Мерзко и неправильно

Юнги фиксируется на нем взглядом так, словно он единственное, что есть в огромной пустой комнате, звуки глушатся, разноцветные вспышки, как прожекторы — только на него, на Сокджина. Юнги сглатывает, когда Сокджин смотрит в ответ и едва заметно приподнимает брови. Не знал, что Сокджин здесь будет? Не ждал? Неприятно удивлен? — Хён! — Чонгук налетает откуда-то сбоку, обнимает за шею, смеется пьяненько. — Правда ж здорово мы всё устроили, хён? — Ага, — Сокджин гладит его по голове, улыбается — у Чонгука горят глаза, он буквально напрашивается на похвалу, и Сокджин не скупится. — Вы такие молодцы, и выставку организовали, и вот это всё, — он обводит помещение рукой. — А ты, Чонгук, самый главный молодец. — Спасибо, хён, — Чонгук вздыхает довольно, надувается весь от гордости. — Тебе не скучно? — заботливо спрашивает он. — Ты как-то стоишь тут один грустненький… — Нормально, — Сокджин хлопает его по плечу мягко. — Иди, тебя Тэхён, кажется, зовёт. — А? — Чонгук оглядывается, фокусируется на Тэхёне, который добрые несколько минут машет ему из другого конца зала. — Ой, сейчас, — Чонгук отлипает от Сокджина, бодает напоследок лбом в плечо. — Развлекайся, хён, ты так редко выбираешься. Сокджин отмахивается, мол, иди уже, и Чонгук бодро уносится к Тэхёну. Юнги исчез. Сокджин трясет головой — вдруг показалось? Странные галлюцинации, избирательные такие, но всё равно — мало ли: в клубе душно и громко, он в последний раз ел 8 часов назад и выпил два коктейля на почти пустой желудок; чего только не померещится. Сокджин осторожно лавирует между танцующими и болтающими группками людей, пробираясь к выходу, толкает тяжелую дверь и оказывается в прохладной, ветреной ночи. Всё-таки не галлюцинация. Юнги стоит к нему спиной, всего в нескольких шагах, сутулится как обычно, волосы растрепущие, выбеленные, с отросшими корнями. Сердце пропускает удар, когда Сокджин не успев подумать подходит ближе и тихо говорит: — Привет. Юнги замирает на секунду, а потом оборачивается, лицо — спокойное, даже слишком, но глаза настороженные. — Привет, — соглашается он и выдыхает дым. Сокджин достает пачку из кармана, мимоходом отмечая — Юнги смотрит. Нет, не так — Юнги пялится, жадно исследует его лицо, одежду, прическу; Юнги смотрел на него так же шесть лет назад в университете, думая, что Сокджин не видит. — Ты куришь? — спрашивает он, в изумлении глядя, как Сокджин щелкает зажигалкой. — Всегда курил, — Сокджин пожимает плечами, выдыхая дым. — А, точно, помню, — соглашается Юнги так, что и дураку понятно — он этого не помнит. Они молчат некоторое время, Юнги мнется — так, словно не знает, что сказать — или наоборот хочет сказать слишком много сразу. — Уместно ли спросить, как дела? — спасает его Сокджин. — Нормально, — Юнги задумывается на секунду. — На работе — нормально, дома — тоже нормально. — А как Хосок? — Детей тренирует, — прыскает Юнги. — Кто бы мог подумать, да? Сокджин живо представляет Хосока в окружении пятилеток — и смеётся, потому что это вдруг выходит очень органично. Юнги тоже смеётся: — Они же почти одногодки, ну, интеллектуально, в смысле, — проговаривает он сквозь смех, и они смеются громче, чуть нервно, но всё-таки смеются, а не молчат неловко. Сокджину очень странно. Они вдруг забалтываются — обо всяких мелочах: Юнги рассказывает про Суён (кажется, они остались друзьями — и весьма неплохими); про квартиры — Юнги переехал в район получше, Сокджин всё ещё живет в своей старой; про кино — кто что смотрел последним, и Юнги вдруг выпаливает: — Жалко, Намджун не приехал, он бы тебе такой разбор последнего Оскара выдал. Он же всю эту фестивальную дребедень