Танец Хаоса. Поступь бури

Солнце раннего осеннего утра пробивалось сквозь занавески косыми тонкими иглами, рассыпалось по комнате золотой пургой, оседало на ее волосах, кончиках ее ресниц, ее губах. Лежали на полу золотые квадраты света от окна, порой их слегка перекрывала тень от покачивающихся на ветру веток кленов. Лежало утро на ее груди, свернувшись мягким урчащим котенком, целуя ее тонкие черты и захлебываясь от ее красоты. Волосы Авьен рассыпались по белым подушкам драгоценной русой волной, шелковой, пахнущей цветами. Мефнут любовалась тем, как кружащиеся в столбах света пылинки оседают на них, вспыхивая, будто крохотные искры, зажженные дразнящими поцелуями солнца. Мефнут не могла отвести взгляда от того, как солнце преломлялось в ее серых радужках, наполняя их задумчивыми туманами, точно такими же, как те, что танцевали у подножий криптомерий в Роще Великой Мани. Как оно нежно-нежно касалось длинных, чуть подкрученных ресниц, черных, как сама полночь, тяжелых, будто донные водоросли дремотной реки. Солнечные лучи медленно скользили по лицу Авьен, а следом за ними скользили и кончики пальцев Мефнут. Ее кожа была бархатной и такой мягкой, что от прикосновения к ней кружилась голова. Запах Авьен пьянил, каждый медленный взмах ее ресниц топил Мефнут в шальной и сладкой весенней ночи с падающими на плечи звездами. Ее губы приоткрылись, и дыхание срывалось с них, обжигая кожу Мефнут, будто пламя Самой Роксаны. Кончиком большого пальца она обводила их по краю, вознося молитву таланту Небесной Пряхи, что спряла такую совершенную красоту, вдохнув в нее Свое дыхание, вложив в ее грудь Свой жар, наполнив глаза Своей бесконечностью. Авьен смотрела на нее, такая невозможная, такая божественная, такая бескрайняя и при этом близкая, что Мефнут хотелось плакать. Бабочкой, танцующей над преданными ласке солнца высокогорными долинами, была она, тайной, которую Мефнут так жаждала разгадать, да так и не могла, сокрушенная ее простой и древней истиной. Разве мог быть в мире дар больше этого? Наверное, Милосердная лукаво посмеивалась сейчас, глядя на то, как дрожит это хрупкое неугасимое пламя в руках у задыхающейся от чрезмерности ощущений Мефнут. Наверное, это и была Ее самая загадочная и волшебная сказка из всех. - Почему ты так смотришь на меня? – улыбнулись губы Авьен, а глаза светились нежностью, прекрасно зная ответ на свой вопрос. И Мефнут улыбалась им в ответ, совершенно шальная и потерявшая голову, хмельная от сладости, которую можно было пить до изнеможения и так и не напиться ею, будто морской водой. - Потому что ты самое прекрасное, что когда-либо видел мир. Шуршали белые простыни, и их прикосновение к коже было слегка шершавым. Переплетались пальцы, почти до боли, с силой, и солнечные лучи целовали их сплетенные тела. Забывшая свое имя, свой дом, свою веру, Мефнут целовала уголки ее губ и мягкий изгиб подбородка, став обнаженными нервами, ощущающими ее дыхание и стоны, кроме которых в мире не осталось больше ничего. И подожженные солнцем пылинки оседали на ее ресницах, на морщинах, избороздивших лоб в сладкой муке наслаждения, подрагивающих губах. И Мефнут губами повторяла узор ее вен на выгнутой навстречу ей шее. И пальцы ее на плечах Мефнут сжимались, прижимая ее к себе, держа так крепко, будто боялись отпустить хотя бы на мгновение. Они плыли вдвоем в золотых водах наслаждения, двумя сплетенными рыбами танцевали в потоке вместе с его размеренным и вольным движением. Они были пеной на гребне волны, что так стремится вверх, к породившему ее и вечно ждущему ее небу. Мягкий белый тюль занавесок колыхался от легкого дыхания ветра за окном, и пахло терпкими листьями, влажной землей, истомленными травами, которых наконец-то выпустили ненасытные ретивые лучи летнего солнца, позволив им улечься на мягкую грудь земли и впасть в долгую дремоту до самой грядущей весны. И Мефнут откинулась на подушках, сладкая, усталая, сытая и все же переполненная этим огнем, этим тянущим желанием ее, снова и снова. Можно ли было когда-нибудь до конца напиться утренней росой ее красоты? Милосердная улыбалась сверху, храня эту тайну в Своих ладонях, и ничего не отвечала. Авьен опустилась рядом с ней, дыша тяжело, улыбаясь, будто изящная кошечка, вытянувшаяся тонким телом на солнечном подоконнике, забросила свою невозможно длинную ногу на бедра Мефнут, по-хозяйски обхватывая ее, устраиваясь поудобнее. Сбитые простыни под ними были влажными от пота, и воздух казался наполненным огнем, почти обжигающим, пусть осень и дышала в раскрытые окна прохладой северных ветров. Они не говорили, просто глядели друг другу в глаза. Мягкая ладонь Авьен скользнула по щеке Мефнут, большой палец огладил бровь, обвел впадину глаза, самым своим кончиком коснулся ее ресниц, заставив поморщиться. - Я не хочу ничего, кроме тебя, - тихо проговорила эта головокружительная, необъяснимая женщина, улыбаясь просто и искренне, и сердце Мефнут лопнуло, переполнившись тягучим