***
В магазине Брай чуть не сошел с ума от обилия информации, три молоденьких девочки окружили его и давали миллион советов. Нагруженный пакетами, словно мул, он наконец с опаской вернулся домой. Он очень боялся того, что его ждет. К его удивлению, Ханно и Макс вместе сидели на диване. У Макса на руках сопел ребенок, а Ханно читал какую-то книжку успокаивающим голосом. — Я наконец все купил… Надеюсь, что все, большая половина я даже не понял, зачем нужна. Особенно молокоотсос, — Брай неловко улыбнулся, но не получил улыбок в ответ. Ханно с серьезной миной осмотрел покупки, а Макс так и сидел, нахмурив брови, и смотрел то на Брая, то на младенца у себя на руках. Несмотря на праздники, переписка с различными учреждениями происходила достаточно быстро. Тест на отцовство Браю так же удалось сделать в тот же день, и он с трепетом ждал результатов. Макс злился на него, не разговаривал и то и дело уходил в их домашний зал один. Только и было слышно звуки ударов о грушу. Ханно выглядел грустным, но как-то так оказалось, что именно он больше остальных заботился об их «рождественском подарке». И при любой возможности втягивал в эту заботу Брая: совал Марка ему на руки, отправлял гулять с коляской, оставлял с ним одного, присматривать. Свою первую в жизни смену подгузников Брайан, наверное, запомнил на всю жизнь. Кто бы мог подумать, что такое маленькое существо может быть таким вонючим? Ханно расстелил на их кровати большое банное полотенце, положил хныкающего ребенка посередине и принялся за дело, комментируя каждое свое действие. Брай только успевал то подавать влажные салфетки, то трясти перед Марком погремушкой, успокаивая. Он чувствовал себя студентом-первокурсником, ассистирующим опытному хирургу. — Из этой кровати хреновый пеленальный столик, — заявил в конце Ханно и передал ребенка Браю, не слушая робких возражений. — Моя спина против и ей нужен массаж. — Я сделаю тебе и массаж, и все, что захочешь, — поспешил заверить его Брайан, — только, пожалуйста, возьми его сам! Такой маленький… я не знаю, как его держать, вдруг я случайно что-то ему сломаю? — Нет уж, папаша. Сделал — заботься, — сказал Ханно, как отрезал. — Да может, он и не мой вовсе, — слабо возразил Брайан. — Твой. Теперь мы точно знаем, — в спальне появился Макс, держа в руке какое-то письмо с печатью. — Результаты пришли, мои поздравления, — он не смог удержаться от саркастичного тона в конце. — Нужно что-то решать с ним. Если ты не хочешь заботиться о сыне, напиши отказ и отдай в детский дом. Брайан побледнел. — Хорошо, милые. Пусть будет детский дом… — То есть, ты не хочешь заниматься Марком? — Ханно подошел и обнял, положив руку Браю на талию. — Я… не знаю. Я ничего не понимаю в этом, — прошептал Брай. — Никогда не думал, что у меня могут быть дети, я рано все про себя понял и смирился. Мне и не хотелось никогда. Жалко мальчика, но смогу ли я? — Но наших девочек ты тоже чурался поначалу, — Макс обнял его с другой стороны. — А теперь водишь их в кино и зоопарк. Уверен, ты будешь хорошим отцом. Пусть и не таким ответственным, как Ханно. Макс коротко улыбнулся и потянулся потрепать того по волосам. Но тут же посерьезнел: — У наших детей есть матери, а у Марка что? Трое папаш? И как мы, трое мужиков, да еще все время в разъездах, будем воспитывать сына? Как объясним все это ему? — Трое папаш лучше, чем ни одного, — заявил Ханно. — Может, Мия тоже захочет помочь. А как объяснить это ребёнку… у нас есть несколько лет, чтобы подумать. Мы не можем заставить тебя принять решение, которое понравилось бы нам, — обратился он к Браю. — И наверное, не должны. Это же человек, а не котёнок — на всю жизнь. Брайан от шока лишь кивнул. Он много думал в эти дни и пришел в выводу, что отказаться от Марка будет бесчеловечно. Пусть Браю было неловко брать его на руки или давать бутылочку, пусть он приходил в ужас от детского плача. Но все же, за эти дни он привязался к нему. И что за жизнь ожидает мальчика в приюте? Будут ли его там любить? И так не повезло, родной матери не нужен, неужели Брайан сможет бросить его совсем одного? Он начал задумываться о том, чтобы оставить Марка себе, но просить об этом даже не смел. А оказывается, они оба тоже привязались к подкидышу? — Вы меня простили? — спросил он, не в силах смотреть ни одному из них в глаза. — И примете его? Зная, как Марк появился на свет? — Если ты думаешь, что это легко, то сильно ошибаешься, — фыркнул Макс. — Но у пацана нет мамы, как я могу отобрать у него еще и отца? Мы поговорили и решили — если ты хочешь, пусть живет с тобой. А мы поможем. Браю стало очень тепло на душе. Его снова приняли, его любят. Даже простили такой серьезный проступок. Вот что значит настоящая семья! Он счастливо улыбнулся, осторожно прижимая к себе сопящий комок, и тихо произнес: — Как же я люблю вас обоих… Спасибо…***
— Ханно! Из прихожей послышался шелест снимаемой одежды и смущенный шепот Брайана, заглушенный громким стуком каблуков. Мия ворвалась на кухню с сияющим лицом, раскрывая обьятия: — Ханно, у меня получилось! У нас есть деньги на фильм! Весной можно начать съемки! Ну что ты молчишь, мы же так мечтали об этом! Может, его даже на «Берлинале» покажут! * Ханно отложил ложку, которой помешивал что-то на плите, отставил кастрюлю в сторону и повернулся к ней. Счастливая улыбка дамы-режиссера превратилась в недоуменную мину, когда она разглядела, что ее любимый актер, ее «муза», обмотана слингом, из-под которого выглядывает детское личико. — Что? Как? Откуда?! — серые глаза расширились от изумления. — Вы что, опять поссорились? — Господи… — Ханно усталым жестом прикрыл лицо рукой. — Я тут не причем. Это долгая история. Мия, не глядя, села на стул. Перед ней, как по волшебству, возникла чашка черного кофе, сигареты и пепельница. Затем на цветастую скатерть легли свидетельство о рождении и потрепанный тетрадный листок, исписанный кривым почерком. — Да что ж это за мать такая, — произнесла