смотрит, а потом мне пересказывает. У Сокджина как-то чуть разочарованно ёкает в груди. — А Намджун это?.. — уточняет он. — А, это, — Юнги вдруг заминается. — Мой сосед. Мы живём вместе уже пару лет. На пару секунд в голове становится оглушительно тихо. Сокджин не отвечает, Юнги тоже молчит, и молчание между ними холодное, вязкое, неприятное. Очень хочется сбежать не прощаясь. — А, понятно, — жизнерадостно отвечает Сокджин. — Всё серьезно, да? — Ну, контракт у нас вроде как лет на пять, — чешет в затылке Юнги. — Так что наверное да? Сокджин очень иррационально чувствует себя как человек, у которого отобрали что-то очень нужное — хотя у него этого и не было с самого начала. Боже, что за бред. Нужно вежливо свернуть разговор, попрощаться и вызвать себе такси, так будет лучше и безопаснее всего. Чонгук, может быть, немножко подобидится, но это решаемо. — Я- — начинает Сокджин. — Я- — перебивает его Юнги. Они снова замолкают. — Давай ты первый, — улыбается Сокджин. — Я подумал, может, ты хочешь сходить куда-нибудь? — выдавливает Юнги. — Ну, поужинать там, я мог бы позвать Хосока, мы давно не виделись, вдруг тебе интересно, — заканчивает он совсем тихо. — А, я бы с радостью, — Сокджин улыбается изо всех сил, которых сегодня почти и не осталось. — Но времени нет, правда. Работа, всё такое. — Хорошо, — Юнги звучит очень странно, как будто разочарованно, но Сокджин одергивает себя — зачем выдумывать то, чего нет? В прошлый раз это не слишком-то помогло. — Возвращаемся? Сокджин думает, что это самый удобный момент, чтобы попрощаться, но помимо воли выдает: — Да, возвращаемся. Они расходятся — Сокджина зовет знакомый, Юнги отдрейфовывает куда-то в сторону Тэхёна. К тому моменту, как Сокджин набирается смелости снова подойти, Юнги в клубе не оказывается. — Юнги-хён уехал, — кивает Тэхён — единственный кристально трезвый из всей компании. — Ему Намджун-хён позвонил, и он умчался. Намджун. Ага. — Всё нормально? — Тэхён смотрит чуть обеспокоенно. — Позвонить Чимину? Он тебя заберёт. — Не надо, — отмахивается Сокджин. — Всё хорошо. Всё ни разу не хорошо. Сокджин гипнотизирует чат с Юнги в какао. Интересно, он сменил номер или нет? Юнги на аватарке в криво сидящей вязаной шапке, сонный, но широко улыбающийся; у Сокджина как-то неприятно печёт в груди. С выставки Тэхёна прошёл месяц, грёбанный месяц, и не было ни дня, чтобы Сокджин не думал о Юнги. Последнее сообщение в чате — от Юнги, они договаривались встретиться, чтобы поговорить. Пять лет назад были как будто вчера. Сокджин вздыхает — очень тяжело, и идёт делать чай. Все кружки почему-то грязные, и Сокджин методично моет их одну за другой, тщательно вытирая полотенцем насухо. Чайник шумит, подогревая воду; Сокджин скрючивается на стуле в углу, снова открывая чат. У него есть парень. Что, конечно, неплохо — он принял себя, наконец-то. Экран гаснет, и Сокджин жмет на кнопку, разлочивая телефон. Чайник коротко пищит, оповещая о том, что вскипел; у Сокджина в голове тоже что-то пищит, оповещая о том, что вскипел мозг. «Так нельзя», — думает Сокджин, начиная печатать сообщение. — «Но я же не делаю ничего противозаконного, мы просто поедим. Он может позвать своего… как его? Намджуна?». Ноги затекают, но Сокджин не встает. Он перечитывает сообщение несколько раз — ничего особенного, простое «Привет, если твоё предложение ещё в силе, то я с радостью», думает о том, что ну тут совсем ничего криминального не углядеть — и жмёт отправить. Сокджин откладывает телефон — время без пятнадцати три утра, вряд ли он ответит раньше, чем- «Давай, я напишу Хосоку» — сигнализирует экран. Сокджин смотрит на сообщение с опаской, заливает