Кальмары-бисексуалы развратничают в морских пучинах (а осьминоги — нет)

Арсений спит так, словно минуту назад прилег отдохнуть и закрыл глаза: расслабленная поза, спокойное выражение лица, никаких вмятин от подушки, раскрытого рта и стекающих слюней. Даже Егор спит как нормальный человек, а Арсений — буквально как ангел, если те вообще спят. Антон просыпается раньше и с полчаса просто любуется им. А затем всё-таки чмокает его в щеку и встает — неспешно одевается, умывается, идет на кухню, стараясь выкинуть из головы мысли о контракте: он ведь обещал Арсению, что сегодня у них обычный день. Егора и Эда дома уже нет — или еще нет, но Антон пользуется их отсутствием и варит зелье прямо на кухне. В крайнем случае всегда можно оправдаться, что это такой своеобразный суп (состоящий целиком из оливкового масла, соли и петрушки, ага). В приготовлении зелий важны не столько ингредиенты и способ варки, сколько постепенное наполнение его магией — так что облажаться в этом крайне сложно. По крайней мере, Антону: его талант именно в зельях. Каждый маг имеет к чему-то большую склонность: кто-то предметы превращает, кто-то перемещается в пространстве, а некоторые вот зелья варят. Камень счастливо тявкает и носится по кухне, болтаясь под ногами — иногда Антон кидает ему мячик, который тот гоняет по комнате, врезаясь башкой в стены и ножки стульев. Кажется, он счастлив, но Антон и не сомневался, что ребята прекрасно о нем позаботятся. В холодильнике целая полка под собачью еду появилась: куча пакетиков со стикерами, на которых почерком Егора написано «Понедельник, завтрак» или «Пятница, обед». В детстве Егор хотел собаку даже сильнее, но родители были непреклонны — так что теперь мечта сбылась. Арсений спускается как раз когда зелье готово — щурится от яркого света и трет глаза, и его хочется зацеловать до недовольных «Ой, уйди», но Антон слишком занят переливанием зелья в стакан. — Который час? — зевая, спрашивает он. — Скоро день. — Кошмар, обычно я встаю рано. Ты меня вымотал, — игриво сообщает он и добавляет: — Классные трусы. Любишь Человека-паука? Антон смущенно перетаптывается с ноги на ногу: футболку он натянул, а вот со штанами не сложилось. — Мой любимый супергерой. — Я хотел посмотреть фильм, но запутался в частях. А это что? — Арсений указывает на зелье. — Выглядит не очень. Антон согласен: стакан масла, в котором плавают перец и морская капуста, действительно выглядит не особенно аппетитно. — Это чтобы ты не превращался в русалку. — Антон протягивает стакан Арсению, но тот кривится и качает головой. — Давай, оно не такое мерзкое. Зато вода тебе сегодня не страшна, оно будет как бы отталкивать ее от кожи. Арсений вздыхает и сначала тянется к стакану, но затем качает головой и отрезает: — Нет, я не буду пить всякую дрянь. — Ты зелье превращения в человека выпил вообще без вопросов, что с этим не так? — Антон подносит стакан к носу и втягивает запах: так себе, конечно, но и не прям блевота. — Давай, зато вода будет стекать с тебя, как с дождевика. Мы сможем сходить на пляж и поплавать на каяках. — Пить я это не буду, мой организм — не помойка. — Куда делась твоя наивность? — Антон печально вздыхает, хотя внутренне он рад: беззаботное и детское поведение Арсения столько же умиляло, сколько и беспокоило. — Ладно, ты можешь намазать его на себя, эффект будет тот же. — Хорошо, — без споров, легко и просто, соглашается Арсений и берет стакан, — а мне этого хватит? Антон молча переносит на стойку еще и кастрюльку — ее содержимого уж точно хватит. Арсений кивает и вместо того, чтобы пойти в ванну, стягивает с себя футболку и, окунув пальцы в стакан, равнодушно начинает размазывать зелье по плечу. Несмотря на то, что оно воняет петрушечным жмыхом, выглядит это эротично, почти развратно — если бы они были в мультике, Антон бы уронил челюсть в кастрюльку. — Не смотри так, — смущенно бормочет Арсений, заметив его