Будущее

      Влюблённый (преимущественно безнадёжно влюблённый) человек не может спать. У него в груди лежит камень. Именно поэтому влюблённые то и дело глубоко вздыхают — движением лёгких пытаются снять с сердца эту тяжесть. Это помогает, но лишь на те несколько секунд, что длится сам вздох. Человек вздыхает вновь — и так без конца. Такое состояние сильно выматывает. Оно похоже на болезнь и действительно иногда сопровождается жаром и бредовым состоянием. Самое неприятное в этом то, что сон не приходит с телесной усталостью. Истомлённое сердце молит о сне, голова падает на грудь от затянувшейся бессонницы, но ум беспощаден — он продолжает работать, не считаясь с измученным организмом, и невозможно отвлечь его ничем. Одни и те же мысли крутятся в голове, как на карусели. Уже всё передумано, взвешено, доказано математически, что нет перспектив, что сей человек — не твой человек, что по таким-то и таким-то объективным обстоятельствам вы не можете быть вместе, что наконец (и вот капитальнейший пункт!) этот человек не любит тебя и не мучается о тебе так, как ты мучаешься о нём (ты понимаешь это довольно ясно), а значит надо забыть его и жить дальше — всё это ты повторяешь себе в тысячный раз, и в тысячный раз ум соглашается... Соглашается, а затем продолжает искать лазейки и возможности, как водный поток ищет брешь в возведённой дамбе. «А может быть... А что, если... Ну вот если бы... А вдруг?» И мечтаешь... В мечтах уносишься на крыльях, и тебе становится так легко-легко, точно вся жизнь уже по плечу, но стоит одёрнуть себя, и на сердце вновь опускается камень суровой действительности. Вздыхаешь, чтобы сдвинуть этот камень, и всё начинается по новой. И так час за часом, день за днём, из месяца в месяц... Ночь становится не временем отдыха, а самым невыносимым отрезком суток — потому что все прочие жизненные заботы ночью отступают, и голова, лишённая других неотложных занятий, тотчас возвращается к обдумыванию глубинного, животрепещущего пункта.       Мэрил не спала. Как и вчера, как позавчера, как третьего дня. Здоровье начинало говорить ей «пока», но она ничего не могла с собой поделать. Металась по подушкам, вздыхала, иногда вставала, ходила по комнате, смотрела в окно, вновь ложилась, вновь мучилась, вставала и снова пыталась лечь и уснуть.       Напрасная надежда.       По своему же печальному опыту Мэрил знала, что чем меньше информации получает мозг, тем сильнее работает воображение.       К тревоге неразделённой любви вновь добавился страх за его жизнь. Она сгорала от неизвестности о нём и от отсутствия ясности в их взаимоотношениях. Рисовала себе картины его возвращения — то грустные, то радостные (чаще первого сорта), думала о том, что он может и не вернуться. Нет, не потому, что его убьют, а просто потому, что сам не захочет. Думала о будущем и об отсутствии у её чувств всякого будущего.       А завтра на работу. На ра-бо-ту — ведь им с Милли нужно на что-то жить, пока они здесь, нужно отдать хозяину долг за съём этого домика, дольше ведь он не может держать их у себя бесплатно.       «Ну а для того, чтобы отдать этот долг, Мэрил, нужно работать, а чтобы работать нужно ус-нуть, Мэ-рил, ус-нуть!»       Право же, работа её спасала. Работа и Милли. Но ночью не было работы, Милли спала в соседней комнате (или думала о своём горе), и Мэрил оставалась наедине с собственным изъеденным сердцем, чтобы дальше растравлять и расчёсывать его воспалённой чесоткой рассудка.       То представлялось ей, что он там один, снова против целого полчища врагов, то мерещился этот загадочный Найвс — фигура, которой, очевидно, сам Вэш боялся добрую половину своей сознательной жизни. Она думала о его выборе, как он поступит, какие у него есть варианты, и что будет в том или другом случае.       