заварку кипятком, обдумывая ответ. «Можешь привести своего Намджуна», — пишет наконец он. «Здорово». Сокджин выжидает ещё минут пять — но ответа нет. Он снова скрючивается на стуле, грея руки о чашку, и читает сплетни в нэвере до самого утра. Намджун оказывается высоким, красивым, ужасно умным и жутко неуклюжим. «Даже придраться не к чему», думает с тоской Сокджин, представляясь. Он бы сам в такого влюбился без оглядки, если бы мог. Хосок за пять лет совершенно не изменился, он всё такой же громкий и говорливый, и Сокджин с готовностью тонет в его яркости и болтливости, окутывая себя ими как коконом. Зачем он написал. Зачем Юнги согласился. Они почти не разговаривают — только через Хосока или Намджуна, у Юнги лицо напряженное, он словно немножко не здесь, и когда Сокджин, хихикая, скармливает ему ракушку вместо жареной мидии, он даже не морщится сначала, добросовестно пытаясь прожевать. Ужасно хочется потрепать его по волосам, они наверняка жесткие от краски; у Юнги за пять лет чуть округлились щеки, и в целом он выглядит как человек, который с доставки и фастфуда перешел на более здоровую, домашнюю еду (или на более здоровую доставку). Он говорит что-то Намджуну, и тот смеется неожиданно высоко, и Сокджин не знает, что чувствует из-за этого всего. Он рад за Юнги. Ему тревожно — из-за себя. Он иррационально завидует Намджуну. Как же так, Сокджин искренне верил, что его чувства к Юнги закончились года три назад, он надёжно зарыл их где-то далеко и не планировал раскапывать. — Ты на меня так смотришь, как будто я зомби, — говорит вдруг Юнги, хмурясь, и Сокджин фыркает. — Кто тебя знает, — задумчиво говорит Намджун. — По утрам ты натуральный зомби, на стены наталкиваешься и разве что мозгов на завтрак не просишь. — Да ты и готовить-то не умеешь! Они отвлекаются на перебранку, Хосок подливает масла в огонь, Юнги ноет о том, что они оба притесняют права сов, клятые жаворонки. Юнги отлично подобрал слово. Потому что все его чувства к Юнги, вся безответная любовь, которую он старательно забрасывал землей и утрамбовывал два года после того, как они попрощались, внезапно выползла из своей могилы, и теперь мало-помалу отгрызает от него куски. Нет. Только не сейчас. — О, ты же не знаешь, как Хосок с четырехлетками в прошлом году ездил в тренировочный лагерь? — Юнги снова отвлекает его, и Сокджин благодарен ему как никогда. — Юнги-и-и, — стонет Хосок жалобно. — О, постыдные делишки! — Сокджин старается переключиться на разговор, и у него это почти получается. Со своими внутренними зомби он разберется потом, что, зря он столько раз «Обитель зла» пересматривал? Они прощаются далеко за полночь, Хосок обнимает его крепко, Юнги машет, когда они с Намджуном уходят в сторону метро, Хосок бодрым шагом спешит в другую сторону («Живу недалеко, поэтому предложил тут собраться»), Сокджин вызывает такси, называет адрес и вырубается на следующие 20 минут. Он расплачивается с таксистом, поднимается на этаж, открывает дверь. В кухне горит свет, Сокджин выдыхает — он никого не разбудит. — Хён? — Чимин выглядывает из ванной. — Как прошло? — Нормально? — Сокджин стягивает пальто и кроссовки, доходит до кровати и падает в нее. — Ну куда в джинсах? — бухтит Чимин. — Я только перестелил. — Чимини, — говорит Сокджин в подушку. — Чимини-и-и. — Чего? — Чимин садится рядом, гладит его осторожно по плечу. — Что случилось? — Что-то ужасное, — Сокджин переворачивается на спину, не открывает глаза. — Непоправимое. — Ты все еще его любишь? — Чимин больше утверждает, чем спрашивает. — Я все еще его люблю, — кивает Сокджин. — Ох, хён, — Чимин встает с кровати, вздыхает. — Чаю? — А мышьяка нет? — Есть