Кастинг

Стремительно приближался октябрь. Значительно похолодало, это особенно ощущалось по тому, как сильно начинало щипать руки, как только ты оказывался на улице дольше, чем на пять минут. Город тоже преобразился. Голден Кей утонул в золотой листве, лужах и депрессии от ухода стремительно прогоревшего теплого сентября. Пьеро оказывается в весьма неприятном районе и очень сильно выделяется своей броской одеждой, хотя собирал свой сегодняшний образ из обычных подручных вещей. Ему хватило даже не пяти, а первых трех минут, чтобы замерзнуть после выхода на улицу; на месте встречи он находился уже чуть более десяти минут, ковыряя носком остроносого ботинка скол на асфальте. Занятие казалось ему невозможно увлекательным. - Ты точно уверен, что не хочешь чего-то более интересного, enfant? – раздается, наконец, грубый знакомый голос. На встречу приходит мужчина, которого, пожалуй, меньше всего хочешь видеть в своем окружении. Низкорослый, юркий, слегка маргинального вида человек средних лет, в неизменной черной шапке, надетой на нем в любое время года, и кожаной коричневой куртке, стоящей явно больше, чем можно сказать по первому взгляду. Лицо ссохшееся, с огромными впалыми щеками и темными кругами под глазами, то тут, то там пересеченное морщинами и глубоким шрамом через весь глаз. Пьеро всегда было интересно, как можно было этот самый глаз не потерять, при таком-то ранении. Дуремар держал в грубой руке дотлевающую сигарету и выжидающе смотрел на совсем еще молодого парня, раскрашенного сегодня на манер картинки из черно-белого кино. В искусстве он ничерта не понимал, но это и не было ему нужно. Намного важнее обладать информацией о том, что нужно людям для того, чтобы создавать это самое искусство. Младший из Барабасов был, как раз, наглядным тому пособием. - Да, - малой кивает, пожимая ему руку в знак приветствия, - только то, что я попросил. Дуремар неодобрительно щелкает зубами, проводит пальцами по двухдневной щетине, и лезет во внутренний карман. Он, естественно, знал, что он вернется, потому что это далеко не первый раз, когда Пьеро «переставал употреблять». Все возвращаются. - Самое лучшее на сегодня, - комментирует мужчина, передавая ему в руки бумажный конверт. Мим проверяет содержимое, ощущая специфический запах, и кривится, потому что он непривычно раздражает вкусовые рецепторы. - Что это? - Небольшой подарок постоянному клиенту, - он ухмыляется, отмечая, как брюнет напрягся. - Расслабься, я лично их крутил. Тебе понравится. Пьеро кивает, достает из кармана мешочек золотых и передает его дилеру. Да какая разница, что там. Все, чем он рискует в конечном итоге – это всего лишь его жизнь. Совсем же мелочь. *** Пьеро пробует первую прямо на улице, найдя пристанище в одном из малопроходимых задворок. Он уселся на одну из резных скамей, к спинке которой был бесцеремонно приклеен плакат с собственным изображением. Несмотря на свой импровизированный перерыв в посещении разнообразных тусовок, он все еще регулярно играл в театре, поэтому промо-постеры этого самого театра, естественно, висели почти что на каждом свободном (и нет) уголке их города. Карабас никогда не стеснялся продавать своего сына. Листовки были броские и яркие, особенно премьерные. Только вот Пьеро на картинке выглядел куда лучше и свежее оригинала, крайне измученного бессонницами и кошмарами. Брюнет делает продолжительную тяжку, но, вместо того, чтобы расслабленно выдохнуть дым, наслаждаясь послевкусием, вдруг закашливается, прямо как школьник, в первый раз взявший в руку сигарету, но совравший старшим приятелям о своём стаже курения. - Что ты там намешал, твою мать? Он говорит сам с собой, но его самого это давно уже не удивляло. Привычного сладковатого запаха смесь, почему-то, не имела, зато появился новый, резкий, абсолютно неприятный, который и ударил его в нос на улице при первом вскрытии пакета. Подарок, говоришь? Парень даёт травке ещё один шанс. Позволить себе закинуться чем-то более крепким он сейчас физически не мог, потому что (несмотря на сохранение привычной нестабильности в мыслях, действиях, дисбалансе с самим собой и с жизнью в целом) в последний месяц он начал замечать хоть какой-то, но эффект от лечения впервые за несколько лет. Было бы обидно откинуться, не узнав, к чему оно может привести. В жизни ещё столько не испробовано. Возможно и не стоило бросать терапию все прошлые разы? Последний приём алкоголя сказался на нем не очень хорошо, поэтому, как вариант, тоже отпадал. Всю последующую ночь, обещающую в идеале ему безграничное веселье и улет, он проводит не так уж и весело - выблевывает в унитаз собственные внутренние органы, проклиная то выпитый им виски, то свой организм, то собственную тупость и непослушание в целом. Доктор тысячу раз предупреждал его о побочных эффектах совмещения, но кого это интересует, когда настроение