Путь к возвышению

В центре зала, у всех на виду, Алданон нашёл под массивной плитой нужные инструменты, накрепко запечатанные зачарованием, однако, к счастью, опыт в опознании предметов для археологического общества сыграл ему на руку. Взрывы учащались, стена слева расползалась под натиском магии Разрушения, что не мешало сосредоточиться. Знания уже были в голове — их раздавали каждому, кто проходил третье испытание, но только взявшись за длинную серебряную иглу, Алданон понял, для чего та понадобится. Самый первый ключ открывал сознание для мира. Он уже знал, что на лице слишком много капилляров, поэтому позаботился, чтобы глаза не залило кровью: вытащил из рюкзака какие-то последние тряпки и обмотал ими нижнюю часть головы, как делали на операциях хирурги. Он был готов; он мог это сделать! Холодный металл обжигал кожу, и по собственным ощущениям Алданон менял направление лезвия, зачарованного на остроту. Чем меньше площадь острия, тем оно эффективнее, даже сквозь кость проходило. Пот стекал по спине, пропитывал одежду и обвязанные тряпки, но руки не дрожали. Левее, выше, ещё вверх, к коре, минуя жизненно важные отделы — и он оказался на месте, дёрнул вправо, освобождая место для воздуха, медленно вдохнул и взялся за следующий инструмент. Миэль с оставшимися в живых друзьями обрушила на Пути Испытаний целую гору, тогда как Салхана с Фордом сосредоточились на опорах и несущих стенах. Все трое ещё не знали, что тратили усилия впустую. Звуки замедлялись, стихали, словно Алданон переносил своё тело через Портал Песен, потому что в голове так и не заканчивался прилипчивый детский стишок про бутерброд, под который он каблуком выстукивал ритм. Мигрень отступала, словно кто выпустил через отверстие в мир все нехорошие мысли — о жадности, зависти, неудачах и страхах. Вскоре Алданон и вовсе забыл, почему недавно печалился. Энна такая милая девушка, она же не должна плакать. Всё-таки архитектор вводил кандидатов в заблуждение, когда обещал неограниченные знания. На деле он выдал Алданону связку ключей, не уточняя назначение каждого, и оставил его у своего рода бесконечного архива с запертыми стеллажами. Как ребёнок, ожидающий подарков, он сразу направился к самому большому участку и приступил к делу. Голова немного болела, под переносицей жгло, но в целом — жить можно. Главное, он понимал, что раньше смотрел в потоки времени через глазок, но сейчас — распахнул дверь настежь. Ещё пока не зная, как совладать с новыми возможностями, он решил вернуться к своему маяку в прошлом и сосредоточился на мысли о Фейн: что с ней случилось и… как она умерла? Алданон неуверенно шарил в потоке, ориентируясь на образ, но не находил ответа, затем передвигался дальше вправо, как учил архитектор, и снова безуспешно. Её горизонт тянулся в бесконечность, полную тьмы и холода — что-то, похожее на жизнь, как обратная сторона луны. Технологии Иллефарна перестроили её тело до неузнаваемости, лишив не только половых признаков, но и личности — вытравились память и чувства, желания и стремления, — освободившееся же внутри место заняла непомерно гигантская воронка, которая вбирала магию через Плетение в чудовищных количествах. Словно в назидание богам, какими им следовало быть, архитекторы оставили своему творению одно лишь чувство долга перед империей. Однако и Страж был лишь псом, привязанным к магии, а значит, и к богине Мистре. В час её смерти и падения Нетерила, чтобы выжить, он потянулся к иному источнику — Теневому Плетению — и вернул себе часть утерянной памяти о страданиях во время преображения, когда распадались тело и разум. Определённо сердце Фейн до сих пор билось, но сочилось ядом омерзительной магии. Алданон тянул за нити времени, едва ли разбираясь, которая из битв со Стражем станет для него будущим, и вдруг почувствовал на себе тот самый взгляд, что превращал мёртвых в не-живых — даже из глубин Теневого Плана он пробирал до костей. То же чувство Алданон испытал, впервые взглянув на настоящую Фейн в видении. «Человек. Нетерилец!» «Это лишь пустое созерцание», — пытался он себя уверить, пока хищная тьма тянулась к его разуму, игнорируя границы разных Планов. Однако тут же кто-то резко потянул Алданона назад. За тот миг, пока выбитая из руки игла летела на пол, он с улыбкой погрузился глубже в собственное сознание и завис где-то посреди сети пещер к разным участкам