она, когда снова смогла говорить. — И что вы намерены делать? — Марк останется с нами, — Макс появился на кухне, жестом приглашая Брая также войти. Тот обеспокоенно посмотрел на Ханно: — Дай-как я поношу, ты наверняка устал. — Есть немного, — тот потер поясницу, — все-таки, мне уже не двадцать. — А целых тридцать девять, — Макс обнял Ханно со спины, тесно прижимаясь к нему и добавил с шельмовской улыбкой: — Солидные года, надо беречься. Мия кашлянула, привлекая к себе внимание. — Мы подумали, может быть, ты могла время от времени помочь нам с ним? — Ханно умоляюще смотрел на нее. — Только иногда, изредка. Ты же знаешь, каково это, жить в постоянной готовности к дальним поездкам и долгим отлучкам. Она не хотела соглашаться. У Мии имелась своя, отдельная от Ханно, насыщенная жизнь, их общая дочка, любимая работа, отнимающая много времени. Но она никогда не умела игнорировать просящее выражение этих голубых глаз. Возражения, готовые сорваться у нее с языка, так и остались невысказанными. — Конечно, — Мия немного натянуто улыбнулась, наблюдая, как Макс помогает Брайану пристроить спящего ребенка в слинг. — Помогу, чем смогу. Ее взгляд скользнул по лежащим на столе документам, и кое-что неприятно резануло глаза: — Этому имени здесь не место, — аккуратно подпиленный ноготь со светло-розовым маникюром указал на имя матери Марка. — Когда будете вписывать в свидетельство о рождении Брайана, уберите из него эту женщину. Тут она черным по белому пишет, что сын ей не нужен. Пусть ее найдут, и она должна официально отказаться от него. Чтобы потом не возникло никаких вопросов. — Да где ж ее искать, — возразил было Брай, который наконец закончил со слингом. — Человек не иголка в стоге сена, найдется. Сделайте это. Документы должны быть в порядке. Серьезное выражение лица и твердый тон вызвали у Брайана мурашки по коже. В этот миг Мия очень напоминала Ханно, когда тот находился в дурном настроении. Постепенно жизнь с ребенком становилась привычнее. Брай уже не приходил в ужас всякий раз, когда нужно было поменять подгузник или покачать на руках. К тому же, когда прошел первый шок, вся их разношерстная семья готова была, если что, прийти на помощь. Учитывая рабочий график троих отцов, это было просто бесценно. Поначалу Максу было непросто, но постепенно он изменил свое мнение. Марк был частичкой Брайана, а значит, родным. Единственное, что в его внешности напоминало о матери — почти белые волосы, в остальном мальчик оказался уменьшенной копией отца. С течением времени Макс все реже вспоминал об истории его рождения, пока она окончательно не забылась. Окруженный сразу тремя любящими его без памяти родителями, Марк, к сожалению, рос избалованным. Он ни в чем не знал отказа. И если Брайан и Макс еще пытались быть с ним строгими, то Ханно прощал любую проказу. — Дайте Марку побыть ребенком! — возмущался он, когда ему пытались сказать, что он слишком балует их сына. — Оглянуться не успеете — а он уже выше вас, бреется и водит девушек! Пусть играет, пока можно! И Марк получал очередную игрушку, или ложился спать заполночь, или присваивал себе планшет Ханно. Умненький и развитый не по годам мальчик быстро сообразил, кто из его пап наиболее мягкий, и пользовался этим без зазрения совести. Марк буквально вил из Ханно веревки. Любое замечание, выговор, или попытку воспитывать ребенок умело обращал себе на пользу. — Зачем ты подрался с тем мальчиком в песочнице? — выговаривал ему как-то Ханно. — Если не хочешь делиться своими игрушками — просто скажи «нет!». — Я говорил! — Марк возмущенно посмотрел на него. — А он не послушал! — Но не обязательно же было сразу бить его в нос… — А папа Макс сказал — не позволяй никому тебя обижать! Ханно вздыхал, объяснял еще раз, что сначала надо попытаться решить спор словами. И вел внешне расстроенного, а на самом деле очень довольного собой ребенка в кафе-мороженое, покупал какой-нибудь маленький подарок, или разрешал играть со своим телефоном. Остальные не были в восторге от подобных методов воспитания. — Милый, тебе не кажется, что ты слишком балуешь Марка? — попытался Макс урезонить Ханно после очередной воспитательной беседы, которая закончилась походом в парк развлечений. — Разве? — Ты абсолютно все ему прощаешь! Парень ни в чем не знает отказа, так нельзя. Подумай, что из него вырастет к переходному возрасту! — Но это когда еще будет! А сейчас, пока он такой маленький, я просто не могу… — Ханно развел руками. В его глазах вновь появилось то самое выражение, которое Макс про себя называл «взгляд кошки» и которому едва мог противостоять. Темно-голубые, глубокие, они словно вытягивали из Макса всю его решимость и силу воли. Хотелось махнуть рукой на бессовестного мальчишку и согласиться со всем, что бы его любимый ни сказал. — Я солидарен с Максом, — Брайан появился в гостиной и обнял Ханно со спины, целуя шею. — Если и дальше все разрешать, мы вырастим чудовище. — Не смей называть моего сына чудовищем, — тот слабо трепыхнулся в сильных руках, но тут же с тихим стоном повернул голову набок, подставляясь под поцелуи. Брайан пристально посмотрел на Макса поверх плеча Ханно и заметил в любимых серых глазах знакомые огоньки. Он знал, как сильно тому нравится смотреть, и обожал дразнить его. Брай снова коснулся губами шеи Ханно, и занялся пуговицами на его рубашке. Одна, две, три — с каждой расстегнутой пуговицей Макс подходил все ближе. Его грудь вздымалась от учащенного дыхания, во рту пересохло. Наверно, эту страсть ничто не потушит — ни годы, ни привычка, никакие разногласия. Что бы ни случилось, одного взгляда достаточно, чтобы по жилам вместо крови побежал огонь. Такие красивые, раскрасневшиеся… ожидающие его… — Но ты все-таки подумай, — Макс поймал взгляд Брая и еле заметно кивнул. — Детям нужна не только любовь, но и границы. — Наказания ни к чему не приведут, — Ханно оторвался от губ Брайана, чтобы поцеловать Макса. — А вдруг он возненавидит