снова скатывается из «жить можно» в депрессивную фазу. Всегда же имеется призрачная вероятность, что это именно он попадёт в список избранных, на которых алкоголь не будет влиять усугубляюще, тот самый минимальный процент. Только вот незадача - в список он так и не попал. Сигареты и самокрутки для него сейчас оставались ярчайшим светом в конце туннеля, единственным доступным средством порвать замкнутый круг запретов. По крайней мере: а) от сигарет не тошнило, б) к ним нормально относился Карабас, в) их можно было купить в любом круглосуточном или настрелять у прохожих. Только вот обычные сигареты всё-таки не утоляли его жажду в ощущении эффекта поломанной реальности. Реальный мир плоский, невзрачный, депрессивный, и если уж приходилось в нем существовать и быть его частью, то возможность заглянуть за кулису другого, красочного, феерического, живого, пусть и не на продолжительное время, давно уже стало тем, от чего ему было необычайно тяжело отказаться. Потому все, что ему пришло на ум, это все также курить сигареты, только на этот раз немного покруче обычной его марки. Вот тут-то на помощь и пришёл Дуремар со всеми своими чудо-алхимическими способностями. Совершенно не тот человек, дружбой с которым нужно было гордиться, но Пьеро, по обыкновению своему, своими экстравагантными и эпатажными связями дорожил. Никогда не знаешь, куда тебя занесет. Он затягивается с мягким шипением и запрокидывает голову на спинку скамьи, вглядываясь в пасмурное небо. А где-то там такое огромное количество звезд. Быстрее бы прошел период пасмурно-дождливой еботни, на окраинах города в ясную погоду по ночам нереально близко видно звезды. Хоть руку протягивай. Посмотреть бы сейчас. Пьеро очень тоскливо, он очень надеется, что трава подарит хоть какую-нибудь, пусть самую кратковременную эйфорию, эмоции, чтобы не пришлось с позором искать их в других людях. Точнее, в одном конкретном человеке. Произошел, кажется, какой-то вселенский баг, иначе как еще логично объяснить то, что происходило. Например, не так давно Пьеро проснулся часов в шесть утра из-за того, что замерз, и через пару секунд спросонок поймал себя на мысли о том, что, а какого это черта Буратино не спит сейчас рядом с ним, потому что сейчас особенно в тему была бы его эта теплокровность. И таких вот ситуаций, в которых ему все больше и чаще хотелось контактировать со своим соулмейтом (от рядовых ситуаций театральной деятельности, до, о боже, желания тусоваться тет-а-тет), стремительным образом становилось с каждым днем неприлично много в его жизни. Так, что сам Пьеро еще больше стал ощущать дискомфорт от самого себя и своих желаний. Он даже поделился этим с доктором, в надежде, что тот как обычно объяснит ему того, что он не понимает, но тот лишь загадочно блеснул своими очками и с мягкой полуулыбкой отклонился от темы, дав очередной завуалированный ответ. Пьеро забросил одну ногу на лавочку, прикрывая глаза. Происходящее в его жизни так стремительно менялось в последние полгода, что он, кажется, даже сам уже не поспевал за ключевыми ее событиями. Травка действительно действует щадяще на него, потому что он чувствует, как его тело расслабляется, а настроение становится едва заметнее, но лучше. Если не шибко понимаешь происходящие в жизни события, проживай каждое из них снова и снова, пока не поймешь. - Ну и что ты так смотришь на меня? - Пьеро вдруг поворачивает голову набок и вопросительно смотрит на плакат со своим изображением, после чего тушит дотлевающую самокрутку о собственное печальное лицо, - бесишь. Что ж, кажется пришло время снова взойти на престол ночного Голден Кей. ***

«И мир, как теннисный корт - Вернётся каждый аккорд.»

Пьеро курит еще одну в своей гримерке за полчаса перед выступлением, забросив ногу на спинку дивана. Ему, наконец, невероятно легко, к тому же он даже не теряет контроль над собственными движениями. Перед тем, как его прерывает какая-то девчонка на побегушках, сообщая, что выход ровно через пять минут, он лишь с третьей попытки надевает рубаху на нужную сторону, после того как секундно решает, что подобранная заранее одежда выглядит сегодня совсем не так, как он хочет. Рубашка свободного покроя, которую он на себя надел, светлая, с огромным вырезом, так что, наконец-то, появляется возможность похвастаться перед всеми коллекцией своих разнообразных цепей на шее. Пьеро ненавидел кольца, браслеты носил редко, и то, обычно только часы, но чувствовал, почему-то, откровенную слабость перед цепочками. Возможно это от отца, хотя тот всю жизнь фанател по перстням. Чем он любил казино, так это тем, что, чем эпатажнее был твой внешний вид, или, наоборот, более традиционней, тем большее количество людей заостряло на тебе свое внимание и отмечало твой вкус. В Голден Кей проживало огромное количество золотой молодежи, поэтому каждое выступление здесь - напоминание самому себе о том, что он всегда должен быть одним из лучших, хотя бы на людях. Его представляют громче, чем обычно, и Пьеро выходит на сцену казино под восторженные крики толпы. Его плавит от травки, но это все еще приятно. За качеством – только к Дуремару, не зря берет свою цену. Неизвестно, что за траву он использует, но все знали лишь один факт, что он добывал сырье где-то на окраинах местных болот. Оставалось лишь надеяться, что он не использует совсем уж жесткую синтетику как дополнительный элемент. Хотя, не поебать ли ему? В нем побывает, рано или поздно, почти вся таблица Менделеева. - Ну что, Голден Кей? – Пьеро мурлычет в микрофон, рассеяно, но с обожанием смотря на смазанные блики, которые, наверное, были его сегодняшней аудиторией. - Готовы разнести это место? Ему снова отвечают аплодисментами и в следующую секунду казино взрывается от звука электрической гитары. Пьеро обхватывает стойку микрофона руками и начинает петь, закрывая глаза - так было приятнее выдавать все, что чувствуешь. По его лицу гуляют цветные блики от прожекторов, играя с едва заметными монохромными узорами на коже. Он поёт свои старые песни, меняя на ходу слова, хотя никто этого не замечает; ходит по небольшой сцене из стороны в сторону, посылает в толпу взгляды, рваные жесты, на определенных моментах снижает вокал до шепота, проговаривая особенно важные по его мнению строчки… чтобы потом подмигнуть и снова зарядить толпу. Пьеро на сцене - не актёр в классическом театре, это - раскрепощённый, живой, молодой, влюблённый в собственное творчество сгусток заразительной энергии. Именно таким его знает и любит Голден Кей. Именно его пропускают на любую из вечеринок и закрытых мероприятий – человека, способного спалить дотла любое место. Буратино полирует стаканы за барной стойкой, когда слышит знакомый голос в микрофоне и последующий взрыв аплодисментов. Улыбается, когда видит своего соулмейта в отличном настроении и сбросившего, наконец, свой интровертный панцирь. Пьеро, вернувшийся на сцену - настоящее событие для казино, вопросом остаётся лишь одно: вернулся ли он сам или попросил кто-то, имеющий огромный авторитет в этих стенах. Судя по надрывающемуся голосу, тянущему ноты то там, то тут - парень растворяется в собственной музыке. Буратино видел Пьеро, делающего что-то через силу. Сегодняшний демон на их сцене не был похож на эмоционального мазохиста, каким он знал его последние несколько недель. Скорее на садиста, судя по тому каким томным взглядом он смотрит на девчонок, которым совершенно ничего не светит. Он заканчивает полировать бокалы и складывает их очень аккуратно на стойку позади себя, после чего снова загадочно улыбается. То, как ожило это и так не мертвое место с появлением на сцене Пьеро - это что-то невероятное. То, насколько Пьеро был сейчас живым – это тоже что-то невероятное. Буратино чувствует едва ощутимую гордость за него где-то внутри и возвращается к работе в более приподнятом настроении. Пьеро сдаётся после пятой песни, прощаясь с толпой ещё около двух минут. Едва качаясь, перешагивает через несколько ступеней, проходя мимо охраны, не пускающей посторонних в служебные помещения, и его подхватывает людской поток. Он улыбается и, в кой-то век, не чувствует, что заставляет себя. Видимо, делать перерывы полезно для собственного ментального здоровья. Возможно поэтому люди уходят в отпуск через некоторое время после напряженного рабочего режима? Кто знает. Его относят куда-то в центр зала, но тут же хватают за запястье, протянув за собой в противоположную сторону. Пьеро не сопротивляется, готовый отдать себя всего сегодня на растерзание, но его в итоге лишь крепко обнимают, когда они останавливаются в одном нелюдимом уголочке. - Кого я вижу, - доброжелательный голос раздаётся прямо у его уха, - грустный принц, наконец-то, победил дракона и вырвался из своей башни? - Ну что ты, дорогая, - Пьеро обнимает невысокую девушку в ответ, признаваясь самому себе, что соскучился по этому ощущению, – Разве мог Голден Кей когда-либо нормально функционировать без меня? - Ты выступил потрясающе, дорогой, - Мальвина пропускает смешок, отстраняется и проводит пальцами по его губам, - Не так хорошо, конечно, как если бы выступал со мной... - девушка шутливо сверлит его взглядом за то, что он никак не сообщил ей о том, что собирается сегодня появиться в казино, - Но я так рада, что ты снова с нами! Ой... - она вдруг переводит взгляд за его спину и кивает кому-то, после чего легонечко сжимает его руку на прощание и растворяется где-то в толпе, наскоро прошептав «bye-bye». Так быстро, что он даже не успевает ничего сказать в ответ. За расписанием Мальвины он никогда не следил, но, возможно, ей здорово досталось за все эти дни его своенравных прогулов. Скорее всего сейчас она бежит готовиться к сольному выступлению, после