Hot stuff

В полутьме новая знакомая льнет слишком тесно и душно — через рубашку мягко прижимаются упругие мячики грудей в купальнике, унизанные кольцами и браслетами руки требовательно и настойчиво обнимают Дика за шею. Ночная вечеринка по случаю дня рождения дочки одного из оружейных баронов Корто-Мальтезе в разгаре — из окна особняка видно пляску огней у бассейна, где тусуется захмелевшая, набивающаяся закусками толпа, заряженная приглашенным из Нью-Йорка диджеем музыка бьет в окна басами. Хозяйка же предпочитает общество нового знакомого в уединении спальни. Чужие ладони жадно забираются в задние карманы его брюк. — Ну же, красавчик, покажи что у тебя есть! — нетрезво смеется она Дику в губы, пахнет шампанским и духами, липко, сладко; высокая, светловолосая, фигуристая, она лезет к нему целоваться и хватает за задницу. — Мы с девчонками едва тебя увидели — поспорили что ты достанешься мне. И знаешь — что хочу я всегда получаю. — Не сомневаюсь, — усмехается Дик. Впрочем, на этой вечеринке это он с самого начала был приглашенным — а Касс лишь его безликой, безымянной «плюс один»; ее присутствие никого не смущало и не интересовало — одного из дружков хозяйки был направлен показать ей зимний сад, чтоб под ногами не мешалась, не путалась… Внезапно большие карие глаза его визави тускнеют и закатываются. С непроницаемым выражением лица Кассандра убирает руку в перчатке с ее горла и даже помогает устроить тяжелое, обмякшее тело на кровати под балдахином. — Проспит час. — Утром решит что перепила. — с облегчением морщится Дик, все еще ощущая беспардонную хватку чужих рук на своей заднице. — Черт, еще бы немного и она меня просто съела бы. Сузив глаза, Кассандра глубоко вдыхает и выдыхает все с тем же каменным лицом — но главное что жучки и камеры расставлены, дело сделано, и ему очень вдруг хочется прямо сейчас поцеловать Касс в попытке скорее стереть с себя неприятное ощущение чужих рук и губ. Может прежде это и казалось веселым бы — покувыркаться в койке с сексапильной, грудастой красоткой и ускользнуть от боевиков ее папаши в последний момент, но он не агент 007 и даже не агент 37 уже. А Касс… У Касс нелегкий вечер был — с невозмутимым лицом она стерпела исполненные превосходства и пренебрежения взгляды хозяйки и ее гарпий-подружек, одинаково стройный, большегрудых, смазливых как под копирку, стерпела небрежное «как тебя там» и то, как Дика взглядами делили словно стая гиен — кусок сочного мяса… Хорошо что Касс ничуть не ревнива. Касс спокойна почти всегда. Странные все же у них отношения — без слов, без объяснений и без признаний. Иногда кажется, что она просто учится на нем, диковатая, с людьми по прежнему неловкая, жутко жадная до тепла, как это — с кем-то быть, что это — быть любимой, чтоб позже, когда оставленные Шивой и Кейном лакуны закроются, заживут трещины, найти кого-нибудь более подходящего. В этом есть что-то парадоксально верное. Правильное. Дику нечего терять и немного любви не жаль — многолетняя, вытянувшая все жилы тянучка с Бабс порвалась, наконец, начинать что-то новое… пока не получается. А с Касс у них что-то спокойное, простое, по-своему очень нежное. Ладонь Касс сжимает его запястье с неожиданной силой, пока они идут вдоль коридоров комнат и спускаются по лестнице. Сегодня она гладко зачесала темные волосы, став пугающе похожей на давно поехавшую стерву-мать, и черное платье в обтяжку сидит на нее чертовски ловко. К двадцати не слишком-то выросла, не слишком округлилась в груди и в бедрах, по-азиатски изящная, грациозная, хлесткая как плеть… Красивая. Очень. Кому-то еще повезет. Только эта почти болезненная хватка на его руке говорит что она не в порядке, совсем не в порядке. Прежде чем Дик успевает спросить, она вдруг толкает его в какую-то дверь не глядя. — От тебя пахнет ей, — шипит Кассандра, прижимаясь к нему и глубоко вдыхая. — Все еще пахнет ей. Ее глаза мерцают как у взбешенной хищной кошки, тонкие ноздри вздрагивают. Она сжимает в руках воротник его рубашки, губами находит рот. В поцелуе столько напора и ярости, что это немного пугает… И много заводит. В какой-то момент у Дика просто воздух в легких заканчивается, он почти задыхается. Член становится твердым еще прежде чем Кассандра сжимает его в ладони через штаны с трусами, двигает ладонью в коротких, быстрых толчках. Ее губы влажно соскальзывают по подбородку к шее. Чуть-чуть больно Касс прихватывает кожу зубами — останется след; рядом оставляет пару засосов как бессловесные метки. — Касс! — Дик уже сам жадно толкается навстречу бедрами. Сам тянется за поцелуем как за воздухом. Возбуждение искрами рассыпается по коже, разом бросает в жар. Задницей он неловко плюхается на что-то — судя по громко хлопнувшей крышке это туалет, и в торопливой, злой жадности Касс столько чувств сколько никогда не было прежде. Обычно Касс любит секс как конфеты, как вкусную еду и приятную к телу одежду — маленькие, теплые радости жизни, о которых он не устает ей напоминать чтобы видела мир и иначе чем через линзы маски. А сегодня как будто разодрана. Торопливо расстегивает его брюки, впускает в себя — снова забирает