меня? — Тебя невозможно ненавидеть, Медочек, — рубашка Ханно медленно сползла на пол, и тот почувствовал, как ладонь Брая проникает под майку. Они целовались через плечо Ханно. Руки Брайана скользили по его груди, пощипывали соски; ладони Макса уверенно легли Ханно на бедра. Любовники так тесно прижались друг к другу, что каждый чувствовал сбитое дыхание и участившийся пульс двух остальных. Ханно тоже пытался дотянуться, погладить, дотронуться. Он заметил их переглядки, но злиться на то, что его пытаются переубедить таким образом, не стал. Одежды и на Максе, и на Брайане оставалось все меньше. Ощущение напряженных крепких мышц и теплой гладкой кожи заставило Ханно застонать от избытка эмоций и поторопиться с раздеванием. Они оба так близко, что стук сердца в чужой груди казался своим, и это было настолько прекрасным, что Ханно еле-еле мог выдерживать это. — Дверь… — из последних сил спросил он, — … дверь закрыта? Макс с хитрой улыбкой поцеловал его, успокаивая. Марк в своей комнате смотрел мультики и вторжения можно было не опасаться. Кроме того, при всей своей избалованности, мальчик усвоил, что стучать обязательно. Брайан продолжал нацеловывать шею Ханно, затем прихватил зубами мочку уха. Стоны, которые тот при этом издавал, звучали для Макса как самая прекрасная музыка. И он не мог не порадоваться, что вскоре после появления Марка они устроили ремонт и решили проблему звукоизоляции. После него можно было хоть стонать, хоть кричать, хоть взрывать петарды — за пределами комнаты ничего не было слышно. Макс потянул их обоих за собой, на кровать, и охнул, когда сверху прижалось тяжелое тело. Брайан лег на него, просовывая бедро между ног и потираясь горячим твердым членом. Ханно возник где-то сбоку и втянул Макса в глубокий поцелуй, одновременно поглаживая Брая по спине. Щелкнула крышечка флакона, быстрый шепот — «Хочешь? — Хочу!», и Брайан задвигался на Максе с удвоенной скроростью. — Хочешь меня трахнуть? — хриплый шепот обжег ухо вслед за укусом. — Сначала я хочу посмотреть на вас, — Макс рефлекторно двинул бедрами вверх, но, к его разочарованию, приятное давление уже исчезло. Тяжело дышаший Брай скатился с него и попал прямо в объятия Ханно. Макс устроился в изголовье кровати и приготовился наблюдать. Ханно растянулся на постели, а Брайан неторопливо опускался на его член. Для Макса наблюдать, как «его мальчики» занимаются любовью, стало особенным фетишем. Они оба знали о его страсти к подглядыванию и не отказывали в ее удовлетворении. Он не стал дотрагиваться до себя, хоть член и стоял колом. Пока что Макс просто смотрел, как влажный от смазки член Ханно медленно погружается в Брайана и так же медленно выходит обратно. Брайан не спешил, он медленно и сладко насаживался, издавая такие знакомые и любимые стоны и всхлипы. Откинутая назад голова Брайана, полузакрытые глаза и закушенные губы, и руки Ханно на его теле, ласково поглаживающие бедра, плоский накачанный живот и широкую грудь, теребящие соски — Макс гулко сглотнул, жадно пожирая глазами все возбуждающие подробности. Неожиданно Брай поймал взгляд Макса и соблазнительно улыбнулся ему. Брай сменил позу: все еще находясь сверху, но на этот раз упершись ступнями в кровать, он широко раздвинул согнутые в коленях ноги и оперся руками о грудь Ханно. Брайан красиво выгнулся, показывая каждую, потом и кровью проработанную мышцу, и ускорил темп, поднимаясь и опускаясь все быстрее и быстрее. Он почти выпускал член Ханно и снова вбирая до основания. Затуманенные глаза Ханно тоже встретились с глазами Макса, и он, не отводя пристального взгляда, с силой провел ладонями по спине Брайна, опустил ему на ягодицы и раздвинул их, чтобы Макс мог еще лучше рассмотреть, как его возбужденный орган погружается в хорошо смазанное и растянутое отверстие. Член Макса ныл ужасно, но он не стал трогать себя, жадно наблюдая, как стонущий Брайан насаживается на член Ханно. У Брая тоже стояло, головка блестела от выступившего предэякулята. Ханно даже не прикоснулся к нему, когда Брай насадился особенно резко и с громким стоном кончил. Ханно тут же быстрее заработал бедрами и последовал за своим партнером буквально за пару фрикций. Наблюдать и бездействовать больше не было сил. Столкнув Брайана с тяжело дышащего Ханно, Макс закинул его ноги себе на плечи и тут же погрузился в горячее тело, хлюпающее от смазки и спермы другого его любимого. Он взял быстрый темп, втрахивая влажное тело в кровать и судорожно целуя то одного, то второго, куда придется, пока не кончил внутрь Брайана, как и Ханно парой минут ранее. Удовольствие было абсолютным. Обессиленный Макс упал между тел своих любимых и прижал обоих к себе. — Боже, что же вы со мной делаете… Некоторое время они просто лежали рядом и целовались. Ни у кого не было сил думать, они могли только чувствовать. На лице Брая сама собой появилась счастливая улыбка. Ханно обожал вот так вот поваляться вместе после секса, и Брайан, глядя на него, тоже вошел во вкус. Раньше-то у него все было совсем иначе. То, как Макс и Ханно сейчас смотрели на него и друг на друга, каждое прикосновение и взгляд означали для Брайана, что его любят. Им дорожат, его ценят, и не только потому, что минутой раньше они трое трахались так, что порно отдыхает. — Если все наши дискуссии о воспитании будут протекать таким образом, — взъерошенный Ханно с трудом приподнялся на локте, — я готов обсуждать это в любое время дня и нчи. — Но ты прислушаешься к нам? — Макс лениво повернул голову в его сторону, не переставая гладить Брайана по плечу. — Ну ладно, я подумаю. Хотя, если хотите знать мое мнение… — Ты посмотри, у него еще есть силы разговаривать сложными предложениями, — Брай ухмыльнулся и потянул Ханно за руку, буквально укладывая на себя. — Нужен второй раунд. Но идиллию прервал громкий стук в дверь. — Папа! — судя по силе ударов, Марк барабанил не только руками, но и ногами. — Лулу и Пипа разлили мой сок на пол! И стакан