все дороги ведут в рим.

Цзюнь У отпустил их практически сразу — лишь представил друг другу, мимоходом заметив, что они уже, кажется, успели познакомиться, велел это знакомство углубить, прозрачно намекнув на способы этого самого «углубления» напоминанием о тренировочном зале, и выставил за дверь, сославшись на гору неотложных дел. Когда Се Лянь и Сань Лан — Хуа Чэн — оказались на пороге, мимо них в кабинет маршала просочился Шэнь Цинцю, переговаривающийся по коммуникатору с Пэй Мином, — который, видимо, находился в другом шаттердоме для контроля ситуации, — и потому не обративший не них ровно никакого внимания, что было для него совершенно не свойственно. — Интересно, где генерал Пэй? — пробормотал себе под нос Се Лянь, желая хоть как-то отвлечься от охватившей его неловкости от нахождения рядом с Хуа Чэном. Тот же не спешил ни помогать Се Ляню в его нелегком деле, ни куда-либо идти, просто внимательно наблюдая за чужими метаниями единственным видным глазом. — В Сиднее, — ответил Хуа Чэн, пожав плечами на удивленный взгляд Се Ляня, и чуть нахмурился, заметив, что тот вздрогнул. — Это же очевидно, гэгэ. Се Лянь в который раз за два дня неловко улыбнулся, мысленно надавав себе подзатыльников за глупость. Где еще мог быть прямой подчиненный маршала, кроме как не в, по сути, горячей точке? Кто-то же должен там быть, чтобы скоординировать действия сиднейского шаттердома, если маршал находится здесь. Се Лянь только не совсем понимал, почему Цзюнь У так и не отбыл в Австралию, оставшись в Гонконге, если ситуация явно требовала именно его присутствия — ведь обычно маршал находился в том шаттердоме, на подконтрольную территорию которого должна прийтись атака, но сейчас он не то что не был там, где должен по регламенту, но и даже не спешил отбывать в Сидней, вместо себя отослав туда Пэй Мина. И, судя по тому, что связь с генералом держал Шэнь Цинцю, а не Лин Вэнь, которая почти всегда была рядом с Цзюнь У, сопровождая его повсюду и редко оставляя без своей компании, и через которую Пэй Мин во время командировок и держал с ним связь, то и ее маршал куда-то отослал. Вместе с Пэй Мином? Но зачем? — Точно, — наконец отозвался Се Лянь и преувеличенно решительно двинулся в неизвестном направлении, лишь бы подальше от кабинета маршала. Хотя бы из соображений безопасности — мало ли Цзюнь У или Шэнь Цинцю решат выйти, и дверь попадет им с Хуа Чэном по спинам. Только недавно Се Лянь думал, что не хочет пока видеться с Вэнь Цин из-за встречи его бедной головы с этим огромным куском железа — теперь к этому маленькому пожеланию добавилась скромная приписка «и из-за встречи того же упомянутого огромного куска железа с его не менее бедной спиной». Хуа Чэн молча пристроился за плечом Се Ляня и шел ровно на шаг позади, позволяя вести себя куда будет угодно его провожатому. Се Лянь подозревал, что Сань Лан не возразит ни словом против любого места, в которое они придут, и от этого становилось неловко. Но спустя несколько минут безмолвных и бесплодных блужданий по коридорам Хуа Чэн не выдержал и мягко тронул Се Ляня за плечо. — Гэгэ, может, я покажу тебе Собирателя Цветов? — поинтересовался он, утягивая Се Ляня чуть вбок от проходивших мимо сотрудников, неприязненно покосившихся на их пару. Се Лянь удивленно проследил за ними взглядом, пока чужие спины не скрылись за поворотом. Ладно он удостоился такого холодного приветствия, но что успел сделать Сань Лан? Насколько заметил Се Лянь за короткое время их знакомства, тот был едва ли не верхом любезности, обходительности и деликатности, и оттого было совершенно непонятно, за что персонал шаттердома его не жаловал. Не за близость с Се Лянем же? Вэй Усяню от этого ничего не было. Не могло же это распространяться только на него, в самом деле. Или это только конкретно эти люди невзлюбили Сань Лана? Се Лянь и не заметил, как вернулось его обычное нездоровое любопытство, которое он почти никогда не умел держать в узде. — Сань Лан успел что-то натворить? — против воли вырвалось у него, и Се Лянь едва удержался от того, чтобы закрыть себе руками рот. Вот и зачем он опять лезет не в свое дело? Не научился на прошлом опыте? — То есть, простите, рейнджер Хуа, я не должен был, — исправился он, отходя немного в сторону и кланяясь в извинении не только за вопрос, но и за имя. Но Хуа Чэн, казалось, не обратил на это внимания. — Предпочту все же остаться для гэгэ Сань Ланом, — Хуа Чэн чуть улыбнулся и, аккуратно придерживая сложенные перед Се Лянем руки, поднял его, заставляя посмотреть себе в лицо. — Ничего страшного, гэгэ может спрашивать у меня все что угодно, — он нежно огладил большим пальцем костяшку и только потом отпустил его ладони, довольно щурясь на порозовевшие щеки Се Ляня. — Ничего секретного в этом все равно нет. — Тогда… Сань Лан ответит на вопрос? — нервно поинтересовался Се Лянь, не зная, куда деть руки, и начав просто теребить