Сын ПОРОКа

      Я влетаю в хижину, не замечая никого и ничего вокруг. Взбегаю на второй этаж, распахиваю дверь, готовый зарезать любого, кто напал на парня, издавшего секунду назад полный страха крик о помощи. Замираю.       Я снова повелся.       Идиот.       На деревянной кровати, сбросив с себя одеяло и смяв под собой простыни, лежит черноволосый взмокший от ужаса парень. Он ворочается в постели, но больше не издает звуков. Первое желание — разбудить шанка, избавить от кошмара, но я быстро отметаю его. Я не хочу с ним контактировать. Не хочу, чтобы он думал, что, раз я побежал к нему на помощь, между нами все нормализуется. Это был инстинкт бегуна — не более.       Засовываю кинжал за ремень и отступаю. Разворачиваюсь, собираясь выходить… и чуть не подпрыгиваю от неожиданности.       Черт!       В дверях стоит темноволосая девушка, внимательно смотрит на меня огромными, выразительными, карими глазами.       — Привет, Бренда, — беззаботно произношу и протискиваюсь между ней и дверным косяком.       Шанку повезло — его спасет его девушка-практически-жена-если-бы-не-трусость. Или нерешительность?       Она кивает в ответ, не сводя взгляда.       Хочет что-то сказать? Черт. Хочет. Неет. Только не это! Я больше не хочу обсуждать эту тему!       Я, пытаясь избежать разговора — — быстро дохожу до ступеней, спускаюсь. Но это не помогает. Ей, видимо, плевать на всех, кроме ее почти-мужа.       — Минхо, — начинает она, когда я преодолеваю пол лестницы. Я нехотя останавливаюсь. Но не поворачиваюсь. — Ты же видишь, как это его мучает.       Как я и думал! Снова решила поднять эту тему! Если бы я захотел об этом поговорить, что вряд ли, я бы поговорил! Уж меня никто не заставит заткнуться, если мне хочется высказаться!       — Минхо? — голос чуть тише, она подходит ближе.       Я оборачиваюсь, смотрю на нее. А чего она печалится? Я ее не трогаю. И ее парня тоже, хотя иногда ужасно хочется. Что ей от меня надо? Нет, я знаю, что. Но когда она уже поймет, что это невозможно?       Из-за открытой двери снова раздается поскрипывание кровати и затем все звуки в одно мгновение прекращаются. Неужели проснулся? Этого еще не хватало!       — Когда ты уже поймешь? Он думал, что поступает правильно. Прости его.       Я нарочно презрительно усмехаюсь, хотя внутри все снова принимается клокотать от злости.       ПРОСТИТЬ?! Как легко из ее рта прозвучало это слово!       Пойми и ПРОСТИ! Охренеть! Как ей вообще хватило наглости такое попросить?!       ОН УБИЛ МОЕГО ЛУЧШЕГО ДРУГА!       И я должен его ПРОСТИТЬ?!       НИКОГДА!       Мне плевать, что Ньют шизанулся! Мне плевать, что он просил о смерти! Черт, он же был ШИЗОМ! Как можно было воспринимать его просьбу всерьез?! Это же Ньют!!! Надо было схватить его и тащить с собой! А этот ублюдок его УБИЛ! Выбрал путь полегче! Видите ли, он «знал, что у нас нет лекарства, что мы не сможем его вылечить». Черт! А теперь есть лекарство, но оно уже не поможет Ньюту!       Нет, я никогда не смогу простить его. Даже если я скажу, что прощаю этого утырка, я никогда не смогу чувствовать к нему ничего, кроме отвращения и презрения. Потому что простить его невозможно. Стоит мне только увидеть его, я думаю только о том, что он лишил моего друга… нет, брата, возможности вылечиться. Он лишил его нормальной жизни.       — Бренда, не влазь, — произношу как можно спокойнее. — Ты понимаешь его, но меня ни хрена. Ньют был мне братом, и теперь он мертв из-за твоего ушмарка. И мне плевать на его извинения и на твое желание. Такое не прощают.       Она качает головой и резко выпаливает:       — А что бы хотел Ньют?       Ей повезло, что она девушка — желание ударить ее невыносимое.       — Он уже ничего не хочет, — злобно сквозь зубы шепчу я.