***
2 октября 2002 года Это было сделано. Гермиона сидела на краю кровати, глядя на дверь, которая, как она знала, никогда не откроется. Это было логично, она знала это, но казалось, что ее сердце все еще разбивается на миллион крошечных кусочков. Поначалу все шло прекрасно (…ну, настолько прекрасно, насколько это вообще возможно в послевоенном мире). Они вместе горевали о потере своих друзей и семьи и утешали друг друга, когда кошмары, вызванные кровавой бойней, которую они пережили, становились невыносимыми. Он был полностью предан ей, а она — ему. Они любили друг друга больше, чем это было возможно. Это была та самая любовь, о которой писали люди — «Ежедневный пророк», в частности, — та самая любовь, которая заставляла людей верить. Они были неразлучны, и даже работа не могла разъединить их — они часто ускользали с неё, чтобы несколько мгновений побыть наедине или сорвать друг с друга одежду в заброшенной комнате. Его семья стала ее семьей, и они говорили о том, чтобы создать свою собственную, проводили бесчисленные ночи, представляя свое будущее и игриво споря о детских именах. Они были любимой парой волшебной Британии, так называемой идеальной парой, и ничто не имело большего значения, чем сделать друг друга счастливыми. Но постепенно все изменилось. Сначала она подумала, что он просто слишком много отдыхает. Он по-прежнему приходил домой каждый вечер и вставал утром. Он все еще любил ее больше всего на свете. Они по-прежнему навещали его семью и веселились с друзьями, и поэтому она не придавала этому значения. Но потом он начал уходить из дома все чаще и чаще, и стало очевидно, что он пытается запить больше, чем просто тяжелый рабочий день. Он начал замыкаться в себе и пропускать важные встречи и крайние сроки. Бывали ночи, когда он не возвращался домой, а когда он был дома, он был призраком мужчины, в которого она влюбилась. В конце концов, он прикасался к ней только тогда, когда хотел чего-то, обычно секса. Он кричал. Он обзывал ее отвратительными именами. Он смеялся над ней, когда она плакала. Он начал запираться в их спальне, отказываясь выходить из-за чего бы то ни было, даже ради нее. Но она продолжала оправдываться перед ним, потому что любила и не могла сдаться. Она сказала их друзьям, что он очень устал. Она лгала его семье. Она уверяла всех, что с ним все в порядке и что ему просто нужно немного расслабиться. Она прикрывала его, даже когда он ужасно с ней обходился, даже когда он говорил ей, что не хочет, чтобы она была рядом. Несмотря на все, что он делал с ней, медленно выходя из-под контроля, она осталась. Ради него. Ради них. Ради всего, что они вместе построили. Она умоляла его обратиться за помощью. Она говорила ему, что у него есть люди, которые заботятся о нем, люди, которые всегда будут рядом, чтобы поддержать. И сначала он всегда соглашался, обещая ей, что сделает все, чтобы поправиться, но потом исчезал и возвращался в пьяном угаре. «Мне не нужна помощь», — кричал он на нее, и все начиналось снова. Когда они разговаривали в последний раз, ей на секунду показалось, что он наконец-то услышал ее, что он наконец-то слушает. В его глазах мелькнули понимание и печаль, которых она не видела уже много лет, но они быстро сменились яростью. В момент гнева он грубо схватил ее за плечи и швырнул к стене, его глаза наполнились ненавистью, от которой у нее задрожали кости. Он поднял руку, как будто хотел ударить ее, как будто хотел только причинить ей боль, но вдруг попятился, тряся головой, словно пытаясь избавиться от дурного сна. Она рухнула на пол, глядя на него со слезами на глазах, и ждала извинений, которые так и не вылетели из его рта. Вместо этого он посмотрел на нее сверху вниз с отвращением, его глаза были темными и бесстрастными, в то время как он невнятно бормотал, что это была ее вина. Что ей не следовало снова поднимать эту тему. Что она слишком напориста. Слишком упряма. Когда она вытерла слезы и снова посмотрела на него, то увидела, что мужчина, которого она любила, исчез. В этот момент она поняла, что все кончено. Больше она ничего не могла сделать для