свободный конец ремня на армейских штанах. — Все просто, гэгэ: один зелено-комбинезончатый ублюдок постоянно мешает мне работать, не забывая оповещать без громкой связи весь шаттердом о том, что я не имею права прикасаться к егерю его драгоценного старшего брата, — Хуа Чэн поморщился и состроил обиженное лицо, искоса наблюдая за Се Лянем. «Так значит, Сань Лана не любят за компанию». Се Лянь прикрыл рукой заигравшую против воли на губах улыбку от забавного вида надувшегося Хуа Чэна, следящего за его реакцией, — Небожители, Сань Лан выглядел словно обиженный ребенок, которому запрещают прикасаться к любимой вещи, и это было слишком мило, Се Лянь не мог удержаться, — и тут же поспешил оправдаться: — У Ци Жуна… сложный характер. Я… — Не вздумай за него извиняться, — осадил его Хуа Чэн и склонил голову к плечу, тут же поменявшись в лице — из раздраженного упоминанием Ци Жуна оно стало дружелюбным и ожидающим. — Так что гэгэ думает насчет моего предложения? Се Лянь, которому в голову совершенно ничего не приходило, только быстро кивнул, не до конца осознав свое действие. Понял он, что сделал, только по вмиг просиявшему Хуа Чэну, черный глаз которого, казалось, превратился в скопление звезд на ясном ночном небе — настолько, оказывается, тот был рад согласию Се Ляня. Се Ляню вновь стало жутко неловко, но возможность обдумать это как следует ему не предоставили — Хуа Чэн мягко подхватил его под руку и с целеустремленностью танка потащил по извилистым коридорам в сторону доков. *** Вопреки каким-то странным ожиданиям Се Ляня, что «показать Собирателя Цветов» значит посмотреть на него с наблюдательных платформ и послушать про устройство егеря, Хуа Чэн категорически отверг саму возможность этого: только Се Лянь дернулся свернуть в сторону коридора до той самой платформы, на которой они с Сань Ланом впервые встретились, как его провожатый крепче стиснул ладонь, которую не отпускал все время дороги, и, не сбавляя темпа, повел его в сторону служебных лестниц. — Гэгэ разве не хочет посмотреть поближе? — остановился Хуа Чэн перед узкими ступеньками, оглядываясь через плечо. — Хочу, но я не думаю… — начал Се Лянь, но Хуа Чэн его уже не слушал — все так же мягко и крепко сжимая его ладонь, он начал подъем на девяностометровую высоту. Будто знал, что Се Лянь хотел сделать это еще вчера, когда с платформы смотрел на Собирателя Цветов, но не знал, имеет ли право к нему приближаться, — и теперь давал полное разрешение это делать. Се Лянь только не знал, с собой или в принципе. Только когда они оказались на самом верху, Хуа Чэн отпустил его и освободившейся рукой стянул с запястья резинку, не замеченную Се Лянем ранее потому, что до этого она была скрыта ярко-красным свитером с эмблемой Тихоокеанского Оборонного Корпуса на плече. Резинка, как и свитер, — как и комбинезон, вдруг вспомнил Се Лянь, — тоже была ярко-красной. Хуа Чэн, кажется, совершенно не признавал традиционный темно-синий цвет форменной одежды Корпуса и поэтому даже специально перешил нашивку с джемпера, который выдавали всем рейнджерам вместе с кителями и брюками, — у Се Ляня тоже такой был, прямо сейчас он в нем и ходил, — на свою одежду. Выглядело очень аккуратно, и не знай Се Лянь, что обычный цвет для одежды с эмблемой Тихоокеанского Оборонного Корпуса темно-синий, подумал бы, что руководство решило разориться не только на цветные комбинезоны для каждой отдельной технической команды, но и на цветное гражданское для рейнджеров, которые в форме ходили только на официальных мероприятиях. Се Ляню этот факт показался весьма… забавным? Он не знал, как охарактеризовать то, что почти все в облике Хуа Чэна о чем-то кричало едва ли не в полный голос, но Се Лянь не понимал, о чем был этот крик. Пока он думал, Хуа Чэн быстро перехватил свои волосы, которые до этого гладкой вороново-черной копной чуть прикрывали его плечи, в небрежный хвост на макушке, оставив свободной лишь заплетенную в тонкую косицу прядь от виска, и снова протянул Се Ляню руку в приглашающем жесте. Сейчас, даже без рабочего комбинезона, в Хуа Чэне узнавался вчерашний Сань Лан — собранные волосы будто сделали его немного младше, но при этом более остролицым, потому что черные пряди больше не сглаживали резковатые черты. Се Лянь в голове отметил этот интересный факт, протягивая ладонь в ответ. — Сань Лану удобно с такой длиной? — полюбопытствовал Се Лянь, в задумчивости касаясь своего коротко остриженного затылка. Когда-то он сам носил длинные волосы — густые каштановые пряди прикрывали его лопатки, и со спины, особенно если он ходил в просторной одежде, тонкого Се Ляня лет до четырнадцати часто принимали за девушку. Уже потом, когда он многочасовыми тренировками по борьбе в клубе нарастил себе мышцы, это впечатление исчезло, и даже издали с распущенными волосами в нем сложно было увидеть представительницу прекрасного пола из-за ставших шире плеч, но до