«Наступай на чьи-то кости, Как делают это звёзды.
*
Жизнь такова, что постоянно меняет обстоятельства между людьми, как это оказалось с самим Обито и Какаши. Один был вечным трудягой, другой же — балбесом, что ничего не мог сделать, не выставляя себя идиотом. Не сказать, что сейчас жизнь обошлась с ними так, меняя всё наоборот, но Учиха точно уверен: вселенная сделала всё, чтобы они смогли посмотреть друг на друга со стороны. Если говорить про самого себя, то Обито стал гораздо больше работать. У него не оставалось времени на всякие игры, когда не приходилось притворяться Тоби, — его время было слишком драгоценными для того, чтобы как-то развлекаться, а не осуществлять план Глаз Луны. Если же говорить про Какаши… Он стал слишком обесценивать то, что ценил раньше. В этом то они и поменялись. Для Учиха время — песочные часы из золота и серебра, что переливаются с одного сосуда в другой мелкими частицами; это уходящий момент, когда он, наконец, мог бы стать чуточку счастливее. Счастливее хотя бы на такую же крупицу песка. Для Хатаке же временем является тягучее болото, что всё никак не может поглотить его полностью и заживо. И они такие разные, но всё же схожи в том, как они тянули время в свою пользу, на себя, — тратили пролетающие минуты в безжалостных и кровожадных убийствах. Учиха не знает, менялось ли от этого что-то, становился ли он ближе к своей цели, но почему-то он убивал. Будто это обязательный ритуал для доказательства самому себе, что в нём не осталось ничего прошлого. И Хатаке тоже убивал: не моргнув и глазом, словно запоминал цвет крови каждого им убитого, но прямой цели у него не было. Или же была? Защитить деревню? Он всегда жил дурацкой жизнью — защищая тех, кто этого совершенно не достоин. Также, жизнь слишком противоречива. Обито понимает, что он убивал для того, чтобы тоже защитить то, что не достойно этого. Что за бессмысленница такая: «Глаз Луны»? Неужели, это стало тем, что могло преобладать над Учиха? Хотя, если так посмотреть, то да. Это преобладало, имело власть над ним. Он всего лишь поддался дурацким словам старика Мадары, потому что нет такого мира, в котором царило бы вечное счастье. Эта земля усеяна костями тех, кто защищал самое ценное, что было в их жалкой жизни. Несчастные, страдающие души сейчас варятся в кипятке под солнечными лучами, пока грубые ноги улыбающихся людей ступают на могилы безымянных героев счастья. А ведь счастья такового и вовсе нет. Смысл защищать свои амбиции? Защищать свои права, свои владения, свою жизнь, дыхание, чувства, мысли, пока этот жестокий мир не понимает того, кто пытается сделать хоть что-то, чтобы было комфортно жить? Ведь пока это не касается собственной шкуры, для других это не имеет значения. Также, как и не имело значение план Мадары. Ну, что сказать? Этот мир выстоял, потому что все по-разному смотрят на ситуации. Легко взять и поверить, легко взять и принять себя, пока это не раздирает душу, не превращает её в глубину из мрачной пустоты, где растворяются самые красивые места наших воспоминаний. Всё когда-нибудь переваривается в боль. Даже высказанные вслух чувства используются в дальнейшем против самого себя, потому что этот мир лицемерен. Если важны проблемы, то не важны чувства; если же важны чувства — понимание проблемы искажается. У каждого свои черти в голове. Всё бесконечно катится ко дну, будь то конец души одного человека или же целого мира. Ничего не имеет смысла. Обито сидит, прислонившись к грязной стене пещеры, а Хатаке неподалёку концентрируется на чужих чакрах, но пока всё развивается в их сторону. Начало светать, и тягучие тонны тёмных туч ускользают куда-то в неизвестность, давая место на небе лучам вставающего рассвета, а звёзды так и сгорели в свете наступившего дня. Стало довольно прохладно, ветер щекочет листья деревьев во влажных прикосновениях, но ни Какаши, ни так тем более Обито, не волнует скорый приход дождя. Учиха слышит шаги, и вскоре рядом с ним садится Какаши. Он всё ещё держит кунай в правой руке, так, на всякий случай, но это не заставляет Обито дрожать от страха. Если уж так, то он не боится смерти. — Их вроде нет, — Хатаке вздыхает, закрывая глаза и также прислоняясь к холодной каменнистой стене пещеры. Обито молчит. Он лишь смотрит краем глаза на бывшего товарища, наблюдает, как тот устало потирает переносицу, ладонями проходится по всему лицу, отложив холодное оружие рядом с собой. Какаши требовался отдых, ведь он никогда не спал нормально, если учитывать его ночные кошмары каждую ночь. — Какаши, — Учиха, наконец-таки, поворачивается к