Danse Macabre

— Я тебя сама скоро убью, несносный ты ребенок, — подытожила Джахейра, когда Эгнес наконец закончила свой длинный рассказ. — Только ты, Сильванус великий, могла в такое вляпаться... В ответ Эгнес лишь развела руками. С той сумасшедшей ночи прошло более двух недель, и одну из них Эгнес провела в госпитале храма Латандера под строгим надзором местных лекарей; где-то примерно на третий день в ее келью влетели очень расстроенный Минск и очень злая Джахейра, которая сразу же принялась ругаться на чем свет стоит. Досталось даже несчастным жрецам, которые, видно, уже пожалели о том, что именно они попались на пути Эгнес первыми, а не, допустим, расположившиеся в каких-то нескольких ярдах от них талосиане; Джахейра орала так, что звенели стекла. «Я недавно похоронила мужа, я не хочу терять еще и тебя, идиотка ты несчастная!» — самое мягкое, что услышала Эгнес тогда. Джахейра была страшна во гневе. — Не кричи на Агнетку, — попытался заступиться за нее Минск, и тут же был практически испепелен яростным взглядом зеленых Джахейриных глаз. — Я тебя, кажется, уже спрашивала, почему ты за ней не проследил?! — прошипела она, и Минск поник еще больше. Видно, по дороге к храму морально выпороли и его. Ничего не поделать — грозный материнский инстинкт Джахейры распространялся на всех, кого она сопровождала со времен Врат Балдура. Сейчас же они обе сидели за самым чистым столом «Медной Короны» — по этому столу за все время их беседы еще не прополз ни один таракан, и он даже был покрыт застиранной скатертью; Эгнес лениво раскладывала пасьянс. Она любила карты и карточные фокусы — а пасьянсы почему-то всегда помогали вернуть ей спокойствие. Кроме того, на них можно отвлекаться в моменты, когда собеседник задает неудобные вопросы. А Джахейра с упорством дознавателя выпытывала у нее подробности той самой ночи. В деталях. В которых, как известно, кроются все дьяволы Баатора. Эгнес не утаила ни одной детали — и с каждым новым витком ее рассказа лицо Джахейры хмурилось все сильнее и сильнее; под конец ее сошедшиеся на переносице брови стали похожи на крылья готовящегося к атаке ястреба. — Ужасный, несносный ребенок, — повторила она. — Нэш, я обещала Горайону, что буду тебя беречь. Он на меня надеется... где бы он ни был. А ты раз за разом пытаешься сделать меня клятвопреступницей... — Я могу о себе позаботиться, — вскинулась Эгнес. — Я не маленькая девочка. — Я знаю, — лицо Джахейры немного смягчилось. — Знаешь, я помню, как когда-то мы с Халидом приезжали в Кэндлкип. Ты тогда маленькая была... года два тебе было, что ли?.. Ты залепила мне картошкой в волосы, потому что я тебе не понравилась. Ты была настоящим маленьким чудовищем. И с тех пор, боги, ничего не изменилось. По вечернему часу в «Медной Короне» было людно; шум и галдеж стоял такой, что не привычный к этому человек, пожалуй, получил бы неслабую душевную травму — вокруг орали, смеялись, несколько вусмерть пьяных наемников с чувством пели что-то, в чем Эгнес могла различить только «сиськи Сьюн», а в дальнем углу на ящике сидел мрачный дварф в рогатой шапке и, закусывая огромным куском жареной колбасы, угрюмо сморкался в собственную бороду. Где-то за неизменным очагом Эгнес разглядела совершенно здорового Амаласа, который хлебал из огромной кружки что-то небезалкогольное — и отвела глаза, встретившись с ним взглядом. Чудовище. Неужели она — чудовище? — Джахейра, — Эгнес решительно уперлась ладонями о стол, едва не сметя почти совсем разложенный пасьянс, — скажи честно, я монстр? Та удивленно приподняла тонкие брови. — Ты дурочка, Эгнес Мильтон, — в голосе Джахейры звучали ее обычные назидательные ноты. Однако в глазах не было обычной строгости. Не было — и все тут. — Мы сами растим в себе монстров. Или не растим... Кто знает, какой бы ты была, если бы тебя вырастил Анчев, а не Горайон? Или кем бы стал Саревок, попади он в Кэндлкип? Все зависит только от нас. Ты сама велишь своим ногам идти по дороге. Ты сама велишь своей голове думать мысли. Эгнес совсем поникла. — Тогда я точно монстр. — Только если сама захочешь им стать, — серьезно ответила Джахейра. — И тогда, — без тени улыбки добавила она, — мы окажемся по разные стороны баррикад. — Эй, мэ-эм! Только сейчас Эгнес заметила какого-то чумазого мальчишку, крутившегося около их стола; тот топтался на месте, то и дело шумно