Преподаватель

— Пойдём в спальню, — сказал Тэхён, гладя Чонгука по колену. — Как-то события минувших суток меня подкосили. До спальни они шли в обнимку. Но снова не как любовники, а как товарищи. Братья по оружию и друзья по несчастью: наступила рефлексия. — Хён, — сказал Чонгук. — Я не могу с вами расстаться. Тэхён хмыкнул. — Даже если бы ты мог, я всё равно бы тебе запретил, — сказал он, прижимая Чонгука к себе. — И я тебе запрещаю. Слушайся своего преподавателя. Когда они вошли в спальню и остановились возле кровати, Чонгук начал снова: — Хён, вдруг вы исчезнете? Я проснусь завтра — а вас нет. — Я здесь, — сказал Тэхён, разворачивая Чонгука к себе лицом. Чонгук уткнулся носом в плечо Тэхёна. — Хён, я проснусь, а завтра — никакое не завтра, а через десять лет. Я лежал в коме после катастрофы в метро. Ничего нет, родных нет, друзей нет... вас нет. Потому что вы остались там, под завалами... Тэхён встряхнул Чонгука, хотя это было нелегко — Чонгук был откровенно массивнее и вжался в Тэхёна изо всех сил. — Гукки, очнись, — сказал Тэхён мягко, но требовательно. — Мы выбрались из метро и сейчас стоим у меня дома живые, здоровые, сытые и довольные. И сейчас ляжем... — он поцеловал Чонгука в лоб, — в постель... — он поцеловал Чонгука в нос, — и я буду тебя целовать... — он поцеловал Чонгука в губы, — пока ты не уснёшь... — он поцеловал Чонгука в губы ещё раз, — и буду целовать всю ночь, потому что мечтал об этом целую жизнь... Чонгук посмотрел на Тэхёна. Глаза его заблестели, и только когда пощеке скатилась одинокая слезинка, Тэхён понял, что это за блеск. Губы у Чонгука задрожали. — А вдруг бы... вдруг бы ты... Ты... нашёл себе другого мальчика? — проговорил Чонгук. Голос его дрожал. — Я же вообще не мальчик, а здоровый мужик... Вдруг бы ты меня не захотел?.. От того, что Чонгук внезапно обратился к нему на "ты" Тэхёна как током прошибло. Это было так непередаваемо интимно, так лично, что Тэхёну захотелось буквально замучить Чонгука, извести его ласками и самому известись. А ещё сильнее захотелось, чтобы Чонгук подмял его под себя и подчинил. — А ну обними меня немедленно, — произнёс Тэхён тихо, но таким голосом, что Чонгук вздрогнул. Руки его непроизвольно сомкнулись на талии Тэхёна. Чонгук притянул его к себе и стиснул. — Крепче, — проговорил Тэхён. — Потому что мой мальчик Чонгук лучше любых левых мальчиков и мужиков всего мира вместе взятых. Нахуй их всех. Чонгук сжал ещё. Стало просто невозможно ни шевелиться, ни дышать, но это было именно то, что требовалось. — Вот так и стоим, — с трудом выдавил Тэхён. — Так и держи. Они стояли так до тех пор, пока у Тэхёна от недостатка кислорода не закружилась голова. — Теперь отпусти, Гукки, — попросил он, и Чонгук ослабил хватку. — Я не смогу обнять тебя так же крепко, чтобы ты понял, как это приятно... — Вы чуть не задохнулись, — перебил его Чонгук. Он снова стал обращаться на "вы" — видимо, волна лёгкого помешательства от страха потерять Тэхёна отступила. — ... но вот если ты ляжешь... Тэхён легонько подтолкнул Чонгука к постели. Они совсем отстранились друг от друга, и Чонгук лёг с самого края, а потом неловко переполз ближе к середине кровати. Он начал елозить руками по груди, пытаясь подцепить и стянуть с себя футболку, но Тэхён уже забрался на кровать, подполз к нему на четвереньках и лёг сверху. Просто навалился всем корпусом, вдавливая Чонгука в матрас. — Хён... — задушенно пискнул Чонгук. — Тихо, — прошептал Тэхён ему в ухо, — тихо, мой хороший. Это такой метод. Надо крепко