медом, который медленно потек по венам, заставляя ее жмуриться и терять дыхание. Иногда она и не знала, что было слаще – взлетать на волне физического наслаждения в руках сотканной из солнечного света туманноглазой женщины, которая была самым совершенными из творений Небесных Сестер, или плавиться и растекаться тягучим медом от ласки ее слов, превращающих сердце Мефнут в открывающийся рассвету цветочный бутон, переполненный нектаром нежности. Слишком много всего этого было сейчас. Чувств, что переполняли грудь, солнца в ее глазах, света ее улыбки. Слишком много для одного единственного человеческого сердца, которое просто не могло вместить в себя всей этой любви. Сжав ее ладонь в руках и зажмурившись, Мефнут прижала кончики ее пальцев к губам, покрывая их поцелуями. - Я так рада, что ты вернулась! – продолжила Авьен, счастливо улыбаясь от щекотки, с которой прикасались губы Мефнут. Глаза ее стали еще глубже, хоть разве же могло так быть? – Я очень боялась за тебя, мое сердце. - Прости, что заставила тебя бояться, - прошептала Мефнут, прижимая ее ладонь к собственной груди, прямо туда, где билось их общее переспелое от любви сердце. – Я обещаю тебе, что больше никогда не позволю им сломать меня. Клянусь. - Вот это мне нравится куда больше! – счастливо рассмеялась Авьен, и Мефнут вновь залюбовалась ей, не в силах отвести глаз. Я бы все вечности могла смотреть в твои глаза, не отрываясь. – И снова ты так смотришь!.. – смущенно зарделась бывшая белая жрица, а затем легко повернулась, оседлав бедра Мефнут и нависая над ней, обнаженная, тонкая, гибкая и совершенно свободная, будто рожденная для неба птица. – Этот взгляд мне тоже очень нравится, Мефнут дель анай, так и знай. - А мне нравишься ты. – Голова нестерпимо кружилась, но разве же имело это значение? Густые русые волосы Авьен текли по ее плечам, по ключицам водопадом шелка, и, дурея от этого вконец, Мефнут запустила в них пальцы, наслаждаясь их прикосновением к коже. Авьен обеими руками поймала ее ладонь, прижимаясь к ней щекой, целуя самыми мягкими губами на свете запястье. – Я люблю тебя, светлоликая, - выдохнула Мефнут все свое сердце, бьющееся прямо под ее губами. – И всегда буду любить всю целиком, от маленьких пальчиков на ногах, до тени, дрожащей на кончиках ресниц. - Ну вот что ты говоришь!.. – часто заморгала Авьен, пряча лицо в ее ладони и украдкой смахивая влагу с ресниц. Вторая рука Мефнут легла ей на бедро, поползла вверх, оглаживая бок, спину, покрытую тонким-тонким, едва видимым, золотящимся на солнце пушком. Сердце, кажется, готово было уже из самой глотки Мефнут выпорхнуть наружу и взорваться на тысячи осколков, чтобы стать солнцем целованной пылью и опасть на кожу Авьен, обняв ее навсегда. - Когда все это закончится, ты войдешь со мной в мой дом? – хрипло спросила она, глядя в повлажневшие глаза своей невозможной женщины. – Разделишь ли со мной будущее? Станешь ли моей женой? - Конечно! Ох, Мефнут!.. – рассмеялась Авьен, одновременно удивленная, обрадованная и растроганная, прижимая пальцы к губам. Мефнут не могла перестать улыбаться ей в ответ, ощущая себя абсолютно счастливой. Она всегда думала, что предложит это по-другому, что все будет торжественно, что будет закат, долор, цветущий жасмин… Но разве это имело какое-то значение по сравнению с той сокровенной бессловесной искренностью, что связывала сейчас их сердца и взгляды? А Авьен склонилась к ней и поцеловала, и даже это ушло, все ушло прочь, остались лишь ее губы, мягкие будто лепестки роз, омытые дождем. И вновь огонь начал овладевать Мефнут, разогревая ее медленно и властно, будто пламя – заготовку, брошенную в жерло печи. Руки налились силой, скользя по изгибам соблазнительного тела Авьен, дыхание сбилось, душа ее сладостью. Бывшая белая жрица прогнулась в пояснице в руках Мефнут, пока та жадно прижималась губами к ее шее за ушком, и негромко тягуче промурлыкала: - Нам уже скоро нужно будет вставать, мое сердце! Батара обещала зайти утром, а для нее «утро» - это очень рано. - К бхаре Батару, - невнятно отозвалась Мефнут, покусывая ее мочку уха, сжимая ладонью упругое крутое бедро, так соблазнительно изгибающееся под ее пальцами. - Ну что ты… - выдохнула Авьен, сорвавшись на стон, когда Мефнут рывком перевернула ее и уложила на белоснежные простыни, сбитые и пахнущие ими. Слишком давно они не были вместе. Слишком редко выпадал момент побыть наедине в последние дни. И как бы Мефнут ни ругала Богинь, как бы ни бунтовала против Них, а Они, все же, явно были на ее стороне. Потому что требовательный стук в дверь раздался аккурат после того, как в очередной раз за это утро, тяжело дыша и захлебываясь от наслаждения, она рухнула на повлажневшую грудь Авьен, пытаясь отдышаться и желая только одного – никуда больше не торопиться. И когда в дверь забарабанили, Мефнут с трудом приподнялась на руках над своей женщиной и со слабой улыбкой предложила: - Давай притворимся, что нас нет! Это утро слишком хорошо для