Viribus unitis

Чонгук не уверен точно, но она кажется неплохой. Рита. Он же может, если человек неплохой, пообщаться, а не сразу тащить в постель? Когда он пошёл на поиски сорок второй, то был почему-то зол. Наверное, из-за того, что Тэхён его догнал, а это значило одно — шансы на победу снизились. Из-за этого же? Он почему-то напился ещё, хотя не жалует алкоголь. Плюс всё же среди всех минусов есть огромный — он контролирует себя в этом состоянии. Не бывало такого, что необдуманные поступки брали верх или типа того. Её он встретил по пути в заветный клуб — в парке. Кто бы мог подумать, что кто-то настолько неуклюжий запутается в своих ногах и упадёт прямо перед ним? От испуганных глаз, что смотрели на него снизу вверх, у него даже защемило сердце, как когда-то в ситуации с бездомным котёнком. Он не узнает, что она почувствовала то же самое — несчастный настолько, что хотелось ему помочь. Неужели алкоголь так повлиял даже на его внешний вид? Он не несчастный! — Рита, — говорит, неловко поднимаясь. Брюнет решает ей помочь, придерживая за локти. — Чонгук, — кивает в ответ, не зная куда деть глаза. Ему впервые стыдно за то, что от него разит спиртным, кажется, за три метра. Она низкого роста и с русыми волосами по плечи, настолько прямыми, что сомневаешься сначала в их натуральности. Глаза непривычно серые — он раньше видел подобные лишь у Тэхёна, а теперь вот — у Риты. В этот день они гуляют целый час, даже друг друга не касаясь, — давно так Чонгук не общался с противоположным полом. Она хороший собеседник: спрашивает о хобби, увлечениях, любимых цветах и о море. — Тебе нравится море? — показался странным этот вопрос. — Не знаю даже, я… — Сколько не смотри на море — оно никогда не надоест. Оно всегда разное, новое, невиданное. Оно меняется на глазах каждый час. Однажды я жила возле моря. То оно тихое, светло-голубое. То оно ярко-синее, пламенное, сверкающее. То под свежим ветром становится вдруг цвета индиго, шерстяным, точно его гладят против ворса. То налетает буря — и оно грозно преображается. Штормовой ветер гонит крупную зыбь. По грифельному небу летают с криками чайки, а на берег волны выкидывают почти безжизненные тельца медуз, — она улыбается воспоминаниям. — Но главное очарование моря заключается в какой-то тайне, которую оно хранит в своих пространствах, — во взгляде Чонгука она видит лёгкое непонимание, объясняет: — Море — оно как люди. А какие тайны хранишь в себе ты? От самого себя? Её слова сбивают столку, вопросы какие-то уж слишком личные, но такие правильные… — Ты что, психолог? — в шутку. — На философа учусь, — улыбается в ответ. Они обмениваются номерами, Рита обещает написать, говорит, что волнуется — дойдёт тот до дома безопасно или нет. Это кажется странным, ведь о Чонгуке волновался только Тэхён. Жаль, младший о нём сейчас совсем забыл, не думает, что тот сидит и ждёт, сгрызая ногти на пальцах до крови. Она и правда потом пишет, они общаются, обмениваются смешными картинками, и Чонгук даже улыбается экрану. — Ты чего? — спрашивает старший. Их рабочие места совсем рядом. — Я познакомился кое с кем, — смущённо звучит в ответ. — Кхм, — думает, как реагировать Тэхён. — Сорок вторая? — Рита. И это впервые, когда Чонгук помнит имя. Слышится треск. Наверное, это чьё-то сердце. Ему интересно с ней. Она весёлая, многое рассказывает, но иногда… — Ты веришь в любовь? — спрашивает серьёзно. — Любовь? — выгибает бровь, не понимая. Сидят в этом кафе, обсуждая пирожные, а потом… любовь. — Да, именно. Я считаю, что настоящая любовь может быть только взаимной, нет