***
Ещё с детства её пугал шаринган. О нём поведал отец. Пожалуй, это было единственным, о чём он любил рассказывать. Терру́ не было и пяти, когда глава слишком увлекся, описывая своё пребывание под действием гендзюцу. Он подробно рассказал, как его тело было разорвано на части, а истекающего кровью мужчину клевали падальщики. Уже тогда она ненавидела красный цвет. В те дни жизнь протекала беззаботно для Терру́. Они с Хаширамой сбегали из лагеря, утаивая свои прогулки даже от Тобирамы, которого хлебом не корми, а влекло доложить о шалостях старшего брата и младшенькой сестренки. Никто не посвящал малышку в страшные откровения происходящего за воротами поселения Сенджу. Даже Буцума считал, что его младшая дочь слишком чиста и слаба духом, чтобы отправиться на поле боя. А, возможно, это была всего лишь отговорка, и мужчине было страшно за своё маленькое сокровище с длинными светлыми волосами, делающими её так похожей на мать. В то утро, когда они с братом пришли в излюбленное место, чтобы посоревноваться в метании плоских камушков, Хаширама резко остановился в кустах, хватая Терру́ за подол легкого платья и заставляя припасть к земле. Девочка была вне себя от ярости, ведь светлая льняная ткань теперь измазалась в грязи. Но приставленный к губам палец брата остановил поток негодования, заставляя каждой клеточкой тела напрячься. Проследив за взглядом Хаширамы, Террума чуть не вскрикнула, когда на глаза попался черноволосый мальчишка, кидающий камушки на их месте. Так, притаившись, они наблюдали за незнакомым мальчиком. Террума время от времени бросала взволнованные взгляды на брата, не решаясь задать крутящийся на языке вопрос, почему же они не уйдут тем же путём, что и пришли. Спустя несколько неудачных бросков Хаширама поднялся на ноги и, потрусив свои штаны, подал руку сестре. Терру́ настороженно последовала за братом, покидая импровизированное убежище в виде зарослей папоротника. Капли росы осели на волосах девочки, завивая их. Со стороны Террума иногда напоминала собой лесного эльфа. Тонкие руки, которые с возрастом только приобрели изящество, бледная, даже прозрачная, кожа и неяркий румянец, что чудно сочетался с её блестящими глазами цвета янтаря. Именно такой была первая мысль Мадары, когда девочка показалась из-за спины старшего брата. Она поразительно не вписывалась в картину его кровавого мира. Терру́ всегда играла вместе с ними. Пыталась угнаться за тренировками мальчишек, только от природы слабое и хрупкое тело не позволяло и на полшага приблизиться к навыкам боя даже самых слабых куноичи. Как ни странно, ни ее саму, ни даже Буцуму это никогда не волновало. Террума не считала себя в состоянии причинять вред другим, поэтому с куда большим энтузиазмом девчонка зубрила лечебные техники, сидя в тени раскидистого дуба. — Тебе нравится сражаться? — взглянув на сидящего рядом Мадару, Терру́ отложила в сторону очередной свиток. — Тебе не бывает страшно сделать другим больно? Черноволосый мальчишка удивлённо посмотрел на девочку, в который раз ловя себя на странном желании дотронуться до вьющихся на кончиках светлых волос. Террума очень напоминала ему Хашираму, такая же добрая и верящая в мир во всем мире. Её нежная девичья душа делала девочку ещё более ранимой и светлой. — Нет, никогда, — отыскивая глазами Хашираму, который складывал шалашиком сухие ветки для костра, покачал головой Мадара. — Я сделаю всё, чтобы защитить своего брата и семью. Террума кивнула, наблюдая за братом, который бы сложил голову за неё даже в таком юном возрасте. Хаширама нёс на своих плечах груз ответственности, и Терру́ не представляла, как тяжело ему было. Она потом не раз задавалась вопросом, на что готова пойти ради братьев и клана. — Даже если мы с Хаширамой станем твоими врагами? — слова сорвались с губ, словно испуганные воробьи с ветки. Террума страшилась мысли, что они могут оказаться врагами, но в мире, в котором они жили, это было неизбежно. Красный диск наполовину скрылся за кронами многовековых деревьев, озаряя землю последними алыми лучами. Террума слышала, что