этого Фэн Синь и Му Цин, с которыми он был знаком с детства, не раз предлагали ему подстричься. Се Лянь же постоянно отказывался, потому что ему нравились его волосы, и отращивал их дальше. Но в Тихоокеанском Оборонном Корпусе от своих желаний пришлось отказаться: длинные волосы в шлеме было совершенно некуда деть, и единственной удобной для Се Ляня прической становился тугой венок из косы, который ему поначалу заплетал Ши Цинсюань, любовно вздыхавший над каштановой копной, — будто над золотом, не иначе. Промучавшись со своими волосами первые пару месяцев в Академии и доведя кураторов до приступов бешенства тем, что рядом с ним постоянно образовывался либо импровизированный салон красоты стараниями Ши Цинсюаня, либо поле битвы из-за Фэн Синя, который не терпел насмешек в адрес лучшего друга и был готов круглые сутки стоять за его честь — что в драке, что в наряде на кухне в качестве выговоров за эти самые драки, — Се Лянь в итоге с тяжелым сердцем принял решение их обрезать. С короткой стрижкой было неуютно, но зато удобно: не нужно было в спешке, когда их вызывали, судорожно придумывать, что делать с лезущими даже из хвоста в глаза и рот прядями, — во время учебных тревог, когда им нужно было собраться в рекордные сроки, пара Се Ляня и Фэн Синя часто приходила последней, потому что Фэн Синь помогал ему убрать волосы хотя бы в пучок. После, уже став полноправным рейнджером, Се Лянь осознал всю прелесть этого своего решения — после высадок все тело было липким от нейропроводящего геля, и даже короткие волосы приходилось тщательно промывать едва ли не по несколько раз, чтобы его точно не осталось. Сейчас подстригаться, выбривая затылок, стало для Се Ляня уже привычкой, он почти забыл, каково это — ходить с длинными волосами, но все еще помнил все связанные с ними трудности. Даже самые отчаянные девушки со временем принимали решение обрезать свои роскошные локоны минимум до короткого каре, а еще дальше — и под мальчика, если не могли научится быстро заплетать их во что-то удобное и не мешающее при пилотировании. Поэтому, когда он узнал, что Сань Лан рейнджер, Се Ляню стало любопытно. Хуа Чэн обернулся и улыбнулся, засияв еще больше, чем когда Се Лянь согласился пойти с ним в доки. — Более чем, гэгэ, — ответил Хуа Чэн, сдув лезущую в глаз прядку, и подвел Се Ляня к краю платформы, на которой часть ограждающих перил была заменена на цепочку. — Гэгэ, кабина или руки? — Руки, — Се Лянь передернул плечами. Он еще совсем не был готов оказаться в кабине, даже если она претерпела изменения после переделки всего егеря. Сама мысль о том, что ему вновь придется оказаться внутри, вызывала противоестественный ступор. Даже если крепления будут спрятаны под панелями в «полу», который на самом деле скрывал собой массивные механизмы шеи егеря, а конн-поды — убраны наверх, даже если ничего не будет напоминать о прошлом — пока он не мог заставить себя ступить не то что на порог предбанника — даже на дорожку, ведущую от платформы к голове егеря. Слишком живое у него воображение — Се Лянь легко мог представить себя прицепленным к конн-подам, и это вызывало неприятные ассоциации и воспоминания: от счастливых, несмотря на все произошедшее потом, но приправленных горечью именно от дальнейших событий, в которых они с Фэн Синем радовались очередной заработанной звездочке на куртку, до отдающих во рту привкусом крови из прокушенного языка, в которых он был один на один с монстром четвертой категории без надежды на поддержку от напарников и сопилота. Хуа Чэн, если и заметил его мрачную неловкость, никак не отреагировал — лишь его улыбка на мгновение стала натянутой от того, что Се Лянь, передергивая плечами, чуть не вырвал свою ладонь из крепкой хватки длинных бледных пальцев, и тут же вновь вернула свою прежнюю яркость. Не ответить на такую было сложно — Се Лянь чуть улыбнулся, отчего лицо Хуа Чэна засияло еще больше, и вслед за ним осторожно ступил на плечо егеря. — Гэгэ, осторожнее, — предупредил Хуа Чэн. Руку его отпускать он так и не спешил, наоборот — сжал еще крепче, будто это могло бы помочь, поскользнись вдруг Се Лянь на гладкой металлической броне. С его удачей не стоило исключать такой возможности. — Сань Лану не стоит об этом переживать, — непринужденно отозвался Се Лянь. — Я же работал на Стене. Там высота и риск гораздо больше, — в его голосе звучала беспечность, но на самом деле Се Лянь был напряжен, и вряд ли Хуа Чэн этого не замечал. Его предполагаемый напарник, как успел уже убедиться в этом Се Лянь, был на удивление чуток и внимателен, чтобы пропустить то, как он нервно сжимает и разжимает кулак свободной руки, спрятав ее за спиной. Даже если занятая была расслаблена. — Я буду осторожен, — наконец сказал он после красноречивого молчания длиной почти в минуту, во время которого Хуа Чэн смотрел на него не тяжелым, но очень говорящим взглядом и не спешил двигаться. Только