того, чтобы портить его мерзкой старой каргой! - Мефнут, я не могу, я обещала ей, - с искренним сожалением в голосе отозвалась Авьен. Глаза у нее все еще были мутные и мягкие, тянущие, будто дремучие болотные омуты, поросшие ряской. Второй удар сотряс дверь, и Авьен попыталась вывернуться из-под нее, но Мефнут не пустила ее. - Да ладно тебе! Позанимаешься с ней после обеда, какая беда? – ухмыльнулась Мефнут, принимаясь целовать ее подбородок, и Авьен судорожно вздохнула, но тут дверь за их спинами с грохотом распахнулась, и громкий, полный ехидства голос Батары дель Лаэрт возвестил: - Светлого утра, девочки! Надеюсь, я вас не потревожила? Авьен взвизгнула, непроизвольно брывкнувшись, и Мефнут даже охнуть не успела, как и понять, что случилось. Только ноги ее описали ровную дугу, а спина с грохотом врезалась в доски пола, который выбил из нее весь воздух. Проклятая кровать оказалась куда уже, чем Мефнут казалось какими-то мгновениями ранее. Почти сразу же над ней возникло перепуганное лицо Авьен с широко распахнутыми глазами, которая прижимала к груди простынь, стыдливо прикрываясь ей от вошедшей Способной Слышать. - Ты в порядке? Прости, Меф, я не думала… - забормотала она, отчаянными глазами глядя на Мефнут. - Нормально, - буркнула та, хмыкнув под нос, несмотря на раздражение от прихода Батары. Получилось и впрямь забавно, потому, не удержавшись, Мефнут добавила: - Хороший удар. Брови Авьен изломились еще сильнее, но голос Батары дель Лаэрт не дал ей и слова сказать: - Помнится, девочка, ты что-то мне обещала вчера вечером. И уверяла, что время у тебя на это есть только утром. - А тебя не учили, что врываться в чужие комнаты невежливо, зрячая? – с пола, не скрывая раздражения в голосе, поинтересовалась Мефнут. - Меня учили, что когда я даю слово, это слово нужно держать, - крайне желчным тоном сообщила Батара. – Впрочем, в этих землях, как я понимаю, совсем другие обычаи. - Дай мне пару минут, зрячая, - глухо попросила Авьен, вскакивая с края кровати и прижимая к груди простынь. Щеки у нее были пунцовыми, взгляд она прятала. Мефнут только вздохнула, чувствуя в этом свою вину. Анай и так не особенно следили за своей речью в ее присутствии, не упуская возможности помянуть недобрым словом обычаи низинников, а теперь Батара еще и имела весомый повод это сделать. И если бы Мефнут прислушалась к Авьен и выпустила ее из постели хотя бы четверть часа назад, ничего бы этого не было. Впрочем, если она и сожалела о чем-то, то не так уж и сильно. Потому и поднималась на ноги, не спеша, и одевалась тоже неторопливо, не удержавшись оттого, чтобы побесить Батару своим довольным видом. Между прочим, это тоже было не по законам анай – открывать дверь с ноги и врываться в чужой дом, будто в свой собственный. Пусть даже Батара и была ведьмой, которым позволялось куда больше, чем представительницам других каст. Тем более, раз была – уж она-то должна была знать такие вещи, и уж ей-то должно было хватить ума не унижаться до прямого оскорбления окружающих. Потому Мефнут, не торопясь, зашнуровала рубаху, затянула пояс долора, уселась на край кровати, чтобы зашнуровать сапоги. Авьен к тому времени уже оделась в свою форму и даже волосы успела закрепить на затылке в узел, присаживаясь к столу напротив Батары. Щеки у нее все еще были пунцовыми, хоть глаз она уже и не прятала. - Ты на поле боя такая же нерасторопная, дитя? – едко поинтересовалась Батара, сверкнув на Мефнут неодобрительным взглядом синих глаз. - Я под своим кровом вместе со своей нареченной и не вижу никакой нужды торопиться, - холодно отозвалась Мефнут, ровно поглядев ей в глаза. – Ниера объявила сегодняшний день днем отдыха и отпустила нас с Авьен до поступления указаний. - Ну так вот они поступили, - удовлетворенно кивнула головой ведьма. – Молодая Данара ждет тебя в гостиной, так что шнуруйся побыстрее, дель анай. И не надо тут выламываться и делать вид, что ты этого не умеешь. Мефнут бросила на нее ледяной взгляд, резко затянула последний узел, а затем встала и демонстративно подошла к Авьен, поцеловав ту в щеку на прощание. Батара молча наблюдала за ней, и лицо у нее было каменным. Что ж, теперь ведьм никто не неволил, заставляя оставаться одинокими всю жизнь. После того, как правда о прошлом анай стала известна всем, запрет на ношение имени и взаимоотношения с другими кастами был снят, ведьмы были свободны строить свою личную жизнь так, как им хотелось. И тот факт, что они этого не делали, носясь со своей силой, как с тухлым яйцом, был только их собственной проблемой. Батара дель Лаэрт позволила себе фыркнуть, когда Мефнут выходила из комнаты, а та, чтобы не оставаться в долгу, посильнее шваркнула дверью в ответ со злорадным удовольствием. Все равно ничто не могло испортить этого утра, слишком уж хорошо оно началось. Солнце врывалось в высокие окна поместья лорда до’Майена совершенно беззастенчиво и свободно, будто весна стояла за окнами, а не медленно отгорала тучная, плодовитая, золотая