица. — Первый — как тебе удалось избежать опознания после убийства в мастерской? — Я сам не знаю, — Морьо глаз не отвел. — Единственное, чем могу объяснить — охрана сочла несчастным случаем. Меня сразу избили до неузнаваемости и оттащили снова в шахты. — Ты убил даже не тэлеро — своего же сородича, чтобы сохранить свою тайну? — Да, — Морьо вспомнил облегчение в глазах умирающего — и промолчал. — Ты считал, он был сломлен Морготом? — Сломленные существуют, к сожалению. Ещё кто-то из них выдал наше восстание. — И потому даже ты не отказывался от встреч с лекарями? Ты боялся, что тебя могли сломать? — Ноло! — Морьо вскочил, втягивая воздух сквозь зубы. Шагнул к спокойному Нолофинвэ. — Никто. Не смеет. Обвинить меня! Поэтому и только поэтому я терпел дурацкие расспросы целителей! Нолофинвэ тоже поднялся. От него веяло спокойной силой, и именно это выводило из равновесия. — Я не обвиняю, — Ноло ростом не превосходил Морьо, но ширина плеч у дяди была такая, словно это он, а не отец, провел всю жизнь в кузнице. — Я задаю вопросы. Которые могут появиться не только у меня. Какое-то время они смотрели друг другу в глаза. Потом Морьо отступил на шаг — и бросил на стол кинжал с костяной рукояткой, который заприметил перед тем на поясе у Нолофинвэ. — Хотел бы напасть — напал бы сейчас, — сказал он, через силу усмехаясь. — Когда ты успел? — искренне удивился Нолофинвэ. — Научился плохому. — И чему ещё? — Лгать. Бояться. Не доверять просто так. Драться без правил и жалости. — Майтимо такого не говорил. — Он выжил иначе. Не знаю, смог бы я выжить... Как он. Вложив кинжал обратно в ножны, Нолофинвэ снял с маленькой жаровни кувшин и налил в два кубка подогретое вино. Оно пахло осенью и драгоценными пряностями, каких не встречалось на кухнях южной части Митрима. Морьо медленно сел обратно, с трудом успокаиваясь, отпил вина, наслаждаясь пряным привкусом и теплом. — Полагаю, ты хотел узнать что-то ещё, — сказал он, когда кубок опустел. — Полагаю, подобное собираю не я один, — сказал Нолофинвэ, доставая несколько свитков и раскладывая на столе. — Что из этого тебе знакомо? Морьо развернул один, затем второй, унимая дрожь в руках. Он видел очертания огромного зала на входе, коридоры, отходившие в стороны, пути вперёд и вниз, боковые тоннели... ветвящиеся шахты, уходящие на север и на юг... Чертежи Ангбанда. Куски зловещей мозаики, из которых однажды может сложиться целое. Морьо зацепился взглядом за очертания того, что было подписано как "тронный зал", по спине пробежал холод. Он догадывался, кто ее нарисовал. — Есть чем дополнить? — спросил Нолофинвэ деловито. — Вот эту часть — он обвел пальцами несколько знакомых ветвей, — начертил Нимран-камнерез. — Под ними в стороне есть заброшенные выработки, приблизительно здесь, — Морьо обвел пальцами. — Мастерские были примерно здесь. Дай мне вечер и бумагу, я дополню. И я хочу копию. — Копия есть у Майтимо. Хорошо, будет и тебе. Карнистир... У Нимрана в походе погибла любимая младшая сестра. Он был в ярости, когда узнал, кто носил имя Дагмор. Морьо вздохнул. Выпил залпом остаток вина. — Как-нибудь переживу, — сказал он. — И последнее, — Ноло разлил вина снова. — Что ты собираешься делать? Ты двадцать пять лет был сам по себе. — Когда подойдёт срок, заберу своих уцелевших и уйду на Восток первым. Готовить места для жизни... и для войны тоже. Чем дальше я заберусь, тем лучше будет для всех. Тут он насторожился — по коридору застучали торопливые частые шаги. Затем без предупреждения дверь распахнулась. Арэльдэ влетела внутрь, как вьюжный вихрь в своих белых меховых одеждах, белокожая, ярко разрумянившаяся от холода. Смоляная коса металась по ее плечам. Нолофинвэ достал третий кубок, налил, протянул дочери. — Морьо, — сказала она отрывисто. — Что? — он вдруг ощутил желание отгородиться от нее покрепче. Вернулась та тяжесть, с которой он жил первые годы под землей. Вина. — Если выжил ты, может быть, и они... — Нет. Нет. Я... видел. — Видел что?