обнять или просто как-то сжать посильнее. Некоторые спецы считают, это напоминает телу про утробу матери, и человек успокаивается. Ты успокоил меня и успокоился сам, прижимая меня к себе, а сейчас я просто придавлю тебя своим весом, и тебе станет полегче. — Хён, там нет ошибок в теории? Кто её опробовал — он вообще выжил или как? — Тихо, тихо, малыш, ты сейчас приспособишься. Я немножко повернусь... вот так... Тэхён умудрился подсунуть согнутые в локтях руки под шею и голову Чонгука и перенёс на них часть своего веса. Чонгук наконец-то смог вдохнуть посвободнее. Тэхён лежал почти как Сфинкс, с той лишь разницей, что Сфинкс высоко держит голову, а Тэхён свою опустил лбом на подушку рядом с головой Чонгука, и прижался к его виску. Они пролежали так несколько минут. Наконец Тэхён спросил у притихшего Чонгука: — Ну что ты? — Вроде даже хорошо стало, — ответил Чонгук задумчиво. — Ну теперь слушай, — сказал Тэхён, приподнялся на локтях ещё повыше, поднял голову и стал смотреть Чонгуку в глаза. — Никого я не мог встретить, кроме тебя, потому что только ты мой, а больше никто. Мы здесь и сейчас в моей постели, а не через десять лет на больничной койке, и не в психушке, и не снится тебе это всё. Потому что я точно знаю, что мне это не снится, а ведь я ждал тебя годами. — Я был тогда ещё маленький, — хмыкнул Чонгук. Тэхён сполз с него, не заботясь, что полы халата распахнулись, пристроился рядом и обнял Чонгука одной рукой. Вторая всё ещё оставалась под шеей Чонгука. Чонгук повернул голову и удобнее пристроился у Тэхёна на плече. — Хён, — сказал он тихонько. — М-м? — Со мной сегодня такое произошло, что вы ни за что не поверите, если я расскажу. — А ты расскажи, проверим, — хмыкнул Тэхён. — Хён, я сегодня признался своему преподу по экономике в универе, что люблю его, и мы с ним в душ ходили, и целовались, и я видел его член, а он видел мой, у нас петтинг был, и вроде бы даже может быть ещё что-нибудь такое будет. — Вот как? — Мгм. И он мне сам свой член показал, не ждал, что я попрошу. — Ну и как тебе, понравилось? — Да, очень. — А ты ему показал? — Да. То есть я сам стеснялся, но попросил его посмотреть. А он сказал, что будет смотреть, если сам разденется, и снял с себя всё, а потом с меня. — А тебе не было стыдно, что мужчина на тебя смотрит? Да ещё и голый. — Очень стыдно, хён. У него стоял. Я так хотел его потрогать, хён. Очень сильно. — А у тебя стоял? — Да, хён. — И ты хотел, чтобы он тебя трогал? — Да, хён. Вы знаете, он так говорил... Он называл мой член пенисом. Так же вообще никто не называет. — Тебе не понравилось? — Это было так... Это было развратно, хён. Он про себя так не говорил, только про меня. Будто я что-то возвышенное. — Наверняка так и есть. — Хён, он трогал мои соски. — С ума сойти. — Да, хён. Это так обалденно, когда мужчина ласкает твои соски. — Надо будет когда-нибудь проверить на себе. — Обязательно проверьте, хён. Вам очень понравится. — Запомню. Но ты про душ не дорассказал. Мне интересно. — Да. Ну вот, я был голый и со стояком, и он тоже, и я ему рассказал про вибратор, а он кончил, и я сразу тоже. Всё попало ему на лицо. Так ужасно... — Может, ему понравилось? — Может быть. — А что в постели? — Он после оргазма сознание потерял, представляете? Я про такое и не слышал. И потом он просто заснул. А я за ним ухаживал. — И что ты делал? — Целовал везде и гладил. Везде-везде. Прямо везде. Он же совсем без одежды лежал и не сопротивлялся. Но я осторожно, вы не подумайте чего. И его член... пенис... я тоже