взгляд, по его щекам медленно расползается румянец. — Ты как будто хочешь меня зажарить и съесть. — Скорее отжарить. — Извращенец. — Арсений закатывает глаза, а Антон недоумевает: это не он вчера растягивал себя, обутый в туфли на каблуках. — Хотя, — он поворачивается спиной, — мне пригодилась бы твоя помощь. Антон, как в трансе, подходит к нему, обмакивает пальцы в кастрюльку и касается подзагоревшей, но всё еще светлой кожи Арсения. Он ведет пальцами по плечам, лопаткам, проезжается костяшками по позвоночнику и кладет ладони на поясницу — Арсений выдыхает и делает шаг назад, почти упираясь в него спиной. Антон лишь на секунду отрывает руки от горячей кожи, чтобы обмакнуть их в не менее горячее масло, а потом возвращает их Арсению на бока, скользит по животу и двигается выше. Когда подушечки пальцев касаются сосков, Арсений мычит и откидывает голову ему на плечо, позволяя нежно поцеловать себя в висок. — Когда ты сказал, что наши планы должны включать не только секс… — сбивчиво начинает Антон, скользкими пальцами массируя и пощипывая соски, как Арсений поворачивается и прямо ему в губы выдыхает: — Но они могут с него начаться, — и целует его, крепко обнимая его за шею и наверняка пачкает футболку — ну и ладно, это всё равно футболка Егора. *** После утреннего секса на кухонной стойке Антон чувствует себя непростительно счастливым — хотя его и смущает, что в процессе Камень неотрывно следил за ними. В итоге Арсений, свисая головой вниз, нащупал стакан с трубочками для коктейлей и швырнул его в пса — пришлось потом по всей комнате эти трубочки собирать. Сам вуайерист носится вокруг Арсения, натягивая поводок шлейки, а тот стоит и распахнутыми глазами смотрит на Сасык-Сиваш. Несмотря на забавное название (да и переводится оно как «зловонная грязь»), это озеро действительно поражает — как минимум потому что оно розового цвета. В детстве Антон думал, что дело в необычных минералах, но это вина какой-то особенной бактерии. Насыщенный розовый цвет встречается с лазурным небом на горизонте, словно палитра в магазине плитки, и возникает ощущение, будто смотришь через фильтр Инстаграма. А яркое солнце выкручивает краски на полную, хотя из-за него и невыносимо жарко и глаза болят — Антон поправляет солнцезащитные очки. — Ва-а-ау, — восхищенно тянет Арсений и намеревается уже пойти к озеру, как Антон цепляет его за рукав, а другой рукой достает тюбик с солнцезащитным кремом из кармана. — Я уже намазался. — Давай нос вторым слоем. Из-за масла кожа Арсения блестит, как у бодибилдера, так что вряд ли солнцезащитный крем сильно поможет — но хоть нос они сберегут. Арсений пожимает плечами и, не споря, наносит крем на лицо, особенное внимание уделяя носу. Антон кое-как сдерживается, чтобы не поцеловать его и не свести на нет все старания. — Не думаю, что это сработает, — вздыхает он, доставая с заднего сиденья машины надувной круг, который обычно используют для тарелок с закусками в бассейнах. Это вообще идея Арсения: увидев крошечный круг, он сразу сказал, что это круг для пса, и настаивал на этом до последнего. — Он просто перевернется вместе с ним. — Не попробуем — не попробуем, — фыркает Арсений, расстегивая шлейку — и Камень пулей устремляется к озеру, наплевав на всякие там круги. — Камень, ну-ка вернись! Но Камень уже счастливо влетает в грязь, превращаясь из белоснежного облачка в склизкий серый комок. Проблема всех соленых озер в том, что перед непосредственно соленой водой всегда толстый пласт глины — преграда, которую нужно преодолеть. — Ага, так он и вернулся, — мрачно изрекает Антон, кидая круг обратно в машину — пригодится потом. — Будь аккуратнее, Егор тут как-то потерял крокс, и мы всей компанией его искали. — Серьезно? — Ага, — Антон усмехается, вспоминая, — он пошел первым и сразу застрял. И кричит типа «Всё нормально, я щас выйду» — и вышел, весь в грязи, но без крокса. Мы его искали потом, одна