— требовательно спросила она, впиваясь в него взглядом. — То, что... От них осталось. Их пронесли мимо меня. В доспехах. Ошибки быть не могло, — слово "прости" встало поперек горла и отказалось выговариваться. Он не станет просить прощения, что выжил, а Турко и Курво — нет! — Ясно, — Арэльдэ поставила нетронутый кубок на стол и выбежала вон так же стремительно, как появилась. — Благодарю, — сказал Ноло негромко. Морьо только плечами пожал. — Что-то ещё? — спросил он хмуро. — И благодарю, что приехал. Я узнал, что хотел. Захочешь — останешься лишь гонцом. Захочешь заявить о себе — завтра я принимаю митримских синдар с просьбами, соберётся немало народу. — Даже после примирения твоему народу я ни к чему. Лучше нарисую тебе карты Ангбанда и погляжу на восход с перевала. — Ты напрасно рисковал, приехав только с двумя спутниками. Моргот мстителен. — Он даже узнать ничего не успеет, пока я ношусь туда и обратно, — отмахнулся Морьо. Бесцеремонно скрутил в трубку несколько чистых листов со стола, взял угольную палочку. Остановился. — Я тоже должник Финдекано, — сказал он хмуро. — Слухи о спасении Майтимо для нас — там — были как вода для жаждущих. Что бы ни случилось, я перестал бояться, что за меня пострадает он. И Ноло медленно наклонил голову. С утра Морьо рисовал, не останавливаясь. Испортил несколько листов, пока набросал заброшенные выработки — больше от волнения и печальных воспоминаний, чем по забывчивости. С картой мастерских вышло не сильно лучше, лишь последний лист получился достаточно чистым и аккуратным. Лицо убитого мастера, даже имени которого Морьо не знал, покоя не давало. Он первый из всех убил своего товарища из страха. Просто было об этом забыть под землёй, где надо выживать, а вот на земле уже не забудешь. Не то, чтобы он ждал, что Ноло за это от него отвернется — Ноло хотел знать совсем другое, хотел понять, признает ли Морьо выбор Майтимо отдать корону, и понял. А заодно — напомнил. На обороте испорченного листа Морьо по памяти набросал другой чертеж: Аглон, Холодные холмы, Восточные врата и отроги Синих гор. Где-то среди отрогов, по словам синдар, прятались прекрасные большие озера, из которых берет исток река Гэлион. Дальше всех от земель Ноло и детей Арафинвэ. Дальше от Дориата. В углу среди гор. Самое подходящее место. Правда, в соседях окажутся гномы, о которых рассказывают синдар — но почему-то чужаки его не смущали. ...Новые беглецы, пересекая Ард-Гален, смогут идти прямо на юг из любого места, их встретят и на Восточных Вратах, и на отрогах Синих гор, и на холмах. Дозоры будут пересекать равнину, отпугивая орков. И убежища. Нужны убежища, где будет обновляться запас еды, и где одиночка сможет спрятаться от ловцов по дороге. ...