безответной. Не существует и всё. Это чувство — как совпадение пазлов в одну яркую картинку. Если нет отклика, ответа, совпадений нет — нет и любви. Безответным чувством может быть лишь страсть, — продолжает излагать свои мысли, забавно хмурясь. — Ты испытываешь к кому-то страсть? Хочешь кем-то просто обладать? Без обязательств. — Нет, — чётко. — А любовь? — безжалостно бьёт. — Я… — Как много человеческих судеб рушится из-за того, что люди не могут дать правильную оценку своим чувствам — и страсть, и похоть или одержимость принимают за любовь, — не даёт она ответить, видя по Чонгуку, что мысли его в разнобой. — А любовь настоящую — ни во что не ставят, — она отпивает непринуждённо чай, пока Чон переваривает информацию. — Понимаешь? — Что общаюсь с грёбаным философом? Да, — улыбается он, вызывая у Риты смех. Если любовь — это взаимность… то существует ли она вообще? То есть, Вселенная огромная, людей бесчисленное количество, а среди них найти своего человека разве возможно? Взаимность — она так же редка, как и огненные смерчи. Возможно, странное сравнение, но подумать — и они ведь смертельно опасны. Для возникновения огненного смерча важен источник вращения в атмосфере. Специалисты достаточно хорошо представляют себе физику огненных торнадо, но пока не могут предсказать, когда и где они могут появиться. Для возникновения взаимной любви — человек, что где-то бродит на планете среди миллиардов других. Физика взаимной любви понятна, но невозможно предсказать когда, где и с кем она может быть создана. И вообще — может ли. Чонгук раньше не думал об этом в таком ключе. Он видит Тэхёна и счастливо улыбается, когда тот замечает и машет рукой, на пальцах которой сверкают бриллианты. Тот щурится, потому что солнечный свет слепит, а в руках у младшего какой-то непонятный предмет совсем, хочется поскорее разглядеть. — Что это?! — кричит он через дорогу. Шум машин немного заглушает голос, но розоволосый всё слышит. Их разделяет метров сорок и преграда в двадцать пять секунд, что отсчитывает светофор. Когда красный человечек станет зелёным — они смогут шагнуть навстречу друг к другу и впервые обняться за эти пару дней. Как же долго они не виделись! — Радиоприёмник! — счастливо отвечает младший. Двадцать секунд. — Радиоприёмник?! — переспрашивает, удивляясь. Люди смотрят немного странно на двух перекрикивающихся парней. — Радиоприёмник! — ни секунды не медля. Пятнадцать. — Будем его вместе чинить! Гарантирую веселье! — машет перед собой предметом Чонгук, игнорируя прохожих. Интересно, о чём они думают, наблюдая подобное. Семь. — Зачем это?! — интересуется сероволосый, срываясь с места, хоть и осталось секунды две. Больше нельзя ждать. Их тела соприкасаются посреди пешеходного перехода, где в данный момент десятки людей преодолевают мизерную часть своего жизненного пути. Чонгук и Тэхён просто обнимаются, здороваясь, — они делают так всегда. Но сейчас мир будто замер. — Рита сказала, что хотела бы послушать песни таким способом, — отвечает Чон, медленно выбираясь из объятий. — Пойдём? — Да, конечно, — улыбается Ким. Они находят через интернет подходящую мастерскую и знакомятся там с Намджуном, что любезно соглашается им помочь, если возникнут трудности. — В случае, когда приёмник включается, но не принимает радиостанции, для ремонта вам понадобится его принципиальная схема, — сказал он перед тем, как оставить их наедине. — Буду за дверью, надо передать клиенту исправные приборы. Схему приходится искать в интернете и с этим ребята отлично справляются, а потом следуют инструкциям. Чонгук