Hot stuff

От ударов, которыми они обмениваются, весь остров дрожит. — Еще! — требует Кара, едва переведя дух, после какого по счету уже поражения. И тут же снова устремляется в прозрачное небо над островом амазонок. С громким смехом Диана сматывает свое лассо и взмывает следом — голубые как это самое небо глаза блестят весело, яростно. Как и Каре ей самой по нраву не сдерживаться ничуть. Сила снова сталкивается с силой на слом, и земля дрожит, волны захлестывают золотисто-песчаные берега, оставляя за собой кипящее кружево пены. У Кары красная-красная кровь в жилах тоже кипит, кажется. Темискира, отдаленная от мира, на самой себе вечно замкнутая, порядочно унылое место — только присутствие Дианы делает пребывание Кары здесь мало-мальски приемлемым. Когда время есть, Диана тренирует криптонку так как ни одну из своих амазонок — обрушивает удары без жалости; до звона в ушах, до дрожи, до пересохшего рта. Над пахнущими степными травами и полынью землями острова рушится на Кару всей своей силой земной полубогини — Кара только растягивает в упрямой, почти злой улыбке рот и никогда не склоняется. Так не смогут ни Кэсси, ни Донна Трой. Из обитательниц Темискиры по силе Кара к Диане самая близкая, и осознание этого будоражит, наполняет тщеславной, по особенному ревнивой и странной радостью. Под сокрушительной мощью Чудо-женщины кровь Кары кипит и бурлит как взбаламученное море у берегов Темискиры. А ее взгляд и удары заставляют колени слабеть. Сколько бы раз ни упала — Кара встает и не просит поблажки. После тренировок Диана всегда зовет ее с собой в купальни с целебными источниками, скрытые в скальных пещерах. Броня и меч остаются у входа, и сине-красный шмотки Кары тоже. Здесь, на острове женщин стесняться некого. В мягком солнце, проливающемся сквозь отверстия в потолке, обнаженное тело Дианы кажется бронзовым — широкие, крепкие плечи, длинные ноги, точеные бедра; каждая клеточка словно дышит силой, украдкой Кара мажет взглядом по тяжелым грудям с окружностями сосков, по тени коротких волосков в низу живота… С блаженным вздохом Диана погружается в горячий источник по самую шею — вода скрывает ее от чужих глаз, длинные темные волосы словно русалочьи водоросли расплываются по плечам, по груди. С непонятной досадой Кара по-детски прыгает в воду, подняв тучу хрустальных брызг. Лениво приоткрыв глаза, Диана качает головой и улыбается. В обжигающей тесноте источника Кара устраивает голову на ее мокром плече и делает вид что устала и дремлет. Внутри все горит и жжет посильнее раскаленной воды. По ночам в своей маленькой, пустой келье-комнатке Кара подолгу крутится на жесткой постели. Ночи на Темискире жаркие, легкий ветер дразняще пахнет степными травами как блестящие, темные волосы и смуглая кожа — жаркие мысли против воли сами лезут в голову. Представляется как Кал-Эл брал Диану в дни их недолгого романа — властно, требовательно запускал руку в копну волос, вынуждая извернуть шею для жадного поцелуя, прижимал к постели всей тяжестью своей силы желтого солнца; воображение охотно рисует склоненную голову Дианы, ее выгнутое в покорности смуглое тело, и то как она содрогалась от удовольствия, когда его бедра врезались в нее грубыми, подчиняющими рывками. Им не было нужды с друг другом сдерживаться. Под тоненькой простыней слишком горячо становится, и тяжело, и ноет внизу живота. Кара шипит сквозь зубы и привычно уже к себе прикасается. Ни это, ни утренняя прохлада не приносит ей облегчения. А утром, за простым завтраком из фруктов, лепешек и меда приходится улыбаться Диане как ни в чем не бывало. Нет, ей и прежде случалось думать о Кал-Эле вот так, горячо — оба криптонцы, осколки уничтоженного мира и рода; разыграй время карты иначе, могли бы спасти друг друга от одиночества, могли бы делить и жизнь, и постель, не боясь сломать, не давая пощады. Но у Кал-Эла-Кларка есть Лоис и сын, есть свое земное, немудреное счастье. Это не мешает Каре иногда представлять. Но когда Диана бесцеремонно облизывает липкие от меда пальцы, пока царственная и строгая королева Ипполита не видит, и углом рта улыбается Каре весело и заговорщицки, та отчетливо представляет себя не зрителем, не изнывающей в руках Кал-Эла Дианой. На мгновение