Что он решил насчёт Найвса? Он ей не сказал. Когда он ей что-то говорил? Говорил… Может, он ничего и не решил? На месте решит? По ситуации. Как это на него похоже. А что с ним теперь? Где он? Встретился ли с братом? Победил и идёт домой или…       «Или» Мэрил не додумывала — тут, к счастью, у неё в голове стояло что-то вроде блока, "компьютер" перегорал и уже не мог дальше работать на данном поприще. Ей было просто невыносимо думать, что с ним может что-то случиться. К тому же, она очень верила в его неуязвимость. Тут, впрочем, тоже было что-то странное: представить Вэша мёртвым она решительно не могла, зато она слишком часто видела, как умножаются его раны, это не было чем-то из ряда вон — вот совсем недавно жители этого самого городишки, где они теперь проживали, связали ему руки и несколько метров тащили Вэша спиной по грунтовой дороге — раненого, подавленного, дошедшего до такого отвращения к себе, что он даже не пробовал защищаться... Это зрелище причинило ей нестерпимую боль.       А там Найвс — что такое Найвс? Ведь это не люди, это уж гораздо страшнее...       Хваталась за пистолеты, за плащ, хотела бежать в ночь, защищать и ратовать, вспоминала, что бежать некуда, что он велел его здесь ждать, снова ложилась, пила воду, облизывала горячечные губы, говорила себе о «пустых страхах».       Почему это всё обрушивается на него? Почему этот странный человек не может жить тихо и мирно — так, как он всегда мечтал?       ...Она достоверно знала, что ему нравится человеческая жизнь, он любит людей, особенно любит детей, любит их занятия, живёт их жизнью. О, если бы не было в нём этой страшной, чудовищной силы, которая единой вспышкой уничтожает целые города! Если бы эти существа не жили так долго! Сколько ещё может прожить Вэш? Мэрил «на глазок» прикидывала его возраст, сопоставляла его с реальным, предполагала, что планты, как и люди, стареют и умирают (она знала, что заводы умирают) и выходило, что при здоровом и безопасном образе жизни (не в его стиле, но ведь гипотетически это возможно) Вэш мог прожить ещё пару-тройку столетий.       А она? Десять лет — и почти старуха! О треклятая жизнь!       Чтобы не так жалеть себя, она пыталась думать о Милли — что пережила Милли. Но у Милли было хотя бы краткое мгновение счастья, и теперь на память ей останется ребёнок от человека, которого она любила. Она уж поделилась с Мэрил, что это непременно будет мальчик (так ей хотелось), и она назовёт его Ники — в честь Николаса. Бедная, добрая, простая Милли! Кто бы мог подумать, что она переживёт такое! Но это всё-таки было что-то житейское, близкое и понятное — сколько таких историй! В своей же ситуации Мэрил определённо была первопроходцем. Она не могла своим умом осилить ровным счётом ничего, сталкиваясь, помимо прочих неурядиц, с целым ворохом этических проблем. Главнейший пункт заключался в том, что она была просто не ровня Вэшу по природе — простреленная из его «ангельской руки» Пятая луна еженощно напоминала ей об этом.       И если бы только по природе! Как он жил и любил! Сколько боролся со злом, сколько несправедливости терпел, скольким людям помог! Сколько видел, сколько знал? А она что в этой жизни видела?       Потом она вспоминала, как Вэш вёл себя с женщинами вообще, и с ней - в частности. "Распутник, каких свет не видывал" словно изначально не видел в ней девушку. Мэрил сама преследовала Вэша, и именно от неё Вэш всеми силами пытался удрать. Это было даже обидно - она ведь была совсем не урод, а на её глазах Гуманоидный Тайфун лепился к куда более неброским барышням. Потом девушка начала замечать: Вэш подозрительно быстро утешался, когда ему отказывали (а отказывали ему постоянно). Это бесконечное таскание Вэша за юбками, которые на деле оказывались ему совершенно не нужны, долгое время сбивало Мэрил с толку. Марианна Арилькайзен, девочка-картёжница в салуне, инженер-фея... можно было сбиться со счёта этих дам! Она ревновала