крутит ручку настройки и прислушивается к тому, доносятся ли из динамика хоть какие-то звуки. — Слышу шум, — шепчет Тэхён, двигаясь ближе. Их пальцы невольно соприкасаются в этот момент. — Ты прав, — соглашается Чонгук, выпрямляясь и поднимая радио выше, разглядывая. — Значит, проблемы могут быть в антенне, — он проверяет её переключатель, разбирает его и чистит контакты. — Чувство, будто раньше ты уже занимался этим, — восторженно говорит старший, наблюдая за ловкими движениями. И это странное, но такое приятное чувство, когда спустя время и усилия всё-таки слышится музыка, хоть и немного с треском, а на следующем канале прогноз погоды, дальше — какая-то рекламная пауза… Удивительно. — Да вы крутые! — говорит Намджун, прощаясь. — Заглядывайте ещё, — его улыбка излучает тепло, а мастерская слишком уютная для того, чтобы просто заниматься в ней ремонтом. Здесь хочется разговаривать по душам. И однажды Тэхён приходит снова. Чонгук узнает об этом по телефону, когда ему Намджун скажет: — Здесь твой друг, и ему, кажется, нехорошо. Когда младший приезжает, то застаёт Тэхёна уже спящим, а горящий лоб говорит о высокой температуре. — Почему он здесь? — Сказал, что потемнело в глазах сильно, голова кружилась, поэтому пришёл сюда, был неподалёку. Отлежаться, — Намджун присаживается на корточки возле дивана и обеспокоенным взглядом осматривает гостя, шумно посапывающего во сне. — У меня вот здесь болит, — кладя руку на грудь. — Что мне делать, Намджун-хён? — Позаботься о нём, ладно? — говорит с надеждой. — Конечно, никак иначе и быть не может. Чонгук подхватывает заботливо Тэхёна на руки, и тот сонно обвивает его шею руками, тихонько что-то бормоча. Кажется, старший весит совсем ничего, ведь без труда его удаётся донести до машины. Усадив поудобней, Чон не медлит с дорогой, мчась на высокой скорости. Если его хёну плохо, то и ему ведь тоже. Верно? — Где твои ключи? — пытается узнать Чон, стоя у закрытой двери с хозяином квартиры на руках. Ему что-то неразборчиво объясняют, но всё до разума доходит, они же и с полуслова понимают друг друга, и без слов вовсе. Когда он заносит в квартиру Тэхёна, то не включает свет предусмотрительно, чтобы не причинять боль его глазам. Жилище небольшое, на самом деле, как и у Чонгука. Они могут позволить себе больше комнат, вычурности, но разве это так важно? — Я принесу воды, — тихо говорит Чонгук, укладывая старшего на постель. Тот чему-то жмурится во сне, тяжело дышит, а на лбу заметная испарина. Чонгук приходит спустя несколько минут, прихватив заодно и компресс для головы, термометр, необходимые таблетки. Они знают, как ухаживать друг за другом, ведь в моменты болезни рядом тоже никого, а врачей Тэхён побаивается, между прочим. — Это странно, — говорил ему раньше Чонгук. — Врачи же делают только лучше, — но не настолько же Тэхён глупый, чтобы бояться именно врачей, — его то беспокоит, что будет больно. Беспокоит то, что в тусклой палате он совсем один, каким навсегда и останется. Ему страшно. И этот страх где-то там — глубоко внутри. С детства ещё. Когда его положили с воспалением лёгких в больницу, а навещали раз в день, что достаточно, но ему было очень одиноко. Настолько, что он пытался сбежать несколько раз, но его каждый из них ловили доктора, не успев он даже покинуть территорию. Для него такие заведения — похуже тюрьмы, особенно когда говорят, что пора на уколы. — Нет, пожалуйста, — хныкал Тэхён. Ему только девять, ему страшно, а рядом лишь медсестра в белом халате и с приторной улыбкой. Как она может просто так взять и воткнуть огромных