девчонка даже по плечо в эту глину зарылась, но бесполезно, засосало его. — Егора? — Не, крокс. Но Егора потом тоже, та девчонка решила, что ее страдания должны быть вознаграждены, — ржет Антон. — Блядь, отмывать его будем три часа. Камень тем временем преодолел уровень грязи и теперь резвится в соленой воде. Глубина озера небольшая, максимум по колено, но для крошечного шпица всё равно что открытое море. Из-за воды вся шерсть потеряла объем, и пес стал похож на мокрую грязную крысу — но так он хоть немного напоминает свою истинную натуру. — Пофоткаешь меня? — просит Арсений, протягивая телефон. Антон сегодня уже фотографировал его в кустах у дома, потом рядом с указателем «Солнечный рай», где Арсений сложил солнышко из рук (больше похожее на жопу), а затем еще в машине несколько раз щелкнул. Ему несложно, если уж Арсений открыл в себе талант к позированию. — Я на свой пофоткаю, потом скину. — Антон достает свой телефон из кармана, показывая, и пихает его обратно. И Арсений, совсем как Камень, бежит к озеру, сверкая блестящими от масла ногами в непозволительно коротких шортах. Антон вообще уверен, что это не шорты, а плавки, но у Арсения какая-то нездоровая любовь к собственным ногам — у Антона, впрочем, к его ногам тоже нездоровая любовь. Он сам идет по глиняной массе осторожно, стараясь не увязнуть и выбирая участки с соленой коркой. Иногда он всё-таки проваливается в глину чуть ли не по колено, но каждый раз выбирается — а Арсений уже далеко в озере, пытается поймать собаку. Антон старается за ним следить, чтобы в случае чего магией если не удержать его от превращения, то хотя бы прикрыть его русалочье тело иллюзией. Масляное зелье, конечно, хорошее средство, но надежность его сомнительна, если наносить на тело — мало ли где сотрется. И почему Арсений отказался его пить? Наконец кое-как дойдя до воды и промыв в ней шлепки от грязи, он уже спокойно подходит к Арсению, который весь в соляных разводах держит мокрого и серого от глины пса и смотрит куда-то вдаль. — Мой шлепок уплыл! — объясняет он почему-то очень радостно и тыкает пальцем в величаво плывущий, как нефтяная баржа, черный шлепок. — И как это произошло? — Туда забился комок соли, и я его снял, а он уплыл. — Арсений отодвигает от себя Камня, который пытается облизать ему лицо, и высовывает из воды голую ногу. — Больно, между прочим. Соляная поверхность жесткая и острая, как камни, поэтому ими влегкую можно распороть стопу. Антон оглядывается: людей немного, но они есть, так что он не может просто отрастить себе щупальце и выловить несчастный шлепок. — Ты можешь магией его притянуть? — спрашивает Арсений, переодевая очки с носа на лоб, как ободок, и щурясь. — Я не помню заклинание. — А разве ты не можешь подумать, чтобы он вернулся, и оно само? Я был уверен, что это так работает. — Могу, если потренироваться, но я это заклинание вообще не использую, у меня же щупальца есть. — Антон наблюдает за тем, как шлепок всё удаляется от них. Камень тявкает, будто провожает его в дальний путь. — Ты говоришь об интуитивной магии, а это как… Не знаю, удача типа. Он сосредотачивается и пропускает магию через верхний левый браслет, который он обычно использует для физических задач. Металл нагревается, энергия идет — однако резиновый беженец как плыл, так и плывет. — Не выходит, — виновато говорит Антон. — Я попробую его поймать. Сказав это, он воинственно начинает путь к шлепку, а Арсений остается стоять на месте и почему-то ржет над ним — вот уж спасибо. Несмотря на это, Антон чувствует себя счастливым и несчастным в равной степени. Порой он забывает о контракте, но периодически мысль о том всплывает в голове и каждый раз как лопатой бьет по затылку. Он хочет проводить так каждые выходные. Или переехать с Арсением в Москву, по которой Антон соскучился, забыть про всё связанное с морем, жить обычной жизнью. Может, устроиться на работу каким-нибудь барменом, ходить