красный закат предсказывал ветреную погоду, и внутри всё сжималось от необъяснимой тревоги. Потрескивание веток и языки огня, над которыми была подвешена выловленная накануне рыба, приятно грели душу и тело. Мадара не спешил отвечать, знал, что рано или поздно он предстанет перед выбором. И несмотря на то, что ни Хаширама, ни он сам не называли своих кланов, всё и так было понятно. Между ними был бурный речной поток и вздымающееся к небу пламя. Только сказать правду, глядя в её большие карие глаза, смотрящие с глупой надеждой, было выше его сил. — Ей вы, лентяи, ужин готов! — отряхивая руки, крикнул Хаширама. Хаширама стал спасением для Мадары. Ирония же заключалась в том, что сам Мадара не хотел быть спасённым. Поднявшись с остывающей земли, мальчишка протянул ладошку Терру́. Последние лучики солнца придавали её глазам причудливые переливы, напоминая Мадаре о чём-то тёплом и домашнем. — Держи, Терру́, — протягивая сестре самую лучшую рыбешку, улыбнулся Хаширама. Водяной поток нёсся дальше, завораживая и притягивая к себе взгляды. Сверчки и ночные птицы своим пением делали опустившиеся сумерки не такими холодными и страшными. Тихий разговор мальчишек и звонкий смех Терру́ давали ложное ощущение того, что всё будет хорошо. Они ещё не знали, что вечером Буцума будет ждать своих детей у ворот поселения, а после Хаширама получит выговор и приказ следить за собственным другом. Террума не сдержит горячих слез обиды и даже не станет слушать нравоучительных речей Тобирамы, хлопнет дверью перед братом, и до утра будет хлюпать носом в подушку. Хорошо не бывает, когда дети гибнут на войне, когда красный цвет вызывает страх, что скручивает внутренности в тугой узел, а друзья вынуждены становиться врагами.***
Ее пальцы пытались ловить звёзды, желая вернуть души тех, кого они забрали. Бабушка часто повторяла, что всех тех, кто погибает на поле боя, забирают звёзды. Террума росла, но верить в эту легенду не переставала. Только сейчас свет от звёзд тянулся к ней, гладил её по волосам, успокаивая и повторяя, что ей нечего бояться, что там, куда они её заберут, нет ни войны, ни смерти, ни утраты. Только Терру́ отчаянно сопротивлялась, цепляясь за боль, что крепкой нитью связывала её с жизнью. Эхо от падения капель, словно выстрел, заставил девушку вынырнуть из сладостного забытья в одну из серых камер, где Учиха держали своих военнопленных. Химе схватилась за воротник своего кимоно, перекатилась на спину и начала мысленно считать собственное обрывистое дыхание. Давление в грудной клетке постепенно ослабевало, и Сенджу прикрыла глаза, прислушиваясь к ритмичному звуку падающих капель. Где-то протекла крыша. — Очнулась, — грубые шаги и хриплый неприятный голос. — Доложи Мадаре-сама. Другие неуверенные шаги быстро отдалились, оставляя после себя запах дождя и мокрой земли. Террума смутно понимала, что дождь смыл все запахи и что братьям вряд ли удастся её отыскать. Сердце на секунду сбилось с ритма, заставляя девушку распахнуть глаза, почувствовать, как тело охватило холодным потом. Что если этот бой положил конец войне? Что если Хаширама и Тобирама мертвы? Что если, что если… Терру́ даже не пыталась остановить лихорадочные мысли, лишь изредка подмечая детали вокруг, вроде паутины в трещинах грязного потолка своей камеры. — Теперь преимущество на нашей стороне, — привлекая внимание химе, гадко усмехнулся Учиха. — Вы убили Изуну, теперь Мадара-сама сможет сполна отомстить за своего брата. Они убили Изуну. Тобирама убил Изуну. То единственное, за что сам Мадара готов был отдать свою собственную жизнь. Терру́ собрала остатки сил, поморщилась, но приняла вертикальное положение. Пшеничные волосы ниспадали на её колени, пока она слушала удары своего сердца и принимала смертельный приговор. Или сама себе его выносила… Она знала, что должна отдать свою жизнь, если это могло привести к желанному миру. Звёзды с радостью забрали бы её чистую душу. — Скажи, — химе вздёрнула подбородок, обернувшись к своему смотрителю. — Чем закончился последний бой? Мужчина с редкой бородой и шрамом над