размеров иглу в маленькое и беззащитное тело? Издевательство какое-то, он же ребёнок! Да, после этого должно стать легче, это поможет поправиться, но: — Пожалуйста… — не помогает. Тэхён уже давно ничего у людей не просит, но удержаться сейчас не может, когда чувствует прохладные лечащие касания к своей огнём горящей коже. Он иногда ощущает такие же во снах, до конца не понимая, кому принадлежат, но в эту секунду он нутром ощущает Чонгука. Определённо. Он собирается с силами и хватает младшего за запястье, когда чувствует, что тот закончил с компрессом. Ему надо ещё немного для здоровья. — Не уходи, — хрипит, не открывая глаз. Каждое движение даётся с трудом — было плохой идеей гулять в ливень. Но ведь думалось лучше! Чем дома… Дома, где тихо, и серо, и сыро. Под дождём лучше. И дышится легче. Чонгук сначала не совсем понимает просьбу, ведь он никуда и не собирался, но в итоге ставит себя на место старшего. Остаться в одиночку в таком состоянии — самое ужасное, что может случиться. Ставить себя на место другого человека — самая правильная в мире вещь. Эмпатия. Ментализация. Почему этим даром наделены лишь единицы? Бывает, рассказываешь кому-то что-то, по-твоему, совершенно очевидное, не терпящее возражений, а тебе отвечают: — Ты не прав. Но ведь именно в данной ситуации он точно прав. Да, возможно, где-то там и с другим человеком всё обстоит иначе, но он хорошо подумал, он наверняка знает, как правильно, ведь разбирается в своей жизни. Но у людей есть своя жизнь, и судят они лишь по ней, отвечая: — Ты не прав. — Ты не понимаешь. И самое страшное: — У меня такое было, — если ты рассказываешь, например, о разбитом сердце. — Это пройдёт. Какие глупости… Если прошло у кого-то, то не гарантирует это другим людям успеха, потому что ведь совсем ситуации разные, хоть и похожи на первый взгляд. Не может в мире всё одинаковым быть — невозможно это. А ещё, когда говоришь, что влюблён, но не чувствуешь взаимности: — Это пройдёт, — старая песня. — Переключись на что-то другое. А что, если переключаться совсем не хочется? Что, если твои чувства сильнее «хочу» и «надо»? Почему ты не можешь любить, в ответ того же не получая? Люди ведь могут просто любить? Люди могут позволять себя любить? Но эти примеры слишком сложны, есть кое-что проще. Ещё в школе, когда Чонгук и Тэхён возвращались с уроков, он научился ставить себя на место другого человека. Они поднимались в лифте, им на один этаж, и Тэхён удивлённо спросил: — Что за красная точка? — он смотрел на стену, а Чонгук так же удивлённо, но хмурясь: — Где? Тэхён тогда ткнул пальцем — там совершенно ничего не было, однотонный серый — и обиженно ответил: — Да вот же! — младший смотрел, но и правда не видел. Может, у Тэхёна проблемы с головой? Это было бы ужасно, ведь им даже тринадцати ещё нет… — Там нет ничего, — непоколебим оставался Чон. И он не мог, видя расстроенного Тэхёна, оставить всё просто так. Наклонился к нему, чтоб успокаивающе потрепать по волосам, а хён был ниже Чонгука тогда почти на две головы, это сейчас догнал, и краем глаза посмотрел на стену, где действительно была красная точка. Она была видна с роста Тэхёна, ведь это отражение какого-то счётчика с противоположной стены. Но она была! Чонгук после того случая всегда смотрит на ситуации под разными углами. Твоя точка зрения может быть верной, так же, как и точка зрения другого на эту же ситуацию. Не спешите упрекать, осуждать. Мир многогранен, а ты всего лишь топчешься на одной из них. — Не уйду, — нежно говорит Чонгук и, следуя неясному порыву, ложится рядом, укрывая их