с Арсением на кинопробы или вместе шить футболки. Желание этого такое сильное, что от боли у него вот-вот лопнет одно из сердец, но в то же время это кажется призрачным и невозможным. — Ты опять думаешь, — неожиданно раздается рядом голос Арсения, и Антон аж подпрыгивает вместе со шлепком в руках: таки поймал, хотя последние пять минут тот сам плыл ему в руки. — Думать — плохо? — натужно улыбается он, оборачиваясь. Арсений по-прежнему держит собаку, но смотрит чересчур серьезно — видно через розоватые стекла очков, которые тот снова надел. — Мы поговорим обо всем вечером, хорошо? Сейчас просто расслабься. — У тебя есть какой-то план? — Антон не верит, что существует какой-то вариант, смерть выглядит уже не просто выходом, а превращается в навязчивую мысль. Как змея, она ползает по внутренностям, кусает изнутри, пуская яд по венам. — Я бы не назвал это планом, — уклончиво отвечает Арсений. — Но я должен тебе кое-что сказать. Очевидно, что он волнуется — и Антон на самом деле напрягается. — Это что-то страшное? — опасливо уточняет он, вспоминая о том, как много у людей страшных болезней. Неужели с Арсением не всё в порядке? Или случилось что-то другое? Змея внутри словно жалит, и Антон морщится, хотя истинная проблема наверняка в гастрите: пару часов назад они с Арсением на пару сожрали ведро острых крыльев. — Не очень страшное. — Арсений ободряюще улыбается, но это не внушает доверия. — Но это вечером, а пока прекрати накручивать, — просит он так, будто сам себя уже накрутил до предела. — Хорошо. Арсений делает шаг к нему и целует в щеку, а затем ловко забирает у него шлепок и, на ходу надевая его, с какой-то неадекватной скоростью газует к торчащим из воды солесборникам. — Догоняй! — кричит он, потряхивая Камнем, а тот лишь тявкает и перебирает лапками в воздухе. Антон смеется и вместо бега достает из кармана телефон Арсения, переключает на камеру — сейчас он устроит ему восхитительную фотосессию. *** Хоть они и ополоснулись от соли и грязи из пятилитровых бутылок с водой, а затем еще искупались на пляже, кожу всё равно покрывает тонкая корка. Всё до сих пор тянет и чешется, а у Камня вообще вся шерсть спуталась и стала похожа на один большой колтун. Салон машины тоже выглядит так, словно здесь встречали хлебом и солью (но хлеб сожрали), и Антон бы поехал сразу домой — но Арсений настоял на каяках. Каяки оказались тем еще приключением. Вернее, один каяк: Антон решил взять один на двоих, и это оказалось верным решением, потому что Арсений совершенно не понимал, как управлять веслом, и просто хлопал им по воде, будто наказывал ее в лучших БДСМ-традициях. Камень постоянно норовил спрыгнуть с каяка и один раз ему это даже удалось, хотя он отплыл слишком далеко, и Антону пришлось вылавливать его. После этого пес был насильно усажен в круг и, к счастью, больше не сбегал. Однако все минусы окупились, когда они доплыли до крошечного пляжа в гроте, где «припарковались» и поплавали. Вернее, Антон поплавал, а Арсений побарахтался на мелководье — плавать у него получается пока только по-собачьи, так что с Камнем они составили отличную пару. А потом они просто валялись на полотенце и целовались — без Камня, разумеется, тот гонялся за ящерицами и копался в камнях, да и кто его вообще целовать будет, такого грязного и вонючего. На обратном пути Арсений всё-таки умудрился сгореть: плечи и голени спереди раскраснелись, хотя он не жалуется. Ему и некогда: сидя в машине, он вертит головой и высовывается из окна, рассматривая не особо-то эффектные виды вроде отцветшего поля подсолнухов или виноградников — Антон одергивает его за подол футболки, чтобы не выпал из машины. Он рад, что Арсений не растерял свою впечатлительность и по-прежнему напоминает великовозрастного ребенка, но переживает, как тот будет жить дальше. Ну, после того, как это всё закончится. — Ты понимаешь, что если контракт не будет выполнен, ты