того, как по указке Карабаса проведала всех особо важных гостей – та еще скука. Пьеро даже стало почти что стыдно. Это со стороны кажется, что жизнь «живой куклы» – сказка, попробуй еще удержать такую популярность в алмазном море, полном акул. Нужно будет обязательно купить ей что-то в подарок, как только появится возможность выбраться в город. Несмотря на все, казино для Пьеро сегодня – глоток свежего воздуха. Он задумчиво поправляет одну из цепочек на собственной шее, которая спуталась с его ключом, когда его снова окликает женский голос. Молодому человеку даже ужасно хочется пошутить на тему собственной популярности. - Пьеро. – очень знакомый голос, но едва им забытый, режет слух так, что он даже на мгновение теряет способность ориентироваться в окружающем пространстве. Громкость музыки, кажется, тухнет в тот же самый миг, когда он поворачивается и замечает девушку в облегающем широкие бедра коротком платье. Как всегда - шикарна и ухожена, зелёные густые волосы мягкими волнами спадают на ее плечи. Коломбина. Эталон женской красоты по его мнению. Настоящая живая кукла. Цветной свет падает на ее лицо, делая из него еще большую фарфоровую маску. - Ma chérie, - Пьеро сильно удивлен, но почему-то не чувствует никакого волнения от предстоящей беседы. Коломбина подходит к нему ближе, как-то даже робко для нее касаясь пальцами его плеча. Даже на огромных каблуках она доставала ростом едва выше уровня его носа. - Что-то случилось, ma chérie? – Пьеро поднимает бровь, пытаясь угадать, что случилось. Угадать Коломбину, конечно же, было невозможно, но каждая попытка, обычно, была волнительна до дрожи. Что ей было нужно здесь сегодня, мим не понимал абсолютно. Коломбина не любила казино сколько он ее помнил, по большей части, кончено же, из-за Мальвины, постоянно мельтешащей перед ее глазами. Когда они были вместе, Пьеро пару раз брал ее с собой в качестве дамы своего сердца, но все разы после его выступлений он не находил ее ни в одном из помещений. Балерина испарялась и находилась только на следующий день, не желающая давать какое-либо объяснение своим поступкам. В этом была вся она, «Ледяная Королева Золотого Ключика», прекрасная в своей холодности. Девушка явно чувствует неловкость, но подходит к нему еще ближе, сокращая расстояние, потому что начинается особенно громкая песня. Иронично то, что эта песня принадлежит Мальвине – Пьеро лично писал для нее музыку. В нос ударяет запах мускатного ореха, надо же, до сих пор пользуется этим маслом для волос. - Тебя давно не было видно, mon cher, – она смотрит на него внимательно, будто бы изучает, - важные дела? Важные дела? Ну если можно назвать депрессивный период, полный терапии, отрицания и жалости к самому себе, важным делом, то да, он, неприменно, был очень занят. Забавно, столько времени прошло, а обращаются к друг другу так же, как и пару лет назад. - Не припомню время, когда бы тебя снова стала интересовать моя жизнь, ma chérie, - Пьеро мягко улыбается ей, не совсем понимая, к чему она затеяла этот разговор. Ей что-то было нужно. Роль? Она лучшая балерина на сегодняшний день. Актерские амбиции у нее поутихли тогда, когда она поняла, что может получить популярность в том, что действительно умеет. Деньги? Совершенно точно не нуждалась. Услуга? Вполне в ее характере. Ставим на это. - Не помню времени, когда бы ты был так груб со мной, mon cher. – В голосе девушки слышится едва заметное раздражение. Трудно, наверное, унять свой характер главнокомандующей. - Я скучала, - Коломбина вдруг встаёт на носочки, обнимает его за шею и… целует в губы, не позволяя никак среагировать. Глаза Пьеро неосознанно расширяются. Когда в последний раз это было? Глаза девушки закрыты, она запускает пальцы в тёмные волосы, обнимая его еще сильнее, сокращая все возможное расстояние между ними. Только вот он, почему-то, ощущает вовсе не счастье и выпрыгивающее сердце из груди, не взрыв эндорфинов, а дискомфорт, петлю, которая все туже затягивается на его шее, как только она углубляет поцелуй. Становится трудно дышать. Пьеро ощущает нарастающую панику внутри. Перед глазами – картинки прошлого, за такой короткий период его кидает в беспамятство; запой, слезы ревности, случайные связи, разбитые предметы – все это сменяется как страницы комикса, шумом взрывается в голове… и утихает. Ещё три месяца назад он убил бы за этот поцелуй любого, кто встал бы у него на пути. Сегодня - он мягко прерывает поцелуй первый, высвобождаясь от ее объятий, отступая на шаг назад. Паника исчезает, будто ее и не было. Дышать становится легче, он даже касается собственной шеи, проверяя, не осталось ли каких видимых следов удушья. Коломбина смотрит на него своими зелёными глазами, не понимая, почему Пьеро, обычно изнывающий от любви к ней, сегодня такой странный. Молодому человеку хочется смеяться, потому что он смотрит на эту