И стоит одному орку набрести на такое убежище, вскоре все они сделаются ловушками! Он в досаде бросил угольную палочку, вытер пальцы. Надо по возвращении нарисовать портрет убитого мастера и отыскать его родных, пока не началось переселение. Месяц за месяцем он откладывал это — сколько ещё бегать от памяти? Кто он был? Всех своих верных он знал в лицо, но этот служил либо Турко, либо Курво... Открывшаяся дверь прервала его мысли, Морьо обернулся. — Я отдал тебе все, что привез, и мне нечего передать на словах, — сказал он Финдекано. — У меня есть немного свободного времени, — отозвался тот. — Предлагаю подняться на главную башню. Ей всего четыре года. Вскочив, Морьо подхватил разлетающиеся бумаги, торопливо сложил и набросил теплый плащ. Ради взгляда на этот город сверху стоило отвлечься. Ему будет с чем состязаться. Главная башня Барад Эйтель взвилась над перевалом, словно пыталась превзойти высотой окрестные горы. Они долго поднимались вверх по тянущейся сквозь ее ярусы лестнице, прежде чем Финдекано распахнул последнюю дверь и шагнул на площадку башни. Восточный ветер ударил Морьо в лицо, он вздохнул полной грудью и засмеялся. Белоснежный Ард-Гален убегал перед ним к северу и востоку, а город ступенями спускался к равнине прямо из-под их ног. Водопады пронизывали город насквозь, сбегая с северной вершины и наполняя чаши фонтанов. Вдоль улиц уже возвели немало домов, но многие расчищенные площадки оставались ещё нетронуты, и оставалось только гадать, возведут на них дома или посадят деревья. Нижнее полукольцо стен Барад Эйтель раскинулось на равнине, а второе протянулось на половине склона, и главная улица извивалась по склону, соединяя их между собой. Дома были непривычно островерхими — должно быть, чтобы снег на них не скапливался. Даже крыши здесь были каменными — вместо черепицы в городе Нолофинвэ использовали пластины слоистого камня. Этот город тоже усвоил урок, полученный сыновьями Феанора в сражении второго года солнца, и огню он так просто не поддастся, подумал Морьо. Каменные крыши — отличная мысль. Три темные вершины поднимались из-за горизонта на северо-востоке, и туда смотреть не хотелось. Дым курился над одной из них, клонясь к югу. — Часто дымит? — спросил Морьо, отворачиваясь. — Как обычно. В последние дни чуть больше привычного, но и только. ...На западе, прикрытом от Тангородрима горами, снег успел стаять, задержавшись лишь в низинах. Плавные перекаты холмов снижались к югу, но озеро Митрим с перевала было не разглядеть — южные горные отроги заслоняли. — Ты хотел поговорить наедине? Или правда только показать мне башню? — Все, что я хотел бы тебе сказать, мог сказать и внизу, — Финдекано обвел рукой Ард-Гален, и тут сквозь облака пробился солнечный луч. — Я читал письма Майтимо и знаю, о чем вы говорили вчера с отцом. Могу я чем-то помочь? — Я не стану вредить Майтимо, если ты этого опасаешься. — Этого — нет. Но если ты уйдешь в войну душой и телом... — Не то, чтобы я всегда радовался жизни. За нее заплатил не только я сам, но и другие. Вышло... Много. — И чего ты хочешь теперь? — То есть — чего от меня ждать, хотел ты спросить? А ты уверен, что я отвечу честно? — ощетинился Морьо. — Ты приехал по просьбе моего отца... — Нет, Майтимо. — ...Вряд ли для того, чтобы лгать. — Посмотреть, хорошо ли на Нолофинвэ сидит корона. — Я тоже рад, что ты не сильно изменился. И рад, что ты согласен с Майтимо. — Город Ноло мне нравится. — Так чего ты хочешь теперь? — Чтобы жили все, кто живы, и чтобы из подземелий вышли все, кто там ещё остался. — Мы принимаем беглецов. Но как быть с тем, чего боятся синдар? Со сломленными? — Не знаю. Я не готов становиться целителем и искать ответ на этот вопрос. Но я готов идти на восток и собирать к себе тех, кого отвергают синдар. А там... Разберемся. — Я догадываюсь, как ты можешь разобраться. Буду рад, если не всегда станешь рубить сплеча. — Смотря какие жизни будут на счету. Снова заиграли солнечные лучи в прорехах низких облаков. Влажный снег Ард-Гален засиял под ним, и засияли белые стены крепости внизу, но башня осталась в тени, и облачные клубы почти касались ее верхушки. — Благодарю за