опять станешь русалкой? — спрашивает он аккуратно. — Я не стану русалкой, — отвечает тот недовольно, откидываясь на спинку кресла. Камень сопит на заднем сиденье — спит, устав от сегодняшних впечатлений. — Станешь, даже если… даже если я умру. Волю ты сохранишь, но ноги — нет, и я хочу попросить тебя не пытаться повторять этот финт с каким-нибудь другим магом. — Мы же решили не обсуждать это до вечера, — цокает Арсений. — Уже почти семь — считай, вечер. — Почему ты не можешь хотя бы час провести без этих разговоров? — Арсений снимает очки и смотрит на него устало — с такой выразительной усталостью, типа «Как же ты меня достал». — Потому что это меня беспокоит. Мне не хотелось бы оставлять тебя в одиночестве в море, но я не вижу других вариантов. Сделать тебя человеком без контракта у меня не хватит навыков, я читал об этом. Антон умалчивает, что читал об этом, пока пускал пузыри в бутылку с акульей кровью. Во время запоя он пытался найти хоть какой-то выход из ситуации, но всё оказалось тщетно. Пожалуй, в море умений на перманентное превращение хватит разве что царю — но тот скорее собственный хвост зажарит и сожрет, чем превратит сына в человека. — Давай до дома сначала доедем. — И всё же, — продолжает Антон: он думал об этом слишком много, чтобы молчать, — нужно сделать тебе человеческие документы на всякий случай. И банковский счет завести, вроде у Егора есть знакомые… — Успокойся, Егор всё уже сделал. — Что? — Антон едва не тормозит, перепутав педали тормоза и газа — дорога пустая, но рисковать бы не хотелось. — Он знает? Что ты ему рассказал? — Ничего, он и не задавал вопросов. Думаю, ему что-то Эд наплел, не знаю, у них какие-то странные отношения. Антон всё-таки съезжает на обочину, хотя до дома им остается от силы километра два. В голове не укладывается, что эти три недели Арсений не просто слепо наслаждался человеческой жизнью, но и подготовил почву на будущее — он его недооценил. И всё же это не решает главную проблему. — Арсений. — Антон, пожалуйста, — он кладет ладонь ему на колено, мягко поглаживает, — успокойся. Сейчас в тебе говорит твоя природа, ты же это понимаешь? — Дело не только в этом. — Мы скоро приедем домой, сходим в душ, поужинаем, займемся сексом и немного поспим — а потом всё обсудим. Антон жалок, а плоть слаба, потому что от фразы «займемся сексом» настроение поднимается — и не только настроение. Он думает об этом с того самого момента, как они целовались на пляже, и Арсений уже тогда недвусмысленно запустил ему руку в плавки, но Антон отказался. В отличие от Арсения, у него полно комплексов, и вероятность быть застуканными какими-нибудь туристами его напрягает. — Надо спросить у Егора, где он и когда будет. — Антон тянется за телефоном, лежащем в бардачке, но Арсений тормозит его руку и поясняет: — Его сегодня не будет, я вчера попросил его с Эдом оставить нас. Дом наш на всю ночь, так что можем повторить тот опыт в бассейне, — он лукаво улыбается, но вдруг хмурится: — или нет. — Почему нет? Тебе не понравилось? — Понравилось, но не хочу заниматься сексом, когда я русалка. Антону почему-то казалось, что Арсений, наоборот, кайфует от собственной силы и грации в теле русалки. Может, он пытается по максимуму взять всё от нынешней формы? Чувствует, что это скоро закончится? — Хотя, — Арсений переводит мечтательный взгляд в небо — вернее, в потолок машины, — я скучаю по твоим щупальцам. — Что? — Антону кажется, что он ослышался. — Твои щупальца, — стремительно краснея, поясняет Арсений, — это же натуральный хентай с тентаклями. Я столько его пересмотрел… Надеялся, что ты наблюдаешь, — в голосе слышится обида. — Ты же злился, что я смотрю… Подожди, ты гонишь? — не врубается он. — Ты серьезно по поводу щупалец? Это же мерзость. — У-у-у, — тянет Арсений, качая головой, — а у тебя больше комплексов, чем я думал. Ты же ходячее — или ползучее — устройство для секса. Боже, если бы я