Каре под собой видится распростертым под собой это смуглое тело без досадливой пелены тонкого греческого хитона; вся нечеловеческая сила амазонки видится ей укрощеннной, покорной, принадлежащей… Что-то внутри сжимается сладким, тягучим спазмом — в этот день на тренировке Кара награждает Диану особенно крепкими, безжалостными ударами; та смеется удивленно и одобрительно. Пропускает подсечку и падает на взрытый уже ими песок в кругу. На мгновение Каре удается прижать Диану к земле. Сидя на ее бедрах, она сдавливает ее запястья в блестящих наручах со всей силой, вжимает широко разведенные крестом руки в рыхлый песок. Касается красивого лица распростертой амазонки взглядом сверху вниз — яркий рот ее приоткрыт, грудь быстро поднимается и опускается. Как будто бы она готова принять свое поражение. Уступить. Кровь жаркой волной бросается Каре в виски. За спиной амазонки пересмеиваются и болтают, кто-то удивленно присвистывает — минутная иллюзия тает; с чувствительными пинком Кара летит в сторону душистых зарослей можжевельника. Диана добродушно протягивает ей, лежащей на земле, руку. Кара послушно сжимает крепкое запястье — внутри все ноет от убийственного сочетания нечеловеческой силы и мягкости. Желание присвоить себе амазонку просто сводить с ума, туманит разум во сне и наяву тоже. Может тогда она, наконец, почувствует себя не так мучительно одинокой. Сладкая смесь восхищения и желания ядом день за днем пропитывает все тело не хуже отравленной одежды Деяниры из греческих же мифов. Глядя на Диану, Кара думает. Думает, что… Думает что еще чуть-чуть и не выдержит просто. — Я хочу взять тебя, — роняет Кара, когда в следующий раз они остаются с Дианой в купальне из дикого камня наедине. Старым гребнем сандалового дерева она расчесывает длинные волосы разморенной горячей водой и удовольствием амазонки, темные пряди влажным, блестящим покрывалом ложатся на смуглых плечах. Недослышав сквозь влажную полудрему, Диана поворачивает к ней голову. — Взять меня куда, дитя? Снисходительно-небрежное обращение заставляет кровь вскипеть снова. Отложив гребень на каменный, согретый теплом источника пол рядом с склянками ароматных масле, Кара запускает руку прямо в эти влажные волосы, только что ей же самой заботливо расчесанные до шелковистого, мягкого блеска. — Хочу взять тебя, — повторяет она, с силой вынуждая голову Дианы запрокинуться, изогнуть напряженно смуглую шею. — Как мужчины берут женщин. Хочу присвоить тебя, сделать моей, только моей… Прежде чем Диана успевает осознать, Кара с силой смыкает зубы на обманчиво тонкой коже ее плеча. Красная метка останется в лучшем случае на пару минут, но сейчас это наполняет ее оглушительной радостью. От неожиданности Диана вскрикивает, встает — ее голос эхом теряется под низкими каменными сводами в косых солнечных лучах из щелей. — Я не дитя, — вскидывает Кара голову, приникая к мокрому, теплому телу Дианы всем телом. — Я Супергерл. Я пережила смерть Криптона, я была Красным Фонарем и пережила это тоже, я… Нужда, жадная, опустошающая, попросту раздирает изнутри, Кара не знает как выразить ее иначе. Кара обещает себе быть мягкой и нежной, и ласковой — но позже, когда Диана признает ее близкой себе. Сейчас же все ее порывы скатываются в яростную попытку одержать верх, доказать близость и равенство, но прежде чем потолок пещерной купальни успевает обрушится на их головы, лассо петлей обвивает ей горло. Все, что Диана давала ей прежде, оказалось едва ли третью ее силы. Прямо на усыпанном каменистой крошкой полу оглушенная Кара занимает место у ее босых ног. — Ты даже не знаешь, что значит быть присвоенной, девочка, — Диана властно тянет за лассо, вынуждая Кару запрокинуть голову к ней. — И не хочешь знать, поверь. После короткой схватки по ее телу все еще стекают капли расплесканной ими воды, грудь с темными, твердыми сосками высоко поднимается и опускается. Голубые обычно глаза темнеют от расширившихся радужек, когда Кара зачарованно глядит на нее снизу вверх. Прекрасная, и грозная как настоящая богиня, и… возбужденная — то ли слухом, то ли зрением, то ли особенным каким-то чутьем Кара угадывает в ней то же напряжение и жар, что мучает ее саму. Намотанное на кулак Дианы лассо