"Клетка для Инкуба"

      29 октября 1999 года

             В кабинете пусто и тихо. Единственное окно показывает уже окутанные мраком улицы ночного Балтимора. Город куда большей гнили. Не проклятый. Нет, он просто… просто такой же, как и сотни других по стране. Те же пороки, те же грехи. И если бы хватило терпения, я бы нарядила в маски всех, кто грешен.       Если бы это только могло хоть чем-то помочь…       Глоток виски… Привкус приятный. Прохладный напиток опускается по пищеводу, добавляя какого-то почти сумасшедшего желания разбить стакан. Разбить о зеркала, которыми увешан весь кабинет. Моё напоминание о цене вечной молодости. Проклятие, цена которого застывшая жизнь. Две жизни. Одна в режиме вечного бодрствования, другая… вечного сна. Я знаю, что меня ждёт дома, и перестаю хотеть возвращаться. Но знаю, что ещё несколько часов и всё же мне придётся поехать на фабрику, лечь в одну с ним постель, обнять, целуя перед сном безучастные губы, закрыть глаза и взывать ко всем силам, что могут откликнуться, чтобы снова подарить мне его. Но молчит и небо, и преисподняя… И даже те, кто является истоком моей безумной сущности, всё больше страдающей от одиночества…       Стоило подумать о суккубе, как в десятках зеркал мигнул аквамариновый сполох. Чертовка вынырнула, почти безучастно осмотрев разложенные на столе инструменты и заготовки, ополовиненную бутылку виски, такой же ополовиненный стакан. Прошла материализация, и чертовка пригубила напиток. Вздох разочарования… Даже она не может напиться. И сегодня с работы домой мы будем добираться на такси. Или пешком… Мы часто так делаем. Шарахаемся по подворотням, пугая шпану и бандитов. Когда миловидная кукольная девица превращается в монстра, в которого никто никогда не поверит… это забавно.       Пару раз приходилось ездить в полицию, невинно хлопать глазами и вопросительно улыбаться, рисуя из себя туповатую куклу, и разводить руками. А что, владелица цирка, двух клубов и экспозиций мужа не имеет права гулять по ночному городу?.. Компромата на меня не было, как и не появлялся тот, кто мог бы мои «прогулки» пресечь. Развлекалась как могла… Быть может… быть может где-то в тайне надеялась, что какой-нибудь угашенный городской нарк с перепуга попробует пристрелить меня как бешенную псину метким выстрелом в лоб?.. Однако всё чаще они списывали появление из темноты крылатого монстра с четырьмя парами рогов на приход… и, как не странно, переставали употреблять… Я невольно улыбалась: шоковая терапия. А мне-то Дамиан картинки из журналов показывал для устрашения. Надо было просто дать обдолбаться и показать инкуба… Правда, тогда его светловолосая «нежность» стала бы седоволосой и заикающейся…       Допитый демоном напиток. Когти побарабанили по стеклу, на зубах хрустнули льдинки. Демон отставил его обратно на стол и скользнул к зеркалу. Мы больше не уходили в бездну, пользуясь телом по очереди. Просто передавали контроль. Этого хватало. Мы чувствовали всё, что делали. Запахи, вкусы… Всё полностью. Это было куда приятнее, чем прежний вариант бездействия на дне. Быть может, если бы сил хватало прежде, если бы мы впитали ещё одну сущность, удалось бы спасти Дамиана. Да только вот что уж теперь гадать… Мы его потеряли на всю предоставленную вечность. Потеряли и инкуба.       Чертовка пощёлкала когтями по столешнице и схлынула, почувствовав, что кто-то подходит к двери.       Раздался стук.       Я устало опустилась в кресло:       — Войдите…       Щелчок ручки, и в двери показалась Жоззи. Я едва не скривилась. Одна из тех тварей, кого непередаваемо хотелось уничтожить. Боялась лишь, что сделаю хуже Дамиану. Только это удерживало от острого желания порвать её в лоскутки. Артистка, вихляя суставами, вошла в кабинет с опущенной головой и положила на край стола мой мобильник.       — Вы забыли, Хозяйка. Он был в гримёрке.       