памяти, будто прогрызанных огромными червями. — Мастер Алданон, что вы с собой сделали?! Держитесь, я вас вытащу! До чего же храбрый мальчик этот Форд! Наконец сфокусировав взгляд, Алданон с восторгом уставился на ширящуюся длинную трещину в потолке и совершенно не участвовал в собственном спасении от камнепада. Тонны земли рванули в залы, освобождая место для прекрасного солнечного света. — Хватайтесь за верёвку! — грубый голос Ульфгара откуда-то сверху оказался полной неожиданностью, и Алданон перевёл взгляд на него — грязного, перевязанного бинтами, но живого. За ним толпились люди и эльфы в балахонах. В недрах памяти что-то зашевелилось, но оказалось не столь существенным, чтобы складываться в логическую конструкцию. Мозг тратил слишком много энергии впустую, что-то пошло не так, а затем Алданон вспомнил о выбитой из руки игле, развернулся и попытался вернуться, однако Форд, раскинув руки в стороны, преградил путь. С новым толчком ближайшая стена тоже пошла трещинами, щит на арке с пафосным, но стилистически неплохим предупреждением раскололся пополам и рассыпался. — Мастер Алданон, вы слышите меня? Нет, он меня не понимает! — выкрикнул вверх Форд. — Я обвяжу его, подождите! Словно бездушная мясная туша, Алданон позволил утянуть себя наверх, глядел на повисшие руки и ноги, пытаясь вспомнить, что же забыл там внизу, где так холодно, и вдруг увидел в не-живой черноте очертания рогов, шипов и длинных когтей. Что-то шевелилось внутри и глядело на него через замочную скважину между мирами. Настанет день, и дверь откроется, выпустит его… «Никто не скажет, будто я тиран и сумасброд…» — подыгрывала песенка. Люди в смешных балахонах шептались между собой, поглядывая на него, а затем маленькая эльфийка присела рядом, помогла размотать промокшее тряпьё и спросила, не нужна ли помощь лекаря. — Не хочу показаться грубым, но вон тот дварф отрастил новую голову, — громко прошептал Алданон и указал на Ульфгара, который в это время тянул Форда вверх за руки, — хотя мог бы забрать старую из моей сумки. — Мы успели откопать вашего друга, всё хорошо, — она замолчала, словно что-то не позволяло ей говорить, но теперь — упало с плеч. — Я узнаю твой взгляд: мой брат вернулся с таким же, но не смог дотянуть и до следующего рассвета. Он всё твердил, что время — это иллюзия, и мы живём в нём вечно. Надеюсь, он ушёл туда, где страданий не существует. Почему-то и эта эльфийка грустила, как Энна, которая сидела у разрушенного лагеря спиной к ним. Последним выкарабкался Салхана и тут же выкрикнул что-то командным тоном, отправив Ульфгара и Эрна засыпать проход так, чтобы ни одна живая душа больше не смогла бы попасть внутрь. Жутковатый гул падающих стен был слышен даже отсюда. Чтобы скрыть опавшую почву, друиды наколдовали вокруг шипастую лозу. — Скоро и мы сможем уйти, — сказал один из них, — когда убедимся, что это проклятое место действительно больше не сможет отбирать ни души, ни жизни. — Идём, пока земля держит, — проворчал Ульфгар и устало поднялся, опираясь руками на здоровое колено, затем крепко обнял своего племянника. Салхана, к несчастью, перегородил вид и навис грозовой тучей. — Почему ты в пижаме? — наперво спросил он грубо, а когда эльфийка что-то шепнула, указав на голову Алданона пальцем, то опустил руки и замолчал: человек, который по пути растерял лицо и в ужасе выдёргивал собственные волосы, теперь не знал, какую команду отдать, чтобы всё встало как прежде. Алданон же и сам не помнил момент, когда переоделся — да и разве это важно? Главное, что ему так удобнее. Нет ничего лучше удобной, тёплой пижамы, особенно в путешествии. Эльфийка поколдовала над его головой, но Алданон уже был далеко — подбирал ключи к новым архивам и с детской жадностью поглощал всё, что мог найти. Мельтешащие люди быстро его утомили, а лошадь так и норовила укусить за ногу, когда Алданон принимался тискать её гриву. Некоторым вещам пришлось учиться заново, но тогда забывалось что-то уже известное. Тоннели памяти петляли, переворачивались с ног на голову и путали направления, даже когда Алданон развешивал указатели. С ровным горизонтом времени как-то сразу не срослось, а мысль оказалась куда быстрее происходящих событий. Он понимал, что сейчас ещё мог сосредоточиться, но с возрастом, когда ресурсы мозга начнут угасать, то едва ли сможет даже понять, где находится. Полное имя Фейн