тянется между ними соединяющей нитью из теплого золота, и если она сейчас оставит ее, если оттолкнет, не сделает с ней хоть что-нибудь, Каре кажется — она просто умрет, наверное. — Я хочу, — с трудом выдыхает она, держась за лассо на шее вместо того чтоб пытаться его содрать как мерзкий ошейник. — Хочу быть твоей. Хочу быть тобой присвоенной. Глаза Дианы раскрываются шире, по смуглой, мокрой коже рябь мурашек. Она всем телом вздрагивает как от электрошока. Лассо в руках амазонки не душит Кару и не жжет — может и правда ей сейчас только этого хочется. Ей действительно этого хочется. Поэтому Кара не придумывает ничего лучше чем обеими руками обхватить Диану за бедра и жадно прижаться ртом прямо между ними. Во имя Рао, она оказывается совсем мокрой — совсем не от воды; на языке Кары остается солоновато терпкий вкус, как у нее самой, когда в одиночестве она облизывала пальцы, прежде чем трахнуть ими себя. Кажется, Диана что-то торопливо говорит, почти просит остановиться, не делать глупостей, но ее колени гнутся, она уже сама прижимается к лицу Кары, хватает ее за плечи, за волосы… Стонет. Не то что бы у Кары было много опыта с женщинами — с парнями больше, но подружки были; и здесь, одна из амазонок тоже как-то раз приласкала ее на ночной охоте, но ни человеческие женщины, ни амазонки не вызывали у нее желания так стараться, не возбуждали ее так как Диана. Ее сила, ее воля, ее власть… Кончает Диана неожиданно быстро — ее бедра сжимают голову Кары с такой силой, что не будь она криптонкой череп треснул бы как орех. Всю ее перетряхивает спазмом, ее громкий стон отражается от каменных стен, лицо Кары становится мокрым от ее влаги. Освободившись, Кара с наслаждением облизывается, и от этого взгляд Дианы вновь становится туманным. Потянув за лассо, все еще обвивающее шею Кары, Диана притягивает к себе ее ближе, ее язык врывается в ее охотно раскрытый рот властным, сминающим поцелуем. Она целует ее так, что даже криптонка почти задыхается. — Испорченная девчонка, — жесткие, сильные руки амазонки властно тискают ее зад и бедра с такой силой, что неуязвимая кожа горячим вспыхивает. — Бесстыжая, испорченная девчонка. Хочешь принадлежать мне? Спать в моей постели, есть из моей тарелки. Ублажать, когда я захочу. — она вновь натягивает лассо на шее Кары сильнее, так что еще чуть — и та начнет задыхаться. — Что если я вздумаю водить тебя голой на поводке перед всеми амазонками? Перед твоим братом, в конце концов? Все еще хочешь быть моим любимым домашним питомцем? Диана явно ощущает себя уязвленной тем что дала слабину. И тем, что власть заводит ее сильнее, чем ей самой думалось. Но вопреки всему, вопреки ужасу и заливающему щеки стыду Кара слышит слово «любимым» и уже не слышит все остальное. А когда Диана повторяет, все нутро от ее слов как будто обжигает вспышкой возбуждения. — Хочу, — Кара уже почти постанывает жалобно, пытаясь прижаться к ней еще ближе. Она трется о подставленное колено Дианы в поисках хоть какого-то облегчения, но вместо этого только еще сильнее разжигает себя. — Пожалуйста. Я хочу быть твоей, только твоей, я ничего не хочу больше. Изо рта Дианы вырывается стон. — О, Гера! Кое-как она устраивается на краю купальни, в которой уже вновь набралась расплесканная ими вода, и, подняв Кару, устраивает ее между своих ног. Ее предплечье с незагорелыми следами от наруча, сдавливает Каре горло, но не врезается в кожу как лассо, а другой рукой она сжимает ее небольшие, чувствительные груди, пока соски не начинают болезненно ныть. Мягкие губы Дианы касаются уха. — Как думаешь, сколько моих пальцев ты сможешь принять? — кончиком пальца она водит по губам Кары, слегка надавливает, раскрывая их. Ее руки, ее пальцы довольно изящные даже, когда сжимают рукоять меча, но вот так, во рту они кажутся довольно большими. Кара осторожно и благоговейно скользит по ним языком, обхватывает губами и жалобно выдыхает, когда ее рот освобождается — Два? Прижавшись грудью к спине Кары, Диана еле слышно смеется и сдавливает предплечьем ее горло теснее, одновременно играясь зубами с мочкой ухо. В ее сильных руках Кара беспомощно трепыхается, дергается и в тоже время сама послушно разводит колени шире. Сначала один палец