Равнодушие

Том исправно посещал занятия в Хогвартсе по мере возможностей. Конечно, идти на зельеварение после, скажем, выяснения отношений с василиском было малоприятно да и практически невозможно, но и прогулы Риддл считал пустой тратой данных школой академических ресурсов. Так на одной из лекций по Травологии он узнал, что ни одно растение не может пребывать в земле достаточно долго, не обзаведясь корнями. Конечно, существовали особи, способные обходиться и без них, но это было, по мнению слизеринца, чрезвычайно странным. Хотя всем в Хогвартсе было известно, что, когда за дело берётся Том — странность становится системой. Перенося ситуацию с растениями на себя, он понимал, что, действительно, без «корней» людям тоже пришлось бы туго: невозможно было представить Рона Уизли без оравы братьев, Гарри и Гермиону без надёжных родительских фигур за спинами. Мистер и миссис Поттер веточками оплетали жизненный путь сына, крепкими корнями подпитывали его начинания, оберегали каждый листик в кроне. У самого Тома корней не было. Словно перекати-поле он слонялся по коридорам приюта, плавно перекочевав в коридоры Хогвартса. Считать корнями Гарри, Рона, Гермиону и внезапно присоединившегося к ним Драко было болезненно-неправильно. Логичнее было бы именовать их отношения симбиозом, поскольку особями они хоть и были равноценными, но всё же вполне себе отдельными. Размышлять о подобном казалось Риддлу чем-то запретным. От этих мыслей никто не умирал, разве что нецелованное никогда и никем сердце в груди слизеринца тяжело вздыхало и принималось безжалостно пинать и без того воющие гири. Горечь пробирала вплоть до самой протоплазмы. Иногда ему снилось, что Поттеры усыновили его: у него появлялись самые настоящие мама и папа, их ласковые руки и добрые звёздные глаза. Они трепали его волосы и их нежное «сынок» врезалось под кожу, оживало в венах, кипело в душе. А ещё в грёзах он становился братом Гарри, что было прекраснее всего, ведь сложно представить людей ближе, чем носящих одну фамилию. Тогда он бы мог обнимать Поттера сколько угодно и в открытую называть клещом. Перед ним открывалось множество возможностей, которые стремительно таяли, стоило Риддлу открыть глаза. Том не мог сказать, что слова Драко ничуть не задели его. Задели. Ещё как. Вся система под названием «Том Риддл» приходила в полнейший хаос, шестерёнки лопались, скрежетал металл и звёзды — тюрьмы света протяжно плакали лишь от одной мысли: он действительно был один. — Том, ты чего? Риддл невольно сморгнул с глаз нахлынувшую солёную пелену, утыкаясь лицом в мерно вздымающуюся грудь гриффиндорца, нагло развалившегося на его кровати. Встревоженная Нагайна, дремавшая до этого момента в ногах Поттера, вздёрнула голову. — Хэй, Том? Гарри поднялся на руках, прижимая слизеринца ближе. Так он чувствовал себя лучше. Он был целее, крепче, словно трещины, залитые расплавленным золотом. Будь это возможно, он бы спрятал клеща-Поттера за пазухой и всегда носил с собой, кутая в безразмерные свитера и рассказывая про звёздное пение. Говорить не хотелось. Он лужей растёкся по Поттеру, что перехватил его поудобнее, притискивая крепче и навечно пришивая его душу к себе. — Я тебя расстроил? Штука, именуемая Хедвиг, громко ухнула, враз покинув спинку кровати, избранную ранее в качестве царственного насеста. Риддл покачал головой. Окутанный слабостью, он вернулся в изгиб поттеровских локтей, как в свою милую тихую норку, как в свой любимый сон. — Поговоришь со мной? Зрачки Поттера, холодные кольца Марса, расслабленно почти застилали радужку, а его руки-ловкие лапки жучка шустро копошились в спутанных кудрях Тома. Он сдавленно застонал: было слишком приятно ощущать чужую ласку так явно. И тут же испугался этого смущающего звука, вновь пряча лицо в чужую майку, неоднозначный цвет которой заставил его вновь вычесть баллы везения. — Может, всё-таки ты найдёшь пару слов для меня, а, Марволо? — Поттер протянул это так складно, что не ответить у слизеринца не получилось. Волдеморт желчно сплюнул яд с белёсых губ, а Том взглянул на волшебника, специально выразительно прищурившись, как это делала миссис Поттер, когда