его, она, кажется, ревновала его уже тогда, с Марианной, но её нервную систему неизменно оберегала неудачливость Вэша. Мэрил утверждала: это оттого, что он не умеет вести себя с женщинами, а потом поняла - Вэш, напротив — слишком хорошо умеет... Если бы он хотел, то окружил бы себя целым гаремом обожательниц. Но этого не было. Маска клинического идиота избавляла его от такого рода неудобств. Работало безотказно. Ну, а с редкими побеждёнными сердцами Гуманоидный Тайфун беседовал по-отечески и отпускал. Мэрил не могла припомнить, чтобы хотя бы раз Вэш воспользовался плодами своих побед. Он всегда ночевал один - в какой-нибудь каморке, а то и на голой земле. Он стеснялся своего изуродованного тела, прятал его от любых глаз. И этот человек был распутником? Мэрил помнила тот момент шока — его шрамы, такие страшные, тяжёлые, так много! Его рука - у него не было левой руки!.. Кто мог ожидать за вечно улыбающимся лицом отсутствие целой руки! Она так долго путешествовала с ним, ругалась, кричала, называла его дураком и... не знала, ничего этого не знала. Невозможно было себе представить более несправедливо оклеветанной личности. Это казалось почти святотатством — так изранить, причинить столько боли этому доброму, сильному, благородному, по-настоящему прекрасному человеку, но он не жаловался, потому что после разрушения города Июля в высшей степени почитал себя достойным всяческих мук. Да, после того случая Мэрил окончательно убедилась, что Вэш никакой не развратник, а почти монах-отшельник, и что те люди, которые говорят и пишут про него всевозможные гадости, должны бы мыть ему ноги и окунать потом в эту воду своё лицо...       От осознания высоты его жизни, собственные чувства казались Мэрил совершенно недопустимыми, да что там — греховными, оттого она так долго боялась признаться в них даже самой себе. Вэш был неземным существом, он даже не был человеком, у него были какие-то свои, высшие и непонятные ей цели, но в то же время он жил рядом с людьми, был другом людей (хотя его считали за врага), она долго следовала за ним и не могла к нему не привязаться. Она так и говорила в своих робких и сбивчивых молитвах Богу: «Ты знаешь, что я не могла к нему не привязаться, Господи. Ты Сам создал его таким, что я не могла к нему не привязаться. Я ничего не прошу, просто позволь мне быть рядом с ним. Просто быть рядом. Это всё, это всё! Просто рядом, и только!»       Но теперь она уж не юлила, она сдалась и призналась себе во всём. Она была не просто привязана к Вэшу, восхищалась им и хотела быть рядом — она обожала его. Ей была невыносима эта неизвестность — хотелось взаимности, хотелось… Ну да, чего уж тут скрывать, хотелось любви — простой, человеческой — то есть именно такой, какой Вэш, по всей вероятности, никак не мог ей дать. Отсюда начинался новый виток её страданий — понимание, что он не любит её, то есть, любит, но не как женщину — а как друга, как он любит вообще всех людей… Понимание, что она для него не особенная, понимание, что она рядом с ним как зелёный росток в тени могучего дерева — ведь он старый, очень старый, ему больше ста лет… Но зачем он так красив! Будь он убелённым сединами дедушкой, у неё не было бы подобных проблем! Гадкий, гадкий господин Вэш, что вы сделали с такой славной девушкой! «Железная леди» была! Умница была! Несгибаемая воля! А теперь? Ну, что теперь?!       Нет, не сделает он для неё исключения своим принципам. Но зачем он обнял её тогда? Ах, зачем, зачем! А зачем она его тогда ударила? Да ещё так больно, чуть не со злостью... Ну, да! Ударила потому, что — постой они в таком положении ещё хоть одну секунду, она бы точно сорвалась и выдала себя — обняла его в ответ, прижалась к нему, может быть, даже поцеловала со всей страстью — ей до темноты в глазах хотелось его поцеловать. А он болтал её на руках из стороны в сторону, как ребёнка, как маленькую девочку, для него всё это было просто проявлением радости и искренней, чистой привязанности, в которой едва ли было что-то, что может испытывать мужчина к женщине в такой момент.       