Дар Единорога

      Солнце клонилось к закату, в лесу умолкала денная суета и затевался стрекот сверчков. Вот только привычную ленность природы прервал гневный крик.       — Это всё из-за тебя, глупый единорог! — потрёпанная долгими скитаниями по лесу, девушка выглядела очень неряшливо, а лицо её исказила пылкая ярость.       Она тяжело дышала, прожигая взглядом врага, стоявшего напротив неё. Это из-за него она так страдала!       Как много раз отец бил её и внушал: «Сиди и жди единорога, потом эта тварь положит голову тебе на колени и уснёт. Ты закрой ему уши и кричи, и я найду тебя». Отец так завидовал всем охотникам, что хвалились пойманными на деву единорогами.       У него тоже была возможность добыть себе прекрасный рог.       Она тоже села и стала ждать.       И единорог тоже пришёл к ней.       Он положил голову ей на колени и собирался уснуть, но когда руки были готовы накрыть его уши, когда веки единорога почти что затворились, она вскочила и оттолкнула его от себя. Она не могла!       И она не справилась. И она была зла на чёртово существо за это!       Сейчас они стояли друг напротив друга: взъерошенная, с растрёпанными волосами, дева и прекрасный белоснежный единорог.       — Почему же я глупый? — спустя некоторое время молчания послышался глубокий голос, который определённо принадлежал единорогу, и не то голос расплывался по округе, не то был слышен лишь в голове у девушки — этого ей не было суждено узнать. Она поняла, что он был способен на разговор. И теперь ей нужно было ещё оправдываться, за что его ненавидеть.       — Меня бросили в лесу, чтобы отец смог убить тебя и заработать. А ты... ты пришёл, и как убогий: лёг в ловушку и подставился своей смерти! Кто же ты ещё, если не глупец?!       Ненависть горела в её глазах. Сколько ей пришлось пережить? Спотыкаться о корни, изорвать себе платье, потерять всякий приличный вид — и ради чего? Ради пьянчуги-отца и ради полоумного единорога! Чёртов единорог!       «Чёртов, чёртов, чёртов!» — кричала она про себя.       Её дивный собеседник в ответ не проявлял никаких, подобных человеческим, эмоций, он стоял и безотрывно смотрел на неё, будто не ему вот-вот суждено было встретить копьё своим сердцем. И в глазах его стояло недоумение.       — А-а! — гневно воскликнула девушка, вскинув руки. Недалёкость отцовской желанной дичи раздражала её. Почему он не убегал? Почему оставался на месте?! — Я ненавижу тебя. Ненавижу вас всех!       — За что? — снова раздался безучастный голос.       — За... за... — глаза её беспокойно смотрели то в одну сторону, то в другую. И в правду, почему она так злилась? И почему никак не могла ничего придумать? — Я... я... да ненавижу и всё!       На мгновение подумав, что единорог, наверно, играл с ней, она почувствовала себя побеждённой и смущённой. У неё не было никаких объяснений, она сама выглядела глупо.       Но он не засмеялся. Казалось, он от всего единорожьего сердца силился понять её.       — Какое странное ты существо, дева... — вновь зазвучал его голос. Единорог медленно помотал головой, не спуская глаз с девушки. — Ненавидишь нас за что-то, что тебе самой неведомо.       Ей было нечего ответить. Оставалось только молчать и заставлять себя злиться. А единорог тоже молчал, но точно не собирался отвечать теми же чувствами.       Но... вопросы, вопросы, вопросы — они разрывали её сердце изнутри. Они рвались наружу. Её негодование заставляло трепетать всё тело в отчаянии.       — Почему ты не убегаешь? — спросила она с надрывом.       — Мы дали обещание хранить чистых дев, — спокойно отвечал тот. — Из всех людей мы покровительствуем только им. И ту, кого мы встретим, мы не можем покинуть, пока не одарим её даром, который сможет осчастливить её сердце до искренней полноты.       — Но как я могу быть чистой, если мой отец хочет убить тебя... Я здесь, чтобы отдать тебя ему под копьё, глупец. Почему ты не убегаешь?       — Ты — твой отец? Или ты тоже хочешь меня убить?       Вновь выглядело всё так, будто он смеялся над ней, однако был он таким же степенным, как и прежде. Гнев девушки стал оседать, и тут ей начало казаться, что, быть может, ненавидела она не самого единорога.       — Почему же ты не убежал от меня? Почему знал, что я не наврежу? — уже более спокойно, действительно ища ответ, спросила она.       — Твоё сердце чистое, — сначала сказал он, а затем добавил: — Пока что. Дело не только в том, что ты девственна, — вы, люди, поняли нас превратно. Дело в том, что корысть и похоть (до вещей мимолётных) ещё не успела отравить тебя. Твоё сердце прозрачно, как горный хрусталь — он пропускает через себя лишь свет. Но его же люди так легко бьют. И его больше не соберёшь воедино.       — Как ты можешь быть уверен, что мне можно было довериться?       — Иначе бы я не пришёл на зов твоего сердца, я слышал твою скорбь, — произнёс он, и снова воцарилась тишина. Затем единорог развернулся и, позвав её мягко: — Иди за мной, — направился в заросли, из которых ранее появился.       Она будто была околдована и даже не подумала воспротивиться, последовав за единорогом. После кустов и деревьев взору открылась до того ни разу не увиденная ею волшебная полянка, где бил ключом маленький источник воды, создавая искрящуюся речушку.       Единорог подошёл к воде, касаясь её своими серебряными копытами и, наклонившись, немного отпил, будто показывая, что она безопасна.       — Утоли жажду, дева, — предложил он, подняв голову и посмотрев на неё.       Она была осмотрительна, но всё-таки решилась и приблизилась. Невольно сглотнув, она наконец-то вспомнила о том, как ныл её желудок и как сухо было во рту. Слишком быстро — для того, чтобы сохранить оставшуюся гордость, — она упала на колени и стала зачерпывать воду ладонями, жадно глотая. Такая сладкая, такая вкусная и долгожданная — вода!       — Ты не хочешь умыться? — поинтересовался единорог, всё это время разглядывавший её. Перед собой он видел очень перемазанную деву, будто здесь был не кто иной, как какой-то извалявшийся в лужах жеребёнок. Ему показалось это очень необычным.       Перестав пить, девушка хранила молчание несколько минут и сухо ответила:       — Отец... поймёт. — И затем снова стала подносить воду ко рту.       — Но ты ведь меня ненавидишь? Разве неглупому существу не захотелось бы тогда, чтобы его отец поймал меня? — спросил будто насмешливо единорог, безмятежно опустив голову к воде и тоже став пить. Вот только он это делал исключительно грациозно. Среди брызг бурной воды белоснежное создание смотрелось ещё более чарующим, и краем своих глаз девушка завороженно наблюдала за ним.       На что же он намекал?       Она не стала долго вдумываться в его слова, потому что другое беспокойство внезапно охватило её: не близился ли час, когда терпение отца иссякнет и он побежит её искать?       Сразу же забыв о жажде, девушка поднялась и обтёрла руки о платье. Или о то, что было когда-то платьем и теперь лишь его напоминало.       — Я... мне надо идти.       Девушка уже хотела развернуться, побежать прочь, чтобы забыть, что заветный для её отца единорог был так близок; что она может сейчас накинуться на него, начать кричать — и с этим, столь ненавидимым ею прежде, существом было бы покончено! Из-за него ей столько пришлось пережить! Правда?! Правда?..       Откуда же взялись эти сомнения, эта смута в её голове? Она пыталась выжать из своего сердца хоть каплю ненависти, убеждала себя, что голодает слишком долго, чтобы дождаться, пока отец сам пришёл бы за ней. И безуспешно.       «Чёрт», — стиснула кулаки она, мотнув головой. Она не могла этого сделать. И когда было точно решено бежать прочь, единорог неожиданно оказался совсем рядом с ней и поддел её руку своей головой, позволяя девушке приобнять себя, а её ладоням — проскользнуть по гриве, более нежной и лёгкой, чем все эти дорогущие шелка богачей всего мира.       