осень Мелонии. Никогда еще Мефнут не видела такого изобилия – столь долгих и теплых дней, столь богатого урожая, столь беспечных деревень, люди в которых могли позволить себе праздность и лень. Климат в Мелонии и впрямь был куда мягче и вольготнее Данарских гор, где за каждый упрямо пробившийся из земли съедобный росток Ремесленницы вступали в неравную жестокую битву с переменчивой ревнивой погодой. В столбах света танцевала пыль. Длинные солнечные прямоугольники лежали на стенах, обитых мягкими дорогими тканями с вышитым на них вручную узором из цветов и листьев. Под ногами Мефнут поскрипывал наборный паркет из едва ли не десятка пород поделочного дерева, ее силуэт отражался в высоких зеркалах, забранных в позолоченные резные рамы. Она проходила по галереям комнат, изукрашенных лепниной, картинами, дорогими вазами, скульптурными группами, изваянными из мрамора и полудрагоценных камней. И это был простой загородный дом одного из поместных дворян при мелонском дворе, а вовсе не дворец правителя или хотя бы Лорда Страны. По меркам местной знати он считался захудалым, и Лайам до’Витор едва ли не нос кривил, поглядывая вокруг с пренебрежением, будто оказался в хлеву. Мефнут довелось повидать королевские дворцы юга, и на их фоне удельное мелонское поместье смотрелось не так уж и плохо. Насколько же в таком случае была велика разница в достатке того же Андозабара и Мелонии? Проходя мимо одного из высоких зеркал, Мефнут непроизвольно бросила в него взгляд, оправляя форму. Волосы у нее уже сильно отросли, и стоило бы постричься, как подобало Младшей Сестре. Щеки ввалились, она сильно похудела за последние недели, пока спала урывками и металась вместе с Аватарой по окрестным полям. Но вид все равно был цветущим, а глаза так и горели, будто начищенный песком медный таз. Что ж, не так и много было нужно человеку, чтобы чувствовать себя счастливым. Мефнут ухмыльнулась своему отражению и решительно толкнула украшенные витражным стеклом двери, ведущие в малую обеденную залу. Осеннее солнце по-хозяйски разместилось здесь, наложив отпечатки золотых оконных лап на пол и белоснежную накрахмаленную скатерть, покрывающую большой овальный обеденный стол. Серебряная посуда сверкала в его лучах отполированными боками, запах обжаренного бекона, приправленного свежим базиликом, наполнил ноздри Мефнут, и она с трудом удержалась от того, чтобы облизнуться. После однообразной каши с дичью, приправленной разве что запахом дымка от костра, все казалось в несколько раз вкуснее, даже если бы повара лорда до’Майена и не старались изо всех сил, чтобы угодить Аватаре Создателя и ее свите, в которую в том числе входили Лорд Страны и княжич Таахалдана. - Светлого утра! – поздоровалась Мефнут, окинув взглядом присутствующих. - Светлого, Меф! – поприветствовала ее Данка, и глаза ее на мгновение лукаво заискрились. С совершенно безобидным видом она осведомилась: – Хорошо спала? - Прекрасно, - хмыкнула в ответ Мефнут. Что ж, они с Авьен за прошедшие недели все-таки научились прятать от связанной с ними присягой Аватары свои ощущения во время близости, замыкая связь друг на друге. Но Данка не могла не чувствовать, что в какой-то момент связь с ее двумя ближайшими Спутницами закрывалась внутрь самой себя, становясь тупой и невосприимчивой. И, конечно же, не преминула начать ерничать по этому поводу, пусть и весьма безобидно. Да и Мефнут сейчас была не в том состоянии, чтобы обижаться на такие вещи. Слишком много солнца текло в ее венах, слишком нежным, усталым и прозрачным было утолившее голод тело, чтобы хоть что-нибудь в этом мире могло испортить ей настроение. - Спутница Авьен присоединится к нам за завтраком или мне приказать подать еду в ее комнаты? – вежливо осведомился Вагдан до’Майен, с четко выверенным наклоном головы глядя на Мефнут. - Полагаю, лучше в комнаты, милорд. У нее сейчас Батара дель Лаэрт, так что вряд ли она освободится в ближайшее время, - отозвалась она. Вагдан кивнул, подал знак слуге, что стоял за спинкой его стула, и тот быстрым шагом покинул комнату, плотно прикрыв за собой дверь. Сам лорд вернулся к прерванному занятию, продолжая неторопливо нарезать бекон в своей тарелке с таким видом, будто всю свою жизнь завтракал в обществе Аватары Создателя и ее приближенных. Мефнут хмыкнула, отодвигая для себя стул и присаживаясь напротив Данки. Лорд Вагдан до’Майен дураком не был и сразу же очень четко просчитал для самого себя иерархию окружения Аватары, а потому обращался к каждому из свиты ровно с той почтительностью, которой тот, по его мнению, заслуживал. Так Мефнут и Авьен в этой иерархии стояли всего одной ступенью ниже, чем сама Данка, уступая лишь Ликарду Тан’Тамараниду. А вот княжич Таахалдана разместился чуть-чуть ниже их обеих, видимо, потому что был бессмертным. Ненависть к ним, как и у всех мелонцев, залегла в тени ресниц лорда до’Майена, в складках слегка поджатых губ. Он был предельно вежлив с Ханаваном, но ровно столь