От судьбы не уйдешь. Или первое впечатление всегда будет верным.

На следующий день — произошло много чего интересного, но абсолютно ничего такого, что могло подтвердить неискреннюю добросердечность альфы. Не успел Корхем проснуться, и по-новому заходу начать думать о злосчастной коробке, будто он и не спал вовсе, как затрезвонил мобильник. Звонил Деис — справиться — не разбудил ли он его случайно, как он себя чувствует, и оповестить, что заедет в больницу опять же вечером, как освободится после работы. Отчитался, что Лео он завтра дает заслуженный отгул, и тот обязательно, может и не прямо с утра пораньше, так как этот товарищ-соня склонен к большой любви поваляться в кроватке, и обычно, в выходной до обеда, его вряд ли добудишься, придет его навестить. Голос добрый, спокойный и подозрительных угрожающих ноток, хоть как-то доказывающих существование тайного черного замысла, омежка в нем не заметил. Неужто до такой степени притворяется? Но даже Салиэнс рассказывал, что его сын не способен на какие-либо каверзные поступки. Таить в душе зло, нападать исподтишка, когда противник ничего такого не ожидает — не его конек. Обычно все решается с маху и прямо в глаза. И это в принципе правда. Сынуля никогда не кляузничал отцу о происходивших разногласиях, они ссорились чисто между собой. Он потом сам обо всем догадывался. И по обыкновению, Деис никогда не скрывал недовольство, он при каждом удобном случае не забывал напомнить, насколько сильно он «обожает» его. Ирайе, обрадовал хорошими новостями, после завтрака разрешил погулять, если он ну очень желает, но для перестраховки лучше еще один денек поваляться. Омега, несмотря на то, что ноги его окрепли и он практически ровной походкой в состоянии передвигаться без посторонней помощи, решил все же согласиться со вторым пунктом. Куда ему спешить. Успеется погулять. Он и так своего ребятенка перегрузил кучей проблем, пусть лучше он полностью выздоровеет, тогда и потопает на прогулку. Единственное, что паренек позволил себе, так это наконец отправиться в душ. Освежившись, и почувствовав себя «белым» ожившим человечком, Корхем и вовсе пришел к выводу: Какого ему вообще надо париться из-за бестолковой белиберды?. Пока он купался, его осенило прозрение: Он же теперь не один. У него же вроде как крутой друг есть. Чего он дергается и накручивает себя всякими глупостями? Ирайе… Он обещал, что позаботится. И чего интересно сразу не вспомнил о „крыше“? Что бы не случилось, он не позволит Деису обидеть его. Савуару уж точно под силу направить мозги разбушевавшемуся Эратте. Жаловаться Корхем, равно как и Деис, никогда не любил, но если припечет, он уже однозначно не промолчит, и с легкостью переступит привычные принципы. Но может стоит надеяться, что он таки зря морочится и доктора не придется звать на подмогу. Может Деис одумался, и совершенно не собирается ему вредить, даже если и рассекретил нехорошую склонность. Решил поступить как мужик — из-за блядской стыренной ручки постеснялся дикий ор поднимать. Просто, в отместку выкинул молча ворованное имущество на помойку и дело закрылось. Это было б неплохо... Бессмысленная грызня и без того напрягает. Ближе к обеду в палату, как гром среди ясного неба, вся заплаканная и расстроенная, нагрянула миссис Воцем. Мальчик совсем не ожидавший в ближайшее время каких-либо посетителей, тихо наслаждался чтением, целиком погрузившись в изумительный мир межпланетных баталий, плавно пересекающихся, с не менее восхитительной любовной историей, и время от времени не забывая угощаться остатками фруктового натюрморта, принесенного Деисом. О том, что фрукты пропадут, беспокоится уже точно не надо — он поделился с доктором, с медбратом, ухаживающим за ним, и там в принципе осталось не очень много всего. Порой, пока омега неспешно перелистывал одну за другой страницы, он ловил себя на совершенно идиотской мысли, подло возникающей в его голове и честно говоря, изрядно вводившей в смущение — хотелось, чтобы наступил поскорее вечер. И вовсе не из-за того что ему скучно, или до конца не проникся литературным сюжетом. Нет, все здорово — книга, и в палате он себя чувствовал как на дорогущем курорте, чувствовал, что наконец получается отдыхать — телом, душой, просто хотелось его увидеть. Даже несмотря на то, что Деис возможно, затаил лютое зло. Это была страшно нелепая мысль. Разве это нормально? Желать увидеть своего мучителя, на которого он в порыве дикой ненависти бросался с ножом, и в недалеком прошлом, даже от одного отвратного вида красавчика-альфы тянуло на рвоту? Нормального маловато, но Корхем с собой ничего поделать не мог. Колосcальных усилий, не думать о сегодняшнем вечере, катастрофически не хватало — подлые мыслишки о предстоящем визите сами собой нахально возникали и будоражили мозг, эгоистично не давая возможности толком сосредоточиться на чем-то другом. Может фантастическая