обоих одеялом. Он в одежде и ему уже жарко, но нарушить идиллию, что невероятным образом создана, не посмеет. Тэхён льнёт ближе, а потом и вовсе переворачивается на бок, лицом к Чонгуку, из-за чего со лба спадает лечебный компресс. Чон цокает недовольно, но не по-злому, и пытается всё вернуть на место, но вновь его хватают за запястье, будто это единственное, что Тэхён сейчас может, и еле слышно просят: — Полежи просто, — укладывая ладонь себе на щеку. И Чонгук застыл статуей, не в силах даже дышать нормально, ведь никогда раньше он такой атмосферы от их общения не ощущал. Не ощущал и такого уюта. Ему, как бы это странно ни звучало, хорошо сейчас. Лежать вот так: несмело поглаживая большим пальцем скулу, слыша в ответ тихое мурлыканье. Возможно, зря Чонгук прозвал хёна принцессой? Он самый настоящий котёнок! — Чонгук… — слышит он и двигается ближе, почти соприкасаясь носами, чтобы не упустить и слова. Его лоб тут же находят своим, утыкаясь как-то отчаянно. — Да, хён? — на грани слышимости. — Мне… Так хочется тебя поцеловать, потому что я так часто об этом думаю. Я совсем не понимал своего желания, но сейчас, лёжа с тобой в одной постели и чувствуя твоё дыхание так близко, мне очень хочется обвить тебя руками и не отпускать никуда и ни за что. Мне так хочется тебя поцеловать, ведь твои губы кажутся такими влажными в этой темноте, а ещё искусанными из-за твоей до жути сексуальной привычки их грызть, когда думаешь. Ты и сейчас это делаешь, но о чём ты можешь думать сейчас? О том, что тебе пришлось возиться с другом, внезапно подхватившим простуду? О том, что нужно тактично свалить? О том, что где-то ждёт Рита? В моём сердце нет места для ревности, я просто не хочу, чтобы ты думал о других, когда ты со мной. Я не прошу любви и лучшего отношения, мне бы только твои мысли, что будут адресованы моей персоне в подобные моменты. Мне так хочется тебя поцеловать, и я правда осознаю всю глупость этого порыва — это не из-за температуры или чего-то подобного, мне просто хочется. Необъяснимо. Если я поцелую, то испорчу всё? Крепкую дружбу испорчу? Я не хочу этого, я не могу тебя потерять, я никогда тебя не потеряю. — …плохо, — и специально засыпает мигом, чтобы глупостей не натворить. — Мне так хочется тебя поцеловать, — шепчет Чонгук, тяжело прикрывая собственные веки — это кажется такой непосильной задачей. Хочется смотреть на спящего Тэхёна, убирать пряди волос, что спадают на лоб. Хочется и дальше восхищаться подрагивающими ресницами, фантазировать о том, какие на вкус эти вишнёвые губы. Он и правда видит их цвет в этой темноте. — Так сильно… — и прижимается ближе. Но я не хочу тебя потерять, я никогда тебя не потеряю. Каждый просыпается в своей постели, но оба остаются дома. Один — из-за болезни и невозможности разлепить веки, а другой — просто так (читайте как "чтобы быть рядом"). Чонгук в этот летний солнечный день (и как можно заболеть?) специально идёт в супермаркет за продуктами для друга, но, принося их, говорит, что захватил больше, чем ожидал. — Так что вот… — выкладывает он из пакета продукты, пока сонный, похожий на медвежонка Ким опирается о дверной косяк и смотрит устало. — Ты же любишь банановое молоко? Случайно взял, — говорит между делом, прекрасно зная, что банановое молоко — любимое лакомство старшего. — Печенье? Ну… Тут с шоколадом и с орешками ещё, ты же… — обожаешь его. — Спасибо, я… — пытается прокашляться Тэхён. Он не разговаривал со вчерашнего дня. — Всё хорошо, молчи, — машет руками брюнет. — Надо тебе выпить чего-нибудь горяченького, — и начинает делать