Дева удивилась, однако не отпрянула.       — Тебе не нужно ничего ждать. Я не причиню тебе никакого вреда, — заговорил единорог, и она вдруг ощутила, что не могла пошевелиться: её тело само застыло на месте, и ей оставалось лишь слушать. — Наша клятва была дана девушке, отдавшей свою жизнь за жизнь моего предка. Любой единорог, появившийся на свет после него, обязан жизнью чистой деве, и если ты хочешь — ты можешь оборвать мою прямо сейчас. Не надо корить себя. У тебя есть на этот дар полное право.       Мудрые, бездонные глаза единорога, которые, казалось, вместили в себя весь небосвод над головой — таким недосягаемым единорог казался простой нищенке, — соприкасались с её глазами взором, и она убедилась: он говорил правду. Ей стало страшно: неужели он подумал, что она осмелилась бы забрать его жизнь? Даже если до счастливой жизни, до отсутствия шанса оказаться проданной какому-то первому обрюзгшему гаду по воле доброго отца, до её возможности наконец обрести покой — оставалось лишь перешагнуть через единорога. Пусть это искушение, но... Нет... это... неслыханно!       — Тебе даже не надо отдавать меня своему отцу. Тебе нужно лишь сломать мой рог, проткнуть им моё сердце — и всё, что ты захочешь, всё, что ты пожелаешь, та магия, которой одарил меня Лес — тотчас исполнится. Смелее, чистая дева... — увещевал её единорог, потираясь краем морды о её плечо и сладко искушая.       Она была в замешательстве. Сначала было так просто уйти, когда на кону было лишь богатство отца и собственная злоба. А что же до своих желаний, как же возможность стать свободной? Неужели и это она собиралась не принять? Дар от судьбы! По милости какой-то другой глупой девы, позволившей убить себя, но не единорога, теперь он был повязан с ней клятвой отдать всё. Кто посмел бы отказаться?       Она молчала и слушала свой стук сердца да дыхание единорога в безмятежном лесу, на волшебной полянке. Неожиданно, где-то далеко-далеко, она расслышала, как завыл пёс и кто-то громко выкрикнул что-то. Не сразу она узнала ненавистный ей голос и собственное имя. Опомнившись, она оттолкнула от себя единорога, теперь придав себе наигранно разъярённый и возмущённый вид.       — Ты... глупый единорог, уходи отсюда, сейчас же! — резко заговорила она, а единорог, вновь приподняв голову, в ответ только безмолвно смотрел в её глаза, всё тем же чистым, полным ненужной любви и принятия взглядом. Её выводило из себя, что он так настаивал предать его!       «Ни за богатства...» — думала она.       — Если ты говоришь, что ты в долгу, то... — видя, что он не реагировал и встал на месте как статуя, а также слыша, что лай становился всё громче, её дыхание участилось и она судорожно пыталась придумать, что сказать.       «Ни за что в этом мире... — говорила себе она, — я не оборву твою жизнь. Я не посмею. Я сама, сама всё исправлю! Мне не нужно чужих жертв!»       — Уходи. Сейчас же, — нахмурив брови, она уставилась на него, сжав кулаки. Единорог оставался на месте, изредка подёргивая длинным хвостом. А лай, лай — ей внезапно показалось, что он был слишком близко, что он сейчас же их настигнет. И она знала своего отца. Ей оставались мгновения на то, чтобы передумать и поддасться искушению. — Нет! Уходи, глупый единорог! Уходи!! — закричала она, поддаваясь вперёд и краснея.       Ей показалось, будто единорог усмехнулся, — но может, у неё таки помутнился рассудок, ибо его лошадиная морда оставалась всё той же лошадиной мордой, — и, постояв на месте ещё с секунду, он повернулся и ушёл, скрывшись среди зарослей.       Когда кончик его белоснежного хвоста исчез, она с полным осознанием простилась с подарком, который предложила ей судьба.       И всё-таки, стоило ли того принятое ею решение?       