брата, Финьо, — сказал Морьо тихо. — И за надежду для меня тогда. Не скажу, что я хороший союзник, но я не испорчу то, что вы сделали. Он плотнее закутался в плащ. Финдекано кивнул и повел его снова вниз по длиннющей лестнице. На тронный зал Морьо решил в этот раз смотреть со стороны. Единственным способом это сделать и не показать притом себя всему залу было встать сбоку в дверях, что вели в сторону жилых комнат. Совсем не то, что выйти на балконы, опоясывающие зал сверху, как предлагал Финдекано: зал как на ладони, но и ты виден всем сразу. До завершения работ в зале было ещё очень далеко: самоцветные мозаики на стенах не склались ещё и в половину картины. Художники выбрали изобразить празднество в лесу, объединяя нолдор и синдар в одной картине. Невольно Морьо отметил, что среди готовых фигур нет ни одной в алых или ало-золотых одеждах Дома Феанора. Примирение примирением, но сделанного отцом не исправить. Может быть, уже никогда. Разве что когда все погибшие выйдут из Мандоса, но как узнать об этом здесь? Надо сказать, корона на Ноло и впрямь сидела неплохо. Очень величественно получалось. Морьо попытался представить на этом месте Кано — вышло плохо. Себя не хотелось даже представлять. Майтимо было бы хорошо, но вот такого принятия от этих эльдар он не добился бы никогда... Морьо не сразу прислушался к тому, что говорят в зале. Сперва пробежал взглядом по толпе, замечая, как смешались уже здесь нолдор и синдар: зачастую здешние жители носили цвета верных Нолофинвэ, и только невысокий рост их выделял. Потом он зацепил взглядом движущегося к возвышению трона крепкого мужчину с чуть ссутуленными плечами и насторожился: слишком это напомнило ему самого себя. За сутулым двигался ещё один — юнец, невысокий, но ловкий. Оба одеты в цвета серых эльдар, и их одежды потёртые и блеклые. И ещё несколько эльдар, сходных с ними простыми одеждами, стояли дальше, словно не решаясь приблизиться. Ещё одни беглецы. Может быть даже, чем рауги не шутят, сбежали во время бунта. Морьо невольно почувствовал расположение к товарищам по несчастью. Похоже, среди митрим они не прижились, подумал он, и вспомнил своих. Каково им там, на востоке? Когда он вернётся туда с верными, не встретит ли их вот такими — одинокими и отвергнутыми? Испуганными. Он удивился сам себе и всмотрелся в лица просителей. Там было ...много. Много усталости, и что ещё хуже, много страха, словно не перед королем нолдор стоят эти двое, а перед темными майяр или орочьими вожаками, которые готовы им голову оторвать в лучшем случае. И вот это уже Морьо сильно не понравилось. — В чем ваши жалобы? — донёсся спокойный голос Ноло. Вот же непрошибаемый! — Мы и наши товарищи сбежали из морготовых рудников десять солнечных лет назад... — словно с усилием выговорил сутулый. Точно! Во время бунта сбежали! — ...Но хоть мы и вернулись домой, наши родичи с того времени боятся и отталкивают нас, не то подозревая в дурном, не то боясь предательства. Нам нет больше места среди митрим, государь нолдор. Мы живём в глуши, в стороне от родных и близких, словно в чем-то виновны. Мы пришли просить твоего покровительства, государь. Может быть, оно смоет с нас подозрение в пособничестве Темным. Может быть, вернёт нам доверие близких. Или хотя бы право жить среди себе подобных. Морьо понял, что весь напрягся, словно смотрит на подкрадывающегося гаура. С каждым словом сутулый синда приближался к Ноло, умоляюще глядя на короля и прижимая руки к груди. Вот он уже у трёх ступеней к креслу короля... Умоляюще. Со страхом. Словно моля о прощении. Совсем как смотрел другой эльда там, в мастерских Моргота. Словно