малиновый чай. Это так приятно — заботиться о ком-то, тем более о том, о ком тебе действительно заботиться хочется. Особенно о том, кто так благодарно смотрит, будто преданный щенок. Чонгук не считает хёна таким, просто его глаза… Не описать! Они не серые. В них — все цвета, что существуют в мире и будут когда-либо существовать. В них — мир, ведь так хорошо в отражении видно каждую деталь. Наверное, Чонгук бы мог вечно в них смотреть на себя, потому что это совсем иначе, нежели смотреть в зеркало. Он чувствует себя нужным, когда радужки Тэхёна окутывают теплом. А они иначе и не могут — Ким уж очень хороший человек. У Риты глаза, как думал сначала Чонгук, похожи на Тэхёновы. Но нет, схожестей нет. Рита, кстати, в один из дней, когда Чон на работе пишет отчёт, присылает сообщение… кхм, откровенного характера, прикрепляя фото. Чонгук, так сказать, не отреагировать не может, тем более, когда игра всё ещё в силе. Он совсем об этом забыл. Достаёт телефон и в заметках пишет: 42. Рита Наперёд. У них точно всё получится. Она даже зовёт к себе — успех. И нет ничего удивительного в том, что, когда он приезжает, она встречает в сексуальном белье и с вкусным ужином на столе. Скорее всего, готовила не сама, как подсказывает шестое чувство. Почему-то вспоминается Тэхён — он хорошо готовит. И часто. Приходит иногда с пакетом, полным еды, весь счастливый. Мог бы и к себе позвать на ужин, но всегда приносит сам, боясь оторвать младшего от дел — ведь всегда усердно трудится. — Боже, хён, это невероятно! — в наслаждении прикрывая глаза, в рот накладывая побольше. — Приходи почаще, — и Тэхён приходит. Рита кажется неплохой. Красивая, умная, с ней интересно. Они могли болтать о том, о сём по несколько часов подряд, но никогда не доходило даже до поцелуев. Сейчас у них будет что-то большее. И Чонгук рад, потому что ему нужно в игре выиграть. Он целеустремлённый, помните? И Рита неплохая. Рита красивая, умная, с ней интересно. С Ритой можно разговаривать часами напролёт. С Ритой теперь можно целоваться, Риту теперь можно раскладывать под собой так, как только вздумается. Но Рита вызывает те же чувства, что и предыдущие девушки. Точнее — чувств не вызывает. И она об этом знает, потому что говорит: — Всё нормально, просто давай расслабимся, — когда он медлит. Они доводят дело до конца. Чонгук снова не ждёт утра — уходит так, без предупреждения, но теперь и без уверенности, что они не встретятся. Рита неплохая. Возможно, однажды она сможет дать ему дельный совет — не просто же на философа учится. Или это так не работает? Когда он поднимается на свой этаж, то видит человека, свернувшегося в клубочек возле двери. Плечи его подрагивают, а серые волосы кажутся не такими блестящими, как обычно, а безжизненными. Тэхён. Он уже выздоровел полностью, с момента простуды прошло достаточно времени. Но он плачет, кажется, и это причиняет почему-то невыносимую боль. Сердце тянет свои руки к нему, просится, ноет, воет. Чон поддаётся, долго не думает и падает рядом на колени, руки размещая свои на хрупких плечах. — Тэхён?.. Тебе опять плохо? — взволнованно спрашивает дрожащим голосом. Когда старшему плохо, то и ему ведь тоже. — Тэхён? — совсем тихо, когда тот поднимает голову. Губы дрожат, распухли от постоянных терзаний и солёных слёз. Ресницы слиплись. А смотрит… слишком нежно для человека, который оказался среди ночи под дверью в холодном подъезде. — Где ты был?.. — голос срывается, вопрос не звучит требовательно или с нотками обвинений. Звучит так, будто Тэхён в нём нуждался, нуждается. Скучал. Ждал. — С