повесть их навевает? И вообще, если об этом — очень странно, что такое твердолобое чудище способно вникать в нечто романтичное, рассказывающее о безграничной чистой любви истинной пары, которой чтобы быть вместе, предстояло много чего пережить. На пути друг к другу возлюбленным суждено не только преодолеть просторы необъятного космоса, но и нечеловеческую вражду — и альфа ведь не просто подержал в руках книгу и по-быстрячку пролистал, он рассказывал, что это одна из любимых историй. Значит Деис не только помешан на своей великолепной персоне, бухгалтерских отчетах и планах компании? В его душе есть место и для каких-то загадочных грез, и сердце открыто для чувств? Интересно… А какие они? И о ком он мечтает? Блин… Ну вот! Снова поехало!.. Миссис Воцем внезапным прибытием помогла разогнать все странные мысли по затаенным углам. Она отругала его, словно дите нерадивое. Ну как отругала, скорее она больше причитала и всхлипывала, стараясь сдержаться от очередного рыдания, приступ которого, судя по красным глазам не так давно миновал. Отчитала, что он ничего не сказал ей, партизански промолчал насчет днюхи, не позвонил, когда стало плохо. И вот как он — дурило безголовое, мог до такой степени легкомысленно поступить? Если б он хоть словом обмолвился по поводу праздника, она бы естественно никуда не поехала. Изменить планы не составляло труда — семейные дела понемногу налаживаются, развод отменился (это сильно порадовало), единственное, она занималась внучком, пока дети где-то в походе мирились. Но малыша можно привезти в особняк, Деис не был бы против, затем испечь день-рожденческий торт, закатить небольшую пирушку. И никакого скандала с хозяином, (оказывается Деис старушке и про него рассказал), она его уж точно не допустила. А так получается, она-дура набитая во всем виновата, взяла и бесчестно оставила его, когда ему совершенно нельзя одному оставаться. А если б что-то действительно произошло — с ним, с ребенком, или с обоими — она же себе этого никогда не простила. Что говорить. Если приписать к несостоявшейся вечеринке и знакомство с маленьким внучиком, который наверняка растрогал и умилил его до безумия, нежданный приезд Деиса с подарками… Конечно, все могло произойти по-другому. Может появился повод поговорить с кровопивцем без обморока и попадания в клинику, и они наконец нашли общее разрешение конфликта менее экстремальным путем. Кто его знает, каким образом все вышло… Но можно с уверенностью сказать, вряд ли у него потом появились желания: нажраться, позвонить Майклу, получить окончательную, переполнившую до краев чашу терпения, порцию огорчений, оставить себя без волос и напоследок очутиться бы при смерти… Корхем пытался всячески успокоить бедную домоправительницу, почему-то в случившемся, винившую только себя, хотя ее вины не было. Но что можно доказать расстроенной женщине? Единственное, чем получилось урезонить невменяемость горестной дамы, так это тем, что он с превеликим удовольствием принялся наворачивать принесенный в небольшом термосе супчик, сваренный специально для него из каких-то полезных штукенций. Потерянный аппетит с заметной скоростью возвращался, может лекарства действовали, или действовала располагающая атмосфера больницы, но заставлять себя не пришлось. Тем более бульончик, с плавающими в нем непонятными овощными и мореподводными элементами был восхитителен. Он уже почти доедал горячий ароматный гостинчик, параллельно с этим, от чистого сердца расхваливая непревзойденное куховарское мастерство миссис Воцем, которая к тому времени уже передумала плакать и счастливо улыбалась наблюдая за ним, как появились люди, которых ну вообще не ждали. Появление родителей Салиэнса повергло в неописуемый шок не только пораженного мальчика, но и пожилую мадам. Судя по недвусмысленному выражению крайней ошарашенности, возникшему на лице, она чуть со стула не рухнула, благо что сам Корхем находился уже в полулежачем положении, и падать ему неудобно, разве что с кровати скатиться. В палате повисла неловкая тягостная тишина. «Зачем они пришли? Позлорадствовать? Поиздеваться? Спросить — какого черта он не сдох как собака, и находится тут в живом состоянии, радостно поглощая чужую еду?..». Старички тихо несмело поздоровались, нарушив тем самым, возникшее затруднительное молчание. Видимо они чувствовали такую же неловкость, и прекрасно осознавали, что их прибытие, упало точно снег на голову. Парнишка с женщиной так же, им в тон, ответили на приветствие. Корхем не видел дедулек с самого удручающего дня похорон. Они изменились, и в не хорошую сторону. От бойкого загорелого вида пенсионеров, коими мальчик их помнил, мало что осталось. Оба более постаревшие, фигуры ссутуленные. Валей — омега, еще в некоторой степени сохранил остатки былой горделивой осанки, но Асин — альфа, совсем уменьшившись, сгорбился, и стал чуть ли не одного роста с супругом, хотя