него. Больше она ничего не могла сделать для них. Я заслуживаю лучшего. Она делала мужественное лицо на работе и с друзьями, но внутри у нее все рушилось. Он превратился в человека, которого она больше не узнавала. Мужчина, который любил ее, защищал и заботился о ней, исчез. Пагубная привычка погубила его. Это разрушило все, о чем они мечтали после войны. Гермиона могла исправить многое, но она не могла исправить это. Она не могла починить их. Я заслуживаю лучшего. Она посмотрела на свои руки. Они дрожали. Ее глаза были налиты кровью, а по щекам все еще текли слезы. Он даже не взглянул на нее, когда она сказала, что все кончено. Он не просил ее передумать. Он не обещал, что сделает все, чтобы она снова стала счастливой, чтобы ей стало лучше. После всего, через что они прошли, после всего, что она для него сделала, он просто встал и вышел из их квартиры, не произнеся ни единого слова. Я заслуживаю лучшего. Гермиона неделями повторяла это про себя, набираясь храбрости, чтобы покончить с Роном. И теперь, когда она, наконец, сделала это, она поняла, что осталась совершенно одна.***
15 октября 2002 года Драко сидел на скамейке перед закрытой дверью, нервно потирая руки. Он не особенно хотел быть здесь, но, с другой стороны, Поттер был абсолютно неумолим, и вот он здесь, сидит на дурацкой маленькой скамейке в Министерстве магии, куда, как он поклялся, никогда больше не вернётся. Предоставьте невыносимому Избранному разрушить единственный шанс человека на небольшой проклятый мир и покой. Шляпа «Грин Бэй Пэкерз», прощальный подарок милой старой пары из Висконсина, закрывала большую часть его платиновых волос, в то время как остальная часть его тела была покрыта поношенной маггловской одеждой, совсем не похожей на то, что носят Малфои, но его все равно узнавали. Люди, проходившие мимо, таращились, их широко раскрытые глаза говорили все это. Драко Малфой был жив, и он вернулся в Британию. Драко был занят тем, что прятал лицо от группы молодых работников Министерства, когда дверь рядом с ним открылась. Гарри вышел, проводя пальцами по растрепанным волосам, за ним последовал министр, чьи губы искривились в странной, почти неловкой улыбке. — Добро пожаловать в команду! — объявил Гарри с широкой ухмылкой на лице. Драко моргнул, переводя взгляд с одного мужчины на другого. «Что ж, это чертовски неожиданно», — подумал он, понимая, что не знает, что сказать. — Не могу сказать, что я не колебался, разрешая вам встретиться, но Гарри заверил меня, что присмотрит за вами, — объяснил Кингсли, заполняя неловкое молчание. — Прошу прощения за довольно… неприятные поиски в ваших воспоминаниях. Даже с уходом Волдеморта лучше перестраховаться. Драко просто кивнул. Неприятный — не совсем то слово, которым он мог бы описать то, что сделали с ним авроры, когда он впервые появился здесь ранее, но он был не в том положении, чтобы жаловаться. Кроме его воспоминаний, не было никакого реального алиби для его исчезновения, и, прекрасно зная, что ему не позволят уйти, пока они не закончат расследование, он спокойно позволил их так называемому «эксперту» по Легилименции копаться в его воспоминаниях, как бешеному животному. — Спасибо, сэр, — хрипло сказал Драко, вставая, чтобы пожать протянутую руку Кингсли. — Что бы это ни было, — сказал Кингсли, указывая на шляпу на макушке Драко, — Мне это нравится. Смех вырвался из горла Гарри, а Драко продолжал ошарашенно стоять. Министр снова улыбнулся, прежде чем его помощник увел его, без сомнения, чтобы решить какую-то незначительную проблему Министерства, оставив Драко и Гарри одних в коридоре. — Я же говорил, — усмехнулся Гарри, и его губы растянулись в широкой зубастой ухмылке. — Я очень убедителен. — И почему это неудивительно? — фыркнул Драко, глядя, как министр исчезает за углом в конце коридора. Именно Гарри попросил Драко вернуться домой и стать аврором. Ну, требования со сталкерскими наклонностями, вероятно, было лучшим описанием того, что делал Гарри. А что, собственно он делал? Он посылал сов, он посылал своего Патронуса, и в одном особенно ужасном случае он даже позвонил в