ячменный чай, — хихикает Чимин, его голос становится тише, он уходит на кухню. — Не надо, я сегодня достаточно настрадался, — плаксиво говорит Сокджин. Чимин возвращается с двумя большими чашками, от которых исходит пар, всучает одну Сокджину, заставляя того сесть. — Рассказывай, — мягко просит он. И Сокджин рассказывает. * Юнги пишет ему «Мне кажется, нам надо поговорить», и Сокджин позорно закрывает сообщение непрочитанным. Диалог в какао светится красной единичкой уведомления, но Сокджин не находит в себе сил ответить. Он ходит на работу, ходит в кафе вечером, пару раз встречается с Чимином, старается жить привычной нормальной жизнью, не делать и не говорить того, о чём пожалеет. Неотвеченное сообщение жжёт карман всё сильнее с каждым днём. — Ты написал ему что-нибудь? — спрашивает Чимин, пока Сокджин распаковывает пиццу, достает колу из холодильника. — Нет, — Сокджин выставляет на стол тарелки, кивает Чимину на коробку салфеток, тот понятливо уносит её и тарелки в комнату. — Я не знаю, о чём с ним говорить. — Хён, нельзя так игнорить людей, — Чимин устраивается на его кровати, поджимая ноги под себя. — Налей колы, пожалуйста, — подставляет он стакан. Кола шипит, оседая пеной на стенках, холодная; пицца наоборот такая горячая, что Сокджин едва не обжигается, доставая себе кусочек. — Я его не игнорю, — отвечает он, прожевывая пепперони с сыром. — Я думаю. — Две недели? — поднимает бровь Чимин. — Дело твоё, конечно, но всё-таки… — Всё-таки мы кино смотрим или нет? — Сокджин снимает с паузы «Блондинку в законе». — Если смотрим, то тшш, никаких разговоров. Лицо у Чимина крайне выразительное, но он только пьёт колу, и ничего не говорит. К Эль Вудс приходит озарение об учебе в юридическом, когда в дверь звонят. — Ты что-то заказывал? — Нет. — Тогда не будем открывать, — говорит Сокджин, но Чимин всё равно подскакивает резво с кровати и идёт в коридор. — Айщ, Чимин-щщи… Сокджин слышит пиликанье входного замка, удивленное «ой» Чимина и его: — Привет, хён… А мы тут кино смотрим… — Какой ещё хён, — пыхтит Сокджин, скатываясь с кровати и больно стукаясь коленкой об косяк. — Я у тебя единственный хё- Привет?.. Юнги переводит взгляд с Чимина на Сокджина, поправляет шапку неловко. — Ты сказал, что живешь там же, я мимо шел просто… Сокджину кажется, что он случайно застрял в какой-то дурной бесконечности и вынужден всю жизнь проживать одни и те же моменты. У Юнги, видимо, те же мысли, потому что выглядит он донельзя озадаченным, снимает шапку, надевает её снова. — Извините, я не подумал, — бормочет он, отступая обратно в подъездный коридор. — Я пойду тогда… — Ой, ну хён, глупости какие, — Чимин шагает вперед, хватая Юнги за запястье и затягивая внутрь. — У нас пицца и кола, и еще фильм классный, оставайся, да, Джин-хён? Сокджин кивает — как будто Чимин его послушает, если он скажет «нет». Как будто он вообще может сказать «нет». Они смотрят фильм; Чимин комментирует, смеётся, рассказывает Юнги то, что тот пропустил, пичкает его пиццей и неясно откуда взявшейся шоколадкой, и всё как-то так нормально, что Сокджин слишком расслабляется, даже немного дремлет сидя. По экрану ползут титры, и он, промаргиваясь, не сразу понимает, что Чимин слишком долго относит коробки от пиццы на кухню. — Чимин? — кричит он. — Он ушел, — голос у Юнги тихий, но Сокджин так вздрагивает, словно ему на ухо орут в мегафон. — А. Сокджин не знает, что сказать. Вежливо выпроводить? Всё-таки поговорить? Он мысленно костерит Чимина за то, что так малодушно его бросил. Подлец мелкий. — Ты мне не ответил, — Юнги смотрит перед собой, теребит краешек пледа. — Прости, замотался, — Сокджин зевает — отчасти