Никаких разговоров на воде

Сегодня в плане нет никаких серий, ускорений, напряжений и прочих извращений, просто дистанция, которую пройти нужно, а раз изначально двадцать километров указанно, то само как-нибудь в восемнадцать наконец перетечет, а где восемнадцать там и еще один можно б раньше свернуть, значит к пятнадцати округляется. Билан с цифрами дружит: он на заочке экономистом, между прочим. Уверенности мало, потому что в его-то случае все справки о «выдающихся спортивных достижениях» перекрыть с лихвой могут, но надо будет уточнить ради приличия, чтоб хоть где-то было. Солнышко в середине сентября не припекает, и если б Рудковской сегодня на базе не было, можно было б очки темные на воду напялить, чтоб каждые семь минут в западную сторону глаза не щурить. Дима апеллировать возрастом и жизненным опытом к месту и не очень любит, но морщины в двадцать в планы не входят (только в грешную жизнь, кажется, с ноги ворваться стремятся). — Что ты ее гладишь? Она тебе тем же не ответит. Кричит, когда Рыбак мимо просто проходит. Ненавязчиво и, вероятно, вполсилы, но даже при этом обгоняет слева, потому что работать менее продуктивно, чем Дима, постараться нужно изрядно, однако раз силы не тратятся, то и на разговоры их сполна хватает. — Никакой взаимности, как жить? Саша улыбается, никаких обид, а когда только пришел, это и раздражало до невозможности. Билана за новичком закрепили, решив, что если материнский инстинкт тому развить не грозит, то, может, хоть каплю ответственности привить возможно. К прививкам, к сожалению, как и немалая доля населения постсоветской необъятной, тот относился скептично, демонстрируя на практике выражение «плыви, сосиска» во всей красе. На рыбацкий помост, правда, потом выбирался следом после очередного переворота, воду помогая вылить, пока новичок, ничего не смыслящий в жизни этой, веслом оставленную тогда еще новую лодку придерживал. «И только поцарапай, тебя потом тоже наждачкой шкурить придется». Страх все равно не вызывал, как и никаких нормальных — забавных непременно — реакций тоже, только улыбка легкая и взгляд не отводит. Видать, тоже правила неоглашенные понял зачем-то, потому что Дима и сам побаиваться мог бы начать, если б на действия и слова окружающих какое-нибудь внимание обращал. Тут просто решил, что индивид занятный, необидчивый, а значит если вплотную на лодке подойти и рукой накренить, баланс, на той стадии с трудом найденный, убивая, ничего ужасного не случится. Намокнет? Ну девушки от него, кажется, тоже не очень сухими становятся, но жалоб же не поступало (или услышанными не были). — Еще жизни тебя учить, за такое вообще-то деньги берут, но я щедрый. Хуй положи, Саш, легче станет. — Грести? — Проигрывать. Тут внутренняя королева драмы подсказывает со всей скорости ход набрать. Лопасть практически перпендикулярно входит, врываясь, пока брызги со второй куда-то на лопатки долетают. Разворот, как когда в зале с палкой до хруста на подводящих упражнениях вручную разворачивают, даже ножкой можно разориться и толкнуть. Сашенька такое усердие ради выебнуться ценить бы должен, но, кажется, он даже попытки в импровизированной гонке поучаствовать не принял. Лопасть левую ребром и полностью погрузить — резкий разворот почти на все 180. Опасно, когда на воде еще человек пятнадцать, но не первый же день, в самом деле. Другой тут сматериться мог бы, да просто выругаться хоть, потому что мешает больше, чем обычное подрезать, волну создавая неприятную. Рыбак просто ближе к центру канала направление берет. — И не скучно таким жить? — На той неделе скучно не было, позавчера тоже, а сегодня что? Вторник? Да, прав, сегодня скучно таким жить, еще и вода взаимностью не отвечает. У нормального тут должно быть раздражение, хоть малейшее, Билан в этом разбирается. Сашеньку нормальным он считать отказывается, и не то чтоб это мешало чем-нибудь. Мимо кто-то из детей еще на дереве проходит, вперед обгоняя. Старается, деревянную лодку движение за движением с куда большим усилием и рвением проталкивая, еще и локоть зажимая так, что уже сегодня же в раздевалке руки отказать захотят, но не научит ничему. Романтика мазохизма первого лета и убитой техники, которую воскрешать фактически танцами с бубном приходится: умом разворот не понять, только душой километре на пятисотом словить окончательно. — Смотри, какие ответственные, а ты отвлекаешься, технику безопасности нарушаешь. Никаких разговоров, я это на первой тренировке еще рассказывал. Билана когда демоверсией тренера подвесили, он инструктаж по памяти провести, может, и не честно, но пытался. На стандартном «рыбаков не материть, хоть и бесят» вселенная немного схлопнулась, правда, зато теперь на базе официально чужой среди своих оказался. — Помню, было про не укради тряпку ближнего своего. — Мы еще не так близки, Сашенька, чтоб у тряпки твоей неприкосновенность появилась. Но можем стать, если хочешь. Такт отсутствует у Димы напрочь, как и любая ненужная кофта из секонд-хенда, чтоб после тренировок лодку вытирать, а привязанность к неодушевленному куску себя, так сказать, совесть бьет в схватке неравной. — Моторная сзади, работаем, — Саша опять серьезный, скорость набирает некоторую, стараясь на тренерскую лодку не оборачиваться. Двести метров навскидку еще есть — меньше минуты — до криков про ленивого и самоуверенного. Дима работать больше из принципа сегодня не хочет: собрался ведь не напрягаться, раз вчера напрягся — все ясно предельно. — Билан, что это? Раз-два, раз-два! Как такая небольшая Рудковская может так громко орать, еще и двигатель шумящий перекрикивая, — загадка, как и способности ее к мотивации. Ритму поддаться приходится. Спина прямая, колени на первом развороте хрустят предательски, хотя минута едва ли прошла с последнего выпрямления, но не зря ж ветераном среди тренирующихся числится. — Активнее, а то считать твои круги начну и до ночи тут ходить будешь, раз-два! О том, как сильно планы не выполняются, все знают и дают их ровно с тем же расчетом. Билан раздраженно ртом выдыхает на правом гребке, когда на затылок со второй лопасти сильно ощутимо прилетает, но до километрового крашенного пенопласта лучше без остановок, пока смотрят. Рыбак сбоку мелькает, размеренно идя, но как-то почти насмешливо улыбаясь, Дима не то чтоб смотрел, но уверен в этом, и теперь позади остается. Ему почему-то никаких замечаний, ведь мальчик же хороший: от указаний не отлынивает, водорослями в детей от скуки не кидает, хоть это всего раз и было года три назад, на него можно глаза закрыть, пока рядом такой чудесный и замечательный объект для всех порицаний находится.