сомнительный ресторан, за которым шпионил Драко. Этого было достаточно, чтобы Драко пожалел, что столкнулся с этими болтливыми идиотами-Пожирателями Смерти в том отвратительном, забитом пабе, но, увы, что случилось, то и случилось, и было слишком поздно менять то, что произошло после. Он заслужил доверие Гарри, и от этого просто невозможно было оправиться. История выглядела так: через два года после войны Драко внезапно появился на пороге дома Гарри, левитируя за собой двух связанных мужчин. — Поттер, — быстро сказал Драко, едва не вышибив ногой входную дверь. — Малфой. Чему я обязан этим… удовольствием? — неловко ответил Гарри, поправляя очки на носу. Никто не видел Драко и не слышал о нем со времен битвы за Хогвартс, и его неожиданное появление было не совсем той спокойной ночью, на которую надеялся Гарри. Он определенно не ждал того, что, как он предполагал, последует дальше. — Я думаю, что Министерство ищет этих двоих, — сказал Драко, отступая в сторону, чтобы показать людей, плывущих позади него. — Что-то насчет взрыва нескольких маггловских деревень в Шотландии. Я подумал, что они могут тебе понадобиться. У Гарри отвисла челюсть. — Ты… гм, что? — пробормотал Гарри, переводя взгляд с Драко на двух растрепанных мужчин. Гарри сразу же узнал их. Им удалось избежать всех ловушек, расставленных для них аврорами. Все это было ужасно неловко для Министерства, но правда заключалась в том, что их было слишком мало и все были перегружены работой. Ловить преступников было достаточно трудно после полного ночного отдыха, чего ни у кого из авроров не было с конца войны, и тот факт, что два разыскиваемых человека сбежали на глазах Министерства, на самом деле не был таким уж удивительным. — Я столкнулся с ними в пабе, — сказал Драко, пожимая плечами, как будто это все объясняло. Но это было совсем не так. Гарри открыл рот, чтобы что-то сказать, но не смог подобрать слов. Как, черт возьми, он их поймал? — Конечно, Поттер, продолжай таращиться, пока я стою на пороге твоего дома и удерживаю двух самых разыскиваемых людей Министерства. Слова и тон, возможно, и напоминали прежнего Драко, но Гарри видел, что на самом деле его сердце — нет. Что-то стало по-другому. Что-то изменилось. И это было действительно все, что требовалось. Они почти не разговаривали после того, как Драко передал людей, но достаточно для того, чтобы Драко сказал, что Гарри не должен никому ничего говорить, потому что он хочет снова Потеряться. Надо кое-что сделать, пробормотал Драко, выходя из дома. Наблюдая, как он аппарировал в то место, откуда пришел, Гарри решил, что Драко именно тот аврор, который нужен Министерству. Он послал первую сову на следующее утро и не прекращал их посылать, пока Драко не появился у его входной двери два года спустя, крича о том, что его чуть не убили после того, как Гарри раскрыл его прикрытие посреди встречи кровожадных гангстеров в Риме. Гарри выглядел слишком довольным результатом своей встречи с министром, но Драко не был готов поблагодарить его за то, что он вытащил его из самоизоляции. — Значит ли это, что я должен простить тебя за Италию? — спросил Драко, театрально закатив глаза. — О, пожалуйста, тебе было скучно, — ответил Гарри, небрежно махнув рукой в воздухе. — Я сделал тебе одолжение. Действительно, одолжение. Мало того, что Драко Малфой был жив, так еще и оказалось, что он только что подружился с чертовым Избранным.***
15 апреля 2004 года Гермиона посмотрела на свою пустую чашку и вздохнула. Несмотря на боль в затылке, которую она чувствовала, склонившись над стопкой бумаг на маленьком столике перед ней, и несмотря на то, что ее веки были тяжелыми от усталости, она знала, что не сможет расслабиться, пока не закончит отчет. Она бы с радостью осталась в своем уютном и уединенном кабинете — Мерлин знает, что ей не нужно, чтобы кто-то и что-то отвлекало ее, — но у Гарри случился бы припадок, если бы он снова застал ее за работой в выходные, поэтому она собрала свои вещи и устроилась в маленьком оживленном кафе рядом со своей квартирой. Она пригладила выбившиеся из пучка за ухом локоны и жестом