проскальзывает в ее измученное тело, потом второй. Это, пожалуй, больше чем она делала с собой сама, это много лучше. Диана то почти вынимает из нее пальцы с влажным, невыносимо грязным и громким для чувствительного слуха звуком, вынуждая Кару в тянуться бедрами в отчаянной попытке вернуть горячее ощущение наполненности, то наоборот загоняет их почти по самую ладонь. Три пальца уже входят сложнее, это не то что бы больно, но на грани, если бы Кара не была такой возбужденной и мокрой, а Диана — хоть и властной, но бережной, это было бы больно. Но Кара заставляет себя выдохнуть и расслабить мышцы. Получается и впрямь хорошо. Теперь когда пальцев снова становится два, Кара уже сама недовольно и жалобно поскуливает и крутится на коленях Дианы. Теперь этого малого. Где-то возле ее уха Диана тихо смеется и называет ее своей послушной девочкой и умницей. В распаленном сознании мелькает зачаток мысли, что если она будет еще говорить вот так и вот так целовать в шею — пусть хоть рукоять меча в нее засовывает, хоть всю ладонь. Кара поблагодарит и попросит о большем. — Еще один? — спрашивает Диана, и на самом деле Кара напрягается и тяжело дышит. — Я хочу засунуть в тебя четыре пальца сразу, но только если ты попросишь. Если ты сама попросишь меня об этом. Три пальца это уже на грани, дальше будет больно, а Кара не хочет больно; Кара хочет только чтоб хорошо, но властный, спокойный голос Дианы, ее сила вызывает у нее лишь одно желание. Подчиниться. Принадлежать. Сделать то, что она хочет. — Пожалуйста, — бормочет Кара, пытаясь выкрутиться из-под придавливающего горло предплечья так, чтоб достать губы Дианы для поцелуя. — Сделай это. Трахни меня так как ты хочешь. Трахни меня… Сжалившись, Диана дарит ей поцелуй, особенно долгий и нежный. Кара жмурится, пытаясь не смотреть как почти вся ладонь окажется в ней, но голос Дианы велит ей открыть глаза. Сладко и пряно пахнущее масло для кожи из чудом уцелевшей склянки медленно растекается по руке Дианы, делая саму Кару еще более скользкой. И так ноющие складки наливаются теплом — неужели в масле что-то возбуждающее среди безобидных компонентов. Тогда она же просто умрет, наверное. Задержав дыхание, Кара смотрит как Диана слегка надавливает пальцами, осторожно двигает вперед и назад, слегка растягивает ее в стороны. Медленно, почуть-чуть проникает в нее, чтоб отступить, дать ей время и тут же продолжить. Когда четыре ее пальца, наконец, скрываются в ней почти полностью, Кара начинает дрожать — слишком много, слишком тесно, она чувствует себя натянутой словно вот вот лопнет, разорвется… — Умница, — низкий, похожий на мурлыканье большой кошки голос Дианы заставляет ее дышать тяжело и часто. — Вот так, еще чуть-чуть, моя девочка. Моя хорошая девочка, постарайся еще чуть-чуть для меня. Это становится невыносимым. Изо рта Кары вдруг вырывается громкий вскрик, лучи из широко распахнутых глаз оставляют на каменной стене купальни опаленный след. Всем телом она бьется в спазмах в объятиях Дианы, извивается как одержимая в ответ на каждый почти незаметный толчок ее пальцев в себе. В себя Кара приходит уже в теплой воде — она почти лежит на Диане, светлые волосы липнут к смуглой груди, к плечам. Каре хочется больше, поэтому она обхватывает Диану за шею руками, и еще ногами за талию. Ну, немного ноет но почти уже нет. Ее тело вообще восстанавливается быстро. — Во имя Геры, — вздыхает Диана, глядя куда-то в опаленные тепловыми лучами своды каменного потолка. — Кал-Эл не для того отправил тебя на Темискиру. Впрочем, это не мешает ей обнимать Кару в теплой воде крепко, нежно и бережно. Со смешком Кара находит губами ее мягкие губы в ответ. — Это не его дело. Диана тянется снять с ее шеи свободно повисшее как украшение лассо, но Каре так даже нравится. Лассо словно связывает их вместе — поэтому она набрасывает на шею Дианы свободный конец; теплое золото мягко мерцает на смуглой коже. — И все-таки однажды я возьму тебя, — с очень серьезным видом изрекает Кара. В ответ Диана легонько щелкает ее по носу и смеется, а после целует ее так властно и нежно, что не поддаться ей невозможно просто. Но Кара все еще не отчаивается. В конце концов, путь даже в множество миль начинается с первого шага.