потрясающую красивую женщину, стоящую перед ним, и ничего не чувствует. Это чувство было таким эйфорическим и безумным, таким нереальным, что оставалось только смеяться, не могло же с ним этого произойти на самом деле. - Все нормально? - Коломбина нервничает от его реакции, это видно по тому, как часто ее пальцы оказываются на тонкой лямке ее платья, - Ты ничего не говоришь. Пьеро еле сдерживает смех, потому что внутри все вдруг переворачивается с ног на голову: как он, блять, пропустил момент, когда перестал что-то к ней чувствовать? На что он только умудрился отвлечься настолько, что его перестали волновать Арлекино, Коломбина, их крепнущие изо дня в день отношения? Это вообще возможно? Как он умудрился забить на огромнейший пласт своей жизни и даже не заметить этого? Пьеро начинает перебирать пальцами прохладный металл цепочки, не в состоянии более сдерживать улыбку. Сегодняшний день был полон какого-то ебучего рождественского волшебства, может он спит до сих пор? Может Дуремар добавил в траву грибы и его глючит? С него станется. - Я хотела, чтобы ты узнал от меня лично, что… - она собирается что-то ему рассказать, но Пьеро вдруг касается своих губ в жесте, показывая, что ей нужно остановится. Девушка умолкает, а брюнет снова делает шаг ей навстречу и касается пальцами пряди прекрасных длинных волос. Коломбина необычайно хороша, только вот красота ее лишена каких-либо эмоций. Сейчас он это видит. Пустой сосуд. - Прежде чем делать такие безумства, ma chérie, - он берет ее руку в свою, рассматривая некогда самое желанное в мире лицо со слегка нахальной улыбкой, - проверяй актуальность своего предложения, - он целует ее ладонь, оставляя на ней едва заметный след. Коломбина не теряет лицо, но Пьеро совершенно точно может сказать, что оскорбил ее. Она в ту же секунду выдергивает свою руку и дает ему громкую пощечину, моментально скрываясь в толпе. Пьеро начинает хохотать, так сильно, что сидящие на дальних столиках люди с опаской и шепотками косятся на него. *** «Золотой Ключик» затягивает его в водоворот социальных коммуникаций, похороненных им за пологом собственной кровати. Наверное, уже перешло за три утра, судя по тому, как регулярно меняющиеся лица стали встречаться все чаще и чаще. Брюнет чувствует моральную усталость, да и улыбка уже не кажется каким-то желанным занятием. Алкоголь все еще отрицался им - каждый раз, когда официант предлагал ему выпивку, больших трудов стоило держать себя в руках, но слишком уж свежим было воспоминание о неприятных побочных эффектах. Некоторое время он бродит по казино в поисках запасного для себя выхода. Измученному актеру требуется глоток свежего воздуха, оазис спокойствия. Дорога до бара занимает чуть больше времени, чем он планирует. По пути он дарит широкие улыбки всем, кто его зовет, беседует со всеми знакомыми и нет людьми, которые становятся на его пути. Запасной выход, который он сейчас ищет для себя в лице светловолосого официанта, на месте отсутствует, но, судя по всему, ненадолго, но терпеливость покидает его сразу же, как только он забирается на барный стул и отстукивает ровно семь нот играющей в казино песни. Пьеро наваливается корпусом на барную стойку, чтобы заглянуть за нее, но даже так не находит того, что ищет. К нему тут же подоспевает вторая девушка-бармен с идеальной прической и в облегающей блузе, выгодно подчеркивающей ее формы. Она, кажется, не узнала сына босса со стороны, но решила самостоятельно отрегулировать ситуацию. - Прошу прощения, сэр, вы в поряд… ох, Пьеро! – девушка слегка отступает назад, врезаясь в стенд со столовыми приборами от неожиданности. - Буратино? – он улыбается ей, пожалуй, самой доброжелательной улыбкой, на которую был способен, и действительно не хочет ее убить. - В подсобке. - Спасибо, куколка, - он посылает ей воздушный поцелуй, в ответ на который девушка едва заметно краснеет. У Пьеро необычайная харизма, особенно, когда настроение хорошее. Он соскальзывает со стойки и через секунду пропадает в толпе. Почему этого идиота всегда нужно где-то искать. Ситуация с Коломбиной напомнила ему кое о чем: взрослые решения всегда даются ему с трудом. Поэтому он ничего никогда не решает, действует по наитию. Привязанность к кому-то – слабость, ахиллесова пята на твоей менталке. Пьеро понимает это куда лучше всех вместе взятых в этом замкнутом помещении, поэтому ноги ведут его сами, потому что у его разума больше нет сил сопротивляться. Или желания. Буратино кажется уставшим, роется в огромном контейнере металлической лопаткой, набирая в чашу крупный лед для дробилки. Коктейли сами себя не остудят, а спрос на них сегодня гигантский. Выходные дни всегда были особенно любимы завсегдатаями казино. Он не замечает присутствия Пьеро в комнате, так как стоит к нему спиной, поэтому совершенно не видит того, как тот борется с собой еще в течении