попросила официантку принести ей еще чашку чая, остановившись, чтобы посмотреть на происходящее вокруг. Было семь часов вечера пятницы, и большинство людей в кафе быстро перекусывали, прежде чем отправиться домой. Хотя обычно она предпочитала работать в тишине, гул людей вокруг нее был странно успокаивающим, как будто это был идеально тонированный белый шум, созданный, чтобы удержать ее мысли от блуждания. Конечно, для Гермионы не было ненормальным работать допоздна в пятницу вечером. Конечно, она была достаточно дружелюбна с людьми, которые ежедневно окружали ее, и да, она иногда принимала странные приглашения, но в основном она была довольна тем, что держалась сама по себе, когда не была в Министерстве. Конечно, у нее были Гарри и Джинни, но теперь, когда они стали родителями, она виделась с ними все реже и реже. Иногда она встречалась с Невиллом и Луной, но они часто были слишком заняты своей собственной жизнью в Хогвартсе. Большую часть времени она была одна, предпочитая одиночество боли, которая, по ее ограниченному опыту, неизбежно следовала за эмоциональной привязанностью к кому-то другому. Вообще говоря, одиночество не беспокоило ее, но иногда оно становилось настолько подавляющим, что она чувствовала, что может утонуть в нем, едва способная удержаться на плаву. И только когда она чувствовала себя наиболее уязвимой, когда ее переполняло одиночество, она искала утешения в объятиях одного из своих многочисленных поклонников мужского пола. Она использовала их по мере необходимости, некоторых дольше, чем других, но они никогда не были более чем временным отвлечением. Она отказалась от любви, по крайней мере, так она говорила, убеждая себя, что упустила свой единственный шанс. Мимо скользнула официантка с еще одной теплой чашкой чая, и Гермиона вдохнула сладкий пар, прежде чем вернуться к большой стопке бумаг перед ней. В этот особенный пятничный вечер она не чувствовала себя особенно одинокой. Она не боялась оказаться в темном месте. Она не подпрыгнула, когда услышала, как звякнул колокольчик на входной двери, когда две фигуры вошли в кафе. Но когда она услышала его голос, волна паники захлестнула ее, увлекая обратно в траншею одиночества, которую она думала, что оставила позади давным-давно. С того места, где она сидела, она могла видеть, что он был с женщиной — невероятно красивой женщиной с шелковистыми светлыми волосами и длинными ногами — и она почти забыла дышать. У Гермионы пересохло во рту, и она быстро спрятала лицо за бумагами, надеясь, что он ее не увидит. Раньше это был их район. Раньше они жили в одной квартире в нескольких кварталах отсюда. Ей было больно видеть, как он приводит сюда кого-то другого, кого-то так явно отличающегося от нее, и она неловко заерзала на стуле, желая просто исчезнуть. Я заслуживаю лучшего. Она повторяла свою старую мантру, сидя на месте и разглядывая свои бумаги, наблюдая за ними издалека. Она услышала, как Рон заказал чипсы, а потом что-то прошептал женщине на ухо. Женщина захихикала, и он вытащил что-то из кармана. Фляжка. Он протянул ее своей спутнице, а затем сделал большой глоток сам, прежде чем спрятать ее где-то внутри своего пальто. Они поцеловались, как он обычно целовал ее, а потом подошли к столику на другой стороне кафе. Она продолжала смотреть, даже когда он оставил поцелуй на шее женщины, даже когда она обвила его своим телом. Это было слишком, слишком больно видеть, но она не могла отвести взгляд. Я заслуживаю лучшего. Наконец, по прошествии, казалось, часа, она увидела вспышку ярко-рыжих волос, направившихся к двери, и глубоко вздохнула, услышав, как дверь за парой закрылась. Она задержалась в кафе еще на несколько минут, чтобы они ушли достаточно далеко, прежде чем собрать вещи, оплатить счет и выйти на холодный воздух. Я заслуживаю лучшего. Гермиона быстро пошла домой, погруженная в поток самоуничижительных мыслей. Она почти не обращала внимания на дорожку и даже не заметила, как вошла в свой дом, пока не оказалась у входной двери. Она толкнула дверь и бросила свои вещи на пол, ее сердце бешено колотилось, а лоб блестел от пота. Ее глаза на мгновение закрылись, когда она заставила себя успокоиться, отчаянно пытаясь забыть то, что только что видела. Но когда она снова открыла глаза и оглядела свою темную пустую квартиру, ее тело начало трястись, когда на нее обрушилась изнуряющая волна одиночества. «Одинока, — подумала она, и по ее щеке скатилась слеза. — Все еще чертовски одинока».***