получив это заверение, Хуа Чэн продолжил путь, осторожно ступая по широкой мышце плеча, и через примерно полтора десятка шагов замер у локтя, чуть вытянув руку в сторону, останавливая Се Ляня. Механизмы предплечья были голыми — броня висела в нескольких метрах на кранах, — и перед ними на тросах висели техники, переговаривающиеся со своими товарищами, которые стояли на платформе или сидели на самом предплечье, и показывающие что-то друг другу погашенными паяльниками. Хуа Чэна они заметили не сразу, слишком увлеченные работой — у Се Ляня сразу поднялось настроение от чужого воодушевления, за которым ему всегда нравилось наблюдать, — но, когда заметили, сразу замолчали, настороженно — и очень удивленно — разглядывая его высокую фигуру и стоящего чуть позади Се Ляня. В их глазах не читалось враждебности или насмешки, которую Се Лянь видел у других населяющих шаттердом людей — особенно в столовой вчера и сегодня, пока все три раза банальным образом не сбежал, — и это его подкупало. Он даже дружелюбно улыбнулся, на что удивления в техниках стало еще больше. Потом они глянули на Хуа Чэна и быстро вернулись к своим делам, больше не обращая на их пару внимания. Се Ляню показалось, что перед этим действием в глазах каждого мелькнул страх. Больше техники даже не пытались открыть рот. Се Лянь чувствовал, что удивляется все больше и больше. И в первую очередь — человеку, с которым он должен разделить одно сознание на троих. Но это удивление не было неприятным, и даже со знанием, что техники, кажется, почему-то боялись Сань Лана, он не почувствовал отторжения. Это… подкупало. После всего — очень сильно подкупало. И Се Ляня даже не пугало то, что он чувствует расположение и, даже можно сказать, привязанность к по сути незнакомому человеку. — Вэй-сюн сказал мне спросить у Ци Жуна на тему изменений, но, думаю, я не буду неправ, если спрошу это у Сань Лана, — Се Лянь коротко коснулся чужого плеча, привлекая внимание и прося немного подвинуться, и встал рядом. — Совершенно не будешь, гэгэ, — от радостной улыбки Хуа Чэна и его общего сияющего вида, казалось, можно было ослепнуть. Се Лянь с ожиданием посмотрел сначала на чужое лицо, а потом послушно перевел взгляд вслед за рукой, указывающей на разобранное предплечье, в котором покоился пока неизвестный Се Ляню механизм. Насколько он помнил, у Бога Войны его не было. Не то чтобы он досконально знал устройство своего егеря — скорее, наоборот, знал лишь то, что ему рассказал и показал сам Бог Войны, ведь Се Лянь не был одним из тех пилотов, которые участвовали в жизни технической команды и помогали им или следили за ними во время работы, — но все же была у него уверенность, что нечто подобное не находилось на его егере. — Это меч. — Меч? — Се Лянь нахмурился. Он ошибся? На Боге Войны был меч, именно он и являлся основным оружием — и Се Лянь, и Фэн Синь увлекались фехтованием, проводя в тренировочном зале гораздо больше времени, чем занимала тренировка, и именно это стало решающим фактором, когда после Академии Цзюнь У и Шэнь Цинцю распределяли егерей, — но все же Се Лянь точно был уверен, что механизм отличался от того, что сейчас предстало перед его глазами. — Механика другая, гэгэ, — Хуа Чэн указал на металлические коробы с неизвестной Се Ляню пометкой. — Это тепловые генераторы. Они раскаливают меч, чтобы прижигать раны. — Что-то вроде плазменных орудий на Повелителе Вод и Ветров? — И на Бродяге, — припомнил американского егеря Хуа Чэн. — Но скорее, как лезвия на Страйкере. Только у них форма больше напоминает ножницы, и расположены они на обеих руках, а на Собирателе Цветов именно меч. Из-за того, что добавили накаливание, пришлось менять весь механизм: гораздо проще накалить не сборную конструкцию, как была, а цельную, поэтому заменили все. Меч теперь состоит всего из двух частей и сам несколько короче, чтобы не переломиться, но эффективность от этого меньше не стала. Се Лянь не знал, что на Страйкере установлено что-то подобное — все же, в эксплуатацию его пустили почти на полгода позже ухода Се Ляня из Тихоокеанского Оборонного Корпуса, — поэтому и упомянул плазменные орудия — те тоже предназначались для мгновенного прижигания ран кайдзю, чтобы кровь не залила океан и не спровоцировала еще одну экологическую катастрофу, которую устранить будет еще сложнее, чем ту, что случилась в Кабо-Сан-Лукасе одиннадцать лет назад. Но он был приятно удивлен тем, что Хуа Чэн о подобном осведомлен — Се Лянь тоже увлекался тем, что узнавал о различном вооружении на егерях и продумывал в голове, как можно было бы его эффективно использовать. Но он не всегда знал полную информацию. Как-никак, но обычно о вооружении других егерей пилоты знали только потому, что это вооружение демонстрировалось — как во вчерашних новостях, в которых Страйкер Эврика убил кайдзю с помощью спрятанной в груди ракетной установки, или на уже не устраиваемых