Я молча кивнула, забирая пластиковую трубку и просматривая список входящих вызовов. Байрон, отец, три входящих с незнакомого номера, номер галереи Уолтерс. Я со вздохом отложила телефон, глядя на артистку, всё ещё стоящую посреди кабинета. Обычно, она старалась быстрее скрыться с глаз долой, видя, чем оборачивается моя ненависть к Аарону.       — Что-то ещё?.. — я поджала губы, побарабанив пальцами по столешнице.       — Я хотела… если можно…       — Не мямли. Иначе прикажу высечь. — коротко бросила я. — По делу и в двух словах…       — Я хотела принести извинения. За тот инцидент. В цирке… — хрипло проговорила она, опустив голову и выкручивая фаланги пальцев от волнения.       Хмыкнув, я встала из-за стола, обошла его и встала перед Жоззи. Пальцы жёстко обхватили её подбородок, заставляя поднять голову и смотреть в глаза. Я улыбнулась: страх и ненависть. Ничего не изменилось. Просто подстелиться на случай предстоящих ошибок, чтобы не так больно прилетало. Я заметила, что ниже ростом большинства из артистов. Ниже неё сантиметров на двадцать с лишним. При этом их мерзкий липкий страх делает уродцев ничтожно мелкими. Мелкие куски гнилой до основания сотни лет мёртвой плоти.       — От чего же возникло это желание, моя дорогая?.. — я улыбнулась, сдавливая пальцами её подбородок. — Ты ведь понимаешь, что убей ты меня в тот раз, Хозяин бы тебе этого не простил… А знаешь почему?..       Она сглотнула:       — «Нить»… он… умер бы следом в безумии…       Я сморщилась. «В безумии…». Часто эти мысли посещали меня. Я помнила его слова о том, что после смерти одного из привязанных, второй сходил с ума, а после умирал следом. «Нить»… дьявольская «нить» делала меня безумной, или же я сама доводила себя ежедневно и еженощно до исступлённого воя от одиночества, от желания хотя бы одного прикосновения за прошедшие годы. Я сходила с ума ночами, говоря с тем, кто меня не слышал и не видел. Рассказывала ему о событиях дня, слушая голос внутри, с едкими знакомыми интонациями. Он никогда не отвечает… Только мои мысли вторят воспоминаниям о нём.       Я отпустила голову Жоззи и отступила на шаг, сжимая свои виски пальцами. Хотелось закричать, уничтожить… Не её. Себя. Эта боль — мой спутник. Она никогда не проходит. Внутри снова разворачивалась эта дьявольская спираль золотого сечения. Как не выверни её, а мнимое завершение боли недостижимо. Бесконечное кружение в обрывах воспоминаний: губы вкуса абрикосов с молоком, поцелуи, жар тела, стискивающего так, словно боится моего побега, эта бесконечная, безграничная внутренняя сила, которой я упивалась в нём, вверив себя до самого последнего шага, шепот: «Моя любовь… моя маленькая нежность, моя дьяволица…». Всё это душит. Я бы хотела даже забыть. Я бы хотела всё это оставить в прошлом, потерять память о десятилетии, проведённом в руках того, кто любил меня и кого смогла полюбить я. Если демонам и их носителям когда-то была доступна любовь… Она была нам доступна как нечто правильное, как нечто праведное.       — Ступай. Прощения не будет, но я тебя услышала…       — Может, принести воды?..       Я криво усмехнулась:       — Мне сейчас едва ли поможет хоть что-то кроме того, чтобы Хозяин ожил. И я крайне не уверена, что ты в состоянии это изменить. Проваливай…       Зазвонил рабочий телефон на столе. Я сняла трубку, махнув рукой замершей в недоумении артистке:       — Алло…       — Сара?..       — Миссис Рихтер. — машинально поправила я, поняв по голосу, что это не Байрон и не Отец. — Да, я вас слушаю.       На том конце провода повисла неловкая тишина. Собеседник вздохнул:       — Это Бобби. Бобби Тёрнер.       Я вскинула брови, зависнув на несколько секунд:       — Кхм… прости, связь голос искажает. Я тебя не узнала.       Послышалась усмешка:       — Не удивлён… Кажется, не стоило тебя отвлекать…       — А?.. Нет-нет… Я рада, правда рада, что ты позвонил. — я прочистила горло, смахивая подступившие слёзы. — Как ты узнал номер?       — Цирк «Вечность». Фрик-шоу в цивилизованном городе. Да ещё такое масштабное заведение. Почему-то у меня не возникло сомнений, что в телефонном справочнике будет указан именно твой номер. — Бобби, кажется, коротко рассмеялся. — В любом случае, я рад тебя слышать…       Я сглотнула, но нашла в себе силы выдавить нервную улыбку, будто он мог видеть её через телефонный разговор:       — Я… я тоже рада…       Послышалось шевеление, кажется, он сел то ли в постели, то ли на диване, потирая рукой лицо. Дужка очков, снятых с лица, щёлкнула по телефонной трубке:       — Я с Эдвардом в городе. Проездом. Решили остановиться в отеле, чтобы отпраздновать Хэллоуин. Он хотел в твой цирк…       — Не надо! — я вскрикнула. — Прости, понимаю, что не вежливо. Но тут хуже, чем в том цирке, что принадлежал Дамиану. Поверь… Не стоит это видеть ребёнку…       — Я так же подумал… Потому мы пойдём на ярмарку завтра. В парке Паттерсон. Это будет примерно в обед… Если хочешь, давай встретимся там. Я не настаиваю, но был бы рад увидеться. Я бы… хотел поговорить с кем-то, кто… — он замялся, подбирая слова, — кто такой же, как я. Сара, я, кажется, с ума схожу…       Сглотнув, я посмотрела на настольный перекидной календарь. Я не любила осень, не любила праздники… Дьявол, я эту жизнь ненавидела. И последние годы творила такое дерьмо, что не в сказке сказать… И мне было безумно плевать на всех, кроме Рихтера, лежащего дома. Вечно, мать его, спящего Дамиана Рихтера…       Кажется, я всхлипнула, потому что Тёрнер торопливо заговорил:       — Плохая идея была… Прости, что побеспокоил…       — Погоди… — я прочистила горло, — встретимся. Я приеду завтра к центральному входу в парк к полудню. А эмоции… прости, не могу держать в себе. Всё… слишком для меня. Уже не вывожу, почти сдалась, почти спятила… Так что, готовься. Не только я буду слушать, но и ты поработаешь моей жилеткой для слёз.       Тёрнер хмыкнул:       — О-кей. У тебя есть мобильник, чтобы не потеряться в случае чего?..       — Д-да… Есть. — я продиктовала цифры, отметив, что время уже близится к полуночи. — До завтра, Бобби.       — Да, доброй ночи. Рад был тебя слышать.       — И я… Доброй ночи.       Трубка опустилась на рычаги, и я откинулась в кресле, рассматривая потолок, покрытый алыми драпями на манер циркового купола. Недавно отремонтировала кабинеты и помещения над подвальной частью. Уродцам сделали комнаты. Чувствовала себя заботливой мамулей для этих ублюдков. Всё больше их… Уже порядка тридцати гнилых насквозь… До того уродливых, что в суть заглянув — сам почти сдыхаешь. Но у каждого своя койка, свой шкаф, своя костюмерная. Такое идиотское проявление заботы для тех, кто её не понимает, кому она не нужна.       С тоской покосившись на кожаный диван, я всё же вызвала такси. Я пробовала оставаться ночевать в цирке не раз. Всё равно потом ехала домой. Не могла без него. Не скажу, что испытывала тягу ко сну. Нет. Мне не нужен отдых. Неделями могу впахивать, как пчёлка. Но домой приезжаю исправно. Оборачиваю вокруг себя безучастную руку, вслушиваюсь в биение его сердца. Жив, но при этом мёртв. Пуст… Как его марионетки. Только без маски…       Маска… Маску я храню бережно. Порой у зеркала закрепляю её на лице, сдабривая кровью и морозником. Иногда получается уловить сполохи углей инкуба, но он смотрит с тоской, не имея сил выбраться. Проклятие ведьм смогло замкнуть даже могучего демона в теле Дамиана. Я не знаю, чем помочь ему. Почему-то чувствую, что в исчезнувшей иллюзии найду ответы. В его цирке. В старом кабинете, который остался в безвременье проклятого Сентфора на века.       Стук в дверь, скрипучий голос Мордогрыза. Звучит глуховато… не решается войти, ведь Жоззи уже растрепала, что я не в духе.       — Хозяйка, такси ожидает.       — Иду…       Я окинула взглядом стол. Маски выходят всё более сносными. Даже когда получается что-то красивое, стоит приложить её к очередному выродку, метаморфоза делает из него нечто ещё более уродливое, чем я представляю. Сок морозника заканчивается… Необходимо выделить один день и съездить в уродский городишко за цветами, надавить этого сатанинского сока, что теперь мне подчиняется. О… это целая система… приехать с корытом, надрать, выдавить, разлить по банкам… Я пыталась, как когда-то Дамиан вывозить цветы из города. И с почвой, и просто как рассаду. Но стоит пересечь границу города, и это дерьмо превращается в простую траву. Ничем не отличающуюся от того, что растёт вдоль обочины…       Вздох… я поднялась из кресла, забирая клатч и убирая в него мобильник и ключи от кабинета. Едва ли сюда кто-то заходит в моё отсутствие. Знают, что покалечу всякого, кто влезет. Просто привычка. Одна из тех, что теперь составляют мою жизнь. Моё существование. Хлопок двери, три оборота ключа. Бесконечные вереницы закулисных коридоров. Ковры скрадывают поступь и стук высоких каблуков. Я вспоминаю, что забыла переодеться. И плевать… мне не перед кем красоваться…       Жёлтый кэб. Я села на заднее сидение, захлопнув дверь и откинувшись головой на кожаный подголовник. Эти автомобили мне напоминали о дне, когда после изнасилования Эштоном я сбежала от Рихтера. Мой страх… тогда он едва не разрушил слишком многое из того, что мы смогли создать.       Из размышлений вырвал голос водителя. Молодой чернокожий парень излишне похотливо окинул меня взглядом, оборачиваясь на своём месте и улыбаясь во все белейшие зубы:       — Какая приятная мисс… Не боитесь так поздно ездить одна?..       — Миссис… — автоматически поправила я. — Не боитесь, что я выкуплю ваш автопарк и выкину на улицу всех водителей из-за вашего несдержанного языка и не слишком приличных намёков?..       Он дрогнул, уловив, что я говорю это совершенно без шуток:       — Простите… это…       — Это предупреждение… Если молча и быстро — плачу двойной счётчик.       Он нервно кивнул и вырулил с парковки цирка. Кэб рванул по ночному городу, петляя по улицам, освещённым фонарями. Я с ухмылкой смотрела всю дорогу в зеркало на водителя. Боковым зрением пытался покоситься, но рисковать вскоре перестал. С трудом удавалось спрятать суккуба, чтобы аквамарин не вспыхнул. Аварию я переживу. Но мараться ещё и чужой кровью из-за невозможности сдержать чертовку именно сейчас мне почему-то не хотелось совершенно.       До фабрики долетели минут за пятнадцать. Я бы этот маршрут неторопливо и вальяжно преодолела за неполный час. Мне больше некуда было спешить. Сунув в стаканчик для оплаты десять баксов, я покинула автомобиль и пошла по подъездной дорожке ко входу. На завтра ждал верный мерседес. Старичок. Его я так и не продала. Этот руль всё ещё помнил руки Дамиана. Своего первого владельца. Новый автомобиль остался у цирка. Он был удобнее, послушнее, маневреннее. Но не то… души в нём не осталось. А в этом раритете… всё ещё пахло Рихтером. Почему-то я улавливала эти запахи так, словно он призраком ходит по дому, касается всего подряд, пока меня нет. Издевается над беспомощностью и бесплотными попытками его вытащить из той бездны, где он застрял.       Писк сигнализации и системы слежения. Провёрнутые замки. Кажется, я могу спать вообще с дверью дома нараспашку. В арт-квартале о жене коматозного художника уже легенды ходят. Я лишь с ухмылкой подкрепляю их, выбираясь из дома то в цирковом мундире из коллекции, что сшила себе на заказ. То продавая собственные полотна, с усмешкой выдавая их за «ранние работы мистера Рихтера». Смешно… Но покупают и мою мазню. Нет, это не из-за нехватки денег. Я просто наслаждаюсь людской тупостью. Неумением отличить дешёвую мазню от действительно красивых работ, заслуживающих внимания. Тех, что заполнили не одну галерею.       