Ритой, — и почему-то этот ответ становится таким отвратительным для Чонгука в этот момент. Быть там, с девушкой, что оказалась лишь развлечением, вместо того, чтобы стать поддержкой для лучшего друга. — Почему не позвонил? — он стирает пальцами дорожки влаги с чужого родного лица. — Я… Не хотел отвлекать, — говорит, шмыгая носом. — Чонгук… — умоляюще. — Да, принцесса? — очень ласково, улыбаясь. — Тебе было там хорошо? — прямо в лоб. — Ну… понимаешь, да? — Да, — врёт, ведь не может сказать, что нет, — у них игра, азарт бурлит в крови. Хотя… Уже и не бурлит, но как он может ответить иначе? Он всегда говорил это «Да». — А со мной?.. Со мной тебе как?.. — смотрит с надеждой, заторможенно хлопая ресницами. Его так не хочется обижать, но, кажется, младший уже это сделал. Не хотелось, чтобы так. — И с тобой хорошо, — отвечает спокойно, поглаживая по спине. — И со мной?.. — переспрашивает, пробуя на вкус это противное «И». Получает в ответ кивок. Капельки слёз вновь падают на лёгкую одежду, впитываясь. — Тогда я могу?.. — и не договаривает, потому что его губы оказываются в плену других. Губы Чонгука столкнулись с теми вишнёвыми, что даже в темноте безошибочно сочные. Тэхён бы спросил: «Тогда я могу поцеловать тебя?» Но младший будто мысли его прочёл. И целует, поддавшись неизвестному порыву. Вот так — стоя на коленях, не заботясь о светлых джинсах, руками бережно обхватывая лицо напротив. Этот поцелуй со вкусом соли, словно море между ними — такое буйное и тёмное, ведь они терзают друг друга, словно волны, что разбиваются о берег. Так напористо Чонгук проталкивает язык в податливый рот, будто жаждал этого вечность. Когда любишь, то всё кажется вечностью. Тэхён кусает, зализывая сразу же раны, и стонет в поцелуй очень нежно. Очень отчаянно. Цепляясь руками так, словно боится очнуться ото сна. Он и вправду думает, что это видение? Разве может быть реальностью? Когда любишь, то всё кажется вечностью. Но они не любят, они друзья, и сейчас им интересно — каково быть друг с другом? Каково это, когда тебя целует самый близкий человек? Каково это, когда он обнимает тебя, прижимает к себе и дрожит ощутимо всем телом? Шумно дышит, хнычет, не опомнившись ещё от слёз. Между ними словно море — бескрайнее, нескончаемое. Они — самые близкие друг для друга, сейчас — почти единое целое, но одновременно с этим стоят на двух разных берегах. Двух разных берегах моря. Вы представляете, насколько это далеко? Они даже не видят друг друга, не слышат, тем более не могут о мыслях разузнать — а они сейчас отличаются. Тэхён целует отчаянно, отдаваясь полностью, а Чонгук — с интересом, как он думает. Сегодня он был с Ритой, сейчас целует Тэхёна, и ему, по правде, нравится ощущать его. Приятно. Не так, как обычно, когда целуешь и знаешь свои действия наперёд: сначала посасываешь бережно то верхнюю, то нижнюю, потом проталкиваешь язык и проводишь по нёбу, затем — изучаешь ряды зубов. Сейчас иначе — даже не запоминая своих манипуляций, действуя сердцем. Точнее — действует сердце. Кажется ли вам глупостью то, что люди считают любовь уделом сердца? Или задачей души? Ведь сердце — всего лишь орган, а душа и вовсе странное понятие, невозможное будто. Тэхён забирается пальчиками под футболку младшего и поглаживает несмело впалый живот, поднимаясь выше. Чонгук будто обжигается, отстраняется, зарываясь носом в ключицы. И это нормально, что он не хочет, нормально, что ему неприятно. Возможно, даже противно. Мало кто мечтает целовать парня возле закрытой двери собственного дома. — Извини, — говорит сероволосый, осознавая