разбили! Ну папа! Пааааап!!! — Пять минут, уже иду! — Брай вскочил и пронесся по комнате, собирая свои вещи и запрыгал на одной ноге, надевая штаны. Ханно дернулся было на помощь, но Макс уложил его обратно: — Пусть для разнообразия разбирается сам. Подобные «дискуссии», а так же дискуссии настоящие, происходили постоянно. Несмотря ни на что, Ханно было трудно себя пересилить. Он любил Марка и поэтому закрывал глаза на многое. Да и не только Ханно. Мальчик со всех сторон был окружен любовью — дедушки, бабушки, тети и дяди, сводные сестры и их матери души не чаяли в самом младшем члене семьи. И должно быть, поэтому Марка не беспокоило, что его семья сильно отличается от других. Только один раз, придя как-то из детского сада, Марк спросил, почему у него нет мамы, а пап — трое. — Все семьи разные, — Макс очень осторожно подбирал слова, — наша — вот такая. Ведь не у всех твоих друзей есть сразу и мама, и папа? — Не у всех, — Марк все так же сосредоточенно строил башню из кубиков. — У Клауса есть только папа, у Мари — мама и бабушка. У Людвига — мама Альма и мама Софи. Мальчик продолжал весело болтать, пока Макс пытался унять учащенное сердцебиение. «Пронесло», только и мог подумать, «обошлось». Марк ни в коем случае не должен был чувствовать себя ненормальным. — … а у Франка опять новый папа, — заключил Марк и толкнул свою башню. Кубики рассыпались, и озорник побежал по комнате, со смехом пиная их в разные стороны и не обращая внимания на строгий голос Макса. — Марк! — Макс поймал мальчишку за шиворот, когда тот собирался выскользнуть из комнаты. — Если ты больше не будешь играть, собери кубики обратно в ящик. Как мы с тобой договаривались, помнишь? — Не хочу, — малыш насупился, упрямо смотря на него. — Тогда я тоже не хочу показывать тебе мультфильмы, — Макс пожал плечами и сделал вид, что собирается уходить. Рев раздался, как по команде, с места в карьер, сразу на полную громкость. Марк орал самозабвенно, на одной ноте, детское личико даже покраснело от натуги. Макс порадовался, что Ханно сегодня придет поздно, и присел перед сыном на корточки. — Ты ведь уже такой большой, неужели не справишься? Да малыш в два раза меньше тебя за секунду все уберет! — Я просто не хочу! — Марк шмыгнул носом и утер его рукой. От слез не осталось и следа, будто бы это был спецэффект. — Тогда сегодня без мультфильмов. Сын смотрел на него, и этот взгляд до боли напоминал о Ханно. «Подсмотрел, паршивец», с невольным восхищением подумал Макс, но сдаваться не собирался. Наконец, после минутных переглядок, кубики один за другим отправились в коробку. — Ну вот, а разговору-то было! — с этими словами Макс подхватил Марка на руки и понес в гостиную, к большому телевизору. Тема мамы в тот день больше не поднималась, чему Макс был несказанно рад. Но он был уверен, что вопрос прозвучит еще не раз, и вместе с остальными ломал голову, как же все объяснить. Но объяснять не пришлось, потому что, когда Марку исполнилось четыре года, случилось то, чего никто не ожидал. Тот день обещал быть прекрасным. Макс встретил Брайана в аэропорту — Смит возвращался с Гавайев, где снимался в пилоте нового полицейского сериала. Радостные и счастливые, они всю дорогу не могли отвести друг от друга глаз и наговориться. Брайан уже предвкушал вечер втроем дома, когда они уложат Марка спать. Что дома что-то не в порядке, стало ясно сразу. С кухни не пахло ничем вкусным, не слышалось ни шкворчание масла, ни шум закипающей воды или стука ножа о разделочную доску, хотя Ханно был дома. Им всем повезло оказаться дома одновременно на целых десять дней, и это время должно было стать чудесным маленьким отпуском. Когда до слуха Брайана донесся тихий плач, он окончательно уверился, что случилось что-то страшное. Ханно нашелся в детской комнате. Он сидел на кровати, а Марк обвился вокруг него, обнимая руками и ногами, и ревел. На нем все еще была надета легкая осенняя курточка, шапочка и кроссовки — песок и мелкие камушки с подошв насыпались на пол и даже на кровать. Но Ханно, казалось, вообще этого не видит. Брай сглотнул. Кому угодно другому Медочек свернул бы за такое шею, даже Марка отругал бы. — Что случилось? — он присел рядом, кладя одну руку на вздрагивающую детскую спину, а второй обнимая Ханно. Макс последовал его примеру. В головах обоих роились тысячи самых плохих предчувствий. Сразу же вспоминалось о том, что родители не молодеют, а нелепая случайность вроде пьяного автомобилиста может настигнуть каждого, самого молодого и здорового. — Эта… женщина, — Ханно явно сделал усилие, чтобы не употребить бранное слово, — она нашла нас. Заявилась прямо на детскую площадку. Кинулась на Марка с поцелуями и орала на всю улицу, что заберет его. Перепугала бедного до смерти. Плач тем временем сменился сопением. Брайан почувствовал, как вина вновь опутывает его липкой паутиной. Нужно было послушать Мию, а не спускать все на тормозах! Ханно взглядом указал обоим на дверь — идите в гостиную, я сейчас. Позже, разливая коньяк по бокалам, он рассказал обо всем подробнее. Биологическая мать Марка, которая четыре года не подавала признаков жизни, вернулась. — И чего она хочет? — Макс взял ладонь Ханно в свою, заметив, как тот нервничает, когда больше нет необходимости держать лицо перед ребенком. — Денег, — пренебрежительно ответил тот. — Если мы откажемся, заберет Марка. И что ты ей сделаешь? Все права у нее есть. Ханно тяжело вздохнул. Как он мог пустить такое важное дело на самотек! Как вообще доверил оформление документов этим двум обалдуям! Ну что уж теперь, после драки кулаками не машут. — Ты бы ее видел! Крики, слезы ручьем, заламывание рук, как в худших мыльных операх… Мы-де ее обманули, бедную мигрантку, отобрали кровиночку, извращенцы, а ее саму обманом выслали. И если не заплатим — это она уже говорила тише и без слез — то она заберет его. Ну и заодно растреплет про нас всем таблоидам. — Платить нельзя, — после недолгого молчания