потому, что правда хочется спать, отчасти намекая, что пора бы и Юнги уходить. Если бы Юнги ещё понимал намёки. — У меня в голове всё мутное с того раза на выставке, я думаю о тебе — часто, — говорит Юнги тихо. — Я и до этого думал, после того, как мы… — он неопределенно машет рукой, зная, что Сокджин поймет. — Я… Я запутался, — он протягивает руку медленно, всё ещё не поднимая глаз, и касается сокджиньей ладони. — Пожалуйста, помоги. Сокджин чувствует, какие теплые у него пальцы, как сильно хочется сжать его ладонь — он помнит, что Юнги любит держаться за руки; он отодвигается, отнимая руку. — Я не могу, — выдавливает через силу Сокджин. — Я… Извини. Его маленький полудохлый зомби, который потихонечку отъедал от его сердца кусочки в последнее время, разворачивается во всю свою мощь, давит на лёгкие, дышать сложно. Это всё очень неправильно. Сокджину по лицу прилетает флешбеками, в голове дурниной орёт сирена и ярко-красным транспарантом «даже, блять, не думай»; Юнги хмыкает очень понимающе и виновато. — Я опять испортил вам свидание, да? — спрашивает он, улыбаясь. — Что? — Сокджин отвлекается от внутреннего апокалипсиса. — В смысле? — Ну, помнишь, я как-то уже приезжал так, а вы тут… Ну, собирались это, — Юнги фыркает. — Короче у меня дежавю какое-то. Сокджин нервно смеётся. — Не знаю, что ты себе навоображал, но мы не встречаемся. Юнги наконец-то смотрит на него. — Совсем-совсем? — Абсолютно, — подтверждает Сокджин. — О, — Юнги снова утыкается взглядом в плед. — Ты встречаешься с кем-то другим? — Да ни с кем я не встречаюсь! — Сокджин даже с кровати спрыгивает от возмущения. — Что ты заладил? — Ты сказал, что не можешь, и я подумал, — Юнги пожимает плечами. — Хотя, наверное, тут и другие причины могут быть… Сокджин думает про причину: метр восемьдесят, широкие плечи, ямочки на щеках, и выдает Юнги мысленного пинка. Вот говнюк, ничему за эти годы не научился. — Я не уеду, пока мы не поговорим, — вдруг произносит Юнги. — Я очень упертый, ты же знаешь. — Господи, — Сокджин закатывает глаза. — Ладно. Давай. На кухне, не тут. Он зажигает свет, ставит чайник — не то чтобы хотелось чаю, просто по привычке. Юнги устраивается на любимом сокджиновом стуле, вертит в руках забытую на столе ложку. — Говори, — просит Сокджин, чувствуя вдруг, как сильно устал. — Ну, я всё сказал, в общем-то, — пожимает Юнги плечами. — Я хотел узнать, что ты на это скажешь. — Я не чувствую к тебе больше ничего, — вздыхает Сокджин. — Пять лет прошло, Юнги. Тебе пора отпустить. У тебя всё хорошо. У меня всё хорошо. Давай не надо, в общем. — Совсем ничего? — спрашивает Юнги. Сокджину ужасно хочется рассказать, ужасно хочется его коснуться, взять за руку. Но Юнги сидит на его кухне, а где-то на другом краю города его ждёт человек, с которым у Юнги «всё серьезно», и Сокджин больше не может закрывать на это глаза. Ему больше не 22. — У меня же есть гордость, в конце концов, — бормочет он себе под нос. — Что? — Юнги резко поднимает голову. — Я говорю, что очень много времени прошло, — говорит Сокджин громче. — Я не знаю, каким человеком ты стал, — «хотя, видимо, не сильно поменялся». — Я о тебе ничего не знаю, Юнги, ты обо мне ничего не знаешь, зачем нам это всё? Да и игнорировать Намджуна, как игнорировал Суён — совершенно зря — я не могу… — Стоп, — Юнги хмурится непонимающе. — Намджун тут при чем? — При том, что это всё уже было. Я не хочу ничего делать за спиной твоего… парня. — Какого парня? — лицо у Юнги очень странное — он словно правда не понимает, в чем дело. — Намджун? Твой парень? — Сокджин чувствует, что начинает злиться. — Намджун мой сосед. — Парень. — Сосед. — Какая разница, как