половины минуты, прежде чем сделать пару шагов вперед и уткнуться лбом в его слегка ссутулую спину. В нос ударяет мягкий свежий запах чужой рубашки. Блондин вздрагивает от неожиданности и пытается развернуться, чтобы понять, что происходит, но Пьеро силой останавливает его, хватая за оба предплечья. Буратино узнает эту хватку, из-за чего начинает нервничать, сбивает полузаполненную чашу со льдом им под ноги. Чаша бьется о каменный пол с характерным металлическим звоном, лед рассыпается по всему периметру, но Пьеро даже не ведет бровью. - Стой так, - его голос спокойный и тише, чем обычно,- прежде, чем ты что-то мне скажешь, скажу я. - Хорошо, - он отвечает совершенно спокойно, так, как будто бы на него каждый день налетали со спины без предупреждения. Обычное дело, рутина. Буратино ничего не понимает, но вдруг перестает быть настолько напряженным, из-за чего и Пьеро чувствует себя чуть более уверенным. Наверное, на самом деле он куда более труслив, чем о себе думает. Резать собственное тело, ходить по парапетам мостов зимой, да даже разговаривать с отцом во время трипа и то было проще, чем то, в чем он сейчас публично собирался признаться. - Люди часто говорят: «мы встретились и это судьба», - он сглатывает, потому что в первый раз в жизни не знает, как подобрать слова так, чтобы его поняли без искажений, - но это все чушь. Стопроцентная ложь. Буратино слушает внимательно, упираясь взглядом в ящик, бесконечно наполненный кусочками льда разных размеров. - Во-первых, что еще за судьба? – он фыркает, в поле зрения его взгляда попадает завязанный бантик фартука чужой рабочей формы и брюнет находит точку опоры в рассматривании причудливых узоров, обрамляющих его края и вышитых золотом букв «GK», - Мы живем в ебнутом мире, где принято считать, что все, что у тебя происходит в жизни кем-то предписано, и ты не представляешь, как меня это, сука, бесит. Он сильнее сжимает чужую руку, потому что в первый раз за очень долгое время действительно говорит то, о чем думает, абсолютно никак не фильтруя свои мысли. Все, что он сдерживал в себе долгие годы, чем делился только с собственными демонами или тетрадными листами, о чем пел в песнях, заворачивая смысл в тысячу морфемных слоев, лишь бы никто не расшифровал, вдруг так просто вырывается из его груди, готовое разлиться по пространству. - Для меня нет ничего хуже, чем жить по спланированному сценарию, потому что я, черт возьми, сам их придумываю. – Он продолжает чуть более эмоционально, чем за секунду до этого, - Так какого черта я оказываюсь не в состоянии повлиять на любые, порой самые мелкие и ебнутые вещи в своей собственной жизни? Я, который, блять, прописывает по десяток характеров в пьесах, от которых в экстазе оказываются старые пердуны, спонсирующие мой театр. Блондин аккуратно опускает металлическую лопатку, понимая, что, скорее всего, монолог будет немного дольше, чем можно подумать. Сначала он испугался стремительному желанию Пьеро заставить себя выслушать, но спустя пару реплик он осознал, что то, что он слышит сейчас, кажется, совершенно не являлось им запланированным. Вот он, Пьеро в его естественной среде обитания – спонтанные поступки и решения, принимаемые здесь и сейчас. Он слушает, что-то внутри подсказывает, что на эти слова необходимо обращать максимально много внимания, потому что это действительно важно. - И сейчас я снова в этой ебучей ситуации, когда все, что я бы не предпринимал, просто тащит меня по течению, даже если я хочу плыть в ебучую другую сторону. - Небольшая пауза перед тем как продолжить, - Это такой абсурд, почему какая-то судьба должна решить за меня то, с кем мне станет наконец спокойно. Я хочу сам это прочувствовать. Хочу иметь право выбирать. Буратино слушает и не перебивает, хоть и не разделяет подобное мнение. Вся человеческая жизнь состоит с рождения из регулярных выборов, по крайней мере его жизнь точно. Он был бы бесконечно рад, если бы что-то за него хоть раз в жизни решила бы судьба. Но Пьеро другой. И мир, в котором он живет, совершенно отличается от его мира. Это невозможно было отрицать, но их связь, кажется, являлась хлипким мостом между их мирами, внеплановым укреплением которого оказался театр, в который Буратино попал по счастливой случайности. - Все это время я до беспамятства любил одну прекрасную женщину, которая сводила меня с ума. Я сгорал от невозможности видеть ее и прикоснуться к ней, сгорал от ревности, любви, желания, ненависти, еще тысячи чувств, дававших мне вдохновение, смысл жизни, - он прикусывает губу, потому что это, наверное, самый тотальный фейл в его жизни на сегодняшний день, - а сейчас, когда, спустя такое огромное количество времени, у меня появилась возможность делать с ней все, что я захочу… я чувствую, что она не вызывает во мне ни единой эмоции. Ни одной сраной реакции. Я хочу вскрыться. Он