20 июня 2005 года Драко пригнулся, когда толстая книга полетела ему в голову. — В чем твоя проблема? — закричал Драко, прежде чем еще одна книга пролетела мимо его лица. — Моя проблема?! — воскликнула Астория, крепко сжимая в руках еще одну тяжелую книгу в кожаном переплете, которую она сорвала с полки позади себя. — Моя проблема — это ты! Драко поморщился, услышав, как его любимый экземпляр «Властелина колец» ударился о стену позади него. Вот этот подписан, пробормотал он себе под нос. Астория злилась, это было очевидно, но ее гнев возник из воздуха. Как будто она ждала чего-то, чего угодно, чтобы выпустить гнев, который копился внутри нее. Очевидно, вернувшись домой после ужина и обнаружив, что Драко читает у окна, она именно этого и ждала. — Ты тратишь свои дни, читая это, — продолжила Астория, указывая на стену с книгами позади нее. — И ты постоянно отказываешься присоединиться ко мне и моим родителям за ужином. Мне надоело извиняться за тебя. Ты уже несколько месяцев не видел своих родителей. Она была не совсем неправа. Последние два дня Драко отказывался ужинать с ее родителями и не был в Малфой-мэноре с тех пор, как они начали встречаться, но чего она не видела, так это того, что Драко больше ни с кем не виделся. Он ни в малейшей степени не был заинтересован в возвращении в высшее магическое общество, особенно после того, как оно однажды так неудачно подвело его, и он не собирался менять свое решение только для того, чтобы успокоить ее социальный календарь. — Астория… — книга ударила его в грудь, выбив воздух из легких и слова изо рта. Она выглядела так, словно хотела заплакать, ее темные волосы падали на лицо, но Драко знал, что она никогда не проявит перед ним такую слабость. Уязвимость никогда не играла никакой роли в их коротких и порой изменчивых отношениях, и он действительно не ожидал, что это начнется сейчас. — Черт возьми, Астория, — пробормотал он, поднимая книгу, лежавшую ближе всего к его ногам. — Я же сказал тебе, что не хочу участвовать в своем прежнем образе жизни. Я вернулся в Британию не для того, чтобы совершать те же ошибки, что и в молодости. — О, значит, я — ошибка, — обвинила его Астория. — Ты же знаешь, что это не то, что я сказал, — возразил Драко, и в его голосе прозвучало раздражение, которого раньше не было. Это был тот же самый спор, что и всегда. Она хотела, чтобы он вышел в свет. Он хотел остаться дома. Их свела случайная встреча за пределами Министерства, к большому удовольствию их родителей, но ни один из них не научился понимать друг друга. Хотя секс был хорош, это было действительно единственное, что все еще удерживало их вместе, и этого, очевидно, было уже недостаточно. — Это не работает, — тихо сказала Астория. — Ясно, — холодно ответил Драко, глядя на книги, разбросанные вокруг него на полу. — Я ухожу от тебя, — просто объявила Астория, проводя руками по юбке платья. Он знал, что это произойдет, это назревало уже давно, и поэтому не вздрогнул, когда слова слетели с ее губ. — Я знаю, — ответил он, снова взглянув ей в лицо. Слез не было. Честно говоря, грустить было не о чем, и они оба это знали. Какая бы печаль ни охватила Асторию, когда она вернется домой, какие бы слезы она ни пролила в конце концов, это, без сомнения, будет результатом того, что она потеряла свою идеально написанную историю, свой идеальный финал романа. Он знал, что она никогда по-настоящему не расстроится из-за того, что потеряла его, потому что он никогда не был хорошей добычей. Она найдет кого-нибудь получше, они всегда находили. Драко наблюдал, как Астория собрала свои вещи и в последний раз вылетела из его квартиры, чувствуя себя так же, как и всегда: одиноко, и вполне заслуженно.***