Скинув туфли, я, немного зевая, прошла через лофт на второй этаж. Сразу в угловую. Чего тянуть?..       — Привет. — я наклонилась над кроватью, едва ощутимо целуя безучастные губы Человека. — Разрешите доложить, мой командир?! День прошёл нормально… Сделала две маски, почти три… Но потом отвлекли и третью я что-то не успела закончить. Получаться начало. И ты был прав, если начинает нравиться дело, то и идёт оно более споро. И красиво, да. Звонил Тёрнер. Бобби, которого мы считали трусом, но который… нормальный. Как минимум — нормальный. Кажется, завтра я смогу поговорить с тем, кто такой же, как мы. Просто… — я замялась, стягивая с себя фрак и вешая его на спинку стула, — знаешь, странно это. Почти три года с той ночи, а я ни с кем не говорила. А сегодня он позвонил и… легче стало, Дамиан. Ведь он единственный знает, что тогда произошло. Единственный, с кем я могу говорить не таясь.       Я стянула одеяло, усаживаясь на его бёдра. Нет. Никакого секса. Просто массаж. Не знаю, был ли он нужен, но это экстатическое удовольствие от мысли, что я могу его касаться, разминать руки, ноги, тело… Давно уже нет отклика. Прежде, ещё не устроилась и уже эрекция, готовая проткнуть. Сейчас же… Я поджала губы, наливая в ладонь массажное масло с запахом лаванды и подтягивая к себе его ладонь. Пальцы пробежались по коже, узелки, неприметные рубцы застарелых ожогов. Знакомая каждой неровностью текстура. Пальцы бегут споро, разминая мышцы, кожа немного краснеет под давлением и каждым движением. Если проколоть его палец — пойдёт кровь. Да, это действительно похоже на кому… Только из комы я вытащить могу. А оттуда, где он застрял — нет.       — Завтра нужно позвонить папе. Надеюсь, ты не будешь против, если я следующие выходные вне дома проведу? В субботу надо смотаться в Сентфор. Сок на исходе. А потом в Нью-Джерси. Но это уже в воскресенье. Развеяться, да. Ты прав, я сижу как сыч вечерами тут, и как такой же инфернальный сыч тусуюсь в цирке, кидаясь на твоих и своих уродов оголодавшей псиной. — я улыбнулась. — Знаешь, любовь моя, если бы можно было вместе вот так поспать… я бы была совершенно не против. Мне не хватает тебя безумно. Три года уже, представляешь?.. Время идёт, нихрена не меняется. Я только злюсь больше… И злюсь… да, на себя. Я эгоистка.       Вздох. Я сползла с его бёдер, чуть разводя его ноги и начиная их массировать от ступней до колен. Флешбеки давно осели. Давно не вспоминается, как он подрагивал от кубика льда, ласкающего его. От минета, который чередовал жар и холод. Я невольно улыбнулась, вспоминая ту игру, когда мы впервые менялись местами. Когда он вкусил все прелести ограниченного участия в сексе и больше такого не делал, если мы об этом не договаривались прежде.       — Мне всё же несколько странно… Как работает проклятие, что ты… полностью застрял где-то, оставаясь живым. — руки скользят по рельефной от мышц и шрамов груди заботливо, уверенно. — Коматозники обычно в памперсах, с трубками внутривенного питания. Их надо мыть, так же разминать тела, чтобы мышцы не утратили подвижность на случай, если чудо всё же свершится. Нет, я не жалуюсь… да, смирилась, пожалуй. Мне не сложно было бы всё это проворачивать. Мытьё, смена, кормление… — неожиданно я хихикнула. — Ты мог подумать, что тебя баба на руках носить будет?..       Разумеется, тишина в ответ. Без труда перевернув его, я размяла спину и плечи своего мужчины и вернула всё как было, плотно укрыв одеялом и вытянувшись на боку рядом. Привычно перекинутая за спину рука, проходящая под шеей. Тёплая, увы, снова безучастная. Под щекой привычно громыхает в спокойном ритме серебряных часов сердце. Всё так как надо, и при этом… не так, как мне хочется. Но я это… заслужила, да?..       Я погасила ночник, погружая угловую спальню во мрак.       — Доброй ночи, моя мёртвая любовь в живом теле…