задумывалась о чём-то. — Я вспомнил о твоём подарке на Рождество на первом курсе. Потом, конечно, подарков было много: блокноты, перья, сладости, мистер Леон, на наглую кражу которого Гарри благородно закрыл глаза и множество безделушек зелёного цвета, которые заполняли комнату Тома, как талисманы. Поттер нахмурился: меж его бровей пролегла морщинка, которую слизеринец поспешил разгладить большим пальцем. Нежничать с ним было легко и приятно. — Это от которого ты отказался? Сказал, мол, не собираешься искать родителей. Побеждённый, Риддл вздохнул. Его впечатлительность была сродни проклятию. — Планы изменились. Гарри оживился. Его руки покинули волосы Тома, благо, тот успел вовремя скрыть разочарование, после чего волшебник быстро вскочил на ноги, чуть было не уронив с кровати Нагайну. — Ты серьёзно сейчас? — от волнения щёки Поттера раскраснелись, — Это же замечательно! Слизернец не знал, было ли его решение замечательным, но для радости друга кивнул. Его мнение не изменилось: отцу он был наверняка не нужен, но отказываться от возможности узнать точно казалось кощунством. Пока гриффиндорец бойко делал колесо, умудряясь вписываться в небольшие просторы комнаты, Том выудил из шкафа подаренную Поттерами папку. Смахнул пыль и повернулся к Нагайне: — Что скажешь? Змейка медленно приподнялась, и в её глазках-бусинках отразился слабый свет. — Если отец желает найти своё гнездо, пусть ищет. Но если отцу интересно мнение Нагайны: ему пришла пора вить своё. Том икнул. Лучше бы не спрашивал. — Советуетесь? — нагнулся Гарри к малютке. Та ласково прижалась к его протянутой ладони, подставляясь под поглаживания. Она не переставала видеть мать в гриффиндорце, что очень смущало. — Вроде того, — Том проигнорировал обнимающегося с влюблённой змеёй Поттера и открыл папку, быстро пролистывая информацию о матери. Гарри шустро чмокнул Нагайну в чешуйчатый нос и, перегнувшись через Риддла, тоже уткнулся в исписанные неровным почерком листы. — Я, кстати, до сих пор не верю, что ты относишься к роду Слизерина и никак этим не воспользовался. Нарочито небрежно слизеринец прикрыл рукой момент, в котором описывалась одна из предполагаемых причин гибели мамы и пожал плечами: — Почему не воспользовался? Воспользовался, когда вылавливал Нагайну из Тайной комнаты. В ответ раздалось лишь скептичное (если Том правильно распознал) цоканье. Поттер практически навалился на него сверху, грудью прижавшись к спине. Риддл поджал губы и запредельно громко глотнул. Шестерёнки скрежетали. «Всё в порядке?» — почувствовал прикосновение к руке. «Да» — ответил он, не спеша вырывать кисть из захвата. — Давай посмотрим, что тут есть, — Гарри ткнул указательным пальцем на одну из строчек, — ого, да у тебя, считай, есть связи в Азкабане. В тексте числились два имени: Марволо и Морфин Гонты. — Это твои дедушка и дядя! — воскликнул Поттер с восторгом и тут же сухо прочитал, — Осуждены за нападение на магглов. Пожизненно. Медленно моргнув, слизеринец пропустил информацию и про них. Его не радовала идея носить незнакомым людям передачки в тюрьму полную дементоров. Впрочем, если однажды Драко Малфой разозлит его достаточно сильно, то существование волшебников с такой же кровью в венах в соседних камерах станет неслабым утешением. — Отец? Том недоверчиво всмотрелся в листок. Небедный маггл, проживавший с родителями. Значит, помимо папы, у него ещё имелись и бабушка с дедушкой. Звучало чарующе жутко. — Остаётся только он, — развёл руками Поттер, отойдя в сторону, — В него ты веришь меньше всех? Ответа на этот вопрос Риддл не знал, а Волдеморт продолжал упиваться его беспомощностью. — Я хочу посмотреть на него, — домыслы песком оседали в разуме, а гири немерено плодились в груди. С задумчивым видом Гарри нахмурился вновь, но расправлять эту морщинку на его переносице Том не стал: в конце концов гриффиндорец мог придумать нечто дельное. — Вообще-то, школу, насколько я знаю, можно покидать только в сопровождении учителя или опекуна… — спустя пару мгновений старательно выговорил Поттер и очень нехорошо покосился на слизеринца. Том мысленно взмолился о том, чтобы выбранным Гарри преподавателем была