ты его называешь? — Сокджин не выдерживает, повышает голос. Ему хочется схватит Юнги за капюшон толстовки и вытолкать за дверь. Какого хрена он делает? Какого хрена он приехал? — Ты сказал, что у вас всё серьезно, а теперь заявляешься ко мне домой и спрашиваешь, чувствую ли я к тебе что-то? Даже если и чувствую, что с того? Мне хватило истории с твоей девушкой, я не хочу проходить через это снова! — Да что происходит? — Юнги разговаривает всё так же тихо, но Сокджин видит, как напрягается его челюсть от злости. — Намджун мой сосед, ты спрашивал, серьезно ли у нас с ним — да, серьезно, потому что мы заключили контракт на пять лет на хату, и я не могу оттуда съехать, пока они не пройдут. В этом смысле серьезно! Ты что себе напридумывал? «Он врёт» — думает Сокджин неуверенно. — «Он просто снова пытается сделать это, залезть тебе в душу и в штаны. Нельзя ему позволять». — Хватит, — он медленно вдыхает и выдыхает. — Уходи, пожалуйста. — Ты мне не веришь, — Юнги и с места не двигается, достает телефон, набирает чей-то номер, ставит на громкую связь. — Окей. Сокджин слушает длинные громкие гудки, окончательно переставая понимать, что происходит. — Алло? — голос на том конце заспанный. — Юнги? — Намджун, скажи пожалуйста, мы с тобой встречаемся? — Чего? Ты сбрендил что ли? — хрипит из динамика Намджун. — С кем встречаемся, отстань, время полвторого. — Подтверди, что ты не мой парень, — просит Юнги. — Да отстань ты от меня со своими шутками, я сплю, — в трубке что-то шуршит, как будто её роняют, и кухня наполняется короткими гудками. — Мы можем позвонить ему снова, и он скажет то же самое, — Юнги убирает телефон в карман, смотрит на Сокджина внимательно. — Ещё какие-то проблемы? — Ты — проблема, — Сокджину немного стыдно — и он злится еще больше из-за этого. — Уходи. — Ты мне не ответил. — Я не буду отвечать. — Ладно, — Юнги, наконец, встает, подходит ближе. Сокджин испуганно замирает. — Я правда о тебе очень много думаю, — говорит он тихо, между ними расстояния — жалкие пара сантиметров, еще немного — и он уткнулся бы в Сокджина носом. — Я… Мы можем хотя бы дружить? — спрашивает он. — Я больше не стану спрашивать, не подниму эту тему, правда не подниму, не как тогда. Пожалуйста, я очень постараюсь на этот раз. Юнги слишком близко. Он пахнет пиццей и сигаретным дымом, у него очень сосредоточенное лицо, очень грустное. Это невыносимо. — Я не могу с тобой дружить, — Сокджин произносит это, наконец, вслух, и становится намного легче. Может, стоило и тогда так ответить, не строить из себя мать Терезу, а сказать как есть, может, все тогда пошло бы по-другому. — А, — он не видит лица Юнги, но голос у того становится глуше. — Понятно. «Он сейчас уйдет», — думает Сокджин. — «Я похороню всех своих зомби, лопатой им наподдам для верности, все будет хорошо. Мне это не нужно». — Я очень скучаю по тебе, — говорит он. — Я намеренно избегал всех разговоров о тебе с Чимином, пока вы общались. Я правда не знаю, кто ты и чем занимаешься сейчас. Но я скучаю, Юнги, так сильно, это отвратительно… Он замолкает, потому что голос начинает совсем уж неприлично дрожать, и это, наверное, хуже всего. Даже хуже того, что Юнги осторожно его обнимает, гладит по спине, все-таки утыкается лбом в сокджинье плечо. — Я могу тебе рассказать, — бухтит он оттуда. — Про себя. И хочу услышать, чем ты занимался все это время, куда ездил, почему расстался с тем, с кем был пять лет назад. Я тоже ужасно соскучился. У Сокджина ломается что-то внутри, когда он обнимает Юнги в ответ. — Ты там ревешь что ли? — спрашивает Юнги весело. — Нет, — хлюпает носом Сокджин. — Ладно. Они стоят так ещё немного, пока Сокджин