же холодно брезглив, пусть изо всех сил и пытался это скрыть. Сейчас, когда все они завтракали вместе, за одним столом, ни у кого бы язык не повернулся сказать, что лорд Вагдан не проявил гостеприимства и равного уважения ко всем своим гостям. Им накрыли на серебре, что в краях по эту сторону Эрванского кряжа почему-то считалось очень почетным, за едой прислуживали аж трое слуг, даже в стакан вина подливая, будто Мефнут сама не могла того сделать с легкостью. Им выделили лучшие комнаты в поместье, его хозяин взял на себя их полное содержание. По вечерам в танцевальном зале выступали музыканты и жонглеры, которых он умудрился отыскать по окрестным деревням. В их распоряжение была предоставлена конюшня лорда, полная чистокровных породистых лошадей, которых даже лорд Ликард оценил, восхищенно покачав головой. А сам лорд Вагдан очень внимательно следил за тем, чтобы его гости ни в чем не нуждались и исполнял любые их просьбы сразу же, доставая все, что требовалось, в кратчайшие сроки. А все потому, что он до смерти боялся открыто поддержать Аватару. Именно поэтому они жили в его загородном доме в предместье города Рамон, а не в основном поместье в самом городе, где осталась его жена со старшей дочерью. А вот двух оставшихся сыновей лорда до’Майена еще в начале лета забрали царские посланцы и вывезли в Латр «для знакомства с придворной жизнью», как значилось в предъявленной ими бумаге за подписью короля. По факту же их держали в заложниках, таким образом, купив лояльность лорда Вагдана центральной власти. Мефнут подозревала, что несмотря на безукоризненную вежливость в обращении с Аватарой, лорд Вагдан спал и видел тот день, когда они наконец покинут его поместье раз и навсегда, и он сможет вздохнуть спокойно. Он бы и вовсе их на порог не пустил, да еще и погнал бы прочь, задействовав городскую стражу, но в окрестностях появились Рабы, и угроза превратиться в ходячий труп пересилила в нем нежелание связываться с врагами короны. Переговоры с ним на себя взял лорд Ликард, и спустя час двери поместья распахнулись перед ними, а лорд Вагдан был готов угождать Аватаре во всем, что ей вздумается, кроме официальной поддержки перед лицом центральной власти. Впрочем, на сегодняшний день им и того было достаточно. Мефнут уже опостылело валяться в пыли под заборами ночи напролет, метаться по окрестным дворам в поисках Рабов и язык себе отбивать в попытке убедить местных жителей в том, что угроза реальна. Слухи распространялись быстро, как бы ни был опечален тем лорд Вагдан, и спустя всего сутки вся округа уже знала, что он неофициально принял и разместил у себя Аватару Создателя вместе со всеми ее Спутниками, не чинит им препятствий и всячески содействует их деятельности в провинции Карамон, где он после отъезда лорда Тан’Мира остался главным распорядителем. И вместе с изменением статуса начало и меняться отношение к ним со стороны местных жителей. Теперь уже перед ними распахивали ворота и кланялись, а не осыпали руганью из-за заборов, желая убраться подобру-поздорову. Люди сами охотно шли на контакт и рассказывали о том, что слышали и видели, а порой и о том, что придумали, наслушавшись от других пугающих историй о ходячих трупах в ночи. И благодаря такому изменению и добровольному сотрудничеству мелонцев дело медленно, но верно пошло на лад. Пока еще им удавалось держать заражение под контролем. Тот первый паренек с фермы неподалеку от Дамерова Плеса, чья мать не дождалась исцеления и выпустила его из запертого Аватарой сарая, ушел довольно далеко, прежде, чем Спутницы совместными усилиями умудрились все-таки разыскать его. К тому моменту человеческого в нем не осталось уже ничего, исцелять там было нечего, и Мефнут не чувствовала никакой жалости, с трудом отрубая от неподатливого тела огрубевшую белоликую голову с черными провалами глаз. Лишь сожаление о глупости, что переполняла мир и причиняла бед куда больше, чем даже разносимая Рабами марь. Убегая от погони, паренек успел пройти через четыре деревни и не только оговорить перед местными жителями Аватару, но и заразить девять человек, с которыми непосредственно контактировал. На этот раз время не было упущено, и Мефнут успела исцелить этих бедняг с помощью Песни, чего, впрочем, они не оценили, так и не поверив до конца в грозившую им опасность. Но начало было положено. Первую волну заражения они остановили, да еще и способ исцелять от мари нашли, пусть и считалось, что это невозможно. И Мефнут очень и очень поддержало осознание того, что она тоже может помочь, наравне со всеми участвуя в борьбе с Рабами. Данка в тот же вечер рассказала ей про Господина Лжи и свои подозрения о его влиянии на Мефнут, и от этого тоже стало легче. Потому что она справилась и сумела отразить первый его удар, да еще и преимущество отвоевала, а значит, все было не зря. Обнадеженные и воспрявшие духом, они повернули к Латру, надеясь достичь его в течение пары недель, но Небесная Пряха распорядилась иначе. Потому