красавица-Макгонагалл. И зря. Разрешение на «разведку маггловского предка Тома» они выпросили быстро. Возможно потому, что почти весь педагогический состав Поттер считал роднёй и не слишком сильно церемонился. А может, виной тому директорская слабость к щенячьим глазкам воспитанника. Говоря о щенках — Том поморщился, ведь на вылазку с ними предложили никого иного, как профессора Люпина на пару с Бродягой (Риддлу запрещали называть его Сириусом в стенах школы). Эта компания не вызывала доверия. Слизеринец старался отрешиться от неприятного предчувствия, которое у него возникало всякий раз при взгляде на собачью свору, однако получалось скверно. Рядом с крёстными даже Гарри становился похожим на щенка: весёлого и шустрого, громкого и способного в любой момент повалить на землю, облизываясь и виляя хвостом-маятником. Они были такими яркими, пёстрыми. Том же был бесцветным. Ему было нечего предложить из себя. Как пустой сосуд длиною в жизнь. — Ну что, Том, готов? — назойливый, как муха, профессор Люпин заглянул ему в лицо и улыбнулся. Краем глаза Риддл заметил пачку сигарет в кармане его брюк и нахмурился — ведь счастливые люди не курят. — Он стесняется, — пояснил Гарри и легонько толкнул его плечом, — так ведь, Том? На нём болталась подозрительного вида сумка, которую гриффиндорец то и дело поглаживал тыльной стороной ладони. Слизеринец хотел спросить о её содержимом, но под строгим взглядом чёрного пса, трепетно прижавшегося к ноге Поттера, заробел. Риддл вздохнул и протянул старшему волшебнику руку для аппарации. Он ненавидел эту процедуру: голова начинала невыносимо болеть, осколки реальности больно вонзались в глаза, но больше всего пугала неизвестность. Куда его выбросит на этот раз? Благо, профессор Люпин оказался более аккуратным специалистом в этом тонком искусстве, так что Тому даже не пришлось слишком долго выворачивать содержимое своего желудка на грязно-жёлтого цвета траву. — Ого! — воскликнул Гарри, когда слизеринец наконец сумел разогнуться, вытирая рот рукавом свитера, — Это маггловская деревня? Они оказались на холме, вид с которого казался чарующим: ровные крыши крохотных домиков, тесно прижатых друг к другу. В воздухе витал аромат сырых листьев и фиалкового перегноя. — И куда нам? — Римус почесал взволнованного Бродягу меж ушей, а Том напоследок сплюнул ртутную горечь плотоядных озёрных вод и хрусталя ягод и присмотрелся. Точного адреса отца он не знал. Что-то подсказывало ему, что всё не могло быть так просто. Сомнения не покидали его мыслей не на секунду. Жгучая тревога полыхала всё сильнее, отчего олово гирь плавилось. — Бродяга, ты чего? — вновь отвлёк Тома от размышлений Гарри, что смотрел на пса с недоверчивым интересом. Тот напоследок вильнул ушами и громко заскулил. Через мгновение перед ними вместо угрожающего пса стоял не менее угрожающий (по единоличному мнению Риддла, разумеется) Сириус Блэк. Гарри охнул и зажмурился, а профессор Люпин, пусть и с недовольством, но довольно ловко наколдовал мужчине мантию, которой тот сразу прикрылся. Том пожелал стереть себе память. — Никак вы не поймёте, — хрипло проговорил Блэк, и от его голоса мальчик поёжился. Он шустро схватил Люпина за подбородок, игриво подмигнул и развернул голову профессора в противоположную от деревеньки сторону. Там на соседнем холме возвышался особняк, окруженный полузаброшенным садом. — Ты думаешь, это там? — Римус забавно задвигал носом, и Том запомнил этот интересный факт. Малютка Нагайна была удивительно прозорлива в отношении этих двоих. — Пахнет также как мальчик, — пожал плечами Блэк и взъерошил всё ещё жмурящемуся Гарри волосы, — щеночек, можешь открыть глаза. Том испытал ноющий укол в грудь. Римус же, что-то для себя решив, кивнул и подтолкнул Поттера вперёд. Ахнув, Гарри потешно покачнулся и, больно дёрнув Риддла за руку, бросился вниз по склону: — Ты водишь, Том! Волшебник не знал, кем нужно быть, чтобы иметь силы ему отказать. Он поспешил догнать гриффиндорца, и ветер плясал в его волосах, он звучал сердито, упрямо, с нежностью. Волдеморт всегда презрительно отзывался о детских играх, именуя их инфантильностью. Не слушать Волдеморта