зеркало отразило лицо из памяти. — Ноло, берегись! — рявкнул Морьо, бросаясь в зал. Крикнул он в то самое мгновение, когда сутулый выхватил спрятанное на груди и кинулся по ступеням. Не успели бы к сутулому ни эльдар из зала, оставшиеся позади, ни советник Ноло, что стоял сбоку, ни двое почетных стражей по сторонам возвышения, потому что дурного от эльдар не ждали, а один вовсе пытался задержать Морьо. Рауг знает, что успел бы сам Ноло. Морьо отшвырнул от себя стража — и тут юнец-синда бросился ему под ноги. На его лице мелькнула та же маска ужаса, да ещё отчаянная решимость. Перескочив через него, Морьо почувствовал, что ногу словно огнем обожгло — и этот с ножом... Развернулся. В зале что-то кричали за его спиной. Юнец бросился на него с коротким ножом, едва ли не кухонным, и Морьо, перехватив его руку, безжалостно вывернул ее. Клинок зазвенел по полу. Раздался хруст, рука юнца обвисла, кажется, кость сломалась. Морьо дернулся снова к Ноло — и тут в него вцепилось сразу с десяток рук, не меньше. Мельком он успел заметить, что Ноло стоит и вроде невредим, и отчаянно рванулся из этих рук. Казалось, ожили все мгновения, когда его хватали орочьи руки, и сейчас посыплются удары... Он лягался и рвался, кто-то вскрикивал от боли за спиной, но ударов не было, только держали его все крепче и больнее. Пока не раздался голос Ноло: — Остановитесь! И почти одновременно — возглас Финдекано: — Отпустите его! Остановиться первым Морьо не сумел, дернулся снова и вывернулся из внезапно ослабевших рук. Повернулся, готовый драться, и увидел Нолофинвэ, стоящего на ступенях к трону, и трёх стражей, еле удерживающих бьющегося синда. Ещё двое держали юнца, и у того на лице был только безграничный ужас. Вокруг толпились верные Ноло и смотрели на Морьо очень нехорошо, кто с угрозой, кто предостерегающе. А позади всех, у дверей, сгрудились те несчастные синдар, остальные беглецы, и на их лицах — только потрясение и горе. Потому что все их надежды на сносную жизнь только что погибли у них на глазах. Потом кто-то отчаянно протолкался через толпу, и появился прямо перед Морьо. — Ты!!!.. — с ненавистью простонал Нимран. — Снова ты!.. — Благодарю тебя за предупреждение, — Нолофинвэ сделал шаг к Феанариону. — У этого несчастного была возможность застать меня врасплох. Кольцо нолдор, сжимавшееся вокруг Морьо, вдруг раздалось. Шепот полетел по залу, и показался грохотом — это рушились жалкие остатки его прикрытия. — Мой государь, он тоже опасен! — выкрикнул Нимран. — Мог ли он вернуться сам? — Но кто это? — растерянно спросил льняноволосый синда в ярких вышитых одеждах. С чувством, что прыгает в прорубь где-то во льдах, Морьо вскинул голову и громко отчеканил: — Да, это я. Морифинвэ Карнистир. И я вернулся. Настала невероятная тишина. На него смотрели все до единого в этом зале. Многие — с возмущением или страхом. — И поскольку я вернулся оттуда же, откуда эти несчастные, — Морьо указал на совершенно растерявшихся синдар у дверей, — я пришел сказать одну вещь. Что каждый беглец, которого не приняли его близкие, найдет себе место среди моих верных. Сбежав неузнанным из подземелий Моргота, я отказываюсь бояться товарищей по несчастью! И это, — он развернулся и ткнул пальцем в Нимрана, — относится даже к тебе! Камнерез отскочил и, кажется, зашипел на него. — Я запомню твои слова, Карнистир Феанарион, — сказал Ноло позади него. Оказалось, он вернулся в кресло, и стало видно, что его голубой вышитый кафтан сбоку немного распорот лезвием. — И я готов отпустить тех, кто не нашел себе места здесь. Но что ты будешь делать, если встретишь ещё одного такого несчастного? Или не одного? — То же, что и сейчас! — вскинулся Морьо. — Сломаю руки и сдам лекарям. ...