Настоящее время: 14 сентября 2007 года Гермиона сжимала в руках смятый листок бумаги, сдерживая подступающие к глазам слезы. Прошло пять лет с тех пор, как она рассталась с Роном, и она чувствовала, что начала жить дальше, но она определенно не ожидала этого. Мисс Пэнси Паркинсон и Мистер Рональд Уизли сердечно приглашают вас… Она не смогла прочесть дальше первой строки. — Гермиона? Гарри смотрел на нее через стол, и его глаза были полны беспокойства. Он хотел быть тем, кто скажет ей об этом. Она заслуживала знать, прежде чем будет удивлена этой новостью. Она особенно заслуживала знать это до того, как проклятые репортеры слетятся к ней, надеясь вскрыть старую рану для первых полос новостей. — Гермиона, ты в порядке? — снова спросил он. Гермиона подняла на него глаза, яростно моргая. Он был хорошим другом. После того как она порвала с Роном, он сидел рядом с ней, пока она рыдала, рассказывая ему обо всем, что произошло. Гарри пришел в ужас, когда она рассказала ему об этом, и был так зол на себя за то, что не понял, насколько все плохо, но она никогда не винила его. Она прошла через многое, чтобы скрыть поведение Рона, и если уж на то пошло, то это была ее собственная вина за то, что она была слишком упряма, чтобы попросить о помощи. После всех этих лет она была счастлива, что Гарри все еще есть в ее жизни, и она была бесконечно благодарна, что он решил остаться с ней друзьями, несмотря на стресс, который это создавало в его собственных отношениях с Роном. — О… да. Я в порядке. Я не думала… Я не думала, что у них все настолько серьезно, —пробормотала она, и ее руки слегка задрожали. Гарри сжал ее ладонь, когда она вернула ему скомканное приглашение. — Знаешь, это нормально, — добавил Гарри, быстро пряча листок обратно в карман. — Это было так давно, Гарри, — тихо сказала она, отводя от него взгляд. — Меня это уже не беспокоит, как раньше. Я просто удивлена, вот и все. По правде говоря, Гермиона не была уверена, что с ней действительно все в порядке, но ей не хотелось говорить это Гарри. Он достаточно поддерживал ее после расставания с Роном, и она не хотела больше обременять его. — Ты воспринимаешь это намного лучше, чем Джинни, — сказал Гарри, пытаясь подбодрить ее. — Она чуть не подожгла дом, когда мы получили приглашение. Гермиона выдавила из себя слабую улыбку. Когда Гарри рассказал Джинни обо всем, что произошло, ему, очевидно, пришлось удержать ее от полета в Нору, чтобы она не бросила все известные ей проклятия в Рона. Джинни почти год не разговаривала с Роном вне семейных встреч, и это чуть не разбило сердце Молли Уизли. Хотя она снова была в относительно теплых отношениях с Роном, Джинни все еще была непреклонна в том, что ее брат был чертовым идиотом, и постоянно говорила Гермионе, что то, что он потерял ее, было самой большой ошибкой, которую он совершил в своей жалкой жизни. Гермиона глубоко ценила поддержку Джинни, но, как и в случае с Гарри, она ненавидела, что это повлияло на ее отношения с Роном. — Ты уверена, что с тобой все в порядке? То, что прошло много времени, еще ничего не значит… — Гарри позволил словам затихнуть. В глубине души он знал, что она все еще любит Рона, но не хотел усугублять ситуацию. — Гарри, я в порядке. Честно, — солгала она, надеясь, что он не уловит дрожи в ее голосе. Она понимала, что глупо думать, будто она может что-то скрыть от него — он знал ее лучше, чем кто-либо, — но это не мешало ей попытаться. Она не хотела больше говорить об этом и была благодарна, когда он понял и быстро сменил тему. — Джеймс и Альбус последние несколько недель были сущими кошмарами, — сказал ей Гарри. — Я не думал, что кто-то может быть более упрямым, чем Джинни, но они определенно с ней соперничают в этом, — он сделал паузу, покачал головой и рассмеялся. — Клянусь, с каждым днем они становятся все более похожими на нее. Гермиона, которая всегда была счастлива услышать о двух своих любимых нарушителях спокойствия, усмехнулась. Она любила этих мальчиков. Они были так похожи на своего отца, жилистые и темноволосые, но характерами они были в Джинни: невероятно упрямые. Когда мальчики