что буквально спустя час пути на юго-восток им повстречалась телега, в которой сидели двое перепуганных насмерть фермеров, отчаянно погоняя к ближайшему городу. На вопрос остановившей их Данки они ответили, что один из работников сошел с ума и начал кидаться на людей, кожа его почернела, а лицо стало белым. И что пока он не причинил никому вреда, его заперли в сарае, а еще троих мужчин поставили караулить, чтобы не сбежал. Сами фермеры надеялись найти помощь в городе, призвав городскую стражу, и далеко не сразу согласились показать дорогу Спутницам, чтобы те смогли нейтрализовать Раба. А когда те прилетели, было уже поздно. По пустому двору шатались три белолицые фигуры, все запершиеся в доме женщины и дети были заражены. И снова все пошло по уже пройденному сценарию: обратившихся сожгли, больных вылечили, и они рассказали, что один из работников фермы, ставший Рабом, все-таки успел сбежать. С тех пор Мефнут уже и счет потеряла фермам и маленьким деревенькам, которые они обыскивали день за днем, пытаясь отловить разбежавшихся зараженных. В некоторые селения они являлись по несколько раз, и их там уже ждали, другие встречали их угрозами, руганью, проклятиями и обнаженным оружием, и в таких случаях Данка отступала, приказывая выждать. В течение суток у зараженных проявлялись первые признаки, и тогда уже сами деревеньки присылали к ней своих представителей, прося о помощи. И все повторялось вновь. Одно было хорошо: пока еще заражения носили единичный характер, и Спутницам удавалось быстро отлавливать носителей мари, уничтожая их. И чем чаще все это происходило, чем дальше разлетались слухи, тем охотнее люди встречали их на пороге своих селений, делясь информацией, предлагая ночлег и припасы. Кое-кто даже уже присоединился к числу Спутников, хоть таких пока было совсем немного. Девчонка по имени Кайвен из пригорода Рамона, худющая с огромными шальными глазами, которая теперь хвостом таскалась за Данкой, да двое парней, Мален и Ридан, с фермы неподалеку от местечка под названием Три Ручья – единственные, кого Мефнут успела спасти в тех краях. И от этой троицы порой толку было больше, чем от всех остальных Спутников вместе взятых. Потому что они охотно рассказывали по гостиницам и тавернам о том, что делает Аватара Создателя в Мелонии, и им верили, к ним прислушивались. А значит, и отношение к Спутникам в целом начало медленно, но верно меняться. - Батара сказала, ты хотела меня видеть, - Мефнут вопросительно взглянула на Данку, присаживаясь к накрытому столу. Сейчас за ним собралось не так уж и много народу, из чужих присутствовал сам лорд Вагдан до’Майен, едва не до болезненности худой мужчина с жесткой осанкой и сединой в негустых каштановых волосах. Если бы еще полгода назад Мефнут сказали, что ее будет окружать такое количество жителей земель по эту сторону Эрванского кряжа, она бы просто расхохоталась в лицо говорящему. Теперь же все изменилось, и люди разделились для нее на две категории: те, кто присягнули Аватаре или входили в ее свиту, и те, кто еще не решились сделать подобного. Первых Мефнут почти что и не замечала, не чуя в них никакой угрозы ни для себя, ни для Данки, а вторым молча прощала их нерасторопность. В конце концов, все они должны были стать Спутниками, это стало кристально понятно для нее еще на той ферме, с которой все началось, в предместье Дамерова Плёса. Настал Танец Хаоса, и неумолимая судьба предоставляла им всего два выбора: встать на сторону Аватары и жить, или умереть, выйдя против нее. И что было самым приятным в этом выборе для самой Мефнут: никто и никого не неволил в принятии решения. Дорого ей стоило это знание, но оно все-таки пришло и укоренилось внутри, безжалостно разметав все сомнения и домыслы. Данка не требовала служения или поклонения, но предлагала жизнь. В ее протянутой руке не было обмана, скрытых крючков или зацепок, и она ничего не просила взамен на свою защиту. Неудивительно, что жители этих земель не верили ей, когда слышали о присяге. Даже Мефнут, выросшая в краях, где данное слово и честь действительно имели значение, очень долгое время к собственному стыду искала в ее предложениях подвох. Чего уж тогда было говорить об остальных, чья жизнь не была с первого вздоха озарена светом Небесных Сестер и Их Великой Мани? Но, на собственной шкуре пройдя через все подозрения, неверие и сомнения, что только ждали на этом пути, Мефнут не могла судить окружающих, по своим собственным причинам еще не принесших присягу Данке. Того же лорда Ликарда Тан’Тамаранида, например, что сидел за столом напротив Данки, все свое внимание посвятив завтраку. Его короткие волосы были гладко зачесаны назад, щеки гладко выбриты, зеленый бархатный камзол расшит золотом. Он вовсе не походил на человека, который последний месяц провел, ночуя в придорожных полях, под кустами или в стогах сена, однако дело обстояло именно так. И пусть даже он и не принес еще клятвы Спутника, но на Данку смотрел прямым и