парадах-демонстрациях — или было довольно нашумевшим: как, например, необычный кнут у Речного Призрака, в полезности которого многие сомневались, пока супруги Цзян не доказали обратное, или три руки у Багрового Тайфуна, егеря братьев-тройняшек, которые, видимо, тоже погибли — Се Лянь не видел ни самого Багрового Тайфуна в доке, ни команды в похожих на команду Собирателя Цветов красных комбинезонах, ни самих тройняшек с их извечным баскетбольным мячом. Настроение резко испортилось. Хуа Чэн, почувствовавший, что расположение духа Се Ляня снова сделало резкий скачок, мягко сжал в поддерживающем жесте его ладонь. — Гэгэ, все в порядке? — он обеспокоенно заглянул Се Ляню в лицо, будто надеясь разгадать причину его беспокойства. — Ничего страшного, Сань Лан, — Се Ляню было неловко — и от того, что он заставляет Хуа Чэна переживать, и от того, как бережно его пальцы сжимали чужие, — но ничего не мог с собой поделать, да и врать самому себе было бесполезно — ему нравилась подобная забота. Слишком сильно нравилась. Если говорить по правде, для Се Ляня это было волшебным чувством — быть объектом заботы, а не тем, кто постоянно заботится и отдает все душевные и физические силы ради кого-то другого. Он совершенно не жаловался на свою участь — даже считал, что заслужил свое бедственное положение и бесконечную заботу о Ши Цинсюане, который, хоть и пытался отвечать, все равно не мог сделать этого в полной мере из-за своей покореженности, — но это ничего не меняло. Спустя столько лет снова чувствовать, что за тебя переживают и пытаются окутать, словно мягким одеялом, своей защитой, — для Се Ляня это было равносильно оазису для отчаявшегося в пустыне человека. Пусть Сань Лан не сделал многого за их короткие встречи — вчерашним вечером на той самой платформе, которую сейчас Се Лянь видел краем глаза, и сегодняшим утром, которое уже плавно перетекало в день по ощущениям Се Ляня, — Се Лянь чувствовал — расстаться с этим ему будет тяжело. Во что же его превратила жизнь? Нет, не так. Во что же его превратил Инцидент Сяньлэ? — Сань Лан, что насчет тренировочного зала? — у Се Ляня от предвкушения заблестели глаза. Он предпочел не задумываться, что просто сбегает — от плохих воспоминаний и грустных мыслей, от ожидающего их неизвестно будущего и самого себя. Хуа Чэн, может, и хотел бы показать ему что-то еще, но возражать не стал и с молчаливым согласием, выраженным кивком, пустил Се Ляня вперед себя. *** Он перестал ощущаться привычным — первое, что заметил Се Лянь, стоило ему только взять в руки шест. Главное тренировочное оружие и лучший друг всех рейнджеров, сейчас он ощущался его телом не более чем обычной палкой. Се Лянь знал, что с ним надо делать, знал, как им сражаться, знал, для чего он нужен, но не более этого знания — шест был не продолжением руки, как раньше, не способом установить контакт со своим сопилотом, а просто подспорьем в тренировке. Се Лянь не сомневался, что его боевые навыки не упали слишком низко — все же он старался тренироваться так часто, как только получалось, и даже в компании Ши Цинсюаня, который был не менее хорошим бойцом, чем сам Се Лянь; он даже тренировался с Вэй Усянем то недолгое время, которое был в шаттердоме после Инцидента Сяньлэ, а тот действительно мог считаться достойным противником и давал своим примером прекрасную мотивацию работать над собой и дальше, даже когда, казалось бы, надобность в этом уже отпала. Се Лянь точно знал, насколько могли ухудшиться его способности без нормальной практики, и считал, что ничего критичного не случилось — он удивится, если проиграет, но не так сильно, как удивился бы раньше, до Инцидента Сяньлэ. Все же у Хуа Чэна было куда больше времени, чтобы тренироваться, и нормальное для этого место, пусть он и был новичком без реальной боевой практики, в отличие от Се Ляня. Се Лянь ожидал своего возможного проигрыша с самого начала. Чего он наоборот совершенно не ожидал — так это того, что настолько отвыкнет от шеста, что тот перестанет восприниматься средством ведения диалога. Это уже было плохо. — Гэгэ? — Хуа Чэн вырвал Се Ляня, задумчиво поглаживающего большим пальцем гладкое дерево шеста, из своих мыслей, заставив слишком резко вскинуться, и склонил голову к плечу. Он постоянно это делал, когда был чем-то заинтересован или обеспокоен — особенно, когда задавал вопрос, — и это почему-то казалось Се Ляню донельзя очаровательным. Се Лянь коротко вздохнул, прокрутил шест, пытаясь проанализировать свои ощущения и приходя к неутешительным выводам, и взял второй, кинув его Хуа Чэну. Тот поймал брошенный снаряд без проблем, за секунду до этого стянув свитер и кинув его куда-то в сторону стены, — сам он остался в одной майке, как Се Лянь в футболке, избавившийся от своего джемпера еще до того, как подошел к стойке с шестами. — Все в порядке, просто задумался, — ответил Се Лянь и наставил шест на Хуа Чэна. — Сань Лан не