ранее, омега ему едва доставал по плечо. Лица, раньше выглядевшие достаточно хорошо для преклонного возраста, осунулись, к былым морщинам добавилось изрядное количество новых, а волосы — они совсем побелели. У мальчика, когда прошло первое шокирующее впечатление от неожиданного прихода, прямо сердце скрутилось от жалости. Да, пусть они его ненавидели, но они пережили ужасное горе — похороны любимого сына, не счастье для любого родителя. И оно несомненно отразилось не только на внешности, сложно вообразить, что у них творилось в душе. Смотря на несчастных престарелых созданий, ребенок вдруг понял, что он больше ни капли не злится на них. Ни за то, что они сняли обручальное кольцо с руки умершего супруга, чем дали понять, что его личность вместе с ненужным ребенком абсолютное ничего, ни за то, что всеми силами способствовали его отправке в никому неизвестный приют, ни за то, что вообще категорично против настроены, чтобы он появился и жил в их знатной семье. Не за что больше злиться. Горькая обида растворилась в душе. Бог им судья. Но только, все же — зачем они появились? С мирными или враждебными намерениями? Он их простил, да… Но выслушивать очередную пахабщину… Нет уж, увольте! Оказалось, что с мирными. Никто не злорадствовал, и тем более не спрашивал — почему он не сдох. Спросили только: как он себя чувствует, и получив краткий ответ — хорошо, боле ничего не спросили, судя по всему, им и так все известно, раз они здесь очутились. Пожилая пара прибыла с целью пополнить довольно отощавший фруктовый запас, правда в этот раз принесли один образец — пластиковую корзинку, вмещающую в себя этак два-три кило красного винограда. Такого крупного и аппетитного, мальчик еще сроду не видывал. Сказали, что сорт из личного виноградника, очень полезный, и выращенный без химикатов. Поставили на тумбочку литровую бутыль с кефиром, опять же — самым натуральным и домашним, какой только бывает. Коробку с подкупающе-привлекательными, и очень вкусно пахнущими печеньками. Ну и напоследок несколько бутербродов, щедро намазанных, похоже что красной икрой, и еще один термос с супчиком. Правда, дедушки поначалу не хотели его оставлять, что типа раз их опередили, и Берта его уже накормила, то принесут горячее в другой раз. Омега давно устал поднимать с пола, вечно падающую от изумления челюсть, она с недавнего времени, там тихо постоянно лежала, но это уже что-то с чем-то. И вот как спрашивается, на это все реагировать? Зачем? Почему вдруг все забегали? С какой целью родственнички неожиданно вспомнили, что он существует? Заела совесть, что он плохо питался? Но это абсолютно ничья вина, кроме себя винить некого. Напугались, что он чуть не откинулся? Навряд ли. Может все же задумались, что они могли остаться без внука? Почувствовали вдруг себя дедушками? Но получить ответы на все вопросы, не представлялось возможным. Вслух задать их, мальчонок не мог. Хотя, может стоило? Набраться наглости и врубить правду-матушку, все что на душе накипело? Но Корхем сдержался, он простил их, зачем нагнетать обстановку. Старикам пожалуй, и так тяжело. Скорее всего пришлось изрядно переступить через себя, чтобы прийти его навестить. Вели они себя очень сдержанно и мало разговаривали. В основном говорил пожилой омега, просто комментируя принесенные яства, и объясняя как оно все при беременности полезно. И они даже от смущения, глаза поднять на него боялись — смотрели либо на пол, либо куда-то еще, ну никак не в его сторону. Чувствуют вину за собой? Если честно, верится в это с огромным трудом. Но надо думать, все делалось от чистого сердца, без скрытых умыслов. Хотя, он паршиво разбирается в людях, ведется на любое подобие ласки и доброты. По голове чуть погладили, и он уже радуется как дурачок… А потом расстраивается. Может, пока не поздно, лучше послать их к чертям собачьим? Но так хотелось им верить… Мальчик попросил не забирать суп, пообещал, что вечером до него обязательно доберется — в термосе он будет долго горячим, и до ужина с ним ничего не случится. Это чрезвычайно подбодрило настроение старичков, Валей даже смог улыбнуться, видимо тем самым, поблагодарив за оказанную моральную поддержку. По всей видимости, они даже не ожидали теплого приема, и были готовы, что их действительно пошлют куда подальше вместе с их угощениями. Пара не пробыла долго, может минут двадцать. Распрощались на довольно радушно-приподнятой ноте, напоследок предупредив, что еще заглянут, принесут опять чего-нибудь вкусненького, либо передадут гостинцы через Деиса или Берту, и пожелав ему скорого выздоровления, наконец удалились. Почти следом засобиралась и Берта. Растолковывать произошедшее у нее не было слов, не было их и у мальчика. Единственное, что она смогла сообщить — семья Эратта постепенно меняется в лучшую сторону, что несомненно радует. Только жаль, что все опомнились, когда чуть поздно не стало…