шмыгая носом, и чуть ли не подвывал от нетерпения. Он выглядел весьма колоритно — нечесаные ярко-рыжие патлы, веснушки по всему лицу и красивый синяк на лбу, формой напоминающий Мазтику с карты Абейр-Торила. Эгнес прищурилась. Кто-то очень похожий едва не обобрал ее на Променаде Ваукин — хотя, вообще-то, она могла и ошибаться. — Чего тебе? Денег на кэб не дам. И на хлеб тоже, — она на всякий случай проверила кошелек — цел, слава Сьюн. Мальчишка почесал нос. — Я это. Проведать вас пришел. То есть, не я. Короче, у вас все нормально, мэм? — У меня, — Эгнес насторожилась, — все прекрасно. И удивительно. А кто это такой неравнодушный? — Эт хорошо, — мальчишка с явным облегчением выдохнул, проигнорировав ее вопрос. — Меня эт, Брюс зовут. Мне сказали, что вы ищете кой-кого. Мой дядя может помочь. Его Гэйлан Бэйль зовут, — с гордостью добавил он, как будто представлял Эгнес как минимум невервинтерского градоначальника. — Он тут всех знает. — Всех помойных крыс? — доселе молчавшая Джахейра пренебрежительно сморщила нос. — Нэш, даже и не думай... — А вот возьму и подумаю, — Эгнес внезапно затопила странная сумасшедшая радость — радость догадки, во-первых, а во-вторых — предчувствие того, что ее вынужденное сотрудничество с Теневыми Ворами еще далеко не окончено. Она все еще не питала к ним симпатии, но воры явно не были самым мерзким злом этого города. Даже несмотря на то, что один из них едва ее не убил — положа руку на сердце, на его месте Эгнес сделала бы то же самое. Она бы тоже ликвидировала любого, кто грозит жизни и безопасности Имоэн — причем безо всяких сожалений и колебаний. — Улица Восточная, третий дом от сферы, — отрапортовал Брюс, не обратив ровно никакого внимания на Джахейру. — Приходите, мэм. Дядя Гэйлан вас ждет. Я пошел, короче. Ай, чуть не забыл! Он протянул Эгнес ее драгоценный тубус, в котором лежала лицензия и свитки, и с которым она уже давно попрощалась; с радостным вздохом открыв его, Эгнес увидела, что все ее сокровища целы. — Босс велел передать, — со значением сказал Брюс. — Там вам типа послание от него. Он ловко цапнул с их стола кусок хлеба и удалился, насвистывая какую-то песенку; Эгнес быстро перебрала свои бумаги и наконец нашла маленький свиток, которого раньше в ее тубусе не было. Развернув свиток, она быстро прочла несколько размашистых и четко написанных строк. «Эгнес, я надеюсь, что жрецы Латандера хорошо тебя подлатали и ты теперь здорова. Да я и так знаю, что здорова — я велел кое-кому за тобой присматривать. Послушайся Брюса и подойди к Бэйлю. Старый продувной дьявол будет требовать с тебя двадцать тысяч, не соглашайся — корабль в Бриннло не стоит больше десяти. Он найдет тебе работу. Кажется, кому-то из сутанников нужна помощь мага, Бэйль расскажет подробнее. Поверь, мы не даем в обиду тех, с кем работаем. Свое ты получишь. Кстати, тебе очень идет красный, надевай его почаще». Подписи не было, но Эгнес и без нее прекрасно все поняла. Она скатала свиток и сунула его обратно в тубус; в ее душе сплетались в клубок, как нитки меланж, множество самых разнообразных чувств. Одно было ясно, как божий день — если эти люди против Бодхи, то она — с ними. Просто потому, что против Бодхи она пойдет с кем угодно. И еще потому, что она — не чудовище. ...По крайней мере, не желает и не будет им становиться. — Ты быстро находишь друзей, — заметила Джахейра. — Эти большие города... — туманно сказала Эгнес. — Оно как-то само собой получается. Ты просто приезжаешь, и сразу кому-то что-то от тебя нужно... — Будь осторожна. Хотя... — Джахейра безнадежно махнула рукой. — Кому я это говорю. О Горайон, я не преступлю клятвы, но только Сильванус знает, как же это тяжко. — А сейчас никому не легко, — беззаботно сказала Эгнес. — Время такое. Пасьянс складывался легко — на этот раз, и Эгнес увидела в этом хорошее предзнаменование. Она вообще любила видеть во всем хорошие предзнаменования — такое умение очень помогало жить. Тройка пик. Семерка червей. Туз бубен. В руке Эгнес осталась последняя карта — перевернув ее рубашкой вверх, она увидела дерзко ухмылявшегося валета треф в черной кирасе. Валет лег рядом с бубновой дамой, на белокурой голове которой лежала рубиновая корона. Эгнес улыбнулась и покосилась на лежавший на ее коленях тубус. — По крайней мере, — сказала она, — я больше не буду играть в покер с бандитами.