трогал. И его яички. Я хочу их опять. И чтобы он трогал мои. И мой... пенис. Вы знаете, хён, он так сделал, что мы были голые, а стали ещё более голые. — Это как? — Он взял свой член... пенис в руку и сдвинул крайнюю плоть, так что показалась головка. И меня попросил так же сделать. Вы знаете, как это возбуждает, когда перед тобой мужчина такое делает, а потом сделать самому? — Серьёзно? Надо попробовать при случае. — Он перед тем, как раздеть меня в душе, поцеловал головку прямо через трусы. — Дурак. Надо было снять их и играться с тобой, сколько влезет, и вообще отсосать тебе. Вот же придурок тебе достался. — Нет, хён, он хороший. Я его потом тоже туда целовал. — В смысле — целовал его член? Когда ты успел? — Ну, уже в постели, когда он спал. — А он что, возбудился хоть? — Нет, он же перед этим кончил очень обильно и к тому же устал. — Старый импотент. — Но потом он когда проснулся, мы ещё долго были друг с другом. И он сказал, что будет меня трогать постоянно, и если я буду возбуждаться, чтобы я тогда не спрашивал разрешения и кончал в любой момент, сколько смогу. — Удивительный мужик тебе попался. — Да, хён. И он разрешил мне ещё раз поиграть с его яичками. — Понравилось? — Мне? Очень, хён. Я даже кончил, очень быстро. — А ему понравилось? — Ему тоже. Ну, то есть я так думаю, потому что если тебе не нравится, ты же не кончаешь, правда? — Пожалуй. А с вибратором вы играли? — Пока нет. — Не успели? Или боишься? — Не успели. И боюсь. — Какой вибратор-то? — Я вообще самый простой купил, маленький. Два сантиметра в диаметре. Это не для того, чтобы себя подготовить, а для простаты. Я изначально думал, что буду сам с собой, потому что у меня с ним нет шансов. А если сам с собой, зачем сразу здоровую дуру в себя всаживать? Можно же так начать... ну, чтобы вообще почувствовать, что если оно там, в... в заднем проходе... Что это вообще может принести удовольствие. — Логично. Но ты же можешь и с преподом своим кувыркаться, и простату стимулировать? — Вы так говорите про это, хён... — Как? — Ну, я думал, что это должно как-то нежнее быть. И вообще я уже стал думать — я ведь этот вибратор ещё не использовал. Можно было бы отдать его ему, он бы себе ввёл, а я... я бы ему минет сделал... — Минет? А ты умеешь? — Нет. Но я читал, как делают. А в рот я глубоко могу взять, я в детстве на спор бананы так засовывал. — Ого! — Да. Правда насчёт минета я не совсем уверен, потому что я хочу головку лизать, а когда она в горле, это невозможно. — А ты ему предложи минет-лайт. Будешь сосать головку, а по всей длине помогать рукой. Так же нормально будет? — Наверное. — А насчёт вибратора — на него презерватив можно надевать и менять по необходимости, тогда будете пользоваться по-очереди без проблем. — Да? Тогда, наверное, действительно... — А ты вообще как хочешь, сверху или снизу? Он тебе что предлагал? — Не знаю. Он ничего такого не говорил. Говорил, что хочет меня всего себе, а про секс... — То, что у вас было — это всё равно секс, потому что вы это делали ради получения сексуального удовольствия. Просто без обычного полового акта. — Ну вот про половой акт мы и не обсуждали, хён. — Ну а что ты чувствуешь насчёт этого? — Я не знаю, хён. Наверное, надо всё попробовать. Думаю, это классно, когда он входит. У него такой классный пенис. А у меня... — У тебя совершенно потрясающий пенис и такие большие яички, что он наверняка хочет играть с ними до изнеможения. И если ты ему вставишь, он наверняка кончит только от проникновения, даже простату