Убить слишком легко. Он ведь едва не ткнул юнца его же ножом. Может быть, все, что можно сделать для сломанных, это убить их. Только вслух он этого говорить не будет. Рука легла на его плечо. Оказывается, Финдекано стоял рядом все это время. — Идем, — сказал он тихо. Морьо бросил последний взгляд на синдар у дверей — кажется, те приободрились. Зато рядом с ними теперь высился Турукано, и вот уж кто смотрел на него с неприкрытой, прямой ненавистью. Вот и все. Как быстро! Двое сломанных, несколько мгновений драки — и остатки тайны разлетелись в клочья. Наверное, Ноло и сам бы справился с нападавшим, мрачно подумал Морьо. Можно было не лезть и не кричать. Может быть. А впрочем, дело сделано, и к раугам сожаления о себе. — Что у вас есть крепкого? — спросил он у Финдекано, уже спускаясь с ним на нижние этажи. — Самого крепкого. — Отправлю в ваши комнаты. Не хочешь занять комнату побольше? — Я хочу напиться. Судя по тому, что Финдекано довел его до дверей, он опасался теперь оставлять Морьо одного. Один раз оставил уже, теперь шуму на весь город будет. Что ж, когда дверь закрылась за спиной, ему тоже стало легче. "Кано?" "Я объявил о себе. Так получилось. Дай мне побыть одному". Нарион, умница, взял Аэлара за локоть и утащил из гостевых комнат, приговаривая, что он уже свёл знакомство с синдар на дворцовой кухне, и славно будет там посидеть немного. Позже — Морьо не понял, сколько прошло времени, он успел и ногу перевязать себе, — в дверь постучали. Он надеялся обнаружить за дверью обычного ученика домоправителя, пусть и любопытного. А стояла там — Арэльдэ. С глиняной бутылью в правой руке и парой маленьких глиняных стаканов в левой. Пока Морьо искал слова, она отодвинула его и вошла. Сама поставила бутыль на стол, расставила стаканы, высвободила пробку из горлышка. — Мне нечего сказать тебе, — Морьо запер дверь, тяжело сел. — Ко всем сожалениям, которые высказали Майтимо и Макалаурэ, я не могу добавить ничего. Только присоединиться. — У тебя есть, что мне сказать, — Арэльдэ опустилась в кресло напротив. — Или показать. — Ни к чему, — отрезал Морьо. — Твои обида и горе без того велики, лишняя тяжесть тебе не нужна. — Я решаю, что мне нужно, — сказала Арэльдэ. — Ты тогда не всегда был рядом с нами тремя. Но ведь сопровождал порой. Ты, а не Майтимо, не Макалаурэ, и не Финьо или Турьо. Ты — все, что от тех юных нас осталось. — Я изменился. И в отличие от тебя — не в лучшую сторону. — Ты вообразил, что поход по льдам делает хоть в чем-то лучше? Глупец! — она сделала большой глоток и даже не закашлялась. — Каменный ты болван! Морьо недоверчиво отпил из своего стакана, но ягодная настойка была действительно очень крепкой. — Курво был с головой захвачен словами отца, — сказал он. — И помогал ему прежде всех. — Думаешь меня этим успокоить? — Думаю. — А Турко? — Могу лишь сказать, что рад он не был. Но следовал за отцом. Как и я. — Покажи мне их. — И не подумаю! — Я сражалась в битве на берегу, Морьо. Потом я отстирывала свою кровавую одежду в ледяной воде, потому что все наши слуги или несли дозоры, или спали или были ранены. Я засыпала землей могилу младшего брата вместе с Финьо, и хотя бы в этой смерти могу винить не вас, а орков. Не смей меня жалеть, болван! — Я не дам тебе воспоминаний о том, как они умерли. Хотя... Морьо опрокинул ещё один стакан настойки и посмотрел ей в глаза. Выровнял дыхание и с усилием осторожно приоткрыл свой разум для нее. ...