хоть иногда было освобождением. В какой-то момент он почти сумел схватить хохочущего Поттера за плечо, но злой непонятный камушек вырос под его ногами, отчего визжащий комочек Томов, Гарри, их смеха и гогота кубарем скатился со склона. — Тьфу! — гриффиндорец смахнул с лица прелую траву, — Иди сюда, я тебя почищу. Он трясущимися пальцами выудил палочку, накладывая на Риддла очищающее заклинание. Том мысленно порадовался теплу его магии у себя на коже. Неспеша, к ним спустились оба мужчины, прижавшиеся к друг другу поразительно близко и выглядящие при этом, словно престарелые супруги. — Изгваздались? — лающе засмеялся мистер Блэк, щелчком пальцев убирая всё то, что не стёрлось заклинанием Поттера. Том пожал плечами. Он с тревогой посмотрел на двери особняка и принялся раздирать руку, кожу которой и так саднило после падения. — Я пойду один, — решил слизеринец, игнорируя то, как загадочно подозрительно переглянулись Гарри и профессор Люпин, одновременно подарив нешуточное внимание поттеровской сумке. — Всё будет хорошо, — Поттер крепко обнял его, игнорируя, как окаменело тело слизеринца от страха. Том даже не нашёл в себе сил ответить на объятие. Он ощущал себя первым человеком на луне. Каждый шаг давался ему с трудом. Свет звёзд тускнел, мутным мерцанием доносясь из недр туманной памяти. Стены бессознательного ужаса явно ощущались под хрупкими пальцами. Волшебник в последний раз тяжело вздохнул и постучал в массивную дверь. Звук, отразившийся от дубового покрытия, оказался столь слабым, что походил на постукивание начинающего накрапывать дождя. Том оглянулся: ни Блэка с Люпином, ни Гарри видно не было. На секунду ему почудилось чужое дыхание у себя на шее, отчего волосы на затылке слегка пошевелились. Не успев задуматься об этом полноценно, Риддл вздрогнул от резко распахнувшейся двери. На пороге стояла женщина средних лет в отвратительно-приютском платье, напоминая о злых гневных нянечках, обожавших лишь правильных и ласковых детей. Её голубые рыбьи глаза навыкате стали ещё больше от удивления. Том предположил, что та сравнивала увиденное с хозяином дома или примерялась, как бы прогнать бродяжку попрошайку подальше. — Я к папе, — бескомпромиссно объявил слизеринец и уже хотел было пройти в дом, как дорогу ему преградила метла женщины. Обычная и потрёпанная. — У мистера Риддла нет детей, — как-то глупо ответила лже-нянечка. Ком непринятия и острых слёз подступил к горлу. Стало понятно замешательство женщины: он действительно походил на отца. Должно быть, впечатление портили раскосые глаза и сырая одежда. — Тогда я просто хочу увидеть мистера Риддла, — он не собирался уходить без результата. Просто не мог. Нянечка поджала губы — она делала это особенно отвратительно, всеми силами демонстрируя свое пренебрежение. — Я уточню, — маггла захлопнула дверь, а Том, не дожидаясь приглашения, мысленно отсчитал до десяти и сам вошёл внутрь. Грязные капли с его одежды разводами оседали на светлый пушистый ковёр, увидев который волшебник тут же пожелал забрать его себе. Его взору сразу же открылось множество глухо закрытых дверей и один кривоватый коридор, в глубине которого теплился свет. Было удивительно, что хозяева такого большого особняка экономили на освещении. Том поёжился. Незримое присутствие за спиной слегка напрягало, но маг предпочитал тешить себя мыслью о том, что привидения с магглами соседствуют не слишком охотно. Он медленно прошёл вперёд, вслушиваясь в каждый шорох и скрип паркета под собой. Служанка его обманула: она вовсе не пошла к хозяину, чтобы спросить о его визите, а, судя по звукам, чем-то бодро орудовала на кухне, напевая прилипчивую дрянь. Сам же отец обнаружился в конце коридора в небольшой гостиной, скверно пошитой куклой развалившись в кресле. Называть его отцом больше не хотелось. Мистер Риддл был высоким — это первое, на что обратил внимание Том. Даже длинным. Сам слизеринец был почти на голову выше Гарри, за что нередко получал прозвища вроде «шпалы», но сравниться с мужчиной всё равно не мог. Чистое, красиво слепленное лицо родителя было в точности лицом самого Тома, различающееся разве что в посадке и цвете