не успокаивается, а потом идут в комнату, и Сокджин долго лежит на кровати, пытаясь прийти в себя, пока Юнги сидит рядом, гладя его по плечу. — Кстати, я рассказал родителям, — говорит он. — Про то, что я би-хрень. — И как? — Сокджин вытирает глаза и щеки, собирая себя, наконец, в какое-то подобие человека. — Ну, это было три года назад, больше мы не разговаривали с тех пор. С отцом и братом точно. — Сочувствую, — Сокджин неловко похлопывает его по спине. — Да ладно, не так страшно, — пожимает плечами Юнги. — Мама иногда звонит, но… ты понимаешь. — Ага. Сокджин тянется к нему, укладываясь головой на колени. — Я тот еще красавчик сейчас, да? — спрашивает он, шмыгая носом. — Ага, — Юнги улыбается ему. — Невероятный. Они молчат еще некоторое время. — Я ходил к психологу, — говорит Юнги, чуть замявшись. — Разбираться со своими проблемами. Я больше не боюсь показывать то, что чувствую. — Ага, — Сокджин дотрагивается до его руки. — Волшебное исцеление? Ты теперь совсем другой человек? — Ага, щас, — Юнги отвешивает ему лёгкий щелбан. — Я работаю над собой, но все равно еще в процессе. — Хорошо. Сокджин прикрывает глаза. — Я сейчас усну, — предупреждает он. — Тогда я поеду? — у Юнги голос осторожный, он как будто ждет чего-то. — Оставайся, — Сокджин думает о том, что по всем правилам ему надо бы побыть одному, подумать над этим всем, оценить все плюсы и минусы, но сил нет, и желания тоже, поэтому он зевает широко и встает с кровати. — Если хочешь. — Я хочу. Юнги переодевается в его домашнюю одежду — она выглядит на нем даже чересчур привычно, они залезают под одеяло — Юнги пытается отвоевать плед, но Сокджин не слушает, и вообще, плед грязный, сидят на нем всякие своими уличными штанами, и Юнги сдается; они лежат очень далеко друг от друга, в полной тишине, а потом Сокджин, почти заснувший, двигается вперед, и Юнги обнимает его, сопя в ухо. Утром Сокджин с трудом открывает глаза: лицо опухшее после вчерашнего, в кровати никого нет. Может быть, ему приснилось. Может быть, Юнги передумал. «Может быть,» — думает он, слыша возню на кухне. — «Он ещё здесь». Сокджин выползает из кровати, плетется на кухню — не умытый, с торчащими во все стороны волосами. — Привет, — Юнги щелкает кнопкой кофеварки. — Я тут кофе делаю, ты будешь? — Ага, — Сокджин словно приклеивается к дверному проему. — Я никуда не денусь, — говорит Юнги, улыбаясь. — Ага, — Сокджин не двигается с места. Телефон Юнги, лежащий на столе, звонит, Юнги мельком смотрит на определитель. — О, это Намджун, — говорит он, поднимая трубку. — Да? Я у Сокджина. Нет! — Юнги почему-то краснеет ушами и отворачивается. — Отвали. Я тебя заблокирую сейчас. ПОКА. Он жмет на кнопку отбоя. — Фу, блин, с такими друзьями никаких врагов не надо, — он раздраженно прикрывает глаза. Сокджин хихикает. — Весело тебе? — спрашивает Юнги. — Ага, — кивает Сокджин. — Ты такой бесячий по утрам, — Юнги вздыхает, подходя ближе. — Мы все-таки не сможем дружить, — вздыхает Сокджин. — У нас слишком разные взгляды на меня. Я вот думаю, что я прекрасен в любое время суток. — Не вижу тут противоречий, — пожимает плечами Юнги. — Очень бесячий и очень красивый. Сокджин чувствует, что уши краснеют теперь уже у него. — Мы правда это делаем? — спрашивает он тихо. — Ага, — Юнги осторожно берет его руки в свои, касается губами костяшек. — Окей. — Окей. Они молчат, кофеварка бодро булькает кипятком, у Сокджина в животе бурчит от голода. Юнги все так же хорошо целуется, как ему запомнилось пять лет назад. — Ну его, этот завтрак, — шепчет он, запуская ладони под футболку Юнги. Юнги согласно кивает, стягивая ее через голову и утаскивая Сокджина в комнату.