стимулировать не надо и рукой спереди помогать. — Но у меня толстый. Я боюсь, что ему будет больно. — А вы играйтесь подольше. Не обязательно же в первый раз это делать. Есть всякие способы растянуться. Вы постепенно. Твой чудесный пенис просто создан для того, чтобы сбивать спесь с мужиков, которые слишком много о себе воображают. — Вы так думаете? — Уверен. — Но всё равно я бы хотел, чтобы он сперва руками. — Я уверен, что он тоже этого хочет. — Он сказал, что будет меня ласкать, и я хочу, чтобы ласкал, но у меня, кажется, просто сдвиг на его половые органы. Просто кинкую. Только... — Что? — Я не знаю, как мы с ним будем дальше. То есть в постели более менее понятно. А потом? Я же у него учусь. — Будешь сдавать сессию натурой, проблем-то. — Хён, ну правда, вот вы смеётесь, а я должен буду сидеть на лекции и смотреть, как он там ходит вдоль доски туда-сюда, и мне надо будет как-то перестать думать, как его гениталии двигаются при каждом шаге, там, под одеждой. Я же буду хотеть, чтобы он там ходил голый. Я же встану посреди лекции и скажу на всю аудиторию: господин Ким, покажите ваши половые органы, пожалуйста, мне нужно подрочить на них прямо сейчас. Или: господин Ким, я хотел бы продмонстрировать вам свой стояк. Или: господин Ким, в благодарность за интерсную лекцию разрешите вам отсосать дважды. — Фантазёр. Один раз сперва попробуй. Хотя бы просто облизать. Может так противно будет, что вся любовь твоя сойдёт на нет. — Ни за что! Я буду стараться и полюблю минет всей душой! Обещаю, хён! — Ладно, запомню. — А вы мне что-нибудь расскажете, хён? — Расскажу. Что ты хочешь знать? — Ну, есть у вас кто-нибудь или?.. — Ну... вроде как есть теперь. — А кто это? — Да там с работы один... — Парень? — Мгм. — Я не знал, что вам парни нравятся. — Если бы ты его увидел, ты бы понял. Я жалею, что мне тридцать пять, а не восемнадцать. Я бы трахал его сутки напролёт, а потом он меня. А так... Ну сколько я там смогу, два раза за ночь? — Не говорите так, хён! Вы молодой и красивый! И потом, если вы так хотите, пусть вы его два раза, а он вас столько, сколько вам будет угодно. Сколько раз велите, столько он и сделает. Он какого возраста? — Двадцать лет. — Ой, дейтвительно совсем молодой. Почти в сыновья вам годится. — У меня от этого мороз по коже. Чувствую, что растляю малолетку. — Бросьте, хён. Наверняка он сам кого хочешь растлит. Небось трахает всё, что шевелится, а что не шевелится... — ... шевелит и трахает? Будь на его месте кто-то другой, я бы так и подумал. Но он не такой. — Да они все не такие, пока нижним мозгом думать не начнут. А это 90% времени. Вы с ним аккуратнее, а то изнасилует ещё, когда вы спите. — Не изнасилует. Он ласковый и нежный. — Ласковый и нежный? Это в двадцать-то лет, когда должен быть яростный и дикий? Поверить не могу. Откуда он только такой взялся?.. — Сам задаюсь этим вопросом. — А вы с ним вообще как познакомились? Он в универе практикант? — Студент. — Студент? Хён, не хочу показаться последней сволочью, но я вам конкретно так завидую. Студент! Да вы из него верёвки вить можете. Он же в полной вашей власти! Хён, мой вам дружеский совет: трахайте его почаще, прямо после каждого занятия. Прям в туалете, или на кафедре, или вообще в кабинете. И дверь не закрывайте, пусть знает, что кто-нибудь может застукать, как вы его в жопу ебёте. У вас член длинный, натянете по высшему разряду. — Но Гукки, он вообще-то такого обращения не заслуживает. Он со мной совсем по-другому обращался. — В смысле — по-другому? Он уже вам