сказал Макс. — Тогда она каждый месяц будет приходить с угрозами. — И не заплатить тоже нельзя, — Брайан совсем поник. Ему стало страшно от того, что он в любой момент может потерять все, что ему дорого. За последние годы Брайан полностью изменил свои взгляды. Самым важным для него стала их семья, и Марк занял в его сердце особое место. Он не променял бы все «Оскары» и «Золотые глобусы» этого мира на своего сына. И теперь, из-за собственной небрежности, его маленький уютный мирок может рухнуть. Брай уронил голову на руки. Воспоминания роились в голове, как пчелы в разворошенном улье. Ханно, в очках, читает Марку. Тот внимательно слушает, приоткрыв рот, и то и дело смеется над проделками Петсона и Финдуса. Макс, мокрый от пота, боксирует с грушей, а Марк стоит у входа в спортзал и ноет, что он уже большой, он тоже хочет, и вообще, почему Айно можно, а ему нет? Марк, весь зареванный, прижимает к груди тощего бездомного котенка, умоляюще смотря на Брайана: «Папа, ну папа! Ну пожалуйста!» И теперь всему этому конец. — Я позвоню Мие, — голос Ханно казался далеким, будто из другой вселенной. — Может, ей придет в голову какая-нибудь идея.***
— Я же говорила! Я предупреждала — документы должны быть в порядке! — от удара столешница скрипнула, а чашки звякнули о блюдца. Мия возмущенно выдохнула и повернулась к Ханно: — А ты куда смотрел? Этих двоих я уже списала, они — персонализированный хаос! Но ты! Ханно, как ты мог не проконтролировать?! Тот лишь с горестным видом развел руками. Мия не стала слушать оправданий. Ей, как матери, было хорошо известно, как это бывает: то одно отвлекает, то другое. Но тем не менее, ее возмущению не было предела. Они вчетвером расположились на кухне, в руке Мии тлела сигарета, распространяя вокруг аромат ментола. Брай, сидевшей к Мие ближе всех, с опаской смотрел на нее. Небольшого роста, с мягкими, красиво рассыпавшимися по плечам каштановыми локонами, та на первый взгляд казалась милой и безобидной. Как женщины из американских фильмов 50-х, которые Брайан любил смотреть в детстве: всегда нарядные и в хорошем настроении, живущие исключительно заботами о муже, детях и доме. Только вот огнем, который пылал сейчас в серых глазах, можно было бы запросто поджечь пол-города. Брай успел хорошо узнать ее: за внешней мягкостью скрывалась сильная натура. — И сколько она хочет? — Мия с силой затушила окурок. — Десять штук, — подал голос Макс. — Я считаю, уступать нельзя. Тогда она будет приходить каждый месяц, как в банк. И вновь и вновь травмировать Марка. — Как он все это воспринял? — Пока молчит, — Ханно предупредительно вытряхнул пепельницу и остался стоять, с грустным видом смотря в ночь за окном. — Уже пару дней очень мало разговаривает и грустит. Я пока не расспрашивал, не знаю, как подступиться к нему. Мия порывисто поднялась и обняла его. — Что нам делать? — Брайан осторожно тронул Мию за локоть. — Не могу же я отдать его совершенно незнакомому человеку! Она ни разу не написала, не прислала ни одной открытки, хотя бы на день рождения. Совсем им не интересовалась и вдруг всплыла… Тонкие каштановые брови сошлись вместе, Мия прикусила губу, раздумывая. — А ту записку ты выбросил? — обратилась она к Ханно. — Ну, письмо, которое было вместе со свидетельством о рождении. — Нет, но какое это имеет значение? Остаток фразы потонул в нечленораздельных звуках: Мия крепко обняла своего фиктивного мужа за шею и поцеловала. Ханно аж руками взмахнул, пытаясь удержать равновесие. — Ты умница! — та с восторженным видом еще раз звонко чмокнула его в щеку. — Мия, я хорошо к тебе отношусь, но ты не могла бы прекратить? — Макс смотрел на них с возмущением. — Что это ты вдруг так обрадовалась? — Увидишь, — она вновь заняла свое место за столом и вытащила из пачки еще одну сигарету. — Звоните нашей шантажистке. Нам надо встретиться.***
— За удачный исход! Бокалы со звоном встретились, уже не первый раз за вечер. «За нас», «за нашу семью», «за Марка», то и дело перемежались традиционным «Prost!». Брайан отпивал маленькие глотки из своего бокала и все никак не мог успокоиться. Ханно напротив него прислонился к плечу Макса, рассеянно слушая, что им обоим говорит Мия. Его лицо буквально светилось от счастья и облегчения, Макс оживленно разговаривал с Мией, сияя улыбкой. Неужели и правда все кончилось? Брай был так взволнован, что тревога никак не хотела исчезать из его души. Мысленно он все еще застрял в сегодняшнем утре. Мать-кукушка пожелала встретиться в одном из туристических кафе в центре города, и Мия с непонятным Брайану энтузиазмом и каким-то злым весельем согласилась. Начался их разговор просто ужасно. Женщина, ни чьего имени, ни лица Брайан не помнил, вела себя так, будто бы все ей по гроб жизни должны. Сразу же потребовала деньги, наличными, мелкими купюрами. А если нет, то она сейчас же заберет своего ребенка с полицией. Макс скрипел зубами и сжимал кулаки под столом. Ханно пытался ее урезонить, но по нему было видно, что он из последних сил сохраняет вежливый тон. Брайан тоже попытался поговорить мирно, хотя, видит Бог, больше всего на свете ему хотелось схватить ее за шиворот и вышвырнуть — из кафе и из своей жизни. Но как-то неудобно, все же женщина, тем более даже не достает ему до плеча. И тут Мия встала из-за стола, с грохотом отодвигая стул. — Послушайте, милочка, — она широкими шагами обошла Брайана и остановилась возле стула шантажистки, — вы что думаете, можно просто так взять и ворваться в чужую жизнь? Кто дал вам право набрасываться на ребенка и пугать его? — Так это мой ребенок… — попыталась было возразить та, но Мия не дала сбить себя с толку: — Ваш? А где вы были эти четыре года? Если вы не провели все это время на необитаемом острове, то я теряюсь в догадках, почему вы ни разу не позвонили. Железного занавеса давно не существует, к вашим услугам телефон, интернет и почта! Но нет — ни звонка, ни письма, ничего! А сейчас свалились, как снег на