знал, что секс такой приятный… — Ты не шутишь. — Антон сам не знает, спрашивает он или утверждает. — Нет, — очень серьезно отвечает Арсений и добавляет заговорщическим шепотом: — Хочешь, открою тебе секрет? Антону хватает сил только кивнуть. Хмыкнув, Арсений приближается к нему и горячо шепчет на ухо: — За эти три недели я полсотни раз представлял, как ты трахаешь меня щупальцами. Ну, знаешь, одно в задницу, другое во рту, еще парочка на сосках… — Он прикусывает мочку, а потом лижет ухо по контуру, и у Антона мутнеет перед глазами: ему так жарко, особенно в паху — член твердеет. — Помнишь, когда ты в первую нашу встречу схватил меня? — Ты что, уже тогда… — Антон вроде бы говорит, но вырываются лишь какие-то хрипы. Он кряхтит, прочищая горло, а Арсений смеется и отстраняется — он сам краснее крымских закатов, но ему смущение явно не мешает. — Тогда я пересрал и решил, что ты извращенец, и мне было противно. Но сейчас, когда я вспоминаю, меня это заводит… Наверно, потому что мои чувства к тебе изменились. Он произносит это легко, как обычный факт вроде «тело человека состоит из воды на шестьдесят процентов», но Антона размазывает по сиденью, как шматок мороженого. И тут же всё тело холодеет, как то же мороженое: если Арсений испытывает к нему чувства, как можно его оставить? Антон кисло улыбается ему, явно выдавая совершенно не ту реакцию на прозвучавшие слова, и заводит двигатель. Даже если его смерть причинит Арсению боль, это во благо: Антон должен отдать жизнь за него же. В конце концов, отдать жизнь за любимого человека — не самая худшая смерть. *** Грандиозные секс-планы приходится отложить, потому что сперва Антон и Арсений соскребывают и отмывают с себя соль и пот, а затем купают Камня — ванна после него становится такая же серая, как… ну, камни. Затем пса приходится сушить полотенцем, а после — еще час угорать над тем, как он елозит по кровати, виляет жопой и встряхивает мордой, пытаясь просохнуть. Арсений снимает это на телефон и накладывает сверху музыку из «Грязных танцев» — хотя танцы теперь чистые, не зря ведь собаку столько мыли. За три недели Арсений освоил технологии лучше Антона, и теперь уже тот чувствует себя старпером. Для него даже ТикТок становится открытием, так что Арсений проводит ему краткий курс от «Я могу вот так» до «Это торт?». После глобальной помывки они ужинают разогретой в духовке замороженной пиццей и смузи, который Арсений делает сам — и в этом случае огурцы с клубникой неплохо сочетаются. Это всё так по-домашнему, что Антон старается впитать в себя этот уют, запечатлеть в памяти всё до мельчайших деталей, будто может когда-нибудь вспомнить. Вряд ли там, за границей смерти, что-нибудь есть. Антон не верит в Рай или Ад — его ждет только пустота, забвение. Ему тоскливо оставлять Арсения, но они провели вместе не так много времени — и, наверно, тот довольно скоро его забудет. Назойливый голос, как заевшая в магнитофоне кассета, всё повторяет: надо, надо, надо. Антон теряет связь с реальностью, потому что смерть хочет его — и он слышит ее так же отчетливо, как смех Арсения или лай Камня. В спину будто дует холодный ветер, подталкивая его поскорее сделать выбор, и когда солнце садится, а уставший Арсений ложится поспать «на часик», он понимает: сейчас. Решение дается ему легко, без мучений и страданий, и даже слезы не набегают на глаза — он абсолютно спокоен. Он не заходит в комнату Арсения (в свою комнату, в их комнату), чтобы поцеловать его на прощанье, и не звонит Егору, не пишет даже сообщение в Телеге — он молча и без лишних действий уходит из дома, аккуратно закрыв за собой дверь. Сначала он думает поехать к Арке — гроту Дианы на мысе Фиолент. Из-за глубины трещины, перепада температур и сильного подводного течения он ежегодно забирает жизни и людей, и морских существ. Ходит легенда, что раньше там было святилище римской богини Дианы, которой приносили жертвы — и