подрастут, Хогвартсу не поздоровится. — Джинни и мальчики скучают по тебе, — продолжил Гарри, поворачивая чашку с чаем на столе перед собой. — Я тоже по ним скучаю. Скажи им, что мне очень жаль, что я была так занята, — виновато ответила она, понимая, что ей действительно нужно чаще заглядывать к ним. — Как поживает Джинни? — спросила она, сделав последний глоток чая. — Я не могу себе представить, как буду гоняться за этими двумя, когда появится еще третий, — она надеялась, что мальчики, включая Гарри, не слишком усложняют ей жизнь. — Я думаю, что эта беременность была для нее легче, чем первые две, — объяснил Гарри с улыбкой. — Она еще не заколдовала меня, — добавил он, приподняв брови. — Для этого еще много времени, — смеясь, ответила Гермиона. Когда Джинни была беременна Джеймсом, она использовала летучемышиный сглаз на Гарри после того, как провела особенно долгое утро, опустошая желудок с вечерней едой. А потом, во время беременности Альбусом, Гарри подвергся не одному гневному наложению заклятия обезноживания. Удивительно, что на этот раз Гарри удалось продержаться невредимым так долго. — Думаю, я лучше слежу за собой, — ответил Гарри, прежде чем допить свою чашку чая. Гермиона была рада за них. Их семья росла, и она была благодарна, что они все еще приглашали ее, несмотря на то, как все закончилось с Роном. Ее родители все еще не могли вспомнить ее (не то чтобы она не пыталась много раз изменить это), так что они действительно были единственной семьей, которая у нее осталась. — Кингсли рассказал мне о нападении на маленького маггловского мальчика, — внезапно сказала Гермиона, заметив время. — Ты, вероятно, отчаянно нужен в офисе, — она была уверена, что у Гарри много работы. Теперь он был главным аврором, отвечающим за управление целой командой талантливых (и часто чрезвычайно самоуверенных) людей, и его обязанности утроились с тех пор, как он взял на себя эту роль. Гарри кивнул. Прошло уже больше девяти лет после битвы за Хогвартс, с тех пор как они победили Волдеморта, и хотя Министерство работало в относительно мирных условиях, и он, и Гермиона знали, что спокойствие может продлиться только в том случае, если они продолжат сражаться с тьмой. Их новая жизнь не была связана с охотой на крестражи или кровавыми битвами, но все еще были Пожиратели Смерти и новые темные ведьмы и волшебники, которых нужно было найти и привлечь к ответственности, и, похоже, они наконец-то вышли на след одного из худших. — Да, — торжественно признал он, — похоже, мы вышли на первый серьезный след Родольфуса почти за семь лет, — он помолчал, потирая виски большим и средним пальцами. Это были долгие два дня. — Наверное, мне лучше вернуться, пока он не послал за мной Денниса. Гермиона кивнула, поднимаясь со стула, а Гарри бросил на стол несколько монет. Они шли молча, глядя на оживленную улицу, быстро возвращаясь к Министерству, останавливаясь, чтобы поздороваться с охранником у главного входа, прежде чем направиться дальше внутрь. Как только они вышли из лифта на втором этаже, Гарри обнял Гермиону и направился в свой кабинет, оглядываясь через плечо, когда она уходила. Он знал, что с ней не все в порядке на сто процентов, это было ясно по ее реакции на новость, но он надеялся, что, как только удивление пройдет, она будет в порядке. Гермиона медленно пошла в свой кабинет, наконец-то позволив себе подумать о помолвке. Она не разговаривала с Роном с тех пор, как все закончилось. Она видела его несколько раз (скрываясь от него, когда это было необходимо), и каждый раз она не могла не задаться вопросом, стал бы он лучше, если бы все могло вернуться к тому, что было. Но каждый раз, когда она думала, что может набраться смелости поздороваться, она замечала напиток в его руке или женщину рядом с ним, и это останавливало ее. Я заслуживаю лучшего. Она знала, что после нее он встречался с другими людьми, и она тоже не жила целомудренной жизнью. Однако что-то в завершенности этой главы ее жизни вернуло ее в эмоциональный мир, который, как ей казалось, она покинула давным-давно. Рон собирался жениться. И она не была невестой.