голову! Вы хоть представляете, как Марк себя чувствует, после вашего выступления?! Где вы были, когда он болел, когда у него резались зубы, когда он не мог заснуть ночью?! Вы не знаете его и он вам не нужен, единственное, что вас интересует — это деньги. — Ну допустим, — Иванка хмыкнула. — Заплатите, и я оставлю его в покое. От вас не убудет. — Мы заплатим, — Мия сделала успокаивающий жест рукой в сторону вскинувшегося Макса, — при одном условии. Шантажистка смерила ее пренебрежительным взглядом и приподняла нарисованные татуажем брови: — Условия тут ставлю я. — Моя дорогая, — Мия вытащила из кармана пиджака сложенный вдвое тетрадный листок, — это послание написано вашей рукой? Нет-нет, — она отдернула руку и спрятала ее за спину, — пусть лучше побудет у меня. Черным по белому, что ребенка вы не хотите. В суде этот листок станет хорошим подспорьем. Она немного помолчала, что заставило Иванку беспокойно поерзать на стуле. Любезная улыбка Мии заставляла вспомнить акулий оскал, а от холодного светского тона по коже бежали мурашки. — Вы получите свои деньги в тот момент, когда официально откажетесь от родительских прав. И заодно, подпишете договор о неразглашении личных обстоятельств нашей семьи. — А если я не соглашусь? — Тогда пусть суд решит, кто из нас прав, — Мия сложила руки на груди и снова выдержала паузу. Молчание затянулось, Брайан нервничал и ясно видел, что с Ханно творится то же самое: тот так сильно стиснул покоящиеся на столе руки, что костяшки побелели. Макс рядом с ним выглядел спокойным — только пальцы отбивали нервную дробь по столешнице. Никто из них не ожидал, что Мия возьмет все на себя. Она им и слова не дала вставить. И когда, наконец, решение было принято, Брай погрузился в какую-то странную эйфорию. Она не отпускала его, пока они ездили к нотариусу и в банк, и даже сейчас, во время небольшого празднования. — Я все еще не могу поверить, — тихо сказал он Мие. — Мне никогда тебя не отблагодарить. — Ты и не должен, — та с улыбкой подняла бокал, в котором плескались остатки шампанского. — Ведь мы — одна семья.***
Они неловко столпились в прихожей, и ни один не знал, с чего начать. Марк сидел на полу гостиной, возле собачьего домика, и обеими руками гладил ластящихся к нему «девочек». Рядом с ним, пытаясь подлезть под ласкающую руку, громко мурлыкал толстый полосатый кот по кличке Тигр — год назад мальчик притащил его домой и не переставал плакать, пока ему не пообещали оставить животное. Обычно очень живой и проказливый, Марк выглядел непривычно печальным, и от этого зрелища перехватывало дыхание и на глаза наворачивались слезы. Ханно решился первым. Но едва он переступил порог, как Марк вскочил и бросился к нему. Тонкие детские руки обвились вокруг, намертво вцепляясь. — Почему моя мама меня бросила? Она совсем меня не любит? Ни капельки? — услышав это, Ханно торопливо подхватил ребенка на руки. Тот сразу же с плачем уктнулся ему в плечо. Брайан рванулся к ним, заключая в объятия. Сердце трепетало в груди и мешало дышать. Что бы он только ни отдал, лишь бы не было той безобразной сцены на детской площадке! — Понимаешь, Марк, — Ханно осторожно гладил ребенка по светлым волосам, — мы очень-очень хотели, чтобы ты у нас был. Но мужчины не могут рожать детей. Поэтому мы и пригласили ту тетю, за денежку — чтобы помогла тебя родить. Мальчик внимательно слушал. Слезы все еще текли по щекам, он шмыгал носом и всхлипывал. — Так иногда делают, если не могут иметь детей сами, — Макс приблизился к ним и, повинуясь жесту маленьких рук, перехватил сына у Ханно. — Приглашают такую маму напрокат. Помнишь, мы покупали тебе двухэтажную кроватку и вызывали рабочих, чтобы собрали? Это почти то же самое: если не можешь что-то сделать сам, зовешь кого-то, кто может. Хотя конечно, с детьми сложнее, — он невесело усмехнулся. — Поэтому она тебе не совсем мама, — вступил в разговор Брайан. — Но зато, у тебя есть мы, и мы очень тебя любим. И конечно, Мия, твои бабушки, дедушки, тети, дяди, сестры… — Лулу и Пипа тоже, — с серьезным видом добавил Марк, размазывая остатки слез по лицу. — И Тигр. — Ну как же без Тигра, — Брайан взял сына на руки и начал вытирать ему лицо протянутым Ханно платком. — И все тебя любят. — И я вас люблю, — Марк прижался теснее, обнимая отца за шею. Брайан почувствовал его слезы на своем лице, а затем неловкий детский поцелуй в щеку. Марк приподнял голову с его плеча, потянулся к остальным, и они оба будто оказались в тесном теплом коконе из двойных обьятий. — Может, по мороженому, чтобы стало веселее? Что скажешь, малыш? — Ханно ласково улыбнулся Марку, слегка отстраняясь от них. — И планшет? — выражение детского личика, как по нажатию кнопки, стало хитрым. — В виде исключения, — попытался урезонить их Макс. Но Ханно уже уносил ребенка в сторону кухни. Оттуда сразу же послышался звон — Марк стучал ложечкой о стеклянную креманку. Звонкий голосок не замолкал ни на секунду: — А можно еще? Папа Ханно, смотри, Тигр пришел, он тоже голодный! А можно новую игру на планшет? Ой, капнуло, оно само! Макс с улыбкой покачал головой: — Похоже, у нас получилось. С Марком все в порядке. Невозможно представить себе чувство, охватившее всех троих. Будто бы с плеч сняли тяжелый груз, и наконец-то можно снова дышать. Больше им ничего не угрожало.***