с тех пор это место обладает магической смертоносной аурой. Для того, чтобы свести счеты с жизнью, это идеальное место, однако даже ночью там наверняка есть люди. Пляж около него, хоть и дикий, но пользуется популярностью у туристов и местных, так что Антон отказывается от этой затеи. Прямо рядом с домом, если идти по направлению к воде, есть обрыв — отвесная скала, возвышающаяся на пятидесятиметровую высоту. И просто прыгать с нее опасно, но главная опасность заключается в острых подводных камнях, торчащих как пики. Удар о воду гарантирует потерю сознания и пару сломанных костей, а камни завершат грязное дело — или, в крайнем случае, вода. Стоя на краю обрыва, Антон по одному снимает браслеты и кольца, без которых он не сможет с ходу превратиться в осьминога. В человеческой форме, благодаря материнскому не то благословению, не то проклятью, он находится без усилий, однако для возвращения в родное тело ему нужно сконцентрироваться. Без помощи проводников сделать это за мгновение не удастся. Ночь темная и безлунная, небо заполонило тучами, и ни одной звезды не видно, порывы ветра едва не сносят его с обрыва. Антон стоит в темноте, еле различая силуэт собственных рук, в ушах шумит, футболка хлопает, как развевающийся флаг — белый, потому что он сдается. Он думает об Арсении. О том, как тот восхищается всем, начиная от ракетостроения и заканчивая кустом герани. Как он храбрится, даже если дрожит от ужаса, как он с холодной решимостью преодолевает стыд и смущение — просто потому что ему так хочется. Он вспоминает его каламбуры и шутки, которые смешные только из-за своей абсурдности. Вспоминает, какой он властный, когда рассержен, но при этом ласковый в остальное время. Первая встреча и резко брошенное «чудовище», пируэты во время варки зелья, догонялки в подвале его жилья под волшебными звездами — и догонялки в бассейне дома. Он вспоминает, как Арсений макал картошку фри в мороженое в торговом центре, как перемерял всё в магазинах одежды и каждый раз выходил из примерочной с придирчивым «Как тебе?», хотя мнение Антона в итоге не учитывалось. Он вспоминает, как они стояли на смотровой площадке Ай-Петри и как Арсений непонятно почему уткнулся лбом ему в плечо, а потом сделал вид, что всё в порядке. Как после он съел четыре чебурека подряд и всю дорогу домой жаловался, что сейчас умрет от разрыва желудка. Как они смотрели «Сумерки» на разных концах дивана и как Антон больше всего на свете мечтал сесть к нему ближе. Он вспоминает и сегодняшний день тоже: как Арсений зашел в трясину и провалился в грязь по колени, и как Антон его оттуда вытаскивал и поливал потом водой из пятилитровой бутылки. И как потом, на каяках, Арсений случайно врезал ему веслом по плечу, а затем три раза извинился и один раз сказал «Ты сам виноват». И как после, уставшие и измотанные, они лежали на пляже и целовались, и Арсений вдруг сказал «Спасибо». Антон не спросил, за что, и теперь уже не спросит — главное, что он тоже Арсению благодарен. Надо было взять телефон, чтобы посмотреть последние фотки. Хотя это и не нужно: стоит ему закрыть глаза, как он видит их как наяву, потому что эти кадры отпечатались на подкорке его сознания. Он закрывает глаза и делает всего один шаг, всё внутри будто обрывается, а затем следует удар — оглушительный, как о землю, руку прорезает болью, а в следующий миг становится холодно. Антон на автомате вдыхает ледяную воду, легкие сжимает, глаза режет, но ничего не видно — вокруг тьма. Его что-то больно бьет в плечо, и всё вращается, он пытается вдохнуть снова, но не получается. А потом он вдруг слышит голос Арсения — искаженный водой, но точно его. Предсмертная галлюцинация? Антон напрягает глаза, старается рассмотреть и подмечает что-то светлое в вихре пузырей. Ему нечем дышать, глаза будто пульсируют, его захлестывает паника, но он плывет. Концентрироваться получается, как медитировать на концерте