против все же воспользоваться советом маршала? — Этот Сань Лан сделает все, что пожелает гэгэ. Се Лянь смутился, но быстро выкинул все лишнее из головы и сосредоточился на противнике. Следующие несколько часов пролетели, как показалось Се Ляню, очень быстро, почти незаметно. Он с Хуа Чэном постоянно сходились, отражая атаки и ставя блоки, проигрывали и побеждали, валили и бросали на застеленный татами пол, отбивали шестами плечи и бока, даже пару раз умудрились оценить навыки друг друга в простом рукопашном бою, когда выбивали шесты из рук. Адреналин заставлял кровь бурлить, в голове все заходилось радостным криком от понимания, что он снова может нормально сражаться, а не по закуткам несколько минут разминаться с Ши Цинсюанем, мышцы приятно ныли. Но под конец, когда Се Лянь понял, что еще немного — и он просто упадет лицом в пол от морального истощения, и устало сел на татами, скрестив ноги и обняв шест, в голове вдруг щелкнуло — они так и не поговорили. Шест все так же был лишь орудием, а битва — битвой. По крайней мере для Се Ляня. Он просто хорошо провел время за тренировкой с прекрасным противником, и не более того. Се Лянь разочарованно прислонился виском к шесту. Не то чтобы он не предполагал, что после произошедшего между ним и Фэн Синем и трех лет восприятия тренировок исключительно как способа не запустить себя вряд ли сразу сможет вернуться к подсознательному пониманию истинного предназначения этих шестов и этого зала. Сознательно понимать это он понимал, но это не значило, что и внутренне воспринимать все он будет так же. Получать подтверждение своих безрадостных мыслей было обидно. — Так не годится, — пробормотал Се Лянь себе под нос, привлекая внимание Хуа Чэна, устроившегося напротив в похожей позе — только шест он держал на коленях, а не использовал в качестве своеобразной опоры или подушки. — С таким положением дел нельзя идти в дрифт. — Разумеется, Се-сюн, — раздалось от входа в зал. Се Лянь удивленно наклонился вбок, выглядывая из-за Хуа Чэна, который загородил собой вид на дверь в тренировочный зал, и наткнулся на прислонившегося плечом к косяку Вэй Усяня. — Но у вас еще есть время сработаться, не переживай. Маршал не собирается тащить вас в егеря завтрашним же днем. — Вы так в этом уверены, лейтенант Вэй? — спросил Хуа Чэн, опасно щурясь. Вэй Усянь дернул уголком губ, но на этот странный укол больше никак не отреагировал. — Более чем, рейнджер Хуа, — ровно ответил Вэй Усянь, непроницаемым взглядом окидывая напряженную фигуру Хуа Чэна. — Маршалу, как и Корпусу, как и всему миру, нужна оборонная мощь егерей, и чем больше, тем лучше. Но ему нужна мощь, а не балласт. С таким уровнем синхронизации, вы именно что балласт. Не обессудьте. — Ничего страшного, Вэй-сюн, — поспешно отозвался Се Лянь, взмахивая руками и тем самым не позволяя Хуа Чэну, уже открывшему было рот, вставить еще что-нибудь. Тот почему-то желал побольнее уколоть Вэй Усяня — чтобы спровадить его, что ли? — а Се Лянь не хотел доставлять этому человеку хлопот. — Ты прав. — Пока что, я думаю, у вас есть около недели на установку связи, — взгляд Вэй Усяня потяжелел. — Может, больше, может, меньше. Точно не скажу, я не предсказатель, чтобы знать, когда кайдзю снова выползут из Разлома и куда нападут, — Се Лянь удивленно моргнул. Что? — Но время все же есть. Главное — использовать его с умом. Вы хорошо совместимы, это видно, но в дрифте вряд ли долго продержитесь. Се Лянь не стал даже пытаться спорить. Не с человеком, у которого были практически — если не действительно — самые лучшие показатели синхронизации со своим сопилотом за всю историю программы «Егерь» и хорошо наметанный на подобное глаз. Помнится, по шаттердому ходили слухи, что именно Вэй Усянь в свое время посоветовал Лань Сичэню кандидатуру Не Минцзюэ на место его второго пилота; и еще — не дожидаться, когда Лань Ванцзи образумится и перестанет его преследовать с упорством маньяка. Возможно, в этом виновато было его довольно близкое знакомство с Шэнь Цинцю, который тоже славился своей интуицией на подобные вещи, — все же в каком-то смысле ученичество у его лучшего друга способствовало сближению, — а, может, все дело было в природной проницательности самого Вэй Усяня. Людей тот чувствовал довольно хорошо. И, к тому же, был профессионалом своего дела. Всех своих дел. — И что же Вы посоветуете, лейтенант Вэй? — Хуа Чэн поджал губы, но больше не попытался добавить в свой голос издевки. Се Лянь беззвучно выдохнул. — Больше говорите. Этого хватит, — Вэй Усянь пожал плечами. — Не беги от разговоров, Се-сюн. Ни к чему хорошему это обычно не приводит. Тут — тем более, — мягко заметил он и оттолкнулся от дверного косяка. — Вам нужно доверять друг другу не только свою спину, но и свою голову. Просто так, с ничего, синхронизироваться не получится, какой бы высокий процент совместимости у вас ни был. Основа крепкого дрифта — доверие. И оно должно быть обоюдным, — Вэй Усянь обернулся и скользнул взглядом по подобравшемуся Хуа Чэну. — Помоги ему. — Без Ваших советов разберусь, лейтенант Вэй, — Хуа Чэн оскалился. По губам Вэй Усяня коротко скользнула усмешка. — О, не сомневаюсь. *** После того, как они с Хуа Чэном отдышались и отдохнули — и от самой тренировки, и от попыток в диалог, и от визита Вэй Усяня, который, как показалось Се Ляню, выпил из него те жалкие крохи еще остающихся у него сил, — по громкой связи объявили первую смену ужина. И Се Лянь, и Хуа Чэн одновременно вскинули головы, удивленно смотря в сторону угла, в котором висело устройство, а потом так же синхронно перевели взгляды друг на друга. — Гэгэ… — начал было Хуа Чэн, медленно поднимаясь. — Я не голоден, — Се Лянь, в противовес более осторожным действиям своего возможного сопилота, вскочил резко и быстро, о чем тут же пожалел — голова, забитая до упора мыслями о том, что ему нужно понимать, что своими движениями пытается сказать ему Хуа Чэн, и попытками достойно отвечать, моментально отозвалась болью в висках. Се Ляня повело, и он, схватив шест, рефлекторно оперся на него. И именно в этот момент правая рука его подвела. Он почувствовал, как мышцы свело судорогой, дошедшей вплоть до пальцев, которые тут же разжались, и без удивления понял, что вот-вот самым позорным образом упадет на пол — и благо, если на напорется в процессе на шест какой-нибудь важной частью своего тела. Но не успела эта мысль до конца оформиться в голове, чтобы тело среагировало и сгруппировалось, как его локоть крепко сжали тонкие бледные пальцы, прикосновение которых за этот день Се Лянь успел выучить. — Гэгэ, все в порядке? — Хуа Чэн помог ему встать ровнее, но отпускать так и не спешил. Се Лянь предпочел не обращаться на это внимание и просто мягко достал свою конечность из чужой хватки. — Рука иногда пошаливает. Не стоит беспокойства. Се Лянь чувствовал себя настолько выжатым, что с ним не сравнилась бы и сотня лимонов в соковыжималке. Футболка была мокрой и липкой от пота, ее хотелось стянуть и бросить на пол не глядя, лишь бы подальше от своих глаз, чтобы не видеть невольное напоминание о своей беспомощности. У Се Ляня всегда были странные ассоциации. Он перехватил шест левой, не травмированной, рукой, чтобы больше не случилось таких неприятных казусов. Приступы судорог были не сами приятными гостями в его жизни, но терпеть их представлялось возможным, хотя на время продолжительности приступов и интервалы между ними Се Лянь загадывать бы никогда не стал — слишком неблагодарное занятие при условии, что свободным временем он больше не располагал даже в теории. Се Лянь направился к стойке и вытянул футболку из штанов, вытирая ею лицо — все равно хуже ей уже не будет. Когда он развернулся, Хуа Чэн не отрываясь смотрел на его бок. Се Лянь резко с силой опустил футболку, едва не порвав ткань, пару секунд постоял, не зная, что делать, и, с трудом выдавив из себя еле слышное «Извини, Сань Лан», вылетел из зала, едва не забыв по дороге подхватить свои берцы и джемпер. По коридорам до своей комнаты он бежал босиком. Се Лянь настолько свыкся со своими шрамами от синаптических процессоров и с тем, что Ши Цинсюань не обращает на них внимания, что совершенно позабыл об их существовании. От того, чтобы Хуа Чэн увидел те, что рассекали его плечо, Се Ляня уберегла футболка, которую он надел под джемпер, прекрасно зная, что знакомство с будущим сопилотом подразумевает поход в тренировочный зал так или иначе — не сегодня, так в ближайшие дни они оказались бы друг напротив друга с шестами наизготовку. И оказывались бы там постоянно, так что Се Лянь заранее приготовился к косым взглядам — ведь рейнджеры обычно предпочитают тренироваться в майках, а не футболках — и стирать бесчисленное множество потных вещей, в которых воды было бы больше за счет того, что нормальной тренировочной одежды у него не было, а выданную он отверг как раз из-за ее открытости. Но он сам подписал себе приговор, по вновь проявившейся в этом зале, очень похожем на тот, в котором они тренировались с Фэн Синем, привычке вытерев пот с лица одеждой. Хуа Чэн увидел ровные футуристичные линии, пересекающие его ребра. И Се Лянь почему-то вдруг почувствовал себя беспомощным, как в Боге Войны три года назад против кайдзю четвертой категории. Он ненавидел об этом вспоминать. Ненавидел вспоминать свою слабость и показывать ее кому-либо. Но все равно случайно это сделал, забывшись в компании незнакомого человека. Пусть Хуа Чэн и вызывал у него отчего-то доверие, не стоило забывать, что они знакомы всего один день. Влетев в свою комнату и с грохотом захлопнув дверь — напугав, наверное, ходящих мимо и живущих в соседних комнатах бедолаг, — Се Лянь сполз на пол, прислонившись лбом к холодному металлу, и наконец позволил себе выдохнуть. Все хорошо. Ненадолго он в безопасности. *** Когда Се Лянь встретил