Мэрил, впрочем, плохо разбиралась в физиологии Вэшевой расы, и это давало ей надежды — надежды её мучили. Так ли она его понимает? А что, если не так? Что если в тогдашнем поведении Вэша не было никакой высшерасовой премудрости, и он в самом деле в неё влюблён — просто и незатейливо? И что в том, что он не человек, если выглядит совсем как человек и ведёт себя человечнее абсолютного большинства знакомых ей людей?       «Да мало ли за каких киборгов люди на нашей планете замуж выходят», - плыла дальше беспокойная мысль Мэрил, - «и что потом из этого получается — взять хоть странную семейку Небраска или того нелепого типа с зелёным ирокезом, которого мы приняли за Вэша в первую встречу с ним самим… Или это плод позднейших чудовищных экспериментов с внешностью? Как бы могли выглядеть наши с Вэшем дети? Красивые… Непременно красивые. Вот если бы девочку, с глазами, как у него, и…»       Мэрил резко села на кровати.       Замуж? Дети! Да разве он звал её замуж, разве за такого человека можно выйти замуж, и какие у неё с ним могут быть дети, какая мирная жизнь?! Злая, несбыточная фантазия!       «Давай, представь его своим родителям, - дразнила и мучила она себя дальше, одевая тапочки и кутаясь в старенький кардиган, чтобы выйти на улицу, - здравствуйте, папа, здравствуйте, мама, у меня для вас новость — я выхожу замуж за Вэша Урагана! Ему сто пятьдесят лет в обед, а ещё он является живым агрегатом, как те девушки, что живут в энергостанциях и всех нас кормят и поят, не говоря уже о том, что он преступник, за голову которого объявлена сумасшедшая награда… Да и с Богом, доченька, нечего пропускать-то! В добрый путь!»       Мэрил рассмеялась — как в истерике и продолжила свой путь, цепляясь за стены коридора.       Так терзала она себя каждую ночь. Медленно, словно больная, выбиралась она на порог хозяйского домика. По ногам прошёлся холод пустыни. Мэрил уселась в плетёное креслице, вся дрожа, и уставилась в темноту. Небо заслоняли тучи, так что страшного кратера в Пятой луне (да и самой луны) не было видно, зато на востоке мелькали вспышки — точно зарница или далёкая гроза. Может быть, это Вэш там, вдалеке, сейчас сражается со своим братом, и Мэрил снова заплакала, вспоминая страшный луч света в городе Август.       Во всякую разлуку с ним она теперь становилась ужасной плаксой.       Да, оглянись, Мэрил! Кругом умирают люди! Он ушёл на финальную битву со своим братом-психопатом, откуда - неизвестно, вернётся ли. Зачем ему возвращаться? К ней? Да, к ней… Она здесь, на этом самом пороге, просила его поскорее вернуться — всё, на что хватило у неё тогда смелости. Но как неопределённо он ответил! «Ага». Что такое «ага»? Что, если он не вернётся? А если и вернётся — что проку? Ведь он не любит её, не может любить — не может любить так, как она хочет... Или может?       Мэрил поднялась с места и протянула руки в пространство, точно стараясь дотянуться до уходящей вдаль тени. Она очень сдала за эти дни, голова у неё сильно кружилась.       Не приснилось ли ей это всё? Был ли когда в её жизни Вэш Ураган? Если и был, то больше его нет — он пронёсся над её сердцем, всё переворошил, перебаламутил, и улетел, как ветер.       «Господин Вэш! Пожалуйста, выживи и вернись ко мне без новых ран! Мне надо знать, надо услышать это от тебя! Господи, молю, сохрани его, защити, пусть он вернётся ко мне поскорее! Я всё пойму, я приму любое его решение, я теперь не испугаюсь сказать и спросить… Только бы увидеть его!»       Ночь тянулась бесконечно. Ветер протяжно скрипел флюгером и трещал в побитых временем ставнях. С рассветом замёрзшая и измученная Мэрил вернулась в свою комнату и стала собираться на работу.