отсосал? — Ну не то чтобы отсосал, но у нас с ним была пара эпизодов... — И что он такого вам сделал, интересно? — Он мне позволил всё, что хочу, с ним делать. А я хочу всякого странного, ты же знаешь. А ещё у него кинк насчёт мошонки. Он меня так теребил, что я кончил как последний скот. Нельзя так возбуждаться, когда тебя трогают за яйца, но у него такие руки... Чтоб тебя так мацали, Гукки... — Я своему крашу скажу. — Скажи-скажи. — Но хён, вы всё равно не расслабляйтесь. Отымейте его по полной. И дайте ему инструкцию, чего вы сами хотите. Пусть все пункты отрабатывает. А то ишь ты, отхватил себе такого мужика и думает, что ему теперь всё можно. — Но Гукки, ты понимаешь, это у меня первый и последний мальчик. Я хочу с ним нежно. Как же его можно трахать такого? Он же у меня один на всём белом свете. Его если и надо мучить, то ласками — за то, что так долго где-то пропадал. Его зацеловать хочется, заобнимать... — Ну зацелуйте, хён, в чём проблема-то? Прямо на крыльце универа подкараульте с утра — и целуйте всласть вместо лекций. Хер с ней, с этой учебной программой. Перетопчутся. — Понимаешь, я не хочу, чтобы кто-то знал... — Боитесь, что отобьют? — Не знаю. Да. Или сглазят. Он мой. Я его слишком долго ждал. — Если уйдёт или позволит себя увести от такого мужчины, значит грош ему цена. Туда ему и дорога. — Гукки, ты был бы прав, если бы не... Впрочем, ты прав без всяких условий. Я сам бы такое сказал: бросай мужика, если он не считает тебя главным человеком в своей жизни. Я бы такой совет сам себе дал. Но понимаешь... Я так долго ждал его, так долго ждал... И как представлю себе, что у него было с девушкой... Не потому что девушка, а потому что он кому-то ещё себя показывал, давал прикасаться... Ведь он мой, только мой. А ты говоришь — трахать его, нагнуть, отыметь, верёвки вить... Он мой ненаглядный мальчик. Просто смирись с этим, Гукки. — Сильно же вас приложило, хён. Я даже начинаю думать, что сильнее, чем меня. — Мы оба с тобой такие. Два сапога пара. Я в мальчишку влюбился, ты во взрослого мужика. И рассказать-то про это никому не можем, только друг другу. — Тогда хорошо, что мы есть друг у друга, хён. Иначе бы меня разорвало. — Да я и сам уже извёлся, как хотелось поделиться. — Я ещё вам забыл сказать, хён. — М-м? — Я обожаю, что он так сильно старше меня. — Ещё один кинк? — Вроде того. Я даже физически больше его, шире в плечах, сильнее, но мне так нравится, что я для него — его ненаглядный мальчик. Я так хочу, чтобы он ухаживал за мной, заботился, лелеял. Хотя он не похож на того, кто на такое способен. — Вот как? А на кого он похож? — Он такой... Не знаю... Он поразил меня тем, каким одиноким кажется, и это, видимо, правда, потому что в нём столько этой нерастраченной нежности... Когда я думаю об этом, у меня всё сжимается внутри. Я смотрю на него и мне так больно, и так сладко, и так хочется его обнять покрепче... Тэхён повернул голову, встретился с Чонгуком взглядом и произнёс: — Ну обними. --------- Тэхён зашёл в кабинет Намджуна без стука, повалился в кресло у стены, положил ногу на ногу, облокотился о подлокотник и стал тереть подбородок левой рукой. Когда он убрал наконец руку, Намджун заметил, что он пытается скрыть улыбку. — Скажи, Джуни, — произнёс Тэхён и покосился на Намджуна. — Скажи честно, как ты думаешь — я неплохой человек? Ты ведь давно меня знаешь. Может быть, я все-таки заслужил? Намджун долго смотрел на него поверх очков, потом снял их, наклонился под стол и достал оттуда бутылку шампанского.