Утро. Это было утром того самого дня, и доспехи Курво и Турко сияли тогда под солнечными лучами, особенно яркие на фоне туч над Ангбандом и его темных склонов. Алые плюмажи развевались над блестящими шлемами. Турко зло смеялся — он только что назвал его, Морьо, угрюмым дураком за нежелание надевать лучший доспех. Вот Турко вскинул рог и затрубил, призывая свой отряд выступать, и восточный ветер заиграл его бледно-рыжими волосами. А Курво улыбнулся. Хлопнул сына по плечу. Он верил, что все рассчитал верно. — Хочешь травить душу, — Морьо тряхнул головой, разрывая связь, Арэльдэ вздрогнула, — запомни их такими. И хватит. Она тоже выпила стакан залпом. — Хочешь ли ты сказать, что простила нас? — Я не знаю, Морьо. Я все ещё не знаю. Но кровь и тьма, я могу хотя бы горевать так, как я хочу! — Благодарю, — улыбка вышла кривая. — Я позову слуг, когда ты здесь уснёшь. — Морьо... — Арэдель невесело рассмеялась. — Я могу одна выпить больше бутылки такой настойки и даже не зевнуть. А потом встать и идти сколько нужно. Или свежевать медведя, и рука не вздрогнет ни разу. Повторяю, не смей меня жалеть. И... до встречи. Может быть. Снова хлопнула дверь. Он остался наедине с бутылкой и подумал, что эта ягодная терпкость теперь долго будет напоминать ему про Арэльдэ. Наутро от ягодной настойки болела голова. А за воротами цитадели посланников Дома Феанора ждали девять всадников, те самые синдар. Вооруженные луками и примитивными палицами, притороченными у седел. Мешки были перекинуты через спины их низкорослых лошадей. — Мы услышали тебя, Морифинвэ Карантир, — объявил один из всадников, широкоплечий и с каштановыми волосами. Нос его был сломан, лицо пересекал шрам, а вот седины в волосах не осталось. — И готовы отправляться с тобой. — Едем, — сказал Морьо. Обернулся. Финдекано махнул ему рукой, и Морьо медленно, почти нехотя, помахал ему в ответ. Горожане, наверняка уже слышавшие новости из дворца, провожали их маленький отряд мрачными взглядами. — Разве мы поедем не мимо озера Митрим? — чуть напряжённо спросил один из синдар. — Нет, — отрезал Морьо. — Слишком долго. Вернемся как прибыли, по восточной дороге. — Разве тебе не страшно? – спросил синда простодушно. — Когда мне страшно, — так же просто ответил ему Морьо, — я очень злюсь. Это помогает. ...Двоих всадников на одной старой и тощей лошади отряд Морьо нагнал уже при подъёме к Южному перевалу и крепости Майтимо. Морьо их узнал издалека. А они его — только когда приблизились. — Дагмор! — воскликнул радостно Халлафер, направляя лошадь ему навстречу. — Ты здесь! Какой ты важный! Морьо подъехал вплотную, похлопал его по плечу. Нандо за это время заметно распрямился, вместо лохмотьев он оделся в одежды из кожи и шерсти и хорошую меховую накидку, вот только глаза его остались грустными. — Ты звал приехать, — напряжённо сказал Одноглазый, сидевший за спиной спутника. Над его плечом виднелся большой лук, оплетенный кожаными шнурами и перьями. — Стреляю я не хуже, чем прежде. — Славно! — Мою ногу исцелили, теперь я могу сражаться не хуже других. Я слышал, ты один из командиров у этих нолдор? И даже знатного рода, говорят дориатцы? — кажется, Халлафер, взбодрившись за осень и зиму, сделался разговорчив. — Да, — сказал Морьо. — И собираю свои отряды, чтобы однажды отправиться жить на восток, к истокам Гелиона. — Вот хорошо, — обрадовался Халлафер. — Я знаю те места. Только орки теперь туда заходят, а так места чудесные. —Тогда буду советоваться с тобой, где ставить замок, — усмехнулся Морьо. — Замок? — удивились оба. — Лучше всего на берегу озера, — уточнил Морьо. — Едем, поговорим обо всем дома. И махнул рукой. Маленький отряд двинулся за ним, вверх по дороге — к замку.