Брайан какое-то время беспокоился, что встреча с так называемой матерью не пройдет для Марка бесследно, но к счастью, он ошибся. Мальчик оставался все таким же веселым и шаловливым, а о том ужасном проишествии не вспоминал. Увы, окруженный толпой любящих родных, он страшно избаловался. И когда пришло время идти в школу, проблемы начались одна за другой. Марк то и дело «случайно» выливал на учительский стул клей или подкладывал подушку-пердушку. Все девочки класса перезнакомились с его коллекцией резиновых червей, жуков и прочих насекомых. Домашние задания то и дело становились жертвой или собак, или кота. Учителей Марка Макс, Брайан и Ханно знали не только по фамилиям, но и по прозвищам, как правило, очень метким — фрау Жаба или герр Мухомор были самыми безобидными из них. Умный и добрый, но очень неусидчивый и ленивый, Марк делал все, лишь бы учиться поменьше, а играть — побольше. И если Брайан и Макс пытались сочетать любовь со строгостью, то Ханно не мог себя пересилить. — Ханни, — раз разом пытался переубедить его Макс, — тебе не кажется, что с Марком стоит быть построже? — Нет, — тот лишь насупливал брови. — Но подумай, Лулу и Пипа уже третий раз за месяц съедают его домашку! — присоединился к разговору Брайан. — Такого же не бывает! А игрушечный таракан, которого он подбросил той девочке в салат? — Все дети шалят, — упрямо возражал Ханно. — А сколько он разбил твоих планшетов? Причем, именно тогда, когда должна выйти новая модель? От спора их отвлек грохот детской. Когда все трое вбежали в комнату, то обнаружили там перевернутую книжную полку и перепуганного Марка. — Ты цел?! — Ханно обнял его и принялся осматривать, не поранился ли сын. — Что произошло? — Он сам упал! — Парнишка указал на разбросанные по всей комнате осколки планшета. — Я просто играл и случайно задел полку. — Ты залез на нее, чтобы достать планшет, хотя я запретил его брать! — взорвался Макс. — Все, ты доигрался! Неделя без компьютерных игр! Серо-голубые глаза наполнились слезами, губы задрожали. Брайан, увидев это, подхватил сына на руки. — Марк, мы с тобой обсуждали по поводу порчи вещей. К сожалению, до дня рождения новый планшет ты получить не сможешь. Маленький рот приоткрылся, готовясь к крику, и он поспешно добавил: — Но если ты будешь сдавать все задания вовремя и хорошо закончишь год, к каникулам купим самую новую модель. Макс протянул руку, взлохмачивая Марку волосы: — Но учти, хорошее поведение и учеба обязательны. Договорились? — И никаких тараканов, — добавил Ханно. Марк переводил взгляд с одного на другого. Убедившись, что никого разжалобить не удастся, с очень послушным видом кивнул: — Хорошо. Кончилось все тем, что мальчик таскал телефон у Ханно. Тот не мог отказать, остальные, конечно, не были с этим согласны. И эта маленькая война продолжалась еще долго, с переменным успехом. Но даже у Ханно, как оказалось, был предел прочности. Когда Марк как-то вернулся из школы с синяками на лице, и гордо рассказал, как вместе со своими друзьями избил новенького — тот был каким-то странным и шепелявил из-за скобок на зубах, мягкий, добрый, всепрощающий Ханно не выдержал. Сын испуганно вжал голову в плечи, когда отец обрушил на него обвинительную речь. Его голос и взгляд были такими непривычно холодными, словно это и не Ханно вовсе. Неподдельная боль от того, что сын повел себя, как негодяй, отражалась во всем его облике. Ханно не повысил голос, в этом не было нужды. Но каждое слово было словно острый нож в сердце. Марк глотал слезы и не знал, что делать. Сейчас ему стало ясно, что он поступил совсем не круто. И что мужчины так себя не ведут. Нельзя обижать тех, кто слабее тебя. Нельзя нападать на людей только потому, что они чем-то от тебя отличаются. Но самым страшным было, услышать, что папа Ханно очень на него обижен и разочарован. Марк бросился к нему, обнимая и со слезами на глазах уверяя, что он никогда больше не будет. Он сдержал свое слово: ни разу в жизни Марк не поднял руку на слабого, наоборот, защищал тех, кто сам защититься не может. Даже если нападавших было несколько, он не боялся дать сдачи. На следующий же день Марк попросил прощения у избитого мальчика. Со временем они даже стали лучшими друзьями. Урок из этой ситуации извлек не только ребенок, но и взрослый. Ханно понял, к чему может привести его безграничная любовь и, скрепя сердце, старался держать ее под контролем. Он по-прежнему относился к Марку мягче остальных. Но уж если Ханно устраивал сыну выволочку, тот запоминал ее надолго. И боялся его выговоров намного сильнее, чем от других. Как-то само собой сложилось так, что Макс больше занимался с Марком чем-то подвижным: играл в футбол, баскетбол, а к первому классу наконец-то внял мольбам и начал показывать основы кикбоксинга. Ханно взял под контроль домашние задания и старался привить ребенку любовь к чтению. С Брайаном Марк болтал по-английски, играючи усвоив этот язык, как второй родной, и заботился о домашних животных. Брай не мог смотреть без улыбки, как Марк с гордым видом ведет их собак на прогулку. Сам маленький, и маленькие собачки бегут впереди. Когда Марк только появился, Брайан всякий раз впадал в состояние тяжелой паники, стоило тому расплакаться у него на руках. Он умирал от страха, если нужно было переодеть его — ну а вдруг, нечаянно сделаешь больно? Сейчас он сам посмеивался над своими страхами. — Папа, догоняй! Марк сорвался с места и побежал, нарочно попадая ногами в оставшиеся после дождя лужи. Пипа и Лулу с лаем помчались за ним по парку. — Поймай меня! — его голос доносился до Брайана уже с противоположного конца аллеи. — Только один раз, ну пожалуйста! Ну и как тут скажешь, что устал, что только и мечтаешь, после целого дня репетиций, упасть на диван и не двигаться? — Ну держись! — и Брайан включался в игру. Оглядываясь назад, Брайан удивлялся перемене, которая с ним произошла за эти годы. Очень многое, ранее составляющее немалую часть его жизни, стало совершенно неважно. Брай остался веселым и компанейским, но больше не искал случайных знакомств. И он без сожалений избавился от своей особой коллекции фотографий. Каждое фото было для него чем-то вроде звездочки на фюзеляже: подтверждение собственной привлекательности и значимости. Но к чему это теперь, когда он точно знает, что любим? Он удивлялся сам себе. В самом начале романа с Максом Брай не отказывал себе в сексе на одну ночь: Римельт оказался крепким орешком, а совсем без секса было трудно. Теперь же Смит спокойно уезжал на два-три месяца в Штаты: он знал, что в Берлине его любят и ждут, да и видеозвонки