***
— Так вы говорили о том, что пережили в плену? — Женщина в очках "кошачий глаз" и блузке цвета вина внимательно следит за движением глаз Амелии, следящей за мирным падением снега за окном. — Амилия, помните, что мы обсуждали последние месяцы? — Помню… — Резко переведя глаза на психиатра, сжимая в руках карандаш и край своего блокнота, произнесла нефилим. Губы девушки сложились в тонкую линию, побледнев и почти слившись с кожей на лице. — Рассказать им не так сложно, как выдержать то, что будет позже. — Они не враги, вы это знаете. Так же вы знаете, что эти люди способны вас защитить, они это показали, с ваших же слов — Женщина отложила блокнот и очки, со всей искренностью смотря в глаза Бирн. — Они действительно могут и хотят вас поддержать… — Но я не смогу сделать это в ответ, они разочаруются, я это знаю… Всегда знала… Где-то внутри... Просто этот голос не был таким громким… Амилия выбралась из плена этого взгляда, вставая и подходя к окну, за которым суетились люди, стараясь успеть по своим важным делам. Ну и что же она может сказать? Что может предложить после того как она бросила их, оборвала связь и вычеркнула из жизни? Червь вины грыз её с самого первого дня, но вернуться назад, переступив через свою гордость, было выше её сил. Она не была такой уж смелой. Человеческая сущность проявлялась в этом существе самым гадким образом, по крайней мере так считала сама Мия. Наоборот, она была грубой, злой и обидчивой, гордой, почти такой же гордой как её мать, однажды обронил Габриель, не подразумевая ничего плохого, скорее радуясь и гордясь упорству и верой в свои ориентиры девушки. — Насколько громким стал этот голос, Амилия? — Настолько, что я хочу убить себя — Произнесла девушка, не отрывая взгляд от пары идущей мимо. Девочка с косичками такими чёрными, что, кажется, ворон бы позавидовал, радостно лепетала что-то своему, вероятно, отцу, подпрыгивая от переполнявших её эмоций. Лицо мужчины же было весело-спокойным, как у каждого родителя, умиляющегося и любящего своего ребёнка, той естественной добротой, что и положено ему богом. — Подобные мысли всегда преследуют сильных людей, которые прошли через то, что смогли пройти вы, Амилия. Вы сильный человек, это было видно с нашей первой встречи. И сейчас я вижу это яснее, подумайте об этом. Он уйдёт, исчезнет, как только вы решитесь, позволите кому-то из ваших близких помочь вам. — Тогда я умру вместе с ним… С этими словами Девушка подошла к креслу и взяла оттуда вещи, быстро направляясь к выходу. — Увидимся на следующей неделе, так ведь? — Нотки усталости в голосе проскочили за бронёй нефилима. — Как обычно, в шесть тридцать. Я знаю что вы не опоздаете. — До свидания, Мисс Лоренс. — До свидания, Мисс Бирн. Выбежав в зябкость ноябрьского вечера, нефилим, подставляя лицо ветру и снегу, медленно закуривает сигарету. Пепел летит вслед за снежинками, мягко растворяясь в уже начинавшего нарастать снежных покровах города. Чикаго всё ещё оставался её убежищем. Пусть и на один вечер недели, с шести тридцати до восьми тридцати. Бродить по этим улицам, укрываться от снега за тёплым шарфом и воротником её пальто - слишком приятное занятие. Девушка не может себе отказать в удовольствии. Присев на лавочку напротив озера в Миллениуме, она спокойно докуривает, размышляя о том, что сегодня услышала. Прошёл почти год с того момента как она попала в лапы королю ада, почти год с того момента как снова доверилась отцу и смогла снова стать частью их безумной, но не менее любимой семьи. То Рождество прошло на удивление хорошо, хоть в воздухе и летали настороженность и страх за хрупкого