другу, — зачем это всё? Шиноби не открывает глаз. Нечего сказать? Не придумал? Какаши молчит также, как и Обито часто не отвечает на бессмысленные разговоры Хатаке «самим с собой». Учиха же смотрит пристально, будто это поможет выбить из него хоть какой-то достойный ответ. Какаши вздыхает. У них есть достаточно времени для того, чтобы передохнуть перед долгим путем в неизвестность, прямо туда, куда плывут облака. И это, наверное, самый подходящий момент для выяснения всех нюансов. — Ты был прав, Обито, — начинает Какаши. Его голос всё такой же тихий, но в нём чётко слышна печаль и вся усталость от повседневных приказов, подчинений, и от того, чего Какаши не хотел бы делать. — Ты был прав, когда говорил о прогнившем мире. Вот и всё. Обито усмехается. Да ладно! Он знал, и всегда был уверен в своей правоте, в своих убеждениях об этом мире, потому что его глаза часто видят то, что не знает счастье. От счастья скрыта боль, одиночество и всякое уныние, это просто розовые очки для детей, чтобы они раньше времени не видели мир таковым, какой он есть на самом деле. Жаль, что дети уже становятся взрослыми в тот возраст, когда им ещё нужно быть детьми. Учиха всегда был уверен в своей победе, но всё же проиграл. План «Глаз Луны» бессмыслен, и если можно найти в этом мире себя, то всё равно все вокруг останутся гнилыми пустышками. — Я не собираюсь снова идти на это. — Зато теперь он будет знать. На ошибках прошлого учатся, но такое ощущение, что это правило создано не для них. Обито удобнее устраивается на земле. Хатаке отвечает сразу, будто знает, что именно хотел сказать его бывший товарищ: — Я не говорю про «Вечное Цукуёми». Я всего лишь имел ввиду этот мир, в котором больше нет смысла жить так, как тебе говорят. — Он ненадолго затихает, обдумывая слова, которые хочет сказать, но после продолжает, — я и раньше не видел в этом смысла, но ты дал мне понять это гораздо глубже, чем тогда я об этом думал. Обито снова молчит. Ветер начинает подниматься всё больше и больше, и Хатаке чувствует, как в лёгком хаори ему становится холодно, так, что его кожа покрывается мурашками. — Ты ведь знал, что если Цунаде покинет пост Хокаге, то им стану я? — Тем не менее, продолжил он. — Я не мечтал о таком. Все Хокаге… И Минато-сенсей... Почему-то всегда жертвуют своей жизнью ради других людей, но за своими учениками они не готовы были нести ответственность. Случай на мосту, да и Рин когда… Ты не думал о том, что Минато-сенсея никогда не было рядом, когда он был так нужен? Какаши открыл глаза. Перед ним лишь тёмная сторона пещеры, что закрыла весь взор на серое небо, наполняющееся тяжёлыми дождевыми тучами. Обито же отвернулся. Ему показался этот монолог бессмысленным, это не более, чем детская обида… Врочем, как и у него самого по-началу. Минато всё не было рядом, да даже когда Обито, скрывая своё уродливое лицо под маской, пришёл за девятихвостым, его любимый сенсей не узнал во враге своего мёртвого ученика. Но это лишь детские обиды, мир на самом деле ещё более жесток, чем кажется на первый взгляд. Все смерти, убийства ради выгоды или спасения, войны… Да та же война за мир, — всё это не привело к тому, чего так хотелось бы. Люди не имеют оправдания перед Небесами, сами возвышаются до этих же Небес, но оказываются ниже, чем все отбросы общества. Миром управляют те, кто имеет большую власть. Это же ничего хорошего не принесёт. Но как ни странно, Обито мыслил также. Точь-в-точь. В детстве его мечта была настолько сильной, что он правда стремился к ней, отдавая свою жизнь за товарища, но если бы не жертва, он бы не открыл глаза на правду. Никто не заслуживал становиться тем, кто будет править жизнями других людей, давая приказ идти на самоуничтожение, ведь каждая миссия представляет из себя смерть. Но здесь, опять же, есть противоречие, — Учиха был тем, кто распоряжался жизнями невинных людей, которые также хотели счастья для этого мира. Обито усмехается. — Я думал, ты всегда был умнее меня, а оказывается, что ты тот ещё глупый идиот, — его губы расплываются в лёгкой улыбке, — как и я. Первые капли дождя заставляют чувствовать его же запах, что сходит с небес. Всё постепенно становится мокрым и ещё более противным, для Какаши же плохо, что дождь смывает все запахи. Хатаке тоже усмехается. — Я всего лишь мечтал быть счастливым, — тихие слова, которые исчезают в шуме разбивающихся слез печальных туч, но даже так Обито слышит их. Им всегда придётся наступать на чьи-то головы, чтобы стать выше и ближе к свету, а иначе — другие затоптают в болоте собственных чувств. Многое нужно для счастья.