поцелуем дыхание, хотя в целом Дику и не жаль. Под закрытыми веками вспышки, руками он вслепую гладит ее спину через тонкую ткань платья, собранного на бедрах. Маленькая комната наполняется сексом — в запахах, в влажных звуках, в разом погорячевшем воздухе. Кажется, рядом чьи-то приглушенные голоса, но Касс коротко и глухо стонет под его ухом с каждым торопливым рывком бедер, и обычно она даже в самые острые моменты тихая, но сегодня нет… Это как будто розжига в костер плеснуть. — Подожди, — с трудом переводя дыхание, Дик ненадолго сжимает ее лицо в ладонях. — Дай мне чуть-чуть времени. Вместо ответа Касс снова поднимается и насаживается на его член так глубоко как только может; пальцы пробираются под его расстегнутую рубашку, проходятся по соску. Губами прижимается снова к шее, водит по горящим местам языком. Его снова разрядом прошибает через все тело. — Касс! — уже отчаявшись, выдыхает он потому что ничего, совсем ничего увлеченный потоком ее чувств не контролирует. — Резинки, Касс! Замедлившись, она вдруг молча соскальзывает на пол. Тяжелый, мокрый от ее же смазки член почти упирается в губы, холодок дыхания заставляет Дика тихо стонать. А когда теплая влажность рта тесно обхватывает ствол и скользит, пока головка не упирается почти в ее горло, у него вырывается по настоящему громкий стон. Перед глазами туманится, но ее глаза видятся невероятно отчетливо — темные, раскосые, в обрамлении длинных ресниц. Взгляд снизу вверх такой… словно бы поглощающий. Его удовольствие, его жар, каждое чувство, каждое слово Кассандра впитывает жадно как губка и как умеет пытается вернуть больше. Не спокойна, никогда не была равнодушна и спокойна… Теперь Дик сам ощущает себя изнутри разодранным потому что, кажется, никогда толком не понимал, и сейчас не может этого ей ни объяснить, ни сказать, потому что слишком хорошо, хорошо просто до одурения, и когда она дав себе время привыкнуть умудряется расслабить горло и взять его еще глубже, у него в голове словно фейерверки взрываются как на день независимости. Или как управа, когда ее в том году Риддлер разнес. Тесно сжав губы, Касс почти выпускает его изо рта и берет снова, почти прижимается носом к его животу; нет смысла уже говорить что сейчас — она и так знает его тело наизусть, знает что он вот-вот кончит по тому как бросает в испарину, как прошибает дрожь, а из раскрытого рта запаленно вырывается дыхание. Горло сжимается и вздрагивает, когда она сглатывает, почти давится. Руками хватается за его колени чтоб равновесие не потерять, тяжело выдыхает носом, пока Дика выкручивает болезненно острыми вспышками удовольствия. Острые края пластикового сидения больно врезаются в сведенные судорогой пальцы, потому что хочется запустить пальцы в эти темные, гладкие волосы, прижать инстинктивно еще теснее… Широко раскрытыми глазами он смотрит как Касс отстраняется, наконец. Из угла ее рта стекает белесая полоска, которую она стирает рукой. На смуглую кожу ее груди успевают упасть несколько капель, и она тоже неспешно проводит по ним ладонью, оставляя влажный след. Голоса за дверью становятся отчетливее: лениво Дик разбирает многоголосые пьяные смешки и догадки что здесь, в туалетной комнате, это некий Мэтт дословно «прет ту сисястую из бара», и ответные возражения что Мэтт нажрался и заблевал весь бассейн, и это, наверное Джо. В ногах у Дика жуткая слабость, колени как ватные. — Иди ко мне, — протягивает он еще подрагивающую руку, и Касс сворачивается у него на коленях, пока он мягко перебирает ее темные волосы. Кончик ее носа трется об его шею, задевая приятно ноющие следы ее губ и зубов. — Ты больше не пахнешь ей, — мурлыкает она довольно и чуточку хрипло из-за ноющего, должно быть, горла. У него вырывается смешок. — Хочу пахнуть тобой. — в ответ на приподнятую бровь он очень отчетливо повторяет, собирая снова ее измятое платье на бедрах. — Я хочу пахнуть только тобой, Касс. Ее распухший рот изгибается в довольной улыбке, глаза влажно блестят и темнеют. Приподняв, он устраивает ее на раковине. Складывает почти впополам — длинные, крепкие ноги на его плечах, и Касс крупно вздрагивает всем телом от первого же прикосновения его языка к влажным, набухшим складкам… — Может стоит заставлять тебя ревновать почаще? — со смехом позже бросает Дик, напоминая ей о так несвойственной ей обычно вспышке чувств. Ответный взгляд Касс становится жгучим и темным. — Тебе не понравится, — с покрасневшими щеками ворчит она, плохо скрывая смущение. Несколько больше обычного она неловка и рассеяна, когда Дик с щелчком замка открывает дверь туалетной комнаты для гостей или прислуги, может, и без тени смущения разводит руками и усмехается недостопочтенной публике: — Простите-простите, кто ж знал, что в таком особняке всего один на всех туалет. Его рубашка измята и пара пуговиц оторваны с мясом, на шее уже наливаются собственнические следы зубов и губ Касс, он похож на один большой беспорядок… они оба похожи, но, когда они идут к выходу, ее рука лежит на его бедре, и он обнимает ее за плечи. Так как будто они принадлежат друг другу не ненадолго, а насовсем. Может и не как будто.