Преподаватель

К тому моменту, когда закончился рабочий день, Тэхён полностью, окончательно и без сомнений понял, что хочет надраться. Конкретно так нагрузиться. До поросячьего визга. Как сапожник. В говно. Рабочий день у него сегодня закончился в девять вечера, поэтому он встал, накинул пальто, чтобы уже не возвращаться, и пошел бухать на кафедру философии. Ну а куда ещё? По кабакам квасят те несчастные ублюдки, у которых в жизни отсутствует Намджун. Намджун сидел за своим рабочим столом и что-то писал от руки. Свободной рукой он периодически поправлял съезжающие на кончик носа очки. Он любил, когда рефераты распечатаны, чтобы потом править их красной чернильной ручкой. Он считал, что в этом проявляется его особый стиль. Студенты считали, что это блажь, Тэхён — что кинк, финансовый департамент университета — что расточительство. Когда кафедре философии перестали выделять средства на закупку бумаги для принтера, Намджун стал покупать её из зарплаты. Потом стал покупать картриджи. Когда он покупал уже целый новый принтер, заказал заодно здоровенную партию крепкого алкоголя и в коробке от принтера хранил. Сколько проверок на кафедре ни проводили, заглянуть в эту коробку никто так и не рискнул. Или побрезговал. Намджун относился ко всему философски. Профессия обязывает, знаете ли. Тэхён вошёл не здороваясь (они уже здоровались на позапрошлой неделе и с тех пор ни разу не попрощались, так что баланс был не закрыт), подтянул к столу Намджуна стоявшее у стены кресло и плюхнулся в него как был, в пальто, наброшенном на плечи. Намджун глянул на него поверх очков, но первым разговор начинать не стал и снова обратился к своей писанине. Правила общения у них сложились давно. Сейчас было дело Тэхёна: сам пришёл — сам задаёшь тональность. И Тэхён задал. — Джуни, — сказал он, — скажи мне, Джуни, я урод? Намджун перестал писать, поднял голову, в течение некоторого времени глядел на Тэхёна, оценивая, а затем произнёс: — Всё в сравнении, мой мальчик. Но человек несовершенен по своей природе, и если не ставит эталоном себя, но ставит другого человека, то да, несовершенство может принимать причудливые формы, и не всегда они прекрасны. Тэхён посидел молча. Взгляд его начал блуждать по кабинету и вскоре снова вперился в Намджуна. Тот сидел в прежней позе и к работе не возвращался. — Ладно, Джуни, я тебя понял. Урод. А вот скажи — мудак? Намджун положил ручку, аккуратно закрыл и отложил в сторону папку с бумагами, наклонился куда-то под стол и достал сперва бутылку, а затем бокал. Бутылка была початая. Намджун вынул временную пластиковую пробку и наполнил бокал до половины. Затем подвинул его в сторону Тэхёна. Тэхён потянулся, взял предложенное, поднёс к носу, вдохнул... — Джуни, что за фу? Намджун покачал головой. — Белое полусухое. Лучший вариант для вечера понедельника, — сказал он. — А вот если настроение как в вечер пятницы, за которой последует рабочая суббота, про которую объявили полчаса назад сразу же после того, как сообщили, что новогодних бонусов не будет, зато сокращение штата будет обязательно? — Тогда, Тэ, надо пить не белое полусухое, а успокоительное. Или антидепрессанты. Тэхён кивнул, отсалютовал бокалом и опрокинул содержимое себе в рот. — Завтра, — сказал он, — у меня будет болеть желудок. А завтра настанет гораздо раньше, чем я лягу спать. Зато я смогу думать о своём желудке, а не о своём мудачестве. Намджун смотрел на него внимательно и по-прежнему ни о чём не спрашивал. Только облокотился на край стола, сцепил руки в замок и уткнулся в них носом. Взгляд Тэхёна совершил ещё один круг почёта по кабинету. — Мне надо у тебя спросить, — сказал Тэхён наконец. — Ну или попросить совет... В общем, есть ситуация, и только ты... ну... заценишь. — Мгм, — промычал Намджун ободряюще. Тэхён собрался с мыслями. — Как бы это сформулировать... В общем, один студент в меня, по ходу, втрескался... — С моего факультета? — А? Нет, не с твоего. Да вообще не важно, с какого. С физ-мата или прикладник. Не важно. Намджун помолчал. — Тэхён, — сказал он, — когда мы с тобой обсуждали, что такое преподавание, мы затрагивали эту тему. Этические проблемы, которые возникают в подобных ситуациях, не могут быть истолкованы только с точки зрения... — Джуни, — перебил его Тэхён. — В жопу этику и мораль преподавания. Там другая трабла нарисовалась. В меня пацан влюбился. Намджун замолчал. Глаза его стали округляться, а брови поползли вверх. — Что? — переспросил он. — Но ты же сказал... — ... "студент". Студент, не студентка. Парень. Намджун опустил руки. Потом повернулся, снова нырнул под стол и выставил другую бутылку, на этот раз виски. И ещё один бокал. Тэхён протянул свой. Намджун наполнил его, затем второй, для себя, затем поднял свой бокал и выпил его содержимое залпом. Посидел, затаив дыхание и глядя строго перед собой, поставил пустой бокал на стол и опять посмотрел на Тэхёна. — Тэ, — сказал он. — Это не чокаясь, потому что упокой Господи душу этого мальчика, которого так угораздило. После чего налил себе снова, снова выпил залпом и снова посмотрел на Тэхёна. — А это, Тэ, за твою душу. За упокой.