Хуа Чэна на следующий день в столовой во время завтрака, тот ни словом не обмолвился о произошедшем в зале прошлым вечером и все так же лучился счастьем. — Гэгэ, давай к нам! — Хуа Чэн помахал из-за стола команды Собирателя Цветов, и Се Лянь почувствовал еще больший стыд за свое вчерашнее поведение, чем уже имеющийся, который пожирал его всю ночь напополам со страхом, что он разочаровал своего возможного напарника и тот от него откажется. Но все было… хорошо? По Хуа Чэну нельзя было сказать наверняка, и это настораживало, заставляло невольно испытывать желание защититься. Се Лянь глубоко вздохнул и со слабой, больше натянутой улыбкой пошел в сторону пестрящего алым стола под сотней заинтересованных взглядов; только команда Собирателя Цветов продолжала есть как ни в чем ни бывало. Когда Се Лянь присел рядом с Хуа Чэном на освободившееся место, тот наклонился ближе, чтобы заглянуть ему в лицо. — Гэгэ, все в порядке? — в его единственном видном глазу сверкало чистое, ничем не прикрытое беспокойство, и от этого стало немного тошно — Хуа Чэн не должен был так за него переживать, он того не стоит. Се Лянь нервно дернул уголком губ. — Да. Прости… прости за мое поведение, Сань Лан. Я отвык от того, что их кто-то может увидеть. Этого больше не повторится. Хуа Чэн нахмурился, поджав губы, но покорно кивнул. Се Лянь едва слышно выдохнул с облегчением, когда от него отвернулись. Команда Собирателя Цветов явно наслаждалась тем, что им наконец разрешили есть в первую смену. В столовой было достаточно места для них и раньше, но официально с этим разобраться все никак не доводилось случая, и поэтому есть вместе с остальными причастными к егерям людям те смогли только через четыре дня после доставки Собирателя Цветов в шаттердом. Причины подобного Се Лянь решил потом оставить на совести Шэнь Цинцю — когда тот хотя бы ненадолго начнет появляться на глаза обитателям базы, а не пропадать с концами в кабинете Цзюнь У вместе с ним же и коммуникаторами. Три дня спустя Се Лянь понял, что не видел ни одного, ни второго. И это уже было довольно странно. Если для Цзюнь У было нормально появляться перед людьми только во время своих переездов из шаттердома в шаттердом на посадочной площадке и нападений кайдзю в командном центре, то для Шэнь Цинцю подобное являлось нонсенсом. Он был на виду практически постоянно — общался с техниками, перебрасывался парой словечек с рейнджерами, руководил доставкой материалов для ремонта егерей и доставкой продовольствия, чуть ли не на каждом углу лоб в лоб сталкивался с лучшим другом, споря до хрипоты на так и остающиеся неизвестными темы. — Кто-нибудь видел подполковника Шэнь? — все же решил поинтересоваться Се Лянь у своей — он же может называть команду Собирателя Цветов своей? — команды спустя неделю совместного времяпрепровождения у егеря и в столовой. Ребята переглянулись и задумчиво по очереди покачали головами — нет, не видели. Се Лянь хмуро уставился в свою тарелку. Ему это не нравилось. Совсем. Но потом думать о пропаже маршала и подполковника стало особо некогда: сначала Хуа Чэн, а потом и сам Се лянь тащил второго в зал, выдавал в руки шест и нападал без особого предупреждения. Они сражались, а потом, устало раскинувшись на матах, разговаривали о звездах и детских глупых мечтах. — В детстве я хотел быть как гэгэ, — Хуа Чэн закинул руки за голову и болтал в воздух ногой, закинутой на колено второй. Се Лянь невольно подавился, и улыбка его собеседника стала шире. — Тебя часто показывали по новостям. Ты был единственным рейнджером, которым я восхищался, и единственный человек, с которого я хотел бы брать пример. Се Лянь залился краской вплоть до самой груди и стал лепетать что-то бессвязное, в смущении подскочив на матах и начав размахивать руками под звонкий смех. Смех был настолько искренний и необидный, что Се лянь невольно улыбнулся в ответ. Вэй Усянь оказался прав: им дали не один день — три недели на установку нормального контакта. Сначала получалось не очень, и почти каждый день заканчивался так же, как самый первый — Се Лянь был вымотан до предела и физически, и морально, и первые несколько дней он с трудом заставлял себя не сбегать от Хуа Чэна как от пожирателя всех своих сил, а оставаться и пытаться проговаривать, что с ним конкретно и с ними в целом происходит. И эта тактика дала свои плоды — через неделю Се Лянь с удивлением и восторгом понял, что может понимать, о чем ему говорит Хуа Чэн своими атаками и блоками, и что шест снова стал проводником для диалога. Такую радость он испытывал только, пожалуй, после своего первого дрифта в Боге Войны. А через три недели кайдзю напали на Шаньтоу. — Готовьтесь, младший лейтенант Се, рейнджер Хуа, — сообщил им один из техников, когда они прибежали на сигнал тревоги. — Маршал отдал приказ готовить Собирателя Цветов к бою. Се Лянь нервно сглотнул и стиснул кулаки так, что выступила кровь.