открытым взглядом, и вот в его-то верности как раз Мефнут ни капли не сомневалась. Рядом с Ликардом потягивала чай из тонкой серебряной чашки тонкая изящная Мейра Тан’Элиан, единокровная сестра Данки. Ее синие глаза всегда были холодны и прикрыты пушистыми черными ресницами, лицо бестрепетно и равнодушно. Насколько Мефнут поняла, близких отношений с Данкой она заводить не стремилась и держалась с ней подчеркнуто вежливо, будто чужая. Однако эта женщина знала о Танце куда больше всех остальных, едва ли не больше Анкана, и ее сухие рассуждения о Рабах у вечернего костра сослужили им добрую службу. Благодаря ее знаниям, например, удалось понять, почему присяга княжича Ханавана, принесенная Данке во время битвы с Рабами в Дамеровом Плёсе, не дала результата. Дело, как она пояснила, заключалось в мари. Она несла деструкцию и разрушение не только физической, но и энергетической оболочке живых существ, а значит и клятва в их непосредственном присутствии установиться не могла. Потому в тот же вечер на ферме под Дамеровым Плёсом, когда впервые была излечена заразившая человека марь, княжич еще раз присягнул Данке, и на этот раз присяга сработала, установившись и связав их души золотыми нитями. Сейчас Спутник Ханаван с большим аппетитом уплетал яичницу с беконом по правую руку от Аватары Создателя и уж точно меньше всего походил на наследника эльфийского княжества, коим и являлся по рождению. На его лице не было ни намека на чопорность, холодность и надменность, свойственную эльфам, живые изумрудные глаза горели искренним любопытством и стремлением ко всему новому, пепельные волосы, раньше доходившие до середины спины, он остриг коротко, оставив лишь хвостик на затылке, как носили анай. Мефнут только посмеивалась, поглядывая на него. Учитывая восхищение, с которым он смотрел на анай и выспрашивал про Данарские горы, можно было ожидать, что через пару недель он еще и Двурукой Кошкой попросит себя сделать. И вот тогда-то Батару хватит удар, и мы наконец-то избавимся от ее общества, - с ехидным удовлетворением подумала она. Последним за столом был человек, самой Мефнут не слишком приятный. Сегодня Лайам до’Витор вырядился в темно-синий, почти черный камзол, расшитый тонкой серебряной нитью, будто собирался на прием к королю, а волосы свои напомадил, зализав назад по последней моде, пришедшей из Латра в прошлом месяце. На мир он смотрел из-под полуопущенных век с легкой, почти безразличной улыбкой на губах, а к окружающим его женщинам относился, будто к вещам, созданным исключительно для того, чтобы услаждать его взгляд. И волочился за каждой юбкой, которая встречалась на его пути. Он и Мефнут пытался оказывать знаки внимания, но она пару раз весьма красноречиво посмотрела в ответ, и теперь лорд до’Витор нарочито игнорировал ее, будто перед ним сидело пустое место. Как такой человек мог сопровождать умного, рассудительного и осторожного Ликарда, у Мефнут просто в голове не укладывалось. Впрочем, на Данку все его ужимки никакого впечатления не производили, как бы Лайам ни расстилался перед ней, пытаясь завладеть ее вниманием. Иногда Мефнут казалось, что Данка и вовсе не понимает, что кто-то пытается понравиться ей, слишком далеко от нее были все эти заигрывания и страсти. Ее искренность наповал сражала людей, заставляя их застывать и не понимать, как с ней взаимодействовать, приводя в ярость жестокосердных, умиляя чистых помыслами и душой. Данка не умела врать, никогда не изворачивалась, не пыталась кому-то понравиться и не скрывалась за масками. Она просто была вот такой – ясноглазой, улыбчивой, нежной, хрупкой, с бронзовыми крупными кудрями, полными солнца, с огромным добрым сердцем, перед теплом которого в бессилии опускались руки ее врагов, а души друзей переполняла радость. Маленькая эльфийка, выросшая в Данарских горах среди анай, Ремесленница, а не Воин, и при этом – Аватара Создателя. Могло ли сойтись больше противоречий хоть в одном-единственном ином существе на всей огромной беспредельной земле? Мефнут в этом очень сильно сомневалась. Живой взгляд серо-голубых, пытливых и полных света глаз поднялся на Мефнут, и Данка улыбнулась ей, как родной, немного смущенно, будто ей было неловко просить. - Мне очень хотелось, чтобы у вас с Авьен было хоть немного времени на отдых, ведь ты только вчера вечером вернулась из Геденого Ключа. Но лорд Вагдан принес вести из Рамона, и боюсь, они не слишком хорошие. - Рабы? – Мефнут взглянула на лорда до’Майена, вопросительно приподняв брови. - Эмиссары из Латра, - лорд Вагдан аккуратно промокнул губы салфеткой и небрежно отложил ее в сторону. – На рассвете прибыл гонец от моей супруги, да будет милостива к ней Великодушная Мать Мегара, Владычица всего сущего. Магда пишет, что по ее сведениям ночью в Рамон с юго-востока въехал кортеж. Прибывшие остановились в «Королевском приюте» - лучшей гостинице города, пожелав остаться неизвестными. С ними два десятка человек охраны, которые почти сразу же