кануло в пучинах времени, словно архитекторам было важно стереть его; её образ остался лишь в ненадёжной памяти Алданона, да и там постепенно истончался под тяжестью более полезных знаний. Хорошо рисовать он так и не научился, а старая книга с набросками затерялась где-то в библиотеке. Энна всегда говорила, что важные мысли следует тут же записывать, поэтому в момент ясности Алданон снова вооружился иглой и чернилами вытравил на предплечье: «Её зовут Фейн». Порой он практически бился внутри собственного тела, не в силах ответить на вопросы друзей или хотя бы дать знак, что он здесь, внутри — ещё прежний — и никого не винит. По правде, не очень-то и получалось: теперь для всех он был забавным сумасшедшим, который и раньше не особо умел выражать свои мысли. Подробности экспедиции замяли, а самого Алданона отправили на раннюю пенсию, хотя опознанием артефактов он занимался до сих пор и щёлкал секреты как орехи, мгновенно забывая о них. Когда Аммон Джерро выписал археологическому обществу существенную компенсацию, Салхана тут же уволился и отдал свою часть вознаграждения Алданону — точнее, Энне, которая взялась его опекать. Она купила ему огромный дом в Чёрном Озере, где могло поместиться всё, чего он только ни хотел: мастерская под любые нужды, подробная карта Фаэруна во всю стену, целый шкаф для пижам, а ещё книги — много книг! Эрн и Форд каждый месяц присылали ему редкие экземпляры из путешествий. Из обрывков информации Алданон понял, что и Ульфгар смог удержать свой умирающий клан на плаву. Фазы дня перестали иметь смысл, время в принципе размывалось, а значит, Алданон только приближался к заветному горизонту. Он спал урывками и ел, лишь когда напоминала Энна — затем её сменил слуга, но Алданон далеко не сразу заметил подмену, — его эффективность возросла в сотни раз, а разум словно источал чистейший свет. Со временем сложнейшие знания укладывались и словно цементировались — так, например, дети учились ходить. Однажды Алданон сказал Энне о хрустальном шаре под глубоководным городом, который никто не может найти, а через пару дней к нему впервые явился сам Аммон Джерро. Мерзкая аура колдуна разила демонической кровью, однако Алданон принял его как интересного гостя. — «Глубоководный город» — Уотердип; «стеклянный шар» — символ Савраса. Там его храм? — сходу бросил Джерро с таким видом, будто получил несварение, однако Алданон лишь растерянно хлопал глазами. — Неважно. Меня интересует, как остановить это тёмное существо: чем глубже я копаю, тем больше уверяюсь, что вы все говорите правду… Наши города стоят на костях империи, которую уничтожило это чудовище! Что оно такое? Способность хранить тайны тоже исчезла, как только Алданон повернул первый ключ, поэтому болтал он без умолку, перемешивая ценную информацию с мусором, который вдруг вылезал из подсознания. От переизбытка чувств он всплеснул руками, сбив со стола подсвечник. — Воронка, вихрь — потрясающей силы! Если с края стоять, то вмиг засосёт, но зато в центре всё тихо… относительно мгновенной смерти и превращения в нежить, конечно. Сердце бури отыскать легко, но вот лезть туда — форменное безумие! Алданон весело рассмеялся и уже потирал руки, предвкушая главный вызов тысячелетия, да и какой толк от всех этих бесконечных архивов, если содержимое девать некуда? — Точно. Мне нужна информация, какое оружие способно противостоять ему. За работу! Кстати, — добавил Джерро невзначай, уже унося демонический смрад за порог библиотеки, — у тебя амулет с истраченным зарядом защиты от смерти, чучело. Смотри, не помри случайно. — Э-э, нет, случайно не выйдет. Он уже знал, что Джерро выживет в битве со Стражем и вернётся для финала, душу сожжёт, но найдёт способ покорить время — ведь его всегда мало, а дел не убавлялось. Видение собственного будущего, где Джерро заносил горящий клинок над его седой головой, быстро сместилось новым и потонуло под грузом других мыслей: лакей снова куда-то перепрятал зачарованные чернила для магических формул, а затем те нашлись в башмаке. Усевшись прямо на пол, Алданон дотронулся до амулета с укороченной до подбородка цепочкой — чтобы случайно не вылетела через голову — и перевёл взгляд правее, откуда уже виднелось такое знакомое, но изуродованное ненавистью лицо под костяной маской монстра. Тьма сгущалась, билась об истончающийся барьер, и Алданон приветливо помахал ей рукой.