оказались приемлемым выходом. И никакой одноразовый перепих не пойми с кем не стоил того, чтобы потерять Макса и Ханно. К тому же, благодаря организаторскому таланту последнего, долгие отлучки стали редкостью, так виртуозно ему удавалось скорректировать расписание всех троих. Вот и в том году, когда Марк закончил первый класс, Брайан собрался в Нью-Йорк и решил взять сына с собой. Они уже не первый раз летали вместе за океан: не только потому, что отцу трудно было оставить сына надолго, но и чтобы повидать бабушку Брая. Пакуя чемодан, Брайан вспоминал, как она отреагировала, когда увидела Марка в первый раз. Тому было, наверно, месяцев восемь — его первая весна в любящей семье. Брайан, как обычно, вернулся из Берлина в Нью-Йорк, только в этот раз не один. Он мог себе представить, как удивилась миссис Смит, увидев на своем пороге любимого внука с ребенком в слинге. А когда в ее скромное жилище вошло еще двое мужчин, Брайан начал серьезно волноваться о ее здоровье. С Максом бабуля была знакома. Но вот увидеть Ханно и узнать из сбивчивого рассказа, что он тоже партнер ее внука, а это — их общий ребенок, было удивительно и непонятно. — Вот что, деточка, — миссис Смит решительно прервала его объяснения. — Сходи-ка на кухню, принеси водички и валокордина мне накапай, пожалуйста. А вы, молодые люди, присаживайтесь, чувствуйте себя как дома. И мальчонку-то оставь, — донеслось Брайану вслед, — сколько ты его уже носишь привязанным? Зная свою бабушку, Брайан добавил успокоительное не в воду, а в бренди. Заодно налил им всем. Бабуля Смит, хоть и выглядела, как божий одуванчик, не чуралась радостей жизни: с удовольствием покуривала кубинские сигариллы и время от времени разрешала себе стаканчик бренди или же коньяка. Вернувшись, он застал полную идиллию: Марк у бабушки на руках играл с ее очками, а Макс что-то рассказывал. Ханно с легкой улыбкой время от времени кивал, подтверждая его слова. — Марк выглядит точно так же, как ты в его возрасте, — бабушка еле заметно кивнула, благодаря, когда внук поставил перед ней ее «успокоительное». — Твои глаза, улыбается как ты, такой же курносый… Она улыбалась, сюсюкала с малышом, а тот радостно гулил, грыз ее очечник и пытался вцепиться в подсиненные седые волосы, уложенные аккуратными кудельками. Брайану стало даже чуть стыдно, что он усомнился в единственном члене семьи Смит, который всегда безоговорочно его поддерживал. Ведь это она подбадривала Брайана, когда он ходил на бесконечные прослушивания и пробы. И поддержала после каминг-аута. — Знаешь, что мне не нравится в вас, молодых? — спросила она, когда донельзя сконфуженный Брайан наконец решил признаться и мямлил, боясь сказать правду прямым текстом. — Вы полагаете, что гомосексуализм и прочие «измы» изобрели вы! Уверяю тебя, все это было и раньше, задолго до твоего рождения. Так что не бубни, можешь не щадить свою старушку. Я поняла, что ты хочешь сказать. Все в порядке, главное, чтобы ты был счастлив. А уж с кем, дело десятое. Так что, даже если сейчас, выбор Брайана и показался его бабушке странным, она никак не дала этого заметить. А может, нежданный правнук примирил ее со всем прочим. Как бы то ни было, с тех пор их всех ожидал в ее доме самый теплый прием. Всего неделя — и они снова будут вместе, думал Брайан, сидя в самолете и наблюдая, как город внизу превращается в море горящих в темноте ночи огней, а потом исчезает за облаками. Марк задремал, прислонившись к его плечу. В этот раз Брая ждала в Америке не работа, а отпуск. Он собирался повидать друзей, побродить по городу и показать его сыну. Но самым главным для Брая была поездка в Мексику. Они и раньше проводили вместе свободное время, но никогда еще так долго. Брайан не мог дождаться, когда Макс и Ханно присоединятся к нему на пляже Канкуна.***
Марк носился вдоль кромки воды и хохотал всякий раз, когда волны окатывали его солеными брызгами. Во второй половине дня солнце не было уже таким жгучим, и Брайан с удовольствием подставил лицо солнечным лучам. Соленый ветер приятно овевал разгоряченное лицо и перебирал волосы. Неожиданно плечо обожгло холодом. Брай вздрогнул и, резко обернувшись, едва не столкнулся ухмыляющися Максом. — И ты чуть было не остался без пина колады, — тот протягивал ему стакан, украшенный кусочком ананаса и парой зонтиков. — На, освежись. Ханно подошел к ним, держа еще два напитка в руках. Глядя на него, невозможно было не улыбнуться. В то время как Макс и Брайан щеголяли в шортах таких попугайских расцветок, что рябило в глазах, тот остался верен себе — они у Ханно были темно-синие, с единственным белым морским коньком на правой штанине. Мелкий нежный песок под босыми ногами, теплый ветерок в лицо и сладкая прохлада коктейля, а впереди, насколько хватает глаз — безбрежное лазурное море, где-то вдалеке встречается с таким же голубым небом. В прибое играет сын, а рядом — самые любимые, самые близкие люди. Наверное, это и есть счастье. Глаза Брайана защипало — должно быть, ветер занес песчинки. Он поставил пустой бокал на стойку пляжного кафе: от неожиданно охватившего его волнения руки и ноги не слушались. Сердце зачастило, оно будто с каждым ударом становилось все больше и больше. Осознание, насколько же он сейчас счастлив, казалось слишком большим для одного человека и не вмещалось в его душу. Прикосновения, ласковые и любящие, помогли унять эту бурю внутри. Ханно взял Брая за руку, с легкой улыбкой смотря в лицо; Макс приобнял его за плечи, его рука также нашла руку Брая, и они переплелись пальцами. Слова сейчас не были нужны — они просто стояли рядом, держась за руки и смотря, как солнце медленно опускается в море. Всех троих пронизывало и связывало друг с другом одно и то же чувство. И пусть у них ушло много времени и усилий, чтобы признать и принять его. Пусть их любовь была не такой, как у других — разделенной не на двоих, а на троих. Главное — она взаимна и сильна, и никому ее не разрушить.