правой бровью скривился и отвернулся. Ему было невыносимо смотреть на эту девчонку. Она враг, ему не положено испытывать к ней даже смутное чувство жалости. Учиха сам себе повторял, что за ангельской внешностью может прятаться жестокий убийца. Он сотни таких видел на поле боя, так чем же она отличается от них? — Потерями, — подпирая спиной противоположную от камеры стену, ответил Учиха. — С обеих сторон. Где-то дальше по коридору скрипнула дверь, впуская запах свежести и влаги, а затем знакомые семенящие шаги быстро приблизились, заканчивая этот разговор. Химе поднялась с прогнившей кровати, отряхивая кимоно и проверяя потайные карманы на наличие взрывных печатей и кунаев. Но нашла только пустоту и сжала кулаки. Она ведь не собиралась умирать без боя. — Мадара-сама приказал привести её к нему, — мальчишка, возможно, чуть старше Йоши, но куда худее и слабее Сенджу. Щеки впалые, а под глазами глубокие тени. Терру́ поджала потрескавшиеся губы, «болен», пронеслось в голове. — Я отведу её. Старший Учиха кивнул и молча ушёл в темноту коридора, сам того не осознавая, пряча глаза и сбегая. Сенджу осталась в компании ребёнка, которому срочно была нужна материнская забота и лекарства. Тот только управился с ключами, отворяя дверь камеры и не спуская пронзительного взгляда с пленницы. Скривился и, не в силах больше сдерживаться, отвернулся, надрывно закашляв в кулак. Террума впилась сломанными ногтями в ладони, но терпеливо ждала. Учиха не связал ей руки, толи так уверен в собственных силах, то ли знает, что девчонка без чакры слаба, как одуванчик на ветру. Её ведут через всё селение под любопытными и злобными взглядами матерей, что потеряли своих детей, и мужчин, на чьих глазах были убитые любимые жёны. Алый цвет повсюду. Она видела, как десятки пар глаз загорелись шаринганом. И возненавидела красный ещё больше. Мальчишка привёл её к одному из дальних домов. Он выделялся на фоне других, был больше и ухоженней. Сенджу смяла в руках ткань своего кимоно и переступила порог. Внутри было тихо, пахло старым деревом и мятой. Учиха подвёл её к большим раздвижным дверям и уже потянул руку, чтобы открыть, как химе мягко его перехватила и прежде, чем тот начал действовать, задала вопрос: — Давно у тебя этот кашель? Он молчал, удивленно смотря на пленницу и чувствуя её нежные пальцы на своём запястье. В голове всплыл образ матери. У неё были такие же нежные руки, по крайней мере, он запомнил их именно такими. А на языке вертелось только: «Сенджу отличные медики». — Несколько недель, — тихо ответил Учиха. Террума кивнула, отпустив руку мальчишки. Она видела в нём своих братьев, когда те ещё были юнцами, и ничего не могла с собой поделать. Крупные капли дождя долетали до земли, будто бы оплакивая химе. Мгновение, и мир заволокло непроглядной стеной дождя. Терру́ улыбнулась, наклонила голову вправо и так же тихо произнесла: — Используй чёрную редьку и мёд, это поможет избавиться от приступов кашля. Глаза Учиха на миг расширились, до краев наполняясь удивлением. В груди распирало, только на этот раз от накативших чувств. И прежде чем запретные слова слетели с губ мальчишки, Сенджу раздвинула двери, делая шаг навстречу мужчине, в чьих руках сейчас была её собственная жизнь. Мадара отошёл от окна, сложил руки на груди и встретил Сенджу недобрым взглядом. Глаза цвета угля смотрели с нескрываемым высокомерием и пробирающим до костей холодом. Террума отвела взгляд, прячась от Учиха, боясь, что он сможет залезть ей в душу, расковырять старые раны и найти ответы на все вопросы. За окном гремела и сверкала молния, озаряя комнату ярким светом. Шкафы, заполненные свитками, расправленная кровать и заваленный бумагами стол. Комната навевала грусть и чувство всепоглощающего одиночества. Терру́ со страхом осознала, что в доме главы клана Учиха больше никто не жил. Изуна умер, и Мадара остался один, всё, что заставляло его двигаться вперёд — это ответственность за клан и чернеющее в уголках души желание отомстить. — Даже будучи в плену, печёшься о враге, — мужчина первым нарушил повисшую