делает продолжительную паузу, прежде чем сказать то, о чем не знает ни одна единая душа. Едва дышит, потому что начинает осознавать, что, возможно, дороги назад у него уже не будет. Он прикусывает часть нижней губы, понимая, что ужасно обижен на собственную жизнь, будто маленький ребенок, которому подарили на праздник не ту игрушку, о которой он писал в письме для Санты. Почему жизнь настолько придирчива именно к нему? Почему Коломбина пришла к нему именно сегодня, ни вчера, ни месяц назад, ни полгода? Ей нельзя было верить, и он, конечно же, не верил, ведь все в театре врут, но это, несмотря на рвущийся изнутри смех, так сильно ударило по его эго, что Пьеро осознает, что, наконец-то, пришло его время сжигать мосты. И вот он стоит уже на другом берегу, только кинуть спичку оказывается действительно страшно. - Знаешь... Мальвина, ты, моя старшая сестра… вы ведь реально очень похожи в своей этой непоколебимой ебучей вере в меня, в то, что я не хуевый, не разочарование семьи, но я слишком эгоистичен, чтобы так просто принять этот факт, - Буратино, наконец, подает признак жизни, потому что мим никогда не говорил о собственной сестре, всячески пытаясь избежать любого упоминания о ней. Пьеро сглатывает, борясь с огромным комом, застрявшем в горле, - Когда сестра… умерла…, - блондин слышит, как дрогнул его ровный голос, чувствует его неосознанно начавшийся тремор, - я конкретно так ебнулся. Он вдруг пропускает невеселый смешок в абсолютной тишине. Оказалось, что сказать спустя столько лет, наконец-то, простое «умерла» вместо «уехала» оказалось до болезненного приятно и даже не так уж и страшно. – Я совершенно точно отказываюсь воспринимать наличие такой хуйни как «судьба», потому что какого тогда хуя Лотти убила себя и оставила меня одного. Погодите, его сестра что? Буратино меняется в лице и дергается в почти мгновенной попытке наконец увидеть его лицо, но Пьеро конечно же предвидит это, потому еще сильнее жмется к его спине, блокируя любую возможность этого. - Просто дай договорить, - произносит он в приказном тоне, что совершенно не вяжется с тем, что он делает. У Буратино в голове не укладывается все, что он рассказывает. Мысли копошатся в черепной коробке вместе с тысячей возникающих друг за другом вопросов. Так вот для чего ему все это. Почему никто не знает об этом? Когда это произошло? Почему он решил рассказать ему об этом? Почему именно сейчас? Погодите. Хотите сказать, что все это время Буратино, на полном серьезе пытающийся вытащить из собственного соулмейта хотя бы грамм личной информации, стараясь действовать максимально деликатно, просто чтобы начать понимать его чуть лучше... только что получил почти все ответы на свои вопросы разом, только потому что Пьеро просто взял и в собственной манере вывалил на него все в формате краткого (пусть и очень эмоционального) стендапа? Ебануться. Просто ебануться. Слов нет. Он обжигает пальцы о холод, потому что впивается пальцами в край металлического контейнера как в единственную доступную опору. - Знаешь, что еще меня бесит? – Брюнет вдруг смягчается и трется о чужую спину, прикрывая глаза, понимая, что, кажется, рассказал только что то, что сильнее всего драло его сердце в последние полгода. Окружающий мир мягко крутится за закрытыми веками, но ему все еще не становится от этого плохо. Есть предположение, что он пожалеет обо всем тогда, когда его накроет неминуемый отходняк, но на данный момент, с каждый высказанным словом, ему становится так легко, что хотелось снова выйти на сцену, чтобы рассказать об этом песней всему ебанному миру. – Что после всего этого дерьма, связанного с судьбой, я встречаю тебя, своего сраного соулмейта, всего такого из себя хорошего, правильного, светлого, солнечного пай-мальчика, - Пьеро ухмыляется, - и моя жизнь из спокойной череды деструктивных поступков, которые я сам для себя выбрал, снова идет по пизде. Из-за тебя я даже подохнуть не могу по-человечески, потому что мне интересно, что с тобой происходит. Ты так меня бесишь. Пьеро умолкает, и у блондина появляется возможность хоть что-то сказать. Он открывает рот, но брюнет снова опережает его. На самом деле ему совершенно не нужно было знать, что думает об этом всем его собеседник. Приятнее считать, что он просто в очередной раз пришел пожалеть самого себя, а также признаться себе в том, что человек, стоящий перед ним, каким-то невообразимым образом прошел сквозь все его барьеры, абсолютно наплевательски поселившись за ними, как у себя дома. - Я хочу, но не могу это контролировать. К тебе тянет. Тускловатый подсобный свет раздражает, звук и цвет, доносящиеся из-за приоткрытой двери тоже, но только потому что ему совсем немного хотелось бы видеть, как расширились от неожиданности чужие глаза. Он, наконец, отпускает чужие руки, возвращая человеку возможность контролировать собственные