степень своей глупости. Убирает руку и пытается выпутаться из всё ещё крепких объятий. — Извини, извини, — мотает головой из стороны в сторону. Он всё испортил. — Тише, — успокаивающе, прижимая ближе. — Просто зайдём внутрь, ладно? И когда они целуются вновь, валясь на кровать, считают это самой прекрасной ночью в жизни, ведь луна так романтично освещает комнату через огромное панорамное окно, а фейерверки где-то вдалеке отражаются их сердцами. Бам! Бам! Бам! И яркие вспышки. Но это странно — раздевать человека, с которым ты знаком дольше, чем живёшь на свете. Тем более — целовать парня. Того, с которым уговор на тему «Кто переспит с большим количеством девушек». И это легко, но в данный момент — разве можно зайти дальше поцелуев, трепетных ласк, что возбуждают с каждой секундой сильнее? Особенно, когда Чонгук случайно задевает бусинки сосков старшего — и тот стонет протяжно, будто никто никогда его так не касался. Брюнет резко распахивает глаза, и на него снежным комом куча всех против: — Нельзя так касаться своего лучшего друга, парня, в конце концов. — Что ты будешь делать, когда вы переспите? Дружить дальше? Всё будет разрушено. — Осталось всего восемь девушек, и ты будешь победителем. Если ты продолжишь, то с чем останешься? — Он не заслуживает того, чтобы утром проснуться опустошённым. — Ты ужасный человек. И глаза Чонгука слезятся вдруг, когда встречаются с грустным взглядом старшего. Чонгуку хочется до чёртиков продолжать целовать Тэхёна, ведь это так приятно, так хорошо. Хочется касаться его, ведь ласки доставляют неземное удовольствие. Хочется, хочется, хочется. А чёртики шепчут: — Нельзя, нельзя… И, кажется, Ким понимает без слов, слёзы даже сдерживает, целует вновь почти невесомо, но так, что Чонгук чувствует дрожащие губы. — Всё нормально, правда, — говорит он осевшим голосом и поспешно встаёт, собирает вещи, уходит. Чонгук слышит звук закрывающейся двери и прикрывает ладонями лицо, валясь на кровать. Он может вдыхать запах человека, которого здесь минутой ранее целовал, — постельное бельё теперь будто сирень вперемешку с мёдом. Сладко, но не приторно. Так, как нужно. И Тэхён совсем не зол, когда сползает по двери вниз, не в силах шагнуть дальше. Не может он шагать от, ему бы только к нему. Он лишь расстроен, ведь наивно думал, что сможет Чонгуку сделать так же хорошо, как и остальные. Хотелось, чтобы тот к нему шёл, когда одиноко. К нему, а не от. Не к другим, а именно в квартиру 702. Его всегда там ждут. А вот в 803 места для ещё одного человека, видимо, нет. Тихо плачет, кусая ладонь почти до крови, до боли в зубах. Если у них не получилось, то это нестрашно. Это ничего. Завтра всё будет хорошо. Это нормально — не ощущать в ответ того же, что по отношению к тебе чувствуют. Нормально, слышите? И Тэхён не знает, каким стать парнем, чтобы привлечь своего лучшего друга, поэтому решает сейчас, что это невозможно. Ему жаль, что осмелился попробовать. Жаль, что этой ночью он понял, где Чон, не застав его дома. Жаль, что не смог уйти, как и сейчас не может. Жаль, что позорно плакал и отдавался целиком. Его попытались принять, и он благодарен за это. Но всё-таки принять его не получилось. И он не может смириться с этим сейчас. Может, получится потом. Пока что он будет вспоминать слёзно те нежные и трепетные касания, которые дарил ему Чонгук. Такие касания, как никто и никогда. Так могут касаться лишь влюблённые или искусные актёры. У Чонгука много талантов. Бесшумно плакать, стоя на коленях перед дверью, как и часом ранее, но с другой стороны — один из них.

41:42