Металлики, но Антон кидает на это все силы, магия словно разрывает его на части, кровь в венах вскипает — и наконец тело трансформируется. Как только ноги меняются на щупальца, Антон пушечным снарядом летит в сторону Арсения — теперь он точно видит, что это он барахтается в воде и беспомощно смотрит на него с открытым ртом. Антон хватает его одной рукой, потому что вторая почему-то не слушается, и плывет наверх. Стоит им вынырнуть на поверхность, Арсений кашляет, одновременно хватая ртом воздух и отплевывая воду, его бьет крупная дрожь, и Антон обнимает его щупальцами, чтобы согреть. Он гребет к пологому берегу так быстро, как может, и стук сердец в груди заглушает шум волн и ветра. Когда он выползает и укладывает Арсения на гальку, то ощупывает его везде, стараясь не то найти повреждения, не то понять, не галлюцинация ли это. — Я в порядке, — хрипит Арсений, убирая со лба мокрую челку. Он закашливается, отхаркивая воду, и спрашивает: — Ты совсем охуел? — Как ты… — У Антона вместо слов вырываются уже не хрипы, а какое-то гарканье. Ему тяжело дышать, и легкие режет, а по руке будто отбойным молотком прошлись. — Увидел во сне, — стучит зубами Арсений, обнимает себя руками — убедившись, что он цел, Антон снова оплетает его щупальцами. — Во сне? — Да, мне приснилось, как ты шагаешь с обрыва, — он кидает взгляд на верхушку скалы, которая черной тенью виднеется на фоне грязного неба, — и я сразу проснулся. Пытался тебя догнать. Кричал, но ты не слышал. — Тебе и раньше снились вещие сны? — Антон не помнит, чтобы магия просыпалась в таком зрелом возрасте — а видеть будущее, даже во снах, это точно магия. — Черт, у меня рука, кажется, сломана. Арсений щурится, пытаясь рассмотреть его руку — у него же глаза человеческие, видно плохо… Человеческие глаза? Сколько они пробыли в воде? Антон лихорадочно осматривает белые на фоне гальки ноги Арсения: бедра, колени, голени, ступни — всё мокрое, но никаких следов плавников и чешуи. — Почему ты не превращаешься? — спрашивает он скорее в воздух, чем у Арсения, и не отрывает взгляд от его ног — всё ждет, когда начнется трансформация. — Об этом я и хотел поговорить. Но сначала… нам нужно в больницу, твоя рука… Или ты можешь это исправить? Антон мельком смотрит на руку: плечо и правда какое-то кривое, а локоть согнут в обратную сторону — но, несмотря на пульсирующую боль, это сейчас волнует его меньше всего. — Почему ты не превращаешься? — повторяет он вопрос, на который так и не получил ответа. — Потому что контракт выполнен, я человек, — Арсений уже не просто стучит зубами, а отбивает ими бит для рэпа — наверняка аж дома слышно, — ну, почти. — Почти? Арс, я ничего не понимаю. Антон в каком-то оцепенении: может быть, это какой-то сумбурный сон? Когда люди тонут, они часто видят галлюцинации — это известный факт, всё дело в кислородном голодании. — Иди сюда. — Арсений притягивает его к себе и коротко целует трясущимися губами. — О чем ты, блядь, думал, когда прыгал с обрыва? Ты что, Беллой себя возомнил? Мы же не в фильме, идиот! — Я… Я не знаю, Арс. А ты… Ты какого черта прыгнул? Ты же мог разбиться! — Нет, не мог, я потом объясню. Ты можешь превратиться в человека? — Да… Конечно. — Ты сейчас превратишься, мы доберемся до дома и вызовем тебе скорую, хорошо? — очень ласково произносит Арсений, будто разговаривает с буйным психом или истеричным ребенком. — Не надо, я справлюсь магией, — отмахивается он, а затем осторожно поднимается вместе с Арсением, держит его то ли как невесту, то ли как младенца, хотя по ощущениям в его объятиях крошечный замерзший котенок — пусть и Арсений совсем не крошечный. Одежда у него насквозь мокрая, а Антон вообще в одной футболке: шорты разорвало превращением. Но он, в отличие от Арсения, в морском теле и не мерзнет, потому что привык к холодным глубинным водам. — Дурак, — ворчит Арсений, прижимаясь лбом к его плечу и закрывая глаза, — напугал меня.