глаз. Вторым немаловажным фактом оказалось то, что мужчина был безбожно пьян, а возле его кресла стояла откупоренная бутылка, которую лже-нянечка, видимо, не успела прибрать. Выглядело разочаровательно. Застиранная рубашка отца свидетельствовала о том, что денег на поддержание «богатенького видочка», как любил ехидно выговаривать Рон, не хватало. На носочках слизеринец подобрался ближе. Разговаривать с человеком без сознания — пустая трата времени, но он мог хотя бы посмотреть. Страшась каждого звука, он наклонился ближе. Гири на сердце обливались слезами, причитая, что каким бы жутким не был этот дом, в нём всё ещё жил кровный отец Тома. — Ты? Юноша вздрогнул и отскочил в сторону, испугавшись внезапно проснувшегося мужчины. — Проклятая ведьма! Опять за своё? Да сколько же ты меня будешь мучать? Пошатываясь, мистер Риддл поднялся с кресла. Его водянистые глаза, полные пьяного безумия и боли, сверкали в полумраке комнаты. Том оторопел. Он позабыл как дышать, двигаться и говорить, ведь отец, его родитель и создатель, взирал на него с такой ненавистью, что всё внутри замерзало, покрываясь серебряным инеем. — Тебе мало? — взревел мужчина, и лицо его налилось кровью. Слизеринец рассуждал о том, что стоило бы попятиться, но двинуться с места он не мог. — Ты, погань, прекрати приходить ко мне, слышишь? Пьяный голос отравлял пространство вокруг. Почему никто не идёт? Почему никто не спешит прийти на крик? — Ты это специально делаешь, да? Околдовала, а теперь глумишься! Мысль-червь вновь забуравила воспалённый ум. Никто не придёт к нему. Служанка специально заперлась на кухне, скрываясь от пьяного человека подальше. Мурашки сыпью легли на кожу, не собираясь исчезать. Язык словно провалился куда-то глубоко в желудок, и издать хоть какой-то звук казалось по болезненности сравнимо с ощущением ножа в боку. — Что молчишь, сука? Мужчина ещё раз покачнулся и схватился за погнутую кочергу, что валялась у камина. — Чтоб ты сдохла, слышишь! Он замахнулся, и в комнате раздался крик, не принадлежавший ни Тому, ни мистеру Риддлу. Это кричал Гарри, сбросивший с себя мантию-невидимку и выставивший вперёд палочку, с которой, впрочем, так и не сорвалось ни одного заклинания. — Ступефай! — с громким щелчком в комнате появились Люпин и Блэк, что разом повалили пьяного маггла на пол. Кочерга с жалобным лязгом отскочила на пол, вокурат под ноги Тому, неспособному отойти в сторону. — Твари! Маггл неистово задёргался, чудом увернувшись от яркого луча заклинания, но затем всё же ослаб и потерял сознание. Сердце Тома разбилось, как смешная копилка-поросёнок, которую он пару раз видел в фильмах. Гири внутри бушевали, а шестерёнки, покрытые глубокими трещинами разлетались в стороны, усеивая осколками всё вокруг. У него действительно не было корней. Ни одного. Жалкий мицелий, разраставшийся от него, был ничем по сравнению с родственными связями любого из волшебников. Профессор Люпин скривился и отряхнул руки. — Не поранился? — ласково обернулся он, тут же выискивая что-то в кармане пиджака, — Хочешь шоколад? Риддл не ответил. Он продолжал смотреть на неподвижное тело отца. Его красивое лицо, гладкое и белое, словно бумажный лист в бессознательности морщилось, принимая жуткие гримасы. Он мог бы стать таким же. Чувство безмерного голода, душевного голода разрывало и терзало душу. Грустное и ни на что не похожее животное в Томе жалобно забормотало и уткнулось лицом Гарри в шею. Хотелось спрятаться. Укрыться тяжёлым одеялом и представить, что весь этот день это просто злая шутка звёзд. Том бы простил им это. Кочерга под ногами продолжала валяться бесполезной железякой, а мистер Блэк, скрестив руки, вслух рассуждал, как им быть дальше. Риддл предпочёл бы не быть вовсе. Тёплые руки быстро отыскали его плечи. Гарри шумно задышал ему на ухо, оборачивая собой, скрывая в мягкости свитера и свежем запахе мыла. — Тш-ш, Том, прости меня, — ворковал Поттер, оставляя горячий поцелуй на его виске, — скажи что-нибудь, пожалуйста. Только не плачь. Риддл хотел было возразить. Сказать, что тому показалось и он всё выдумал, но, проглотив тяжёлый всхлип, с ужасом осознал, что действительно плакал.