разбрелись по городским гостиницам и принялись собирать слухи. Сами эмиссары тщательно скрывали лица, но одного из них опознать все же удалось. Это Расан до’Альдер, старший сын лорда Тарима до’Альдера, весьма уважаемого человека и моего неплохого знакомого. На невысказанный вопрос Мефнут ответил лорд Ликард, поймав ее непонимающий взгляд: - Дом Альдер по могуществу и значимости почти равен Дому Майен. И лорд Тарим в последние годы не раз оказывал поддержку Лорду Страны Тан’Миру, когда тот особенно в ней нуждался. – Видимо, взгляд у Мефнут так и остался совершенно раздосадованным, потому что Ликард без особого удовольствия добавил: - Полагаю, сейчас молодой Расан пытается выслужиться перед королем и занять для своего дома более высокое положение. Лорд Тан’Мир стар и бездетен, братьев и сестер у него нет. С его смертью, скорее всего, род Тан’Мир прервется, а значит, у провинции Карамон появится новый Лорд Страны. - То есть, он попытается подставить вас, милорд? – нахмурила брови Мефнут, глядя на лорда Вагдана. - Весьма вероятно, - сухо отозвался тот, отхлебывая из своей чашки с таким видом, будто его это ни капли не волновало. - Лорд Вагдан принял нас и оказал нам помощь. И если Расан до’Альдер найдет этому доказательства, сыновьям лорда Вагдана не поздоровится. – Данка решительно взглянула на Мефнут. – Потому я и прошу тебя, Меф, поехать в Рамон и постараться разобраться с этим. - Конечно, - без колебаний кивнула Мефнут, и ресницы лорда Вагдана слегка дрогнули от облегчения, а руки уже медленнее и спокойнее опустили чашку на столешницу. Понятное дело, что он нервничал – его сыновья находились в заложниках у одного из Эвилид. А платить за искреннюю помощь и поддержку безразличием и злом было последним, что сделала бы Мефнут в своей жизни. Поглядев на Данку, она уточнила: - Что ты прикажешь по поводу Расана? Мне припугнуть его или убить? Никакой жалости она не испытывала в этот раз. Если человек был настолько глуп, что по собственной воле из алчности продавал свою душу Сету, то он не заслуживал ничего, кроме ножа под ребро. И тут даже Данка вряд ли бы стала спорить, даже с учетом всей мягкости и доброты ее сердца. - Для начала найди его, - задумчиво сказала та. – Как только сделаешь это, попробуем соединиться, чтобы я посмотрела на него своими глазами через тебя. И потом уже решим, как будем действовать. - Хорошо, - кивнула Мефнут, принимая ее волю. Это тоже перестало тревожить ее – возможность Данки использовать ее тело как свое собственное по связи, установившейся между ними. Подумать только, сколько страхов, сколько подозрений и отторжения это вызывало у Мефнут в самом начале! Какие темные мысли рождались в ее голове, каких ужасов она надумала себе в связи с этой способностью Аватары. И этим очень умело воспользовался их враг, - а в том, что это был именно он, она не сомневалась больше, - едва не сведя ее с ума и не задушив черной волной ненависти. Даже глаза Авьен не могли отогреть сердце Мефнут в те дни, и это пугало ее, пожалуй, больше всего. Мефнут не знала ничего, что было бы светлее и чище, сильнее и могущественнее переполнявшей ее грудь любви к маленькой бывшей первой жрице Андозабара, и ничем на свете так не дорожила, как этой любовью. Она и спасла Мефнут, заставив пелену Господина Лжи спасть с глаз раз и навсегда, и Мефнут поклялась, что никогда больше не позволит яду сомнений отравить собственную душу и запятнать ее чувства к Авьен. - С тобой пойдет лорд Лайам, поможет советом, если понадобятся переговоры. Расан не знает его в лицо, в отличие от лорда Ликарда, так что узнать в толпе не сможет, - Данка поглядела на сидящего неподалеку от нее мелонца, и тот картинно поклонился ей, расплываясь в широкой слащавой улыбке. - Почту за честь, моя Аватара. - Возьми еще кого-нибудь из Спутников на всякий случай, если там окажутся Рабы, - добавила Данка. - А мне можно пойти, нерожденная? – с надеждой вскинул голову княжич Ханаван, но она с мягкой улыбкой отказала: - Нет, Ханаван. Ты эльф, тебя узнают в лицо издали. А я бы не хотела привлекать внимание к себе, пока не погляжу на этого Расана сама. - И что вы надеетесь увидеть в нем, нерожденная? – слегка прищурившись, поинтересовался Ликард, разглядывая ее с интересом. - Намерения, - ответила она, поглядев в ответ. – Если он действует не по своей воле, и у нас есть шанс спасти его из-под влияния Сета и привлечь на свою сторону, им нужно воспользоваться. Если же нет, выход только один. – Она взглянула Мефнут в глаза и просто сказала: - Я убью его. Что ж, это была уже не та Данка, с которой они вместе росли в Роще Великой Мани. Но и не та, какой Мефнут видела ее недели назад, сведенная с ума яростным шепотом лжи внутри собственной головы. Я буду слушать тебя сердцем и только им, и никогда больше не позволю себя обмануть. - Как скажешь, Дань, - проговорила она вслух, принимая ее волю и возвращаясь к яичнице в своей тарелке. День предстоял долгий, и ей не мешало хорошо подкрепиться.