Не зная, права она или не права, зная лишь одно: она не смогла бы заставить себя поступить иначе, даже при том, что где-то в потаённых уголках её души у неё возникало такое желание, — она отмахнулась от нелепых мыслей. «Всё кончено», — подвела итог она и почувствовала вместо сожаления неожиданное и несказанное облегчение. Больше не надо было сомневаться.       Голос отца, после ухода единорога стихший и звучавший на большем удалении, чем ей прежде показалось, теперь стал вновь нарастать. Он стремительно приближался.       Развернувшись, она побежала обратно, чтобы не выдать и намёка на встречу с единорогом. И так она оказалась вновь на лесном островке земли, где единорог пришёл к ней на её зов.       И как же вовремя! Лохматый пёс выскочил из кустов, рыча и издавая резкий басовитый лай. Массивными лапами он пробежался по поляне, вынюхивая каждый шаг земли и ища, ища, ища... Девушке даже стало страшно, она успела похолодеть, однако продлилось это недолго: было очевидно, что взять след у пса не получалось. Он нигде не мог остановиться, будто запах был повсюду или же его не было вовсе, и продолжал бегать то туда, то сюда. Это вызывало у него ещё большее недовольство и, вместе с тем, неловкую растерянность. Он ещё порыкивал, но уже неувереннее и смущённее, то и дело пофыркивая.       Девушка еле скрыла невольную насмешливую улыбку, чтобы её не увидел появившийся отец.       — Мария! — воскликнул он, весь запыхавшийся и доселе рвавший глотку этим именем посреди беспокоимого им леса. В руках его было злополучное копьё, а след пути украшали обломанные ветки несчастных кустов.       — Где эта тварь?! — отдышавшись, прорычал отец. Глаза его были выпучены, они выглядели безумными, поглощёнными одним только желанием: добыть, добыть его!       Дева думала, что же ответить. Глаза невольно стремились в сторону, к кустам, за которыми были водопой... к кустам, за которыми недавно был единорог. Но она одёрнула себя, потупив взор.       — Он не пришёл, — сказала она, съёжившись и приготовившись к побоям.       Отец затрясся и сжал в руках оружие, а Мария зажмурила глаза, отводя лицо.       — Как?! Как он не пришёл?! — закричал он, плюясь на дочь. — Ты даже такую глупость... такую мелочь, и то сделать неспособна! Своей задницей приманить мой шанс разбогатеть. Ах, чертовка! — ругался он, а затем, поймав в своём беспокойном уме злосчастную мысль, от которой догадавшуюся Марию пробрало до дрожи, рассвирепел ещё пуще. — Ах ты, оборванка, ах ты, тварь! Да ты, небось, успела где прилечь с кем на сене, так оно, чертовка! Понял я всё!       Он замахнулся, она стиснула в руках края потёртого платья.       Но рука так и застыла в воздухе.       Их прервал треск ветки, стрекот кустов и шум копыт.       — Ах?! — воскликнул отец и, совсем забыв о девушке, резко развернулся и вновь впал в своё безумие. — Это он! — он бегло буркнул дочери: — Стой тут, потом с тобой разберусь, похоже, я и без тебя его поймаю, — и он убежал, окликнув с собой встрепенувшегося пса.       Юная Мария всё так же стояла на месте, зажмурившись и не веря в произошедшее. Несмело она приоткрыла глаза, увидев лишь мелькнувшую спину отца и хвост собаки. Впервые этот взмах, который она знала наизусть после всех бесчисленных сопутствующих ему ударов, окончился ничем.       Пожалуй, впервые Мария была даже рада, что отец так мало её ценил.       Когда она захотела сделать шаг вперёд, то невольно коснулась мыском башмака чего-то странного, отчего раздался тихий звон и, опустив взгляд, нашла у своих ног новёхонький кошель и кинжал в ножнах. Кошель так и рвался от своей полноты. Развязав его, она увидела множество золотых, а, раскрыв ножны, обнаружила дорогой кинжал искусной работы. У девушки перехватило дыхание, она знала, что это был её шанс стать свободной.       — Борись. Защити свою чистоту, — донёс до неё ветер чарующий голос Единорога.