тишину. — Ты совершенно не изменилась, Терру́. Девушка вздрогнула, услышав своё имя, давно забытое ощущение кольнуло в груди. Она скучала по тем дням беззаботного детства. Сенджу вздохнула и сделала несколько мягких шагов к плетеному креслу, заваленному свитками. Переложила их в сторону и присела, пытаясь скрыть за волосами плотно сжатые губы и сведённые к переносице брови. Тело ломило, напоминая, что сейчас она абсолютно бесполезна. Из неё забрали всю чакру до последней капли. — Слышал, значит, — тихо заключила химе. Мадара обошёл стол и несколькими щелчками отстегнул доспехи. Терру́ хотелось верить, что он обнажит перед ней и свою душу. Учиха облокотился на край стола, снова сложил руки на груди и внимательно посмотрел на пленницу, восстанавливая в памяти её образ, который успел стереться и покрыться пеленой. — Ты стала еще прекрасней, — поймав взгляд янтарных глаз, заметил Мадара. — Ты, наверное, единственная женщина, которой бледность только к лицу. Террума фыркнула и отвернулась к окну, принявшись наблюдать за каплями дождя, что, скользя к земле, разбивались на сотни мельчайших осколков. Девушка стиснула ткань в области груди. Сердце ныло, словно все осколки попали именно в него. — Ты за этим меня похитил? — вздохнула она и с тоской посмотрела на Учиха. — Или у тебя есть какой-то коварный план по отмщению Тобираме? Мадара не отводил пронзительного взгляда, ловя каждую девичью эмоцию, и оставался до отвращения спокойным. Конечно, она здесь, чтобы надавить на Хашираму и Тобираму, только и всего. Они давно не дети, чтобы предаваться глупым мечтам и бесполезным чувствам. — Ты и сама все понимаешь, Терру́, — мужчина на мгновение прикрыл глаза, пряча бурю чувств, о которой Мадара не хотел, чтобы кто-либо знал. Тем более Сенджу. — Я не смогу оставить смерть Изуны безнаказанной. — Тогда, что ты собираешься делать? — светлые брови химе сошлись на переносице, она с силой сжала кулаки и была больше не в силах сдерживать эмоции: — Убьёшь меня и подкинешь братьям моё бездыханное тело? Или может, что поизощреннее? Убьёшь у них на глазах? — девушка скривилась и отвернулась, было слишком больно смотреть на Учиха. — Тобирама должен понести наказание, но, если мы продолжим мстить и убивать детей, эта война никогда не закончится, Мадара. Его имя слетело с уст Терру́, смешиваясь с гулом дождя за окном. Химе сцепила зубы и поднялась с кресла. Тело было всё ещё ослаблено, поэтому приходилось прилагать определённые усилия. За окном сверкнула молния, снова озаряя комнату ярким светом. И в этот момент Учиха показалось, что девушка перед ним больше похожа на видение, чем на живого человека. Возможно, его подчиненные перестарались, когда лишали ее чакры. — Мы больше не дети, — Террума медленно приблизилась, задирая подбородок, чтобы встретиться с чернотой его глаз. — Теперь мы можем воплотить наши мечты в реальность. Мадара молчал, смотрел на Сенджу сверху вниз, даже не пытаясь скрыть презрение в собственных глазах, а на самом деле просто спрятал за ними всё, что никогда не смог бы сказать. Неприятная ухмылка тронула кончики его губ, когда он осторожно, почти нежно накрыл тонкую шею химе своей ладонью, стискивая ледяными пальцами. Терру́ прикрыла глаза, вверяя свою жизнь в его руки, отдаваясь его решению. Места соприкосновения их кожи горели огнем, Террума отчаянно цеплялась за мысль, что это не правильно. — Для меня те глупые мечты перестали существовать в тот момент, когда твой ублюдок-брат убил Изуну, — опасно низким голосом прошептал Мадара. Терру́ резко распахнула глаза, вздрагивая от оглушительного грома, и тут же падая в омут своей ненависти. К себе самой и алому шарингану. Учиха выпустил горло химе из холодной хватки. Отошёл на несколько шагов, уже привычным жестом складывая руки на груди. Свет от свечей дрожал, создавая причудливые тени на стенах. — Забудь обо всём, что когда-либо нас связывало, — Мадара выплевывал слова, будто сами воспоминания об их детстве доставляли ему отвращение. — Теперь ты всего лишь жалкая Сенджу, которую я использую, чтобы отомстить за брата.