нефилима. Жизнь должна брать своё, ставить всё на место, но никто не говорил, что она будет делать это быстро. Даже сама Амилия не ожидала, что это станет настолько долгим занятием. Невообразимо тяжёлым и грубым вскрытием старых ран, что за время плена начали сочиться новым гноем. Сгорбившись над новым рисунком в полутьме уличных фонарей, девушка перебирала на извилинах своего мозга всё, что успело произойти с ней за эти годы. Насколько же её ненавидели небеса, чтоб придумать такую долгую казнь? Неужели они так боялись её природы, что даже будучи скрытой от всего мира её смогли сломать? — Так и было, моя милая… — Неожиданное появление кого-то рядом заставило девушку сжаться как ежа, готового напустить как обидчика кучу своих игл. Но перед ней сидела лишь старушка. Та самая старушка, что поймала её в паре два года назад, рассказав о том кто она и где её место. Она выглядела старше, намного. Будто после исполнения её предназначения время начало стремительно брать своё — Вы… — Сердце сделало кульбит и упало в район желудка. — Я… Хотя в последний раз мне было чуть за пятьдесят. — Добрая, почти ангельская улыбка скользнула на её лице, заставляя Мию немного позабыть о своём статусе ежа и поставить обе ноги на землю. — Я нужна тебе снова и я тут. — Нужны? Почему вы так решили? Со мной всё в порядке… Отец рядом, у нас семья, я счастлива. — Удар. Пропуск. Удар. Ложь. Ещё удар. Пропуск. — Не ври старушке, я слишком часто видела этот взгляд у одной старой знакомой, чтоб не понимать, когда ты врёшь. Я знаю, что с тобой случилось за последнее время. — Где же вы были всё это время? Раз так переживаете… Чушь какая-то… Будто в старом сериале, мерзость… Обвинение, горечь, страх, обида, хоть и не понятно на кого в этот раз её заставляет обижаться голос в голове. — У тебя были защитники, я не была нужна… — Женщина переводит взгляд на воду, ещё не до конца скованную льдом и выдыхает — Твоя мать была такой же… Никогда не говорила о том что её волнует, всегда сильная, счастливая… — Всегда одна. Вторила ей Бирн, укутавшись в шар, насупившись будто сова, будто ей снова пять и родители не повели её кататься на коньках в марте. Детская обида засела внутри на долгие месяцы, но её желание не исполнилось. — Удел любого, кто не может решиться быть по-настоящему сильным… Хотя поняв, что ждёт тебя, она это всё поняла. Поздно, не так ли? — Лучше поздно, чем никогда, поверьте, моя семья в этом деле собаку съела… — Не уверена, что хочу, чтоб и ты стала такой же… Глаза наполняются колючей водой, заставляя поглубже спрятаться в извилистых складках вязаной шерсти. Зачем это всё? Что этой сумасшедшей старухе нужно? — Как грубо, милая, хотя я не виню тебя, когда твоя мать была юной её тоже обуревали сомнения и боль, она несла их всю свою жизнь, стараясь что б никто не увидел. Но я всё знала, терпеливо ждала и наконец она открылась… Понадобилось двадцать лет и один несчастный Архангел для этого. — Она была счастлива? Когда узнала… — Странный вопрос. Странная ситуация. — Она была самой счастливой на земле… Хотя, как ведьма, понимала что ей грозит. Она смогла замедлить неизбежное, отходив весь положенный срок…светилась от мысли что внутри неё есть нечто настолько светлое. Замолчав, женщина открыла свою сумочку и достала коробку. — Слова не смогут это описать, и не смогут заглушить твои мысли. Поэтому я думаю пришло время отдать тебе это. Считай что это мой подарок. С Рождеством. Приняв коробку, девушка перевела взгляд на довольно широкий, но аккуратный почерк на маленькой резной бумажке сверху*Дорогой Амилии.
В самое тяжёлое время и в самые мрачные ночи.
С любовью, мама*
Подняв глаза, девушка не обнаружила никого рядом. Только чистый снег, что начал покрывать место, занятое секунду назад. Обняв коробку, девушка согнулась пополам, заполняя всё своё существо солёной, жгучей водой, содрогаясь от беззвучного плача. Снег заполнял все уголки Чикаго, пока один нефилим, так долго пребывавший в адовых муках, начал замечать проблески божественного света.***
Пробираясь на цыпочках, словно вор, по тёмному коридору спящего бункера, Джек добрался до приоткрытой специально для него двери. Скрип петлей, звук аккуратно прикрытой двери и шуршание босых ног по тёплому ворсу ковра, рассеяло туман вокруг Амилии, лежавшей на кровати в позе эмбриона. Клайн аккуратно присел на край кровати и положил руку на чужую голову, дозволенный жест, означающий, что ему доверяют, ждут каждую ночь. Каждый день, с того момента как встретили. — Сегодня метель укутала три штата, что-то пошло не так на встрече? — прямо и без лишних игр уточнил Бог, аккуратно перебирая волосы огненного солнца. — Не на встрече… Возможно после… — Девушка замерла, опасаясь своих же слов, но после решила что скрывать нет смысла, её чувства отражались на мире вокруг, буквально, поэтому к чему притворство. — Расскажешь? — Ласковая улыбка тронула мальчишеские губы, когда к нему повернулись лицом и утащили к себе, обнимая и по хозяйски закидывая на него ноги. — Я снова видела ту женщину что помогла мне найти Вас… — Тихое дыхание безжалостно грозилось сорваться на плачь, но Бирн стоически сдержала этот порыв. Не время. — Мы поговорили… — О чём, Ми? — О том, что со мной… И о маме… — Вдох, выдох, всхлип. Всё, что оставалось сейчас на душе девушки, резко разлилось в чужую грудь, слёзы всё катились по её щекам, впитываясь в чужую одежду, душу, заставляя сжимать объятья сильнее, гладить с ещё большей нежностью. Он не говорил, только понимал, ощущал каждую часть той огромной мозаики боли, что хранится в чужой душе, сковывая благодать нефилима адскими тисками. Заставляя рвать мясо и кожу, там где ещё нет следов, оставляя невидимые следы, в тысячу раз больнее тех, что можно увидеть глазами. — Я люблю тебя… — как-то неожиданно, впервые за год, слабо и тихо произнесла девушка, когда запас её слёз иссяк, подняв своё красное, по-эльфийски больное лицо, всматриваясь своими очами в чужие. — Я не хочу быть одинокой силачкой как… Как раньше… Пусть я буду сильной рядом с вами… Джеку не нужно было отвечать. Она увидела всё в чужих глазах, почувствовала в чужих руках и биении сердца, заставляющего собственное биться не так часто-отчаянно. Странно, как же одно мгновение может подарить столько всего. — Я чувствую что произошло что-то ещё… Знаешь, ведь ты так и не научилась скрывать от других существ свои мысли… — девушка смешно фыркнула, ощущая в этой фразе почти забытое тепло и родство. Она скучала. — Ой, завали… Я тут душу изливаю… — тихо съязвила Амилия. — Уж простите, что хорошо тебя знаю — парировал Джек, подняв нос. — Знает он… Но сейчас ты прав… — Понизив голос, девушка выпуталась из рук, садясь перед парнем, думая секунду. — Это подарок… От мамы… Ну… Теперь я не уверена, как это… Короче, тупое говно… Блять… Сейчас… Спрыгнув с постели, Амилия направилась к шкафу, открывая и доставая с верхней полки ту самую коробку. Присев на кровать снова, девушка нервно кусала губы и протянула её Джеку, который уже успел сеть. Внимательно изучив коробку и надпись на ней, Бог мягко отдал её владелице. — Не думаешь её открыть? — Не сейчас… Не так скоро… — Отцу расскажешь? — Да… Утром… Это слишком сложно… — Бирн поднялась и начала расхаживать по комнате туда сюда с коробкой в руках, начиная тараторить — Я не уверена что ему сказать, откуда она, вдруг он разозлится, а если там что-то неприятное, а если его это расстроит, знаешь, как напоминание о том, что было раньше? Может, это всё глупости? Да, думаю да… Блять, как же сложно жить эту жизнь… Бог резко расхохотался, искренне, по-доброму, так, как он делал это раньше, до всего этого хаоса внутри их семьи. Нефилим тупо уставилась на него, вставая в позу сахарницы, предусмотрительно убрав коробку на стол. — Джек Клайн, какого хуя ты ржёшь, А? Я тут тебе такое серьёзное, а ты? — Джек хихикал и Амилия швырнула в него подушку, которую он ловко поймал. — Дорогая, Ты волнуешься о том, что его может разозлит то, что дало тебе какую-то надежду на свет? — Он немного успокоился, притягивая младшую к себе, обнимая. — Извини, ты слишком милая, когда нервничаешь. Поверь мне, он будет рад, что тебе помогло это. Что бы там ни было. — Уверен? — Бровь поднята в вопросе, будто Бирн не до конца верит в реальность этого всего. — Это одна из трех вещей в которых я уверен… — Даже так? И что за две другие? — А тебе всё скажи — Мило поиграв в манере Дина произнес парень, получив слабый тычок в бок, хихикая от такого — Вы заставляете моё сердце разбиться, Миледи… — Сейчас у кого-то что-нибудь другое разобъётся! — Это угроза? — А тебе всё скажи. — Ах, так? — Схватившись за сердце, произнёс Джек, падая на кровать, утягивая за собой Амилию. Ловкие руки укутали их в одеяло, заставляя девушку уткнуться в чужую шею. — Всё, теперь я тебя никуда не отпущу. Будем спать вместе вот так всю жизнь… — Мы бессмертны… — Ещё лучше… Хихикнув, Мия зевнула, потерев глаза. Сон как-то резко сменил его возбуждённое состояние, заставляя расплыться в улыбке в чужом тепле. — Тогда… Авх… Нужно спать… — Спокойной ночи, идиотка… — Спокойной Ночи, придурок… Сон наступил так же мягко, как и в их первую ночь вместе, когда они впервые разделили эту жизнь на двоих.***
В гостинной пахло лавандой и розмарином. На большом столе лежали охапки свежих трав, из которых Гавриил собирал причудливые букеты, улыбаясь и напевая тихую мелодию. — Лаванда и розмарин были среди трав, что бог дал Адаму и Еве, изгнав их из райского сада. — Тихо, словно кошка, проскользнув в дверной проём, произнесла Амилия, разглядывая цветы и вдыхая чудесный запах. В руках она держала коробку, неуверенно сжимая её в тонких пальцах. Прошло достаточно времени после того, как она получила её, и теперь девушка была готова поделиться всем тем, что накопилось, что случилось. Джек принял её, вопреки голосу, что твердил внутри обратное, заставляя его стать тише, но недостаточно. — Розмарин для поддержания духа, лаванда для услаждения души — так же тихо, как и дочь, произнёс Архангел, поднимая свои добрые глаза на неё. Благодать встревоженно забурлила, как каждый раз при виде своего ребёнка. — В колдовстве она означает защиту, любовь и покой… Неуверенно шагнув вперёд, молвила Мия, улыбаясь отцу. Он увидел в руках коробку, вопросительно подняв бровь, жест, что Амилия унаследовала. — У меня к тебе важный разговор… Я могу тебя отвлечь? — Ты важнее всего, что я могу делать, — Архангел раскрыл руки, приглашая к себе и девушка упала в его объятия, не выпуская коробку из рук. Они стояли так, пока Бирн не решилась — У меня есть подарок, который мне оставила мама, и он помог мне кое-что понять, и это настолько важно что я не могла не сказать, но я так сильно боялась, а голос в моей голове всё твердил и твердил, что вы отвернётесь, я хотела закончить… Хотела прекратить, но не смогла, и тут появилась эта женщина, что помогла мне найти тебя и вот, она рассказала мне о маме, она просто раз и потом… — Поток её слов всё лился, лился, пока Гавриил осознавал каждое слово и все слова вместе взятые, охваченный всеми эмоциями, что когда-либо может испытать родитель от рассказа своего чада. «Закончить…?» «Прекратить…?» «Не смогла…?» Амилия всё говорила, он всё слушал, сжимая её в своих объятиях не перебивая, пока её запал не кончился и она не взглянула в его глаза своими, такими детскими, большими, будто кукольными, глазами. — Теперь я не боюсь… Теперь я знаю, что моя семья всегда сможет меня понять… Пап? — Чужое сердце сжалось до боли, до комка из злости на мир и на себя, из ненависти ко всем кто причинил его ребёнку боль, выливаясь в слёзы, крупные капли катились по щекам Архангела. Он убрал коробку из рук дочери и обнял её так крепко, как мог. Его крылья опасно затряслись, обхватывая своё дитя всеми шестью парами, обещая защитить. Говорить после этого не обязательно, но Гавриил был бы не собой, если бы не произнёс что-нибудь. — Спасибо… Спасибо, что ты осталась со мной… — Слёзы отступили, проясняя взгляд, архангел уложил свою ладонь на щёку Дочери, его ребёнка, сокровища — Если бы я мог я бы поменялся местами с тобой, только бы ты не ощущала всё то, что ты успела пережить. — Теперь со мной всё будет хорошо, Пап… Теперь, я это знаю. Я могу быть сильной и не скрывая свою боль от вас. — Теперь в твоём сердце будет жить лаванда и розмарин, Моя дорогая. — Семена вы посадили очень давно, только я никак не могла позволить им взойти. — Это не так сложно, когда есть хорошие помощники, так ведь? — Всё так, Пап… Цветы смерти, разросшиеся вокруг юного нефилима ярким полем маков и фиалок, сменились на нежное поле лаванды, приносящей всем вокруг радость и любовь. цветок Смерти сумел принести Жизнь