движения. Пьеро находит в себе остатки достоинства, чтобы ответить за все свои слова, поэтому даже не отводит взгляда с чужого слишком спокойного лица. Очень хочется струсить, но что-то внутри заставляет ноги прирасти к полу. Он закусывает губу, единственное, пожалуй, что сейчас выдает его невроз, и просто смотрит в чужие глаза, естественно, с вызовом. - Дай мне минуту. - Буратино кажется ошеломленным и потерянным, это видно в его бегающем взгляде и неловкости, с которой он прирос к земле, встретившись с его глазами. Слишком много информации, понимаю. Надо переварить. Пьеро продолжает смотреть в его лицо, слишком раздражающее сейчас, но в какой-то век ставшего до отвратительного близким. - Пойдем покурим? – Буратино вдруг оттаивает и смотрит на своего соулмейта почти что жалобно, – Прости, ты просто немного… умеешь удивлять. Пьеро даже не удивляется, потому что абсолютно ничего не ждет, но совсем немного, но доволен собой. На самом деле ему не нужен никакой ответ со стороны своего соулмейта, просто сегодняшний день не мог закончится как-то иначе. Ему нужно было это сказать - и он сказал. Ни больше, ни меньше. Плевать на последствия. «Ну конечно же не нужен», в глубине сознания просыпается наглый внутренний голос. «Просто заткнись», отвечает самому себе Пьеро. *** Они покидают подсобку через служебный выход, поднимаются по ступенькам вверх и попадают на типичный узкий задворок. Буратино достает пачку из кармана рабочего фартука и закуривает первый, предлагая сигарету Пьеро. Тот ухмыляется, подходя ближе, и забирает ее, но только не новую, а ту, которой уже успели затянуться один раз. - Ты отлично выступил сегодня, - Буратино зажигает вторую, затягиваясь на все легкие. Пьеро поживает плечами, устраиваясь на балюстраде лестницы. И кому надо было на задворках создавать произведение архитектурного искусства? Этот дом не переставал его удивлять. Брюнет не чувствует неловкости, скорее, наконец-то, обретает спокойствие, которое и искал в последние часы в «Золотом Ключике». Рядом с Буратино всегда так, стоило и в этом себе признаться. Блондин задумчиво прикусывает губу, будто бы проворачивает в голове слова, что услышал. Он облокачивается спиной о стену, забивая на чистоту собственной рубашки. Скоро конец смены, вряд ли кто обратит внимание на состояние его одежды. - Я не знал о твоей сестре, - естественно, он начинает с самого важного, - Мне очень жаль. - Никто не знал, - Пьеро снова пожимает плечами, рассматривая, как огонек сигареты все сильнее пожирает бумагу, оставляя за собой пепел. Не то, чтобы ему было неприятно разговаривать сейчас об этом. Скорее, наоборот, впервые за столько лет ему удалось вслух произнести не травмирующую ложь, а правду, пусть и болезненную. Это ощущение дорогого стоило. Будто кто-то снял вековые цепи, мешавшие ему двигаться. Приятная грусть. - Признаться, я не давал себе и шанса на что-то надеяться, - блондин наклоняет голову в его сторону, наблюдая за тем, как органично вписался Пьеро в окружающее их пространство. - А на что ты хотел бы надеяться? - Пьеро задает вопрос, на который оба знают ответ. Отрицать и игнорировать связь – глупо и болезненно. Буратино не отвечает на абсолютно риторический вопрос, тушит сигарету о стену рядом с собой, подходит к урне рядом с лестницей и кидает туда окурок. Вдруг касается чужого плеча, заставляя собеседника поднять на себя голову, после чего наклоняется, накрывая чужие губы вместо ответа. Пьеро чувствует ток, разливающийся по телу, когда теплая рука касается его шеи. Совершенно иные ощущения. - Спасибо, что признался. Мне очень приятно, - Буратино отстраняется с легкой улыбкой, последнее, что замечает мим – едва заметный озорной блеск в голубых глазах. И что это его там так развеселило? До Пьеро вдруг доходит смысл сказанных ему слов и он вдруг неожиданно для самого себя волнуется, так, что дергается назад, едва не падая с лестницы. - Я не…! - Давай сходим куда-нибудь в следующий раз, - Буратино прерывает его и смеется, потому что чувствует себя до невозможного хорошо. Кто бы мог подумать, что Пьеро, один из лучших актеров драматического театра, способный отыграть абсолютно любую эмоцию, не способен понять их, если сталкивается с ними вне сцены лоб в лоб. Он похож на потерянного ребенка сейчас. Это просто золото. - Мне нужно на работу. Он не дожидается ответа и исчезает в служебном помещении уже через пять секунд, спустившись по лестнице, ведущей вниз. Пьеро опускается на холодные ступени, аккуратно опираясь спиной на фигурный столб. Он чувствует, как его бросает в жар, потому что, кажется, понимает, что все, что произошло с ним за сегодняшний день как-то слишком